Виталина Григорьева. Зона тишины

Служебная записка (копия, часть текста вымарана): "…Каменев А.П. проходил курс экспериментальной терапии по коррекции асоциальных тенденций… демонстрировал признаки синдрома навязчивого коллекционирования с элементами агрессии… инцидент 12.10.2008 требует тщательного расследования возможных нарушений протокола…" Подпись неразборчива.

И фотография. Групповой снимок сотрудников "Объекта". Молодые люди в белых халатах. В центре, чуть в стороне – человек с острым, нервным лицом и слишком большими, темными глазами. Он смотрел не в камеру, а куда-то вбок, в пустоту. В руках он держал… не блокнот, не прибор. Он держал куклу. Примитивную, тряпичную, с пуговицами вместо глаз. Надпись карандашом на обороте: "Лаборатория 4. Каменев А.П. 2007г."

Арсений Каменев. Инженер. Экспериментальная терапия. Синдром коллекционирования. Куклы. Исчез. Или не исчез? Его "дальнейшая судьба неизвестна". А девушки пропадать начали через несколько лет после закрытия Объекта.

Виталина смотрела на фотографию. На эти темные, пустые глаза. Она вспомнила описание тела Лены Барсуковой от Зои Николаевны: "…как кукла разбитая". Вспомнила узел из лески. Образцы глины.

Она положила фотографию в блокнот. Спрятала папку обратно за трубу. Сердце бешено колотилось. Это была нить. Первая настоящая нить к "Кукольнику".

Когда она вышла из подвала, в здании МВД было уже пусто. Только дежурный сержант клевал носом у экрана. Она сдала ключ, вышла на улицу. Вечерний Моторск окутывал холодный туман, смешиваясь с промозглой дымкой. Она шла домой, сжимая блокнот с именем Каменева и его фотографией. В голове крутились слова Волгина: "Иногда могилы вскрываются. Если знать, где копать."

Он знал. Он знал про эту папку? Направил ее туда? Или это был случайный подарок судьбы в море пыли?

Она подходила к своему дому. Во дворе было темно и тихо. Она поднялась по скрипучей лестнице, подошла к своей двери. И замерла.

На пороге, прямо перед дверью, лежал небольшой предмет. Не камень. Что-то другое. Что-то завернутое в промокшую от тумана газету.

Виталина осторожно присела на корточки, не касаясь. Развернула край газеты лучом фонарика телефона.

Внутри, грязная и мокрая, лежала кукла. Самодельная, грубая. Сшитая из темной ткани. С волосами из пакли. Но лицо… Лицо было вылеплено из темно-красной глины. И черты его, искаженные и примитивные, были ужасающе узнаваемы. Это было лицо Алены Сорокиной. Улыбающееся, жизнерадостное лицо с фотографии из дела, превращенное в жуткую маску. А на шее куклы, туго затянутый, был повязан сложный узел из белой лески.

На обрывке газеты под куклой, выведено губной помадой или чем-то похожим, красовалось одно слово:

"ПРИВЕТ"

Холодный ужас, острее любой ярости, сжал Виталину горло. Она подняла голову, впиваясь взглядом в черные окна промзоны. Туман клубился, скрывая наблюдателя. Но она знала. Он был там. Он видел. Он знал о ее походе на Строителей. О ее визите к Зое Николаевне. О ее дне в архиве. Он играл с ней. Он добавил ее в свою коллекцию. Или ее кукла уже была готова?

Она схватила куклу, не боясь отпечатков (он их не оставил бы), и бросилась в квартиру, захлопнув дверь на все замки. Прислонилась к ней спиной, сжимая в руке глиняное подобие Алены Сорокиной. Дыхание сбилось.

В подвале архива она нашла имя. На пороге дома ей оставили ответ. Игру начал не только Крутов. Настоящий хозяин Моторска вышел на сцену. И его первый ход был безупречно жесток.

