Пропавшая сестра

– Так и знал, что имя начинается на букву «М».

– Все в порядке, – быстро говорю я, отмахиваясь от беспокойства Эдриана. Я больше беспокоюсь о том, что скажу, когда настанет моя очередь. Ложь выбрать легче. А вот сказать правду – трудно. Из-за того, что я сломала руку, когда мне было шесть, я кажусь скучной. Я не собираюсь признаваться в том, что я еще ни разу не целовалась. Миссис Сандерсон понятия не имеет, какой стресс у меня вызывают эти несколько коротких минут на то, чтобы разобраться в той правде о себе, которой я готова поделиться с этими почти незнакомыми мне людьми.

– О’кей, сейчас, – говорит Райан, очевидно, оправившись от смущения, и Эдриан машет ему рукой, чтобы тот сделал ход. – У меня две сестры. У меня карие глаза. И, м-м-м, в следующем году я собираюсь играть за «Пэтриотс».

Мы с Эдрианом смотрим друг другу в глаза. Наверное, мне не стоит усердствовать.

– «Пэтриотс», – говорю я.

В ответ он щелкает пальцами и наставляет на нас воображаемый пистолет.

– Ладно. Моя очередь. – Эдриан впечатляюще быстро потирает руки и резко останавливается. – Я тайный битбоксер. Я выиграл стипендию в двадцать тысяч долларов от Гугл. У меня две татуировки.

Райан изучает его с ног до головы, настроенный на серьезное обсуждение:

– Готов поспорить, ты мог бы отбить ритм, но я не вижу никаких татуировок.

Эдриан поднимает брови и опускает уголки рта, обдумывая оценку Райана. Он не сильно изменился с девятого класса. Я отчетливо помню того Эдриана. Однажды я была так напугана предстоящей презентацией на уроке истории у мистера Трикера, что вбежала в зал, задыхаясь. Эдриан догнал меня и сказал, что вместо того, чтобы представлять аудиторию в нижнем белье, мне следует представить нашего волосатого учителя средних лет в ярко-оранжевых плавках и такой же шапочке для плавания. Сочетание его невозмутимого выражения лица и образа, что он создал в моем воображении, заставило меня расхохотаться, и я забыла о своих переживанях. Эдриан, может, и остался тем же клоуном, каким был на первом курсе, но он внешне изменился. Раньше он был худощавым, весьма худощавым, но сейчас он заметно окреп. Его руки и плечи стали крупнее. Насколько я знаю, он не занимается спортом во Флориде, но, возможно, он работал физически.

– Татуировки могут быть скрыты под одеждой, – предполагаю я.

– Перестань так на меня смотреть! – Эдриан опускает руки, прикрывая одной грудь, а другой пах. Я игнорирую его, стараясь не покраснеть.

– Я думаю, что вся эта история со стипендией – ложь.

Эдриан переводит взгляд с меня на Райана и обратно.

– Сказать правду? – Он делает глубокий вдох и отбивает несколько ударов, прежде чем сказать: – У меня действительно есть две татуировки. Нет, вы их не увидите, и хотя я выиграл стипендию, она была не на двадцать тысяч.

– Она выплачена полностью? – спрашивает Райан, а затем добавляет: – В следующем году я буду играть во втором дивизионе. Я не могу представить, что мне придется самому оплачивать расходы и заканчивать школу со всеми этими долгами.

Я поеживаюсь при мысли о своих собственных оставшихся без ответа вопросах о колледже и нервно ковыряю что-то на столе. Заметив, что Эдриан наблюдает за мной, я замираю.

– Нет, ничего подобного, – говорит он Райану.

– Все в порядке. Студенческие займы – это еще не конец света. Со мной все будет в порядке. – Он поворачивается ко мне лицом:

– Итак, давайте послушаем. Две правды и ложь.

Я надеялась, что они, возможно, забыли обо мне. Мои пальцы непрестанно теребят подол рубашки, и я засовываю их под ноги, чтобы успокоиться:

– Ладно. Я знаю, как делать искусственное дыхание. Я очень гибкая. И у меня есть близнец.

Райан фыркает:

– Что ж, видели мы твоего близнеца. – Он указывает на другой конец комнаты. Грейс что-то говорит своей группе, драматично пожимая плечами, и двое других смеются. – Готов поспорить, что это искусственное дыхание.

Эдриан поджимает губы, делая вид, что размышляет. Я не привыкла, чтобы кто-то наблюдал за мной так долго. Наконец он говорит:

– Согласен. Искусственное дыхание.

