Искра

Нел Ли

Искра

Глава 1

Дорога к Академии Игнис Фактула вилась узкой каменной змеей по самому краю скалистого полуострова. Слева, далеко внизу, бескрайнее море билось о черные, отполированные временем и водой камни. У самого берега оно было бирюзовым, почти прозрачным – сквозь толщу воды я различала темные очертания валунов. А у горизонта – густое, глубокое синее, сливавшееся с вечерним небом в единую бездну. Справа нависала стена густого древнего леса. Его темные кроны шелестели тайнами на соленом ветру, а воздух между могучими стволами казался прохладным и влажным, пахнущим прелой листвой, смолой и чем-то диким, незнакомым. А впереди, словно выросшая из самой скалы, неприступная и величавая, высилась Игнис Фактула.

Сердце учащенно забилось под грубой тканью свитера. Бастионы из грубо отесанного черного вулканического камня поглощали свет; их неправильные острые грани казались выщербленными клыками гиганта. Они были увенчаны острыми шпилями, которые сейчас, в лучах заходящего солнца, пылали, как гигантские факелы, зажженные самим небом. Эти огненные вершины отражались в узких высоких окнах-бойницах, превращая их в слепящие щели. Внизу, у самого подножия неприступной скалы, приютился городок Игнисвиль – пестрое лоскутное одеяло из черепичных крыш охристых, терракотовых и серых тонов. Оттуда доносился гул голосов, скрип мачт, звон молотов из кузниц, едкий дымок которых смешивался с соленым бризом. Воздух был насыщен запахами: морской соли, смолистой хвои сосен, жареных каштанов с пристани и… возможностью. Она витала здесь, осязаемая, как статическое напряжение перед грозой, как жар, исходящий от камней под ногами.

Я почувствовала знакомый холодок под высоким воротником кожаной куртки – не от ветра, а от металла – и поправила ремень потрепанного, но крепкого рюкзака. Привычным, почти незаметным жестом проверила, не съехал ли воротник, не открыл ли предательский блеск стабилизатора. «Ошейник» – так его называли другие. Для меня же это был якорь, сдерживающий бурю внутри, жизненная необходимость. Не подавитель воли, нет. Скорее, регулятор мощности, спасительный клапан.

Сирота из приюта портового городка Портсвиля, я с пеленок усвоила: судьба подарков не раздает. Каждую свободную минуту я дралась за знания, как за глоток воздуха. Штудировала до рези в глазах потрепанные, пахнущие пылью и исчерканные чужими пометками подержанные книги. Оттачивала контроль над пламенем на пустынном ночном пляже, пока песок под босыми ногами не спекался в причудливые капли черного стекла, а на рассвете смывала с лица копоть и соль. Упорство стало моим щитом и мечом. Лучшая на подготовительных курсах Портсвиля. Одна из немногих за последние годы, кто выдержал изматывающий экзамен на «Глубинное Пламя». И вот я здесь. На пороге Боевого Факультета – легендарной кузницы элитных воинов-пиронавтов, живого щита против древней Тьмы.

Ворота Академии, монументальные и грозные, были выкованы из чернёного серебра. Казалось, они вросли в каменные стены, опоясывающие академию. Широкий внутренний двор был вымощен темными плитами, на которых были выбиты сложные рунические круги для тренировок. Здесь кипела жизнь – шумная, пестрая, заряженная энергией. Сновали группы студентов в форменных мантиях, цвет и символ которых говорили о факультете громче слов.

Алый огонь на черном поле: боевики. Их было меньше всего (к сожалению, не все доживали до второго года обучения), и они выделялись не только цветом. Они двигались с выверенной, почти звериной грацией, словно сберегая каждый джоуль энергии для настоящего дела. Их взгляды, острые и оценивающие, сканировали окружение, как радары, отмечая каждую деталь, каждого новичка. Я почувствовала знакомый зов стихии – жаркую волну, пробежавшую по жилам, заставившую кровь петь. Инстинктивно выпрямилась, гордо подняв подбородок. Мое место. Должно быть.