Виталина посмотрела на куклу. На узел лески. Потом на фотографию Каменева в блокноте. Холодный ужас медленно, сантиметр за сантиметром, стал превращаться в ледяную, абсолютную решимость. Страх был роскошью. У нее оставалась только ярость и этот жуткий трофей – приглашение в игру.

Она подошла к столу, положила куклу рядом с пакетиком лески и пробиркой глины. Три экспоната. Начало коллекции. Начало охоты.

Хорошо, Каменев, – подумала она, глядя на его фотографию. – Игра началась. Посмотрим, кто кого соберет.

За окном, в промзоне, во тьме и тумане, зажглся еще один огонек. Рядом с тем, что горел вчера. Как два глаза в темноте.

Глава 6. Точка Невозврата

Глиняное лицо Алены Сорокиной, искаженное в мерзкой пародии на улыбку, лежало на желтой клеенке кухонного стола. Луч утреннего света, пробившийся сквозь щель в заклеенном окне, выхватывал грубые швы, паклю волос и туго затянутый узел лески на шее. Виталина не спала. Она сидела напротив куклы, пистолет на столе рядом, блокнот открыт. Ночной ужас выгорел, оставив после себя пепельно-холодную ясность и стальную решимость. Страх был роскошью для мертвых. Она была жива. И она объявила войну.

Она изучала куклу не как жертва, а как следователь. Почерк.

1. Материал: Темная, грубая ткань – похожа на брезент или старую спецовку. Глина – та самая, темно-красная, обожженная. Совпадала с образцом с ул. Строителей и с описаниями в старых архивах. Специфический сорт.

2. Изготовление: Грубо, быстро, но с пугающим вниманием к деталям лица. Значит, у маньяка было фото Алены (доступ к базе МВД? Или он наблюдал?). Швы – неровные, но крепкие. Рука уверенная, привычная.

3. Послание: Сама кукла – символ власти, превращения живого в предмет коллекции. Узел – его подпись. Слово "ПРИВЕТ" – насмешка, вызов. И доставка на дом – демонстрация всеведения и безнаказанности. Он знал, где она живет. Следил. Возможно, следит сейчас.

Она положила куклу в чистый пластиковый пакет – вещдок. Доказательство не для системы Крутова, а для себя. И для будущего, которого, возможно, не будет. Блокнот пополнился:

Каменев А.П. "Кукольник". Связь с Объектом (2008). Эксперименты? Психиатрия. Синдром коллекционирования. Специалист (инженер/техник?) – доступ к материалам, знаниям.

Цель: Коллекция "идеальных кукол"? Месть обществу? Власть над жизнью и смертью?

Метод: Похищение (промзона, окраины). Консервация тел (галерея?). Оставление меток (леска, узлы, глина). Игра со следствием (кукла).

В МВД идти было бессмысленно. Куклу конфискуют, спишут на чью-то больную фантазию, а ее объявят истеричкой. Крутов только ждал повода. Нужен был другой путь. "Чиж". Сергей Чижиков. Местный компьютерщик с неофициальной базой пропавших. Волгин в архиве намекнул на него косвенно, упомянув "негласные" источники.

Как его найти? Открыто спрашивать – глупо. Виталина вспомнила район – частный сектор у старых теплотрасс, где ютились те, кому не хватило места даже в "хрущевках". Безопаснее идти пешком, без служебной машины. Она переоделась в темные джинсы, простой свитер, ветровку – ничего, что кричало бы "мент". Пистолет – под ветровкой. Блокнот – во внутренний карман. Чувство слежки не покидало, но теперь оно было частью ландшафта, как запах гари.

Район "Чижа" встретил ее царством упадка. Покосившиеся заборы, ржавые гаражи-ракушки, лужи масла. Воздух гудел от близости теплотрасс. Виталина действовала методом "старой бабки" – Зои Николаевны. Купила пачку дешевых сигарет в киоске с решетками.

– Подскажите, Сергея Чижикова ищу, – сказала она продавщице, женщине с лицом, как смятая бумага. – Компьютерщик. Говорят, тут живет.