– Мне пришлось пройти курсы первой помощи, чтобы стать няней. И… – Я сцепляю ладони вместе и выкручиваю их в стороны.

– Ого! – воскликнул Эдриан, откидываясь на спинку стула, в то время как Райан прикрывает глаза рукой и кричит:

– Это отвратительно!

Я опускаю руки, когда понимаю, что это еще не конец.

– Подождите, – говорит Райан. – Это нечестно. Тут все правда.

– Нет у меня близнеца. Грейс на десять месяцев старше меня.

Райан выглядит еще более растерянным, чем на прошлой неделе на уроке английского, когда миссис Хейнс задала ему выучить стихотворение лорда Теннисона. Я продолжаю сыпать объяснениями:

– Она родилась в начале августа, но мама снова забеременела, и в июне следующего года родилась я.

Райан трижды переводит взгляд с меня на Грейс.

– Ты была такой умной, что они не смогли тебя задержать, да? – шутит Эдриан.

– Что-то в этом роде, – отвечаю я. – Уход за ребенком и так влетает в копеечку, а если бы я ходила в детский сад, это обошлось бы в несколько тысяч долларов в год.

– Подожди, – говорит Райан. – Но вы почти одинаковые.

– Так бывает.

– Я не знаю, – осторожно отвечает Эдриан. Его темные глаза останавливаются на моем лице и не отпускают. – Не совсем одинаковые.

Я ловлю себя на том, что тоже улыбаюсь – и вовсе не из-за его растрепанных волос или нелепой рубашки.

– Так, орлы! – кричит миссис Сандерсон с другого конца комнаты, не давая мне возможности понять, так ли выглядит флирт. – Теперь, когда вы немного узнали друг о друге, пришло время узнать больше о себе.

Каждый по-своему придает индивидуальности своей записной книжке. Я пишу фломастером свое имя на обложке, а на обороте оставляю кучу непонятных каракулей и рисунков без какого-либо определенного смысла.

Миссис Сандерсон говорит, что цель первого дня – открыться друг другу, но для этого мы должны сначала узнать больше о самих себе. Мистер Гаттер раздает различные личностные тесты, которые мы заполняем и кладем в наши папки. Час спустя я обнаруживаю, что у меня тип 9 по эннеаграмме, INFP по тесту Майерса – Бриггса и синий цвет по цветовому тесту. Все это говорит о том, что я ставлю других выше себя, забочусь обо всех и делаю многое для других, зачастую в ущерб себе.

– А теперь перейдем к вашим соседям по комнате, – призывает миссис Сандерсон.

О нет. Соседи по комнате. Я не хочу портить никому поездку, ведь я, очевидно, не самый желанный кандидат, но я благодарна миссис Сандерсон за то, что она сама нас распределит. По крайней мере, мне не придется беспокоиться о том, что меня никто не выберет. В седьмом классе мы попросили соседей по комнате забронировать нам номера в отеле для поездки в Вашингтон, округ Колумбия. Никто не внес мое имя в свой список. С тех пор, когда учителя объявляют, что мы можем сами выбирать себе партнеров, моя уверенность рушится на корню. Я ненавижу боязнь быть отвергнутой. Мы с Грейс четыре года жили в одной комнате, и, благодаря стипендии, которую я не получу, мы, вероятно, будем делать то же самое в колледже Файв-Лейкс. Сомневаюсь, что миссис Сандерсон поселит нас вместе.

Я осматриваю комнату в поисках других вероятных соседей. Тори Сиблонски смотрит в окно, накручивая на палец свои густые волосы, и совсем не слушает миссис Сандерсон, которая делает, возможно, самое важное заявление за всю неделю. Поездка на автобусе, возможно, была не самой комфортной, но с Тори все будет в порядке. Есть шанс, что меня поставят в пару с Алиссой Гриффин. Она чирлидерша, но никогда не замечена ни в одной компании. Форест-Лейн не отличается разнообразием национальностей ее учеников, поэтому Алисса – единственная японка в нашем потоке. Каждый день она переходит от одного обеденного стола к другому, спокойно общаясь со всеми и не вызывая ревности у других. Мы не занимались вместе со второго курса, но если кто-то и захотел бы узнать меня настоящую, то, держу пари, это была бы она.

– Эдриан Клемент и Клайд Гейбл, комната 103.

– Да, Клайд! – Эдриан тянется, чтобы дать Клайду пять, но не может дотянуться. Он бросает быстрый взгляд на миссис Сандерсон, прежде чем совершить сальто через весь зал и приземлиться прямо перед Клайдом, подняв руку, чтобы тот дал ему пять. Клайд с удовольствием подыгрывает.