Серебряные шестерни на ультрамариновом поле: артефакторы. Они толпились у импровизированных стендов и у входа в мастерские, окруженные причудливыми устройствами, которые то тикали, то шипели, то испускали мелкие искры. Их пальцы, часто испачканные сажей или маслом, летали над рунными схемами на пергаментах или прямо в воздухе; лица были оживлены азартом творца. Воздух вокруг них вибрировал от сдержанной энергии кристаллов и пах озоном, горячим металлом и ладаном для очистки артефактов – запах интеллекта и изобретательности.

Зеленый лист на белоснежном поле: целители. Казались тихими островками спокойствия в этом бурлящем потоке энергии и амбиций. От группы, направлявшейся к лазарету, веяло чистотой и запахом целебных трав – шалфея, лаванды, мяты. Важная работа, признала я про себя, но не моя стезя. Мой путь вел к огню, а не к успокоению.

Регистрация прошла удивительно гладко в просторном высоком Зале Посвящения. Стены здесь были покрыты темными деревянными панелями, на которых горели вечные факелы в массивных железных кованых бра, отбрасывая танцующие тени. Воздух пах старым деревом, воском и холодным камнем. За массивным дубовым столом сидел пожилой артефактор. Его седые волосы были коротко острижены, а на груди поблескивал орден в виде сложной сияющей шестерни. Сеть тонких светлых шрамов, словно от крошечных осколков или энергетических всплесков, покрывала его скулы и лоб. Его глаза цвета старого железа были остры и проницательны. Он молча протянул мне тяжелый холодный железный ключ с выгравированным номером «17» и плотную карту из желтоватого пергамента, испещренную линиями коридоров и башен.

– Солис Розали. Боевой Факультет, Первый курс. Комната 17, Башня Молодого Огня. Добро пожаловать в Игнис Фактулу, – произнес он.

Его взгляд, острый и проницательный, лишь мельком, без тени осуждения или излишнего любопытства, коснулся высокого воротника моей куртки – здесь, видимо, привыкли к разному. Здесь привыкли к силе в любой ее форме и к цене, которую за нее платят. Это обнадеживает.

Башня Молодого Огня пахла свежей древесиной сосны, железом и едва уловимым запахом теплого камня, вобравшего дневное солнце. Лестницы были широкими, ступени слегка стертыми посередине – следы тысяч ног, ступавших здесь до меня. Общежитие четко делилось: массивная арка с выкованным знаком меча вела в мужское крыло, где слышались грубоватые голоса и грохот опрокинутого ведра, а арка со знаком щита – в женское. Коридоры женского крыла были чуть светлее; на стенах висели простые, но крепкие светильники. В самом конце каждого коридора виднелась дверь с паром, клубящимся у щелей, и доносилось журчание воды – общие умывальни и душевые. Комната 17 оказалась просторной, но аскетичной: две узкие, но крепкие кровати с шерстяными одеялами темно-бордового цвета, две небольшие тумбы у большого окна-бойницы, небольшое зеркало на стене, один шкаф из темного дуба и один простой стол с полкой над ним. И вид… Вид захватывал дух: внизу расстилались тренировочные площадки, расчерченные рунами, а дальше – бескрайнее, дышащее море, уходящее в багрянец заката. И соседка.

У окна, полубоком к морю света, стояла девушка в белоснежной мантии с зеленым листом. Она казалась почти невесомой на фоне могучей скалы. Хрупкая, с тонкой шеей и узкими плечами. Ее волосы цвета спелой пшеницы были заплетены в аккуратную тугую косу, ниспадавшую на спину. Большие, широко поставленные голубые глаза смотрели задумчиво и чуть растерянно на кипящий внизу двор. Она нервно перебирала край мантии тонкими бледными пальцами.