Женщина оценивающе посмотрела, пожевала губами.

– Чиж? – буркнула она. – Дом вон за тем гаражом, синий, облупленный. Но он… странный. Людей не любит. И не дешево берет.

– Спасибо, – кивнула Виталина. "Странный" и "не дешево" – хорошие признаки.

Синий дом был больше похож на сарай. Занавески плотные. На дверях – самодельный звонок из проводов и кнопки от старой мышки. Виталина нажала. Внутри что-то упало, послышались шаги. Дверь приоткрылась на цепочку. В щели показалось худое, бледное лицо с большими, слишком яркими глазами за толстыми линзами очков. Темные, неухоженные волосы.

– Что? – голос был высоким, нервным.

– Сергей? – спросила Виталина, стараясь говорить мягко. – Мне нужна помощь. С компьютером. И… с информацией. Меня Волгин… капитан Волгин… упоминал. Сказал, ты можешь помочь найти то, что потеряно.

Глаза за очками расширились. "Волгин" сработало как пароль. Цепочка щелкнула, дверь открылась шире.

– Заходи. Быстро, – прошипел Чиж, оглядывая улицу.

Внутри было царство электроники и хаоса. Мониторы, системные блоки, паяльники, платы, провода – везде. Запах припоя, пыли и немытой посуды. Чиж юркнул к столу, заваленному железом, и уставился на экран, где мигали строки кода.

– Волгин… – пробормотал он, не глядя на Виталину. – Он… осторожный. Не звонит просто так. Кто вы?

– Виталина. Следователь. Новая. Та, что из Лесняково, – ответила она прямо. Ложь здесь была бы губительна.

Чиж резко обернулся. Его взгляд за очками стал еще более пронзительным, изучающим.

– Лесняково… "Синяя Лента"… – он произнес это не как вопрос, а как констатацию. – Вы… вы против Системы. Как и я. Но вы – внутри. Опасно.

– Опасно везде, – парировала Виталина. – Волгин сказал, у тебя есть база. По пропавшим. Неофициальная. Мне она нужна.

Чиж долго смотрел на нее. Потом кивнул, резко, как птица. Подкатил стул к другому столу, заваленному жесткими дисками. Включил старый ноутбук. Загрузка. Пароль из 20+ символов. На экране появился интерфейс – не Windows, что-то самописное, аскетичное.

– Моя "Кунсткамера", – сказал Чиж с горькой гордостью. – То, что Система прячет. Пропавшие. Не только девушки. Но они… главные. – Он открыл папку. "Моторск. Утраченные. Жен." Список. Длинный. Те же имена, что у Зои Николаевны, но больше. 21 имя. Даты. Места. Фото. Сканы заявлений. Вырезки. И… координаты. Точки на карте.

– Откуда? – ахнула Виталина, приближаясь.

– Всё сети, – тараторил Чиж, его пальцы забегали по клавишам. – Соцсети пропавших (до удаления). Форумы местные (анонимные посты). Сканеры полицейских частот (старые, но иногда ловят). Данные с камер городских (уличных, магазинных – взлом). Свидетели… иногда пишут анонимно. Я свожу. Анализирую. Система не любит паттерны. Я – вижу. – Он открыл карту Моторска. Десятки красных точек – места исчезновений. Большинство – промзона, окраины, Объект. Но не хаотично.

Он щелкнул. На карте появились линии, соединяющие точки в определенной последовательности по датам.

– Смотри, – Чиж тыкал пальцем. – Циклы. Не регулярные, но… привязанные. – Он открыл другой файл – график. По вертикали – число исчезновений. По горизонтали – годы. Пики. Провалы. И поверх – график активности старых заводов. Запуск линий. Остановки на ремонт. Технологические циклы. Совпадение пиков. Когда заводы гудели на полную или, наоборот, затихали – пропадали девушки.

– Как ритуал… – прошептала Виталина, ошеломленная. – Он использует шум? Суету? Или… это его личный триггер? Связанный с прошлым на заводе? На Объекте?