– Я бы хотела напомнить всем, – говорит миссис Сандерсон, неодобрительно взирая на Эдриана, – чтобы вы оставались на местах, пока я не назову каждого.

Эдриан извиняющимся жестом машет рукой, прежде чем ползком вернуться на свое место. Если бы подобное попробовал исполнить Райан Джейкобс, это было бы отвратительно. Но что бы ни сделал Эдриан, это неизменно вызывает у всех смех, включая персонал. Как и Алисса, он не состоит ни в одной компании. Вернувшись на место, Эдриан встряхивает волосами, усиливая эффект, который он и так произвел на публику.

Миссис Сандерсон называет еще несколько имен, прежде чем произнести:

– Грейс Столл и Тори Сиблонски, комната 114.

Тори вскидывает голову при звуке своего имени; Грейс широко улыбается ей и машет рукой.

– Мэдди Столл и… – Она сверяется со своим списком. – Джейд Коулман, комната 118.

Джейд сидит через четыре сиденья слева от меня. Ее ярко-рыжая крашеная челка закрывает лоб. В рыжий выкрашен лишь верхний слой волос, что резко контрастирует с темно-коричневым нижним цветом. Она одна из немногих девушек, не носящих джинсы. Вместо этого на ней черная юбка-клеш на подтяжках, кружевные колготки в цветочек и армейские ботинки. Два пучка на ее макушке напоминают мне плюшевого мишку. Уверенность в себе придает ей тот особый шарм, о котором я могу только мечтать. Да, Джейд, возможно, подойдет.

Миссис Сандерсон перечисляет остальные имена, после чего все начинают суматошно разбирать сваленные у стены сумки. Я держусь в стороне до тех пор, пока Райан Джейкобс не выбегает за дверь с сумкой на плече. Мистер Гаттер призывает всех идти спокойным шагом, но все попытки утихомирить толпу не увенчиваются успехом.

С каждым шагом вверх по лестнице я заготавливаю еще один вопрос, который смогу задать Джейд, чтобы завязать беседу и показать, что мне с ней интересно, попытаться ей понравиться. Все будет хорошо. Обязательно будет. Мне нужно перестать волноваться. Остановка. Стоп-стоп-стоп.

Когда я добираюсь до комнаты, Джейд уже заняла нижнюю койку. Места едва хватает – беспрепятственно добраться до комода у окна не получится. В зеркале на стене отражаются серые тучи, закрывающие солнце.

Джейд перестает копаться в своей сумке, когда я вхожу, выражение ее лица неуверенное. Безупречно нанесенная подводка и идеально выщипанные брови подчеркивают невероятные темно-карие глаза.

– Мэллори, верно?

– Мэдди, – поправляю я. Люди всегда забывают имена учеников, которые не разговаривают на уроках.

– Да, извини. Плохо с именами.

– Все в порядке. По крайней мере, ты не назвала меня Грейс, – шучу я.

Она не реагирует и возвращается к подушке, пытаясь разместить ее на кровати. Ничего, все в порядке. Некоторым людям нужно больше времени, чтобы оттаять.

– Ого, они действительно не хотят, чтобы мы проводили много времени в своих комнатах, не так ли? – спрашиваю я, протискиваясь мимо нее к ко- моду.

– Надеюсь, в следующем году комнаты будут побольше.

Вот и ответ! У меня получилось! Все не так уж плохо!

– Ты определилась с колледжем? – спрашиваю я, выуживая вопрос из памяти.

– Да, и я специализируюсь на моде и дизайне.

– О, это… – Я оборачиваюсь, но останавливаюсь, когда вижу, как Джейд листает что-то в своем телефоне. – Как тебе удалось пронести его мимо миссис Сандерсон?

Она смотрит на меня так, словно я спрашиваю, как ей удалось достать шоколадный батончик из торгового автомата.

– Я оставила его в кармане. Не похоже, что за нами будут следить. Ты же меня не выдашь, правда? – Она смотрит на меня выжидательно, я качаю головой, она продолжает смотреть в телефон.

– Итак, мода, – говорю я, пытаясь показать, что мне совершенно неинтересно заниматься доносами. Но у меня нет готовых вопросов на этот счет, чтобы поддержать разговор. – Значит ли это, что ты будешь изучать одежду?

– Это сложнее, чем кажется, уверяю.

