Дэни Тармин

Толик Полоз

Дэни Тармин

Дэни Тармин

Часть I. Завязка

Глава 1. Дэни и город

Приставными шагами, отпуская поводок, на обратной стороне которого был мелкий клубок смеси чихуахуа и пикинеса, рослый мужчина средних лет, ловким движением руки закрыл последнюю щеколду калитки, которая располагалась посреди высокого мраморного забора. День уже приближался к концу, уступая время алому, как греческое вино, закату. Сделав несколько шагов, он остановился и начал разглядывать неописуемой красоты окрестности.

Внимание его привлекала инкрустация всевозможными драгоценными камнями и металлами, так гармонично переплетавшаяся с заветвлёнными ветвями винограда, свисающими с трёхметрового забора. Он и представить себе не мог, что бывают такие искусные мастера: сколько терпения и выдержки нужно для создания подобного шедевра.

Однако в этом восторге, как всегда у него, проскользнула тень практической мысли: а сколько это стоило? сколько человеко-часов ушло? и, самое главное – зачем? Зачем вмуровывать золото и яшму в камень, когда ими можно было бы купить зерно, лекарство, орудия?

Его звали Дэни Тармин. Для знакомых – просто Дэни. Для чужих – мрачноватый человек с холодным взглядом. Его жизнь давно научила его ценить не красоту, а пользу. И всё же, вопреки собственным убеждениям, он задержался у забора на несколько мгновений дольше, чем планировал.

Собака тявкнула, требуя движения. Дэни кивнул сам себе, будто соглашаясь с этим нетерпеливым напоминанием: «Пора идти».

Город, куда он вошёл, жил своей вечерней жизнью. Узкие улочки, проложенные ещё при старых правителях, наполнялись запахами уличной еды: жареных бобов с чесноком, тушёной рыбы, лепёшек на открытом огне. Торговцы закрывали лавки, тянули цепи на двери, а дети носились между фонарными столбами, выкрикивая непонятные считалки.

Дэни шагал размеренно. Его походка выдавалась сразу – военная, отмеренная, будто каждый шаг рассчитывался заранее. Люди в толпе иногда оборачивались, но он не замечал. Точнее, делал вид, что не замечает. На самом деле он подмечал всё: кто держит руки в карманах подозрительно глубоко, у кого под плащом прячется что-то длинное и тяжёлое, кто смотрит слишком пристально.

Эта привычка была частью его сущности. Не отпустишь поводок – и сам окажешься на привязи.

Он остановился у лавки, где продавали жареные орехи, и купил маленький бумажный кулёк. Запах был приятный, но снова проскользнула мысль: слишком дорого, за эти деньги можно было бы взять мешочек крупы. Всё равно он взял – не для себя, а для собаки. Та, получив угощение, довольно заурчала и заскакала рядом.

– Хоть кому-то радость, – пробормотал Дэни, позволяя себе едва заметную улыбку.

Площадь встретила его музыкой. Там играли странствующие артисты: флейтист и барабанщик, рядом девушка жонглировала горящими факелами. Толпа аплодировала, смеялась.

Дэни остановился чуть поодаль. Ему нравилось наблюдать за людьми, но не участвовать. Он видел, как у торговца подсвечниками глаза блестели жадностью – тот считал, сколько можно будет содрать с гуляк. Видел, как мальчишка-воришка уже тянется к кошелю зазевавшегося зрителя. Видел, как в самом краю площади двое людей переглядывались слишком серьёзно для весёлого вечера – явно обговаривали что-то важное, возможно, тёмное.

Красота представления и радость толпы – всё это было фоном, за которым скрывались реальные течения. И он, как всегда, видел именно их.

Практичность. Смысл. Всё остальное – шелуха.

И всё же, он поймал себя на том, что слушает музыку. Что ритм барабана задевает в нём что-то давнее, забытое. Сердце на миг забилось в такт. Он нахмурился и резко пошёл дальше, словно убегая от самого себя.

Улицы менялись: чем дальше от площади, тем темнее и тише становилось. Здесь не горели дорогие фонари, и дома выглядели проще – облупившаяся штукатурка, перекошенные ставни, запах сырости.