– Объект, – Чиж кивнул, открывая новое окно. Скудные данные: спутниковые снимки (старые), слухи с форумов, обрывки сканов документов с грифом "Секретно", утекших бог знает как. – "Объект-К". Закрытый. Пси-исследования? Химзащита? Неясно. Закрыт в 2010. Первое исчезновение – 2011. Арсений Каменев. – Он вывел на экран ту самую групповую фотографию из архива, но более четкую. – Инженер-электронщик. Прошел "коррекцию". Психика нестабильная. Увлечение – куклы. После закрытия Объекта… след теряется. Но… – Чиж открыл еще один файл. Счета. Скрытые транзакции. – Есть шифропочта. Анонимные платежи. На… материалы. Глина специфическая. Леска. Ткань. Идут на складской ящик в промзоне. Завод "Керамик", цех №3. Заброшен. Но сигнал интернета там… есть. Слабый, маскированный.

Цех №3. Завод "Керамик". Тот самый, где в старых делах находили следы глины. И где вчера горел одинокий огонек.

– Ты гений, Чиж, – вырвалось у Виталины.

Он смущенно дернул плечом.

– Данные – это просто данные. Без действий… мусор. – Он посмотрел на нее поверх очков. – Вы… будете действовать? Крутов вас в архив засунул. Система давит. Он… Кукольник… он сильный. И подключенный. – В его глазах был вопрос и… надежда. Хрупкая, как паутина.

Виталина посмотрела на карту. На точку "Завод Керамик, цех №3". На фото Каменева с куклой. На экран с данными Чижа. Потом мысленно – на мешок с глиняной куклой Алены на столе в ее квартире.

– Да, – сказала она тихо, но так, что даже Чиж выпрямился. – Я буду действовать. Но мне нужна твоя помощь. Информация. Наблюдение. Ты – мои глаза и уши в сети. Я – твои руки в реальном мире. Договорились?

Чиж долго молчал. Потом медленно протянул руку – худую, с длинными пальцами программиста. Виталина пожала ее. Холодную, но твердую.

– Договорились, – кивнул он. – Но осторожно. Очень осторожно. Он… он следит. За всеми.

– Знаю, – Виталина выпустила его руку. – Я уже в его коллекции. Теперь очередь за ним.

Она записала точные координаты цеха №3, получила от Чижа чистый "легендированный" телефон для связи и список IP-адресов, за которыми он подозревал слежку (включая возможные каналы Крутова). Выходя из синего дома, она ощущала смесь тревоги и странного облегчения. Она была не одна. Появился союзник. Хрупкий, странный, но гениальный в своем деле.

Она шла обратно, выбирая глухие переулки. Мысли лихорадочно работали. Цех №3. Логово? Мастерская? Нужна разведка. Но как? Одна – самоубийство. Нужны глаза снаружи. Волгин? Рискованно. Барсуков? Его жена – в списке пропавших. Месть могла быть мотивом, но он – преступный авторитет. Опасно.

Внезапно ее телефон (старый, не от Чижа) завибрировал. Незнакомый номер. Не Моторский. Она подняла трубку, сердце екнуло.

– Григорьева, – прозвучал знакомый, ледяной, ненавистный голос. Рябов. – Устраиваешься на новом месте? Моторск… славная дыра. Спокойная. Надеюсь, ты усвоила урок Лесняково и не будешь нарушать это спокойствие? Покой дороже правды, Виталина Юрьевна. Намного дороже. Не заставляй меня напоминать тебе об этом… лично.

Связь прервалась. Виталина замерла посреди грязного переулка. Холодный пот выступил на спине. Рябов. Он знал. Знал, где она. Знал номер нового телефона? Или просто запугивал? Его голос, как всегда, был неоспоримым доказательством всепроникающей власти Системы, против которой она ополчилась.