– Привет, – я бросила свой верный рюкзак на ближайшую к двери кровать, стараясь звучать увереннее, чем чувствовала себя внутри. Волнение сжимало горло. – Похоже, будем соседками. Розали Солис, Боевой. Можно просто Ро.

Девушка вздрогнула, будто очнувшись от глубокой задумчивости. Робкая улыбка, словно первая весенняя трава, тронула ее губы.

– Лора Сомбра. Целительство. Очень приятно, – ее голос был тихим, мелодичным, как шелест листьев под легким ветерком. – Я… я только что приехала. Кажется, немного растерялась. Все такое грандиозное. И шумное.

– Я тоже, – призналась я неожиданно, искренне, почувствовав неожиданную волну симпатии к этой тихой девушке. Моя собственная внутренняя энергия, как всегда, бушевала под кожей – мощное болезненное тепло, стремящееся вырваться наружу, смешанное с предвкушением нового и леденящим страхом неизвестности. Но стабилизатор на шее в ответ глухо, предупреждающе загудел; вибрация отдалась в костях, как запуск мощного реактора на холостом ходу, сдерживая неконтролируемый поток, жестоко напоминая о цене этой силы и о том, что произойдет, если контроль будет утерян. – Освоимся вместе? – предложение вырвалось само собой.

Я начала разбирать свои скудные, но дорогие сердцу пожитки – пару затертых книг, несколько простых смен одежды из прочной ткани, принадлежности для гигиены. Сняла потрепанную куртку. Воротник практичного шерстяного свитера приоткрылся, обнажив гладкий металлический обод стабилизатора. Он плотно прилегал к коже у основания шеи, холодный и неумолимый. Рубиновые вставки по его окружности мерцали тусклым ровным светом, как угли. Лора заметила. В ее больших голубых глазах не было ни страха, ни брезгливости, лишь тихое внимание и тень сочувствия.

– Необычный стабилизатор, – осторожно заметила Лора, не отводя взгляда. Она продолжала доставать из своего большого потрепанного чемодана аккуратно свернутые одеяния нежных оттенков и пучки сухих трав, связанных бечевкой. Комната наполнилась ароматом летнего луга, сушеных яблок и чего-то корневого, земляного. – Он выглядит очень… сложным. Совсем не как те стандартные ограничители, что я видела раньше в лазаретах.

– Спасибо, – я машинально тронула прохладный металл кончиками пальцев, чувствуя подушечками знакомые ритмичные вибрации – музыкальное сопровождение каждого моего дня. – Без него я была бы не искрой, а горсткой пепла на ветру.

Шутка вырвалась привычно, отработанно за годы насмешек и вопросов, но горечь, спрятанная за ней, была настоящей, острой, как шрам на душе. Я научилась ее прятать за броней показного безразличия или колючего острого слова. Лора кивнула, не смутившись, ее взгляд выражал понимание; затем вдруг оживилась, словно вспомнив что-то важное:

– Ой, чуть не забыла самое главное! – Она бережно, с материнской осторожностью, вынула из глубины объемистой сумки небольшой глиняный горшок, обвитый по краю грубой веревкой. В нем росло невысокое, но крепкое растение с мясистыми, сочно-зелеными листьями, покрытыми легким серебристым пушком, отливавшим в свете. – Это Игнис. Мой личный огнестойкий спутник. Пережил даже мои первые, весьма… жаркие… опыты с зельеварением. – Она поставила горшок на свою тумбочку, под лампу, осторожно поправив листики. – Думаю, ему здесь понравится. Надеюсь, твой внутренний огонь его не напугает?

Она улыбнулась, и в ее голосе, обычно тихом, зазвучала легкая, почти озорная нотка. Дерзко. Неожиданно для такой хрупкой девицы.