Я выдвигаю второй ящик и вытаскиваю из него сумку.

– Мы с сестрой собираемся в местный колледж. Я отложила немного денег, и мне не нужны проблемы с соседкой по комнате, понимаешь?

Но она не услышала моего вопроса – когда я поворачиваюсь, чтобы узнать ответ, Джейд и след простыл.

– Неплохо побеседовали. Рада, что узнала тебя получше, – бормочу я, не обращаясь ровным счетом ни к кому, кроме зеркала.

С таким же успехом я могла бы просто промолчать.

Люди будут любить меня такой, какая я есть

Люди будут любить меня такой, какая я есть

Люди будут любить меня такой, какая я есть

Люди будут любить меня такой, какая я есть

Люди будут любить меня такой, какая я есть

Люди будут любить меня такой, какая я есть

Люди будут любить меня такой, какая я есть

Люди будут любить меня такой, какая я есть

Люди будут любить меня такой, какая я есть

Люди будут любить меня такой, какая я есть

Люди будут любить меня такой, какая я есть

Люди будут любить меня такой, какая я есть

Люди будут любить меня такой, какая я есть

Люди будут любить меня такой, какая я есть

Люди будут любить меня такой, какая я есть

Люди будут любить меня такой, какая я есть

Люди будут любить меня такой, какая я есть

Люди будут любить меня такой, какая я есть

Люди будут любить меня такой, какая я есть

Люди будут любить меня такой, какая я есть

Никто не смог бы полюбить меня так.

Глава 7

Грейс

28 апреля

Я хочу увидеть Мэдди, притворяющуюся спящей на диване, чтобы не выпускать Физзи, и услышать как она смеется, норовя поймать попкорн. Вместо этого образы плавающей в воде Мэдди приливают и отливают, словно волны. Я вижу ее умиротворенное под дождем лицо. Я чувствую ее холодную руку в своей руке. Я хочу, чтобы это прекратилось. Прошу. Я не хочу помнить ее такой. Но я должна держаться. Должна рассказать полиции все, что знаю.

Мама сидит рядом со мной, пока детектив Говард просматривает что-то на своем ноутбуке. Он говорит, что разговор записывается, но в центре стола нет коробочки с мигающей лампочкой, так что я не знаю, так ли это.

– Водолазы уже обыскали озеро, – говорит детектив.

– Я знаю, – говорю я, – но ее там и нет. Я подвела ее к… небольшой песчаной косе.

Детектив Говард делает заметки:

– Песчаная коса?

– Что-то вроде того.

Я различаю детали на смутных изображениях, мелькающих в голове, и перебираю пальцами. Ее лицо преследует меня, но детали по-прежнему трудно уловить.

– Это был не только песок. Скорее, это были сорняки и другие растения. Я не знаю, что это, но мы там были. Вы должны найти ее там.

– Ваша соседка по комнате, с которой вы были в поездке, сказала, что, когда она проснулась, вас не было в комнате, и похоже, что вас не было всю ночь. Где или с кем вы могли быть?

– На что вы намекаете, детектив? – вмешивается мама.

Детектив Говард не отвечает, но и не отводит от меня пристального взгляда.

– Я… я не знаю.

– Вы помните что-нибудь еще о том месте? Какие-нибудь ориентиры, положение солнца, или…

– Было темно. Я уже говорила вам об этом.

– Вы можете вспомнить что-нибудь еще? Что вы делали?

– Нет, я… – Я замолкаю, безуспешно пытаясь отыскать в тумане памяти еще одну зацепку. Это усилие вызывает вспышку острой боли. Я потираю виски. Если бы я не забыла дома лекарства, которые дал мне доктор Тельман, я, возможно, смогла бы что-то вспомнить. Но это причиняет боль. Я провожу руками по волосам. Это будет стоить того, если мы найдем Мэдди. Я могу сделать это для нее. Я могу преодолеть боль. Я…

– Я помню только, как я скользила по воде, держа Мэдди под руки, а потом вытаскивала ее из озера.

Мама заерзала на стуле:

– А как насчет каких-нибудь домиков у озера? Ты можешь что-нибудь вспомнить?

– Нет. – Хотела бы я предложить что-то большее, повод для надежды. Но это все, что я помню, и этого должно быть достаточно. Должно быть. – Мне жаль.

– Закрой глаза и расслабься, – говорит мама, но это звучит как «Постарайся, прояви усердие».