Она сжала телефон так, что треснул пластик. Страх перед Рябовым был глубже, чем перед Каменевым. Маньяк был монстром, но предсказуемым в своей патологии. Рябов был самой Системой – рациональной, беспощадной, всесильной.

Она посмотрела в сторону промзоны. Над ржавыми трубами висела низкая, серая пелена. Где-то там был цех №3. И Каменев. Ее цель. Ее шанс.

Рябов думал, что запугал ее. Он ошибался. Его звонок стал последней каплей. Точкой невозврата. Она больше не просто расследовала. Она вела партизанскую войну. Против маньяка. Против Крутова. Против Рябова. Против всей этой прогнившей, убивающей правду машины.

Она достала из кармана блокнот, открыла на фотографии Каменева. Потом посмотрела на цех №3 вдалеке. Нарисовала в блокноте условный значок – перекрещенные куклу и пистолет. Знак охоты.

– Хорошо, Рябов, – прошептала она в промозглый воздух Моторска. – Играем. Но ставки теперь выше. На кону – не карьера. На кону – все.

Она спрятала телефон и пошла вперед. К цеху. К Каменеву. К своей новой, еще более безнадежной и яростной войне в городе глины и пепла. Тень из Лесняково растворилась в серых сумерках Моторска, став его частью. Его кошмаром. Его единственной надеждой.

Глава 7. Цех Молчания

Холодный дождь, сменивший утренний туман, стекал по воротнику ветровки, пробирая до костей. Виталина стояла в тени полуразрушенной стены склада, в двухстах метрах от своей цели. Завод "Керамик". Цех №3. Чиж не соврал. Заброшенный индустриальный монстр времен позднего СССР. Огромный корпус из грязно-красного кирпича с выбитыми окнами, похожими на пустые глазницы. Часть крыши провалилась. Ржавые железные ворота, когда-то ворота цеха, были частично открыты, словно зев гигантской мертвой рыбы. От всего места веяло не просто запустением, а заряженным молчанием. Местом, где кричать бесполезно.

Координаты Чижа привели ее сюда окольными путями, через лабиринт промзонских проходных дворов и ржавых заборов. Она шла, постоянно оглядываясь, используя навыки скрытного перемещения, отточенные не в полицейских академиях, а в кровавых переулках Лесняково. Пистолет тяжелым холодком упирался в поясницу. В кармане – блокнот с фотографией Каменева и картой цеха, которую набросала по памяти со слов Чижа. Новый телефон молчал. Пока.

«Он следит. За всеми», – слова Чижа висели в воздухе плотнее дождевых туч. Она чувствовала это на спине – ощущение прицела. Был ли это Каменев? Люди Крутова? Или просто паранойя, разъедающая нервы после звонка Рябова? В Моторске граница между реальной угрозой и гнетущей атмосферой была стерта.

Подход к цеху преграждало открытое пространство – бывшая разгрузочная площадка, заросшая бурьяном и заваленная остовами разбитых поддонов и кусками бетона. Прямой путь – самоубийство. Виталина присела на корточки, оценивая варианты. С тыла. За цехом тянулась узкая полоса земли между его стеной и глухим забором соседнего, еще более разрушенного корпуса. Там было темнее, больше укрытий, но и больше ловушек – битого стекла, открытых люков, провисших тросов.

Она уже собралась двинуться в обход, как услышала сдавленный кашель совсем рядом. Виталина инстинктивно прижалась к стене склада, рука схватилась за рукоять пистолета. Из-за угла соседнего сарая, придерживаясь за грудь и тяжело дыша, вышел… Волгин. Он был без формы – в потертой куртке, джинсах, шапке-ушанке, нахлобученной низко на лоб. Лицо серое, осунувшееся за ночь. В руках – не оружие, а небольшой бинокль. Он выглядел не как преследователь, а как загнанный зверь.

Их взгляды встретились. Волгин вздрогнул, глаза расширились от ужаса. Он сделал шаг назад, оглядываясь, словно боялся, что их увидели вместе.