– Игнис? – я фыркнула, но уголки моих губ предательски дрогнули против воли. – С таким именем он должен чувствовать себя здесь как дома. Главное, чтобы не начал стрелять семенами, как горящими зажигательными снарядами.

Может, и правда получится здесь освоиться? С такой соседкой?

– О, нет! Он очень мирный, – заверила Лора, поливая растение из маленькой фляжки. – Просто очищает воздух и напоминает о зелени. В этих камнях ее так не хватает. – Она оглядела комнату. – Надо будет еще что-то живое добавить… Может, занавески не такие строгие?

– Сначала бы разобраться, куда девать твои три сумки с травами, – пошутила я, укладывая в шкаф свои темные практичные брюки. Мой уголок уже выглядел как образец военной дисциплины: вещи сложены стопкой по размеру, книги – ровно, углы – прямые. Уголок Лоры напоминал миниатюрный аптекарский сад, перемешанный с одеждой. – Твой Игнис, похоже, единственное, что не рискует быть раздавленным в этой башне силы.

Перед ужином решили осмотреть двор получше. Я шла уверенно, плечи расправлены, взгляд прямой – привыкшая к оценивающим взглядам и шепоткам за спиной еще со времен приюта и подготовительных курсов. Я знала цену своему месту здесь. Цену каждой пяди земли, каждой капли пота. Но первое настоящее испытание нашло меня у самых дверей столовой, откуда лился аппетитный запах жареного мяса и свежего хлеба, смешанный с гомоном сотен голосов. Группа старшекурсников-боевиков, шумная, самоуверенная, излучавшая грубую силу и браваду, преградила нам путь, заполнив узкий проход. Лидер, здоровяк с квадратной челюстью, нагловатой ухмылкой и грубым шрамом, рассекающим правую бровь, уставился прямо на мою шею. Его усмешка стала шире, откровенно враждебной. Вот и началось.

– Опа! – он громко, хрипло расхохотался, тыча толстым пальцем в направлении стабилизатора. – Смотрите-ка, щенок боевой! И на поводке! – Он нарочито приблизился, заслонив собой свет; запах пота и чего-то звериного ударил в нос. Наклонился, его дыхание, горячее и тяжелое, коснулось моего лица… и он громко, презрительно ГАВКНУЛ. Прямо мне в лицо. – Гав! Гав! Чувствуешь команду, цепная?

Я инстинктивно отшатнулась, спина на мгновение уперлась в холодную каменную стену. Внутри все сжалось в тугой, раскаленный докрасна шар ярости. Кровь ударила в виски, пальцы сами сжались в кулаки. Прежде чем я успела открыть рот, чтобы выплеснуть пламя гнева или найти острое, обжигающее слово, раздался резкий, как удар хлыста, голос, перекрывший гогот прихлебателей.

– Заткнись, Рогар! Твои шутки тупее твоих заклинаний!

Это была девушка-артефактор. Она вышла из тени каменной колонны, словно материализовалась из полумрака. Короткое каре огненно-рыжих волос, словно впитавших само пламя кузницы, обрамляло лицо с острым решительным подбородком и россыпью золотистых веснушек на носу и скулах. Умные, колючие зеленые глаза, как у дикой кошки, смотрели на моего обидчика с презрением из-за очков в причудливой медной оправе с крошечными шестеренками по бокам. Она подошла быстрыми уверенными шагами, скрестив руки на груди, и встала между мной и здоровяком, как живой, нерушимый щит. Ее ультрамариновая мантия была перепачкана маслом, сажей и какими-то синими и зелеными пятнами; на руках – толстые кожаные защитные перчатки.

– Отвяжись, Мелани! – буркнул Рогар, но его уверенность дрогнула, он слегка отступил. – Я просто новичка приветствую по-боевому! По-нашему!