Дэни чувствовал себя здесь спокойнее. Здесь не было излишеств. Всё просто: крыша держится – хорошо, не держится – плохо. Люди жили, как умели. И он понимал таких людей лучше, чем тех, кто инкрустировал заборы камнями.

Он остановился у колодца, набрал ковш воды и сделал пару глотков. Вкус был тяжёлым, железистым. Он поморщился, но всё же выпил до конца. Вода – это вода. Не время и не место разбираться в её качестве.

Собака лизнула каплю, стекавшую по его пальцам, и благодарно завиляла хвостом.

Когда солнце окончательно спряталось, город изменился. Звуки стали тише, лица – настороженнее. Суета уступила место осторожности. В этот час определялись границы: кто хозяин улицы, а кто чужак.

Дэни чувствовал это нутром. Он понимал, что и сам сейчас воспринимается как чужак. Но в его походке и взгляде было нечто, что заставляло людей не подходить ближе, чем на пару шагов.

Он шёл уверенно, будто знал дорогу. На самом деле он двигался туда, где, по его сведениям, можно было найти пристанище на ночь. Практичность вела его вперёд: сначала жильё, потом ужин, завтра – работа. Всё просто, без лишних эмоций.

И всё же…

Он снова вспомнил забор. Камни в мраморе. Ненужное, бессмысленное – и такое красивое.

Может ли быть в жизни место для того, что не приносит пользы?

Ночью он снял комнату в скромном постоялом дворе. В комнате было только самое необходимое: жёсткая кровать, стол, стул и кувшин с водой. Для Дэни этого хватало.

Он сел у окна, глядя на огни ночного города. Где-то далеко слышалась музыка, где-то ближе – чей-то крик. Собака спала, свернувшись клубком у его ног.

Он достал нож и привычным движением начал его затачивать. Руки работали автоматически, а мысли уходили в сторону.

Он думал о том, зачем пришёл в этот город. Здесь его ждали новые пути, новые сделки, новые испытания. Но в глубине души зрела мысль: может быть, пора уже не только искать выгоду? Может быть, стоит хоть раз позволить себе – просто жить?

Лезвие блеснуло в свете луны. Практичность всегда будет его оружием. Но, глядя на город, он впервые задумался: а вдруг оружие – это не единственное, что ему нужно?

Город спал неспокойно. Дэни тоже не спал. Но внутри него впервые за долгие годы появилось ощущение – он на пороге чего-то большего, чем просто выгода.

Дэни вошёл в город ближе к закату. Дорога, уходившая позади, пылила, а в сумерках казалась длиннее, чем была на самом деле. Его собака – крошечный клубок, смесь чихуахуа и пикинеса, – трусила рядом на коротком поводке, время от времени косо посматривая на хозяина, будто проверяя: тот точно не забыл о её существовании.

Город встретил его шумом и запахами. Каменные дома возвышались над узкими улицами, между ними уже зажигались фонари. Ветер доносил смесь ароматов: жареного хлеба, дыма от смолистых факелов, пыли и человеческой толпы. Дэни остановился на углу и прислушался к себе.

Красиво.

Мысль была неожиданной, и он тут же оттолкнул её.

Красота не даёт крыши над головой. Красота не накормит, если в кармане пусто. Красота не защитит от удара ножа в подворотне.

И всё же – он задержался на мгновение дольше, чем нужно, рассматривая фонари, в которых бронзовые спирали отливали алым, и детей, визжавших на мостовой.

В первый же день Дэни устроил всё по привычной схеме: нашёл постоялый двор, оплатил комнату на ночь, проверил замки, воду в кувшине, расстояние от кровати до окна. Он привык думать так – что если ночью придётся уходить, не тратя лишнего времени.

Собака свернулась клубком на матрасе. Её дыхание напоминало тихий свист.

Дэни сел у окна и стал смотреть на улицу. Город был неспокоен даже вечером: где-то на площади играли музыканты, на другой улице ругались двое пьяных, дальше по переулку мелькали огоньки – стражники обходили квартал.