Я следую ее совету, но боль в голове сводит меня с ума. Я делаю низкий, медленный выдох сквозь стиснутые зубы. Я единственный человек, способный найти Мэдди и при этом совершенно бесполезный. Я концентрируюсь на точке на столе, чтобы не смотреть на маму:

– Я стараюсь, мам.

– Может быть, – говорит детектив, откидываясь назад, – мы сможем найти пару банок содовой. – Он улыбается, пытаясь разрядить обстановку. – Или «Поп». Извините, я не со Среднего Запада.

Дверь открывается, и входит еще один полицейский в форме.

– Миссис Столл, не могли бы вы проводить офицера Джонса к торговому автомату и выбрать что-нибудь, что придется по вкусу вам и вашей дочери? Своего рода успокоительное.

Мама колеблется.

Я потираю виски:

– Газировка была бы кстати.

– Я сейчас вернусь.

Она еще раз бросает на меня взгляд, прежде чем переступить порог. Детектив Говард ждет, пока закроется дверь.

– Я знаю, какими могут быть матери, – сухо говорит он.

Я не отвечаю, но я должна признать, что атмосфера в комнате изменилась, когда удалился всего один че- ловек.

– Что произошло после того, как вы вытащили ее на песчаную отмель? – спрашивает детектив Говард.

– Я пыталась выбраться на берег сама. Но я не помню, что произошло. Должно быть, я потеряла сознание и упала, прежде чем успела позвать на помощь.

– Из-за травмы головы? – Он указывает на мою голову.

– Так мне сказал врач.

– Но вы же не думаете, что кто-нибудь из школы хотел причинить вам вред?

– Я уже все сказала, нет.

Но это было до того, как я прочитала ту запись в блоге о мистере Гаттере.

– Как вы думаете, откуда у вас этот ушиб? Или синяк?

– Я… я не знаю.

Но это не совсем так. Даже если я не знаю наверняка, я не могу отрицать, что детектив Говард прав: возможно, кто-то из участников поездки действительно хотел причинить нам вред. Думать об этом страшно, но еще страшнее признать вслух. Должно быть другое объяснение. Пожалуйста, пусть будет другое объяснение…

– Может, я упала или что-то в этом роде, – бормочу я. Пока детектив Говард может сомневаться в том, что кто-то сделал это со мной – с ней, с нами, – тогда, возможно, я смогу продолжать отрицать это.

Детектив Говард наклоняет голову и проверяет свой компьютер:

– Когда я разговаривал с учителями, они сказали, что покидать лагерь было категорически запрещено.

Это утверждение, поэтому отвечать не требуется. Я уверена, что выходить из лагеря было грубым нарушением, но я не слышала об этом. И не помню, чтобы я его покидала.

– Вы знаете, почему вы с сестрой посреди ночи оказались на Французском озере, в полутора милях от лагеря?

– Нет. Я же сказала, что больше ничего не помню.

В его глазах мелькнуло подозрение.

– Иногда подростки боятся заработать себе проблемы, поэтому их память немного… затуманивается. Но если в деле были замешаны алкоголь или наркотики, этого скрывать не стоит.

– Нет. Ничего подобного не было, – не задумываясь, отвечаю я.

– Мы нашли две разбитые бутылки из-под водки на территории лагеря.

Я пожимаю плечами:

– Я ничего об этом не знаю.

– Что вы можете рассказать о своей старой школе? Зимние танцы?

Я не двигаюсь. Я не моргаю. Я не дышу.

Детектив Говард наклоняется ко мне.

– Ничего, – отвечаю я. – Это было четыре года назад.

– Вы не думаете, что это может иметь отношение к делу?

– А вы?

Он складывает руки перед собой и изучает мое лицо. Хотела бы я знать, что он мог увидеть.

– Что еще вам известно? Как вы добрались до озера? Почему вы были там под дождем?

– Я бы не стала ничего скрывать, если бы это помогло найти Мэдди. – Он перестает печатать, а я добавляю: – За исключением…

Я не знаю, почему я еще не рассказала ему остальное. Может быть, потому, что я не могу поверить, что это правда.

Детектив Говард склоняет голову набок и прищуривает глаза, словно ему любопытно или он пытается разгадать головоломку, но при этом молчит. Так или иначе я должна рассказать ему все, если хочу найти свою сестру.

– С тех пор как я проснулась, у меня было несколько вспышек в памяти. Я продолжаю прокручивать их в голове. В моей руке фломастер. Мэдди бежит по коридору рядом со мной. Крик в темноте…

Воспоминания ничего не значат. Это проблески, вспышки. Ничего, что могло бы помочь в поисках. И все же они мучают меня. Фломастер. Кеды. Крик. Фломастер. Кеды. Крик.