– Вы… что вы тут делаете, Григорьева?! – прошипел он, подходя ближе, но сохраняя дистанцию. Его дыхание было хриплым, прерывистым – приступ астмы? – Вас же в архив… Крутов…

– А вы, капитан? – парировала Виталина, не выпуская пистолета из поля зрения. – Неформальная разведка? Проверяете, как новая сотрудница выполняет приказ об инвентаризации? В подвале?

Волгин сглотнул, снял шапку, провел рукой по лицу. Дождь стекал по его щекам, смешиваясь с потом.

– Я… я видел куклу, – выпалил он тихо, отчаянно. – В архиве… вы не спрятали папку Каменева достаточно хорошо. Я… я понял. – Он посмотрел на цех №3, его глаза наполнились таким ужасом, что Виталина на мгновение дрогнула. – Вы не послушали. Полезли сюда. Это… это ловушка. Или сумасшествие.

– Почему вы здесь, Волгин? – спросила Виталина жестко, опуская пистолет, но не расслабляясь. – Чтобы остановить меня? Или потому, что вы тоже не можете больше молчать? Как тогда, когда подшивали образцы лески в дела?

Он сжал кулаки, его плечи затряслись не от холода.

– Я не герой, Григорьева! – его шепот превратился в сдавленный крик. – У меня семья! Дочь-подросток! Крутов… он не просто циничный бюрократ. У него рычаги. И связи. С ФСБ. С теми, кто… покрывает это. Если я начну копать… – Он не договорил. Смысл был ясен. Угрозы. Расплата. Не обязательно ему самому. – А этот… Каменев… он не человек. Он тень. Призрак. Он везде и нигде. И он любит играть. Любит, когда боятся.

– А вы боитесь? – спросила Виталина, глядя ему прямо в глаза.

– Да, черт возьми, боюсь! – признался он с горькой искренностью. – Каждый день. С тех пор, как нашел первую… метку. И понял, что система меня сожрет, если я пискну. Но… – он посмотрел на цех, потом на Виталину, и в его потухших глазах мелькнул слабый огонек. – Но видеть, как ты идешь туда одна… после того, что они сделали с Соколовой в Лесняково… с Герой… – Он замолчал, снова закашлялся. – Я не могу тебе помочь. Но… я могу быть глазами снаружи. Предупредить, если кто-то подойдет. Крутов. Его люди. Или… он. Если увижу. У меня бинокль. Рация… сброшенная частота, не служебная. – Он достал из кармана маленькую рацию, протянул ей вторую. – Возьми. Канал 3. Без позывных. Только если… если что-то пойдет не так.

Виталина медленно взяла рацию. Это был не союз. Это было меньшее из зол. Признание собственного бессилия. Но в условиях тотальной изоляции – бесценный дар. Волгин переступал свою черту страха. Минимально, но переступал.

– Почему? – спросила она. – Почему сейчас? Из-за куклы?

Волгин отвернулся, смотря в бинокль на подступы к цеху.

– Из-за Алены Сорокиной, – пробормотал он. – Она… она училась в одной школе с моей дочерью. Бывала у нас дома, они общались. Звонила ей в тот вечер… перед тем, как выйти к тому "парню". – Его голос сорвался. – Моя дочь не спит ночами. Боится. А я… я ничего не могу сделать. Как и тогда. – Он резко выдохнул. – Иди. Если решила. Я здесь. Но недолго. Через час – смена у Крутова, начнут искать.

Виталина кивнула. Слова благодарности здесь были бы фальшью. Она проверила рацию – связь была. Сунула ее в карман. Взглянула на Волгина – он уже прильнул к биноклю, его фигура напряжена, как тетива. Он был ее слабым щитом. Единственным.

– Не теряйте меня из виду, капитан, – сказала она и, не дожидаясь ответа, рванула в сторону узкого прохода между цехами.

