Сдвиг по формуле крови

– Цветы возьмем к себе, может, отживеют ещё. И ты не будешь сюда рваться. Продукты возьмем все. Чего им пропадать? – приговаривала Люська, но Марья её не слушала. Она засиживалась над каждой упавшей книжкой, разглаживала каждую оброненную фотографию, долго держала в руках постель, принюхиваясь к подушкам. Ей казалось, что они ещё хранят запах Игоря, запах их счастливой жизни. Девушке все было дорого в этом доме. Людмила начинала нервничать.

– Мы сейчас на работу опоздаем, а это, между прочим, единственный источник нашего дохода, – ворчала она, отбирая у Марьи из рук вещи и ставя их по местам.

– Поезжай одна, – с блаженной улыбкой на лице говорила Марья и надолго брала в руки очередную вещь.

– Ненормальная, – злилась Люська, но обижаться не могла.

Наконец, они закончили. Вызвали такси, времени у них было, только, чтобы переодеться и выгрузить вещи. Открыли дверь – и опять шок. Теперь квартира Людмилы была перерыта. Все вещи валялись на полу, шкафы с распахнутыми дверцами зияли пустотой.

– О, Господи, ну что им ещё надо? – Люська была готова впасть в отчаяние.

– Так, переодевайся и марш на работу, я остаюсь.

– Тебе что, не страшно одной?

– Это же квартира, а не усадьба. Тут везде люди.

– Где они были, эти люди, когда нам дверь ломали.

– Поезжай, я придвину стол к двери, никто не войдет. Давай, а то нам спать негде будет, пока не уберемся.

Немного посомневавшись, Людмила ушла. Как-никак, теперь на её шее сидели двое – Марья и её пока не родившийся ребенок.

Лифт где-то застрял. Девушка побежала по лестнице вниз и увидела у мусоропровода местную достопримечательность, бомжеватого виду деда Гошу. Тот без зазрения совести перебирал кем-то просыпанный мусор.

– Привет, Людок, деньгами не поможешь? – по-свойски спросил он.

– Нет, – привычно ответила она, но, передумав, сказала: – взаймы не даю. Но подзаработать могу помочь. Полтинник нужен?

– Завсегда. Чего отремонтировать или перегрузить?

– Дед Гош, узнай, кто у меня в квартире перерыл все, полтинник сразу отдам.

– Мне бы авансик… Ребят угостить, поспрошать, покумекать сообща. Взяли-то чего?

– Да чего у меня брать-то, дед Гош, а то ты не бывал у меня, не видел. Вот перерыли всё, понять не могу, кто и зачем. Ладно, держи аванс.

И отсчитав ему три десятки, побежала дальше.

Марья энергично наводила порядок. Теперь уже ей хотелось поскорее отмыться от этих грязных чужих ладоней, которые шарили по их квартире, вещам, одежде. Хотелось чистоты. Она брезгливо собрала постельное белье и понесла в ванную, споткнувшись о валявшуюся под ногами куклу. Подняла, открутила ей голову. Цепочка с кулончиком были на месте. Улыбнувшись Люськиной смекалке и подумав, она опять закрутила куклу и посадила её на тумбочку. В дверь застучали.

– Кто там? – испуганно спросила она.

– Мне бы Люську, она денег мне обещала, – раздался голос изрядно выпившего деда Гоши.

Марья открыла. Гость потоптался на пороге, не решаясь войти.

– Так вот что у нас за краля поселилась. Пока тебя не было, у Люськи никто не безобразничал. Значит, весь тарарам по твою душу был. Денег давай.

– За что и сколько?

– Скажу, кто у вас тут был. Полста давай.

Марья протянула сотню.

– Значит, так. Был тут мужик, из интеллигентов, больно уж ловко орудовал с ключом. Мы его спросили, что он тут делает, у двери, а он сказал, что хозяйка заплатила в его фирму, чтоб замок поменять да сигнализацию установить. А когда мы засомневались и сказали ему Люську позвать, он сказал, что она душ принимает. А сам дверь открыл, вошел и за собой закрыл. Ну, а мы-то что… Может, там у них любовь…

– Вы его видели?

– Ну, я-то не видел. Но ребята мои видели, друзья, они не соврут

– И это все?

Cтарик, испугавшись, что Марья потребует деньги назад, добавил:

– А приходил он сюда пешком. Машин никаких во дворе чужих не было, – и, быстренько развернувшись, отправился восвояси.

Людмила пришла поздно, потихоньку открыла дверь, стараясь не разбудить Марью. Но она не спала, сидела на постели, обняв колени руками.

– Дед какой-то приходил, сказал, что обыск был из-за меня. Но я ведь не богата!

– Так-так, – нахмурилась Люська, – сколько ты ему отвалила?

– Сотню. Да, ладно тебе. Зато он сказал…

– Знаю, что он сказал. Он и с меня полтинник взял, шулер проклятый. Я завтра поговорю с ним. Ну, держись, старый!

– Ну чего ты так раскипятилась. Подумаешь, полторы сотни. Он, может, хоть за квартирой присмотрит.

– Ничего себе – всего полторы сотни! Нам деньги самим нужны.

– Может, мне на работу устроиться? – робко спросила Марья. Людмиле стало стыдно. Она подошла к подруге, чмокнула её в макушку.

– Ладно, прорвемся. Я тебе апельсинов принесла. А насчет деда ты права – скажу завтра, чтоб присматривал.

В дверь позвонили. Люська посмотрела в глазок – соседка тетя Тося рыдала взахлеб, вытирая кончиком фартука глаза.