– По-боевому? Ты по-свински приветствуешь! – парировала Мелани, не моргнув. – И вообще, если бы ты хоть раз взглянул на «Арканный Вестник» вместо комиксов про великанов, то знал бы, что стабилизаторы повышенной мощности – не для дикарей, а для источников силы, которые без защиты сожгут себя дотла. Это не цепь, дубина, это щит! – Она бросила быстрый, но пристально оценивающий взгляд на стабилизатор Розали. Ее взгляд стал профессионально-заинтересованным. – И довольно сложный щит, кстати. Интересная работа… Черт возьми, это же кастомный регулятор потока? Умно. Очень умно.

Рогар что-то невнятно проворчал про «ботаников» и, швырнув плевок себе под ноги, неловко развернулся, увлекая за собой приятелей, чьи смешки теперь звучали неуверенно.

Я выдержала его тяжелый, обещающий продолжение взгляд, не моргнув; челюсть была сжата так, что заныли скулы. Внутри все клокотало от злости, жгучего стыда и желания немедленно ответить пламенем. Враг был нажит. Запомнил мое лицо. Отлично. Значит, будет интересно. Очень интересно, Рогар. Я почувствовала легкое, прохладное прикосновение на запястье. Лора тихо положила свою ладонь мне на руку, чуть выше сжатого кулака. Ее пальцы были удивительно нежными и холодными, как родниковая вода в жаркий день, и это простое прикосновение действовало успокаивающе, как целебная мазь, гася яростный огонь стыда и гнева, заставляя дыхание выровняться. Спасибо, Лора. Ты не испугалась.

– Не обращай внимания, Ро, – прошептала Лора, ее голос был тихим, но твердым. – Они это от недостатка ума и избытка тупости.

– Это привычно, – отозвалась я, медленно, с усилием разжимая кулаки. Ладони были влажными. Я перевела взгляд на рыжеволосую спасительницу, стараясь скрыть остатки дрожи в голосе. – Благодарю за помощь. Розали Солис. А это моя соседка по комнате – Лора Сомбра, она на целительском.

– Да не за что, новобранцы. Рогар Кориган – местный задира, любит топтать тех, кто кажется слабее или молчит. Мелани Брасс, Артефакторика, второй курс, – девушка кивнула, ее взгляд все еще с профессиональным интересом скользил по стабилизатору, словно мысленно разбирая его на составляющие. – Ну что, пойдемте ужинать? – Она бодро махнула рукой в сторону дверей столовой. – После такого «теплого» приема аппетит должен быть просто отменный! А в столовой сегодня, кажется, жаркое из оленины! – добавила она с вызовом.

Лора тихо вздохнула с облегчением, ее пальцы все еще лежали на моей руке, как прохладный компресс на раскаленном металле. Я почувствовала, как ярость внутри остывает, превращаясь в холодную, твердую, как базальт под ногами, решимость. Запомни, Рогар. Запомни крепко. Ты сделал первую ошибку.

Я кивнула Мелани, коротко и четко, и мы вместе шагнули в шумное, ярко освещенное, пахнущее едой и жизнью чрево столовой, оставив позади первый, но явно не последний вызов. А в комнате 17 на тумбочке Лоры сочный Игнис мирно тянул свои серебристо-зеленые листья к последним алым лучам заходящего солнца, отражавшегося в бескрайнем багряном море, храня тишину и покой нашего нового, неожиданного союза.

Вечерняя столовая гудела, как гигантский переполненный улей. Звуки сотен голосов – от возбужденных дискуссий первокурсников до надменного гула старшекурсников – смешивались со звоном ложек о миски, скрипом скамеек, грохотом подносов. Воздух был густым от запахов: жирного жареного мяса, душистых пряностей, дрожжевого хлеба, сладковатой тушеной моркови и подгоревшей картошки. Мелани Брасс, устроившись напротив нас с Лорой за длинным дубовым столом, энергично жестикулировала, рассказывая о традиционной «Вечеринке Первого Пламени», что должна была вот-вот начаться в Большом Зале Артефакторов. Ее рыжие волосы, словно языки живого пламени, сияли в теплом свете магических фонарей в виде парящих шаров, подчеркивая ее неугомонную, взрывную энергию.