Мой мозг тшетно пытается успокоиться: тсс, тсс, тсс.

– Кеды, вы сказали? Вы уверены?

– Да. Мэдди всегда носит конверсы, и они звучат совсем не так, как мои шлепанцы.

Детектив Говард отодвигает свой стул и смотрит на мои ноги под столом.

– Ваши шлепанцы, – говорит он, делая пометку.

Я скрещиваю ноги и засовываю их под стул:

– Вы же найдете мою сестру?

Он перестает печатать, и я не знаю, хочу ли я, чтобы он сказал мне правду, или хочу, чтобы он солгал. Я просто хочу перестать чувствовать себя бесполезной.

– Да, – говорит он. – Мы проверяем телефонные данные, просматриваем записные книжки и опрашиваем участников после поездки. Мы обязательно найдем ее!

Дверь снова открывается, и мама возвращается с двумя банками в руках.

– Я думаю, на сегодня все, – говорит детектив Говард, поднимаясь на ноги. – Я обязательно буду держать вас в курсе. Миссис Столл, можно вас на пару слов?

Обрывки разговора доносятся до меня.

«… проблемы… Мэдди… монитор… Грейс…»

Головная боль пронзает так резко и внезапно, что я задерживаю дыхание и крепко зажмуриваю глаза. Я смогу. Я сосредотачиваюсь на дыхании, но мое сердце рвется из груди, пытаясь исследовать те моменты, что я помню, и обратить внимание на то, что меня окружает.

Вопросы детектива Говарда звучат у меня в ушах: «Как вы думаете, откуда у вас этот ушиб? Или этот синяк? Как вы добрались до озера? Почему вы были там под дождем?» Но я прислушиваюсь к своим сомнениям, которые шепчут, что знание может оказаться хуже, чем я себе представляю, и я стараюсь прогнать эти мысли как можно дальше.

Выйдя из здания полицейского управления, я ощущаю дуновение теплого весеннего воздуха, делаю глубокие, судорожные вдохи, желая унять боль в голове и стараясь не обращать внимания на подозрение, растущее в моей груди… На то, от чего волосы встают дыбом у меня на затылке: в тот момент мы не просто бежали. За нами гнались.

Может быть… это действительно был кто-то, кто ездил вместе с нами. Мэдди вскрикнула, значит, мы бежали недостаточно быстро, чтобы…

Справа от меня хлопают дверцы сразу нескольких машин, и к парадной двери подходят двое мужчин в деловых костюмах и девушка. Миниатюрная девушка с длинными светлыми волосами.

– Николь! – зову я.

Ее взгляд проясняется, словно рассеивается туман и она наконец узнает меня. Несколько быстрых шагов, и вот Николь уже около меня. В ту же минуту на ее лице появляется знакомое до боли беспокойство, к которому мне, очевидно, нужно привыкнуть.

– Ты в порядке? Я слышала, что ты в больнице, и…

– Да. – Я опускаю голову, будто пытаясь скрыть следы на своем лице. – Врачи привели меня в чувство.

В какой-то момент я понимаю, что при обычных обстоятельствах мы бы обнялись, но Николь не пытается приблизиться. Моего заявления о состоянии здоровья, должно быть, недостаточно, чтобы убедить ее, что прикосновение не сломает мне ребро и не добавит синяков. Волосы Николь по-прежнему идеально уложены. Ее наряд по-прежнему «с иголочки». Но глаза… Никакой косметике не по силам скрыть отечность и темные круги от постоянной тревоги и стресса. Исчезновение Мэдди никого не оставило равнодушным.

– Я бы позвонила, но… – она бросает быстрый сердитый взгляд на приближающихся мужчин, – мой отец заблокировал мой телефон. Никаких социальных сетей. Все общение только с семьей.

Так что, даже если бы я заглянула в свой аккаунт сегодня утром, Николь бы так и не прочла ни одного моего сообщения.

Мужчины останавливаются позади Николь. Если я представлю себе поло вместо костюма и покрытое красными пятнами лицо, кричащее на судью, а не невозмутимые черты, я могу узнать в мужчине справа отца Николь. Он играл в волейбол, когда она была маленькой.

– Нет, все в порядке, мой телефон до сих пор в полиции, и…

Внезапно мне приходит в голову, что полицейский участок – это не то место, где я ожидала бы встретить Николь.

– Что ты здесь делаешь?

– Они вызвали меня, чтобы…