– Что случилось, теть Тось? – распахнула Людмила дверь.

– Ой, горюшко у меня, горе, дядька двоюродный помер, телеграмму прислали.

Она запросто, по-соседски, уткнулась Люське в плечо. Та легонько отстранилась.

– Теть Тось, если вы насчет денег…

– Да какие деньги, что я, денег не найду, что ли. А вот пёсика моего оставить некому, – она опять заплакала громко, навзрыд. – Людочка, ты же добрая, сердце у тебя золотое, возьми на недельку, не больше, не могу же я его в поезд взять…

– Что? Нам? Собаку? Теть Тось, да Вы что, я не возьму ни за что! – и оглянулась на Марью, ища поддержки. Марья встала и подошла к ним:

– Мы обязательно возьмем, не волнуйтесь.

Соседку как ветром сдуло. Мгновенье спустя она держала на руках грязного белого цвета болонку.

– Её зовут Пусик, ест все подряд, – протараторила она и быстро исчезла, захлопнув за собой дверь, пока девчонки не передумали.

– Ты с ума сошла? Нам ещё блохастую собачку? Чем кормить будем?

Но Марья уже одевалась.

– Я быстро, куплю шампунь от блох и собачьей еды. Ты сама чего-нибудь хочешь?

– Да, колбасы, – сердито ответила Люська.

Марья вернулась веселая, чмокнула Люську в щеку, достала из пакета пломбир со сгущенкой и отдала ей.

– Не подлизывайся, транжира, – проворчала девушка для вида: злость уже прошла.

Они вдвоем попытались отмыть лохматое чудо. Собака, никогда не испытывавшая на себе прелести принятия ванн, от изумления даже не шевелилась.

– Ого, сколько грязи! – ужаснулась Марья.

– Так, милая, сколько лет не мыли!

Марья высушила собаку феном. Та развалилась и от удовольствия закрыла глаза. А потом, когда уплела целую миску собачьего корма, даже не знала, облизывать Марьины ноги или тарелку.

– Смотри, какая она ласковая, – уговаривала Люську Марья.

– Была бы ласковая, если бы магазины по ночам не работали! Чур, не я с ней гуляю.

Пуся спала спокойно, под Марьиным краем дивана. Молчала, потому что теплая Марьина рука полночи гладила глупую собачью голову.

ГЛАВА 23.

Деньги кончались. Ресторан, где работала Людмила, на две недели закрыли для проведения дизайнерских работ. Днем Людмила, тайком от Марьи, искала подработку, но в маленьком городе ей это никак не удавалось.

Марья, собравшись гулять с собакой, незаметно от Людмилы достала кулон и пошла к ювелиру.

– Сколько это может стоить?

Ювелир, которого звали Сергей Иванович Виссарионов, в тот же миг узнал кулон и густо покраснел.

– Вы хотите его продать?

– Да.

– Десять тысяч Вас устроят? – заикаясь, спросил он. От Марьи не укрылось поведение ювелира.

– Десять тысяч? – саркастически спросила она и выдернула цепочку из его рук.

– Двадцать, – быстро предложил он. Марья раздумывала, слегка раскачивая на пальцах кулон. Жадный взгляд Сергея Ивановича ни на секунду не отрывался от золотой вишенки.

– Моя последняя цена, – неуверенно сказал он, – двадцать пять тысяч.

– Я подумаю, – резко сказала она и ушла.

Сергей Иванович выбежал за ней. «Я буду Вас ждать!» – с надеждой крикнул ей вслед. Она усмехнулась, но даже не оглянулась.

Поехала к другому ювелиру.

– Какой интересный экземпляр, ручная работа, довоенного времени, – восхитился старый мастер.

– Скажите, а мог ли этот кулон попасть в какие-нибудь каталоги, энциклопедии?

– Ну, что Вы, – усмехнулся ювелир. – Вещь, конечно, нестандартная, но до шедевра ей далеко. Никакой ценности, кроме любительского интереса, она не представляет.

– А сколько этот кулон может стоить?

– Тысячи две, максимум, три. Рублей, конечно.

Марья ушла. Посетив ещё пару мастерских и услышав подобные речи, она вернулась к Виссарионову.

– Что знаете про этот кулон Вы, чего не знаю я? – в лоб спросила его. Ювелир покраснел и замялся.

– Я просто очень люблю старинные вещи.

– Врете, – резко сказала она.

Он развел руками. Марья обратила внимание на его тонкие, ухоженные руки. «Как у белогвардейца», – нелепая мысль пришла ей в голову.

– А это не Вы, случайно, устраивали обыск в моем доме? – вдруг грубо спросила его. Он покраснел ещё больше и, заикаясь, начал нести какую-то чушь.

Марья повернулась и демонстративно ушла.

Людмилы дома не было. Марья достала плоскогубцы, какие-то сломанные очки, что валялись у Людмилы в ящике – вместо лупы, пару щипцов и молоток. Уселась перед окном и начала ломать кулон. Но ничего не получалось. Вишенка царапалась, но даже не плющилась. Промаявшись целый час, она со злостью швырнула кулон в голову несчастной куклы.

ГЛАВА 24.

После некоторого отчуждения между Керимом и Людмилой, связанного с переездом Марьи, Людмила снова приехала к нему домой.

– Тебе что-то надо, – грустно сказал он.

– Да нет, ничего особенного, я просто соскучилась.

Они занялись любовью, но что-то стояло между ними.

– Значит, надо начать с твоего «ничего особенного», – вздохнул Керим, –выкладывай.