– Представляете? Там будет музыка – настоящие акустические резонаторы Механика Торка, не эта духовая какофония из столовой! – Мелани подмигнула нам, ее медные очки с шестеренками сверкнули, отражая пламя светильника. – Будет не совсем легальный фейерверк – чисто исследовательский, конечно! И главное – свободное общение без этих дурацких мантий! – Она с отвращением стряхнула со своего рукава невидимую пыль. – Отличный шанс посмотреть на будущих командиров эскадронов вживую, когда они не дуются в своих алых тряпках… и… ну, просто развеяться после утреннего «теплого» приема от Рогара. Идете?

Лора, аккуратно ковыряя вилкой остатки сладкого ягодного пирога на глиняной тарелке, с сомнением посмотрела на меня. Я видела глубокую усталость и тени под ее большими голубыми глазами после насыщенного впечатлениями дня, а мысль о шумной незнакомой вечеринке с толпой чужих людей явно пугала ее, заставляя нервно трогать кончик своей пшеничной косы. Но внутри меня щелкнул тумблер, четкий и громкий, как защелка боевого арбалета. Спрятаться в комнате? Дрожать? Переживать унижение? Позволить Рогару и ему подобным думать, что я сдалась, что меня сломали одним плевком и лаем? Ни за что. Адреналин от утренней стычки, не израсходованный, все еще колотился в крови, требуя выхода, действия.

– Идем, – твердо сказала я, решительно отодвигая пустую тарелку. Голос звучал ровно, без колебаний. – Нам нужно узнать поле боя. И врагов – в лицо. – Я аккуратно положила вилку на край тарелки и решила задать вопрос, мучивший меня с тех пор, как мы вошли в столовую. – Мелани, когда ты вступилась за меня… Рогар отступил так быстро. Почему? Он же выглядел готовым разорвать меня на части, но твоего слова хватило, чтобы он сдулся.

Лора кивнула, с любопытством глядя на рыжеволосую девушку:

– Да! Он будто испугался тебя.

Мелани сняла очки, протерла линзы краем рукава своей мантии и лукаво улыбнулась. Ее зеленые глаза весело сверкнули.

– Рогар, при всей его любви к запугиванию новичков и наглости размером с гору, не совсем идиот. Он прекрасно знает, – она наклонилась еще ближе, ее шепот стал чуть громче, но все еще оставался конфиденциальным, – что Ректор Академии сэр Аргус Торн приходится мне родным дядей. – Она снова надела очки, ее голос обрел железную уверенность. – И дядюшка, хоть и справедливый до занудства, но очень-очень не любит, когда его любимую племянницу… огорчают. Особенно если это «огорчение» может дойти до него в виде официальной жалобы, подкрепленной, скажем, показаниями очевидцев. – Мелани сделала многозначительную паузу, глядя на нас с Лорой поверх очков. – Рогар метит в элитные отряды после выпуска. Ему скандалы с родней самого Ректора, мягко говоря, противопоказаны. Вот он и предпочел отступить. Быстро и тихо.

Я смотрела на Мелани с новым, глубочайшим уважением и легким изумлением.

– Твой дядя… ректор? – прошептала я, осознавая невероятный масштаб неожиданного покровительства.