Движение по территории завода было кошмаром. Грязь по щиколотку, скользкие плиты, острые обломки кирпича под ногами. Запах гнили, ржавчины и чего-то химически-сладкого, въевшегося в стены. Виталина двигалась быстро и тихо, используя каждый выступ, каждую тень как укрытие. Ощущение слежки не отпускало, но теперь это было конкретнее – Волгин где-то там, на другом конце рации. Возможно, не один.

Она подобралась к черному ходу цеха №3 – небольшой металлической двери, почти сросшейся с ржавой стеной от времени. Замок висел сломанным. Дверь была приоткрыта на палец. Темнота внутри казалась абсолютной, густой, как смола. Виталина достала мощный тактический фонарик (припасенный еще со времен Лесняково), прижала рацию к губам:

– У черного хода. Иду внутрь.

В ответ – только короткий шипящий выдох в динамик. Волгин был на связи.

Она толкнула дверь. Ржавые петли взвыли пронзительно, как крик раненой птицы, раздирая гнетущую тишину промзоны. Виталина замерла, прислушиваясь. Ни шагов, ни звуков изнутри. Только капанье воды где-то в глубине.

Она шагнула внутрь. Фонарь выхватил из тьмы царство разрухи и запустения. Гигантское пространство цеха. Остовы станков, покрытые толстым слоем пыли и паутиной. Разбитые формы для кирпича. Горы битой керамики под ногами. Воздух – тяжелый, спертый, с тем самым сладковато-химическим оттенком, что был снаружи, но в разы сильнее. И еще… еще запах. Слабый, но отчетливый. Запах глины. Свежей, влажной глины. Не пылью веков, а как из только что вскрытого пакета.

Фонарь скользил по стенам, по потолку с провалами, по полу. И вдруг луч выхватил нечто, от чего кровь застыла в жилах. В дальнем углу цеха, за грудами хлама, стоял… стол. Чистый, почти стерильный на фоне окружающего хаоса. На нем – инструменты. Специальные ножи для резки глины, стеки, проволока. Рядом – аккуратные стопки ткани (той самой, грубой, как на кукле Алены), мотки белой лески. И посреди этого порядка – незаконченная кукла. Только каркас из проволоки, облепленный темно-красной глиной. Без лица. Но по пропорциям… женская фигура.

Виталина медленно подошла ближе, пистолет наготове. Это была его мастерская. Активная. Совсем недавно он здесь был. Сердце бешено колотилось. Она навела луч на незаконченную куклу. И тут заметила метки. На полу, ведущие от стола вглубь цеха, к еще более темному провалу – возможно, бывшей сушильной камере или кладовой. Следы. Не пыльные, а четкие. От ботинок среднего размера. И между ними… капли. Темные, почти черные в свете фонаря. Капли, которые могли быть водой… но пахли не водой. Слабо, но неумолимо пахли медью. Кровью.

– Волгин, – шепотом в рацию. – Внутри. Следы. Стол с инструментами. Незаконченная кукла. И… кровь. Свежая. Ведут вглубь.

В ответ – резкий, прерывистый вдох и шипение помех. Потом голос Волгина, искаженный страхом:

– Выходи! Немедленно! С южной стороны… движение! Машина! Темный внедорожник! Не наши! Выехала из-за угла цеха №5! Едет сюда!

Холодный укол страха пронзил Виталину. Не Каменев. Машина. Темная. Не полиция. Люди Крутова? ФСБ? Или… сам "Кукольник" не ходил пешком? Она бросила взгляд на следы крови, ведущие в темноту. Туда могла быть утянута новая жертва. Секунды решали все.

– Волгин, отходите! Безопасность! – прошипела она в рацию и, не дожидаясь ответа, рванула не к выходу, а вслед за следами. В глубь цеха. К темному провалу. Пистолет в вытянутой руке, фонарь, как скальпель, режущий тьму.

Темный провал оказался дверью в небольшое подсобное помещение. Дверь была приоткрыта. Запах крови здесь был сильнее, смешанный с запахом глины и чего-то… антисептического? Виталина толкнула дверь плечом.