– Да, самый что ни на есть, – кивнула Мелани, ее тон снова стал легким, беззаботным и веселым. – Гроза нерадивых студентов, кумир всех адептов Боевого Факультета и кошмар счетоводов из-за моих запросов на материалы. Но для меня он просто дядя Аргус, который вечно ворчит, что я слишком часто пачкаю мантии в Мастерских Артефактов маслом и взрывчатыми составами. – Она снова игриво подмигнула нам обеим. – Так что, девочки, пока я рядом, наш любимый громила будет кусать локти в сторонке и строить злобные рожи. Пользуйтесь моментом! Значит, на вечеринку идем? Ура! – воскликнула Мелани, хлопнув ладонью по столу так, что задребезжала посуда, когда мы с Лорой кивнули – я решительно, с огоньком вызова в глазах, она – с робкой, но зарождающейся надеждой и любопытством. – Встречаемся у входа в Большой Зал Артефакторов через час! Не опаздывайте! А пока… доедайте пирог, силы понадобятся! Танцы, споры, фейерверк – это не прогулка в саду! – Она вскочила, стукнув коленкой о стол. – Мне надо успеть переодеться во что-нибудь менее пахнущее жарким маслом и гарью! До встречи, новобранцы!

Ее рыжая, как факел, голова мгновенно исчезла в гуще пестрой шумящей толпы, оставив нас с Лорой под гул столовой, сладковатый аромат оленины с можжевельником и смесь неожиданной надежды, тревоги и жгучего предвкушения огня – настоящего, праздничного и, возможно, опасного.

Глава 2

Вечеринка действительно была грандиозной. Зал Артефакторов, обычно загроможденный станками и чертежами, преобразился. Теперь это был храм света и звука. Под высокими сводами плыли мерцающие иллюзии бабочек и искрящихся лент, десятки шаров-светлячков отбрасывали мягкие танцующие тени на украшенные гирляндами из осенних листьев стены. Музыка, рождаемая гигантскими резонирующими кристаллами в углу зала, не просто звучала – она пульсировала в такт, вибрируя под ногами, заставляя сердца биться чаще. Студенты смешались в пестрый шумный поток. Исчезли строгие мантии, уступив место нарядам, кричащим о статусе и вкусе. Девушки щеголяли в платьях из струящегося шелка и бархата, расшитых бисером и светящимися нитями; юноши – в изысканных костюмах, стильных кожаных куртках или дорогих рубашках с идеальными складками. Блеск драгоценных камней в волосах и на шеях, тончайшая вышивка, идеальные прически – все говорило о тщательной подготовке и достатке.

На этом фоне я в своих простых, выцветших от бесчисленных стирок темных брюках и серой вязаной тунике (мой лучший вариант), а Лора – в скромном синем платье из недорогой хлопчатобумажной ткани – чувствовали себя не просто неуместно. Мы ощущали себя нищими, случайно забредшими на королевский бал. Каждый взгляд, скользнувший в нашу сторону – мимолетный, рассеянный или пристальный – казался оценивающим, холодным, насмешливым. Я ловила обрывки смеха, и мне казалось, что он адресован нам, нашим потрепанным одеждам, отсутствию блеска.

– Боги, Роза… – прошептала Лора, прижимаясь ко мне так крепко, словно пыталась спрятаться за моей спиной, стать невидимой. Ее большие глаза, полные восхищения и тоски, скользили по роскошным нарядам. – Посмотри на это… Все они… как будто сошли со страниц сказки. А мы… мы выглядим как служанки, которые заблудились по пути на кухню.

Я стиснула зубы до боли, заставляя себя держать спину прямо, а подбородок – высоко. Мы здесь по праву. Мы прошли отбор. Но внутри все сжималось в тугой, болезненный комок неловкости и стыда. Горечь подступала к горлу.

– Мы здесь такие же студенты, как и они, Лора. Просто наши сундуки с фамильными драгоценностями и портные еще в пути, – попыталась я пошутить, но голос прозвучал натянуто, фальшиво. Мой собственный взгляд невольно зацепился за девушку в платье цвета лунного света – оно буквально переливалось серебристыми волнами при каждом ее движении. Сколько это могло стоить? Год жизни в приюте? Десять? – Просто улыбайся и не думай об этом. Мы пришли смотреть, запоминать и… выживать, помнишь? – добавила я больше для себя, чем для нее. Выживать в этом ослепительном, чужом мире.