Он наблюдал и делал привычные выводы. Этот город жил не по правилам порядка. Здесь важнее были связи, договорённости, умение лавировать. Никакая сила не спасала без хитрости.

Это он понимал. Это ему было близко.

И всё же что-то в воздухе здесь было иное. Словно за всем шумом скрывалась какая-то другая жизнь, до которой он пока не дотянулся.

Утром он вышел на улицу, ведя собаку на поводке.

Его взгляд, как всегда, цеплялся за детали. Вот женщина торгуется за рыбу, и он по её жестам видит – она в отчаянии, ей нужно кормить детей. Вот молодой человек покупает дешёвый кинжал, но держит его неправильно, сразу ясно – не умеет. Вот старик сидит у стены, грея руки на чашке дешёвого вина.

Каждый был для него как страница книги. Он читал их бегло, быстро делая выводы. Это была его привычка, его оружие. Практичность, доведённая до автоматизма.

Он знал, сколько стоит чужая ошибка. И знал, что сам не имеет права на ошибки.

Днём он пробрёл по торговым рядам. Продавцы кричали, предлагали, заманивали. У него всегда был точный расчёт – сколько уйдёт и сколько останется.

Но в какой-то момент он остановился у прилавка, где продавали стеклянные фигурки. Маленькие птицы, прозрачные, с крыльями, которые сверкали в лучах солнца. Бесполезные. Хрупкие. Ни к чему не нужные.

Он задержался, хотя и понимал – стоять тут бессмысленно.

Продавец, заметив его взгляд, сразу заговорил:

– Недорого, господин, для украшения дома или в подарок. Видите, какая работа?

Дэни кивнул и пошёл дальше. Но мысль засела: а зачем я остановился?

Вечером он снова оказался на площади, где выступали артисты. Толпа смеялась, аплодировала. Дети бросали монетки в шляпу музыканта.

Дэни встал в стороне, наблюдая. Он видел всё: как воришка вытаскивает кошель, как любовники переглядываются в толпе, как стражники лениво обсуждают свои дела.

И всё же – музыка зацепила его. Простая мелодия на флейте, ритм барабана. Он почувствовал, что сердце бьётся чуть быстрее. Внутри, где-то глубоко, дрогнуло то, что он давно закрыл за стеной практичности.

Он отвернулся и ушёл, будто убегая от этого чувства.

Когда ночь опустилась, он сидел в своей комнате. Луна светила в окно, серебрила камни мостовой.

На столе лежал нож. Он взял его, привычным движением провёл камнем по лезвию. Тихий скрежет звучал почти успокаивающе.

Это было его оружие. Его привычка. Его жизнь. Всё, что он делал, всё, что выбирал – подчинялось одному: практичности. Она спасала. Она вела вперёд.

Лезвие блеснуло в свете луны.

И в этот миг он подумал: а вдруг этого недостаточно?

Город дышал за окном. Он слышал, как вдалеке смеялись люди, как гремела посуда, как где-то кричал ребёнок. Этот город жил – не только по правилам выгоды. Здесь были иные правила: радость, смех, красота, бессмысленные, но настоящие вещи.

Практичность всегда будет его оружием. Но, глядя на город, он впервые задумался: а вдруг оружие – это не единственное, что ему нужно?

Город спал неспокойно. Дэни тоже не спал. Но внутри него впервые за долгие годы появилось ощущение – он на пороге чего-то большего, чем просто выгода.

Практичность всегда была его оружием. Дэни держался за неё, как за единственное, что не подводит. Холодный расчёт, трезвый ум, ясное понимание, где риск оправдан, а где – нет. Он не позволял себе слабости. Не ради кого-то и не ради чего-то, а ради простой логики: так безопаснее. Так проще выжить.

Но этой ночью, глядя на город, раскинувшийся под ним, он впервые задумался: а вдруг оружие – это не единственное, что ему нужно?

Город спал неспокойно. Огни дрожали в окнах, как будто каждый дом хранил тревогу. Где-то далеко лаяли собаки, слышались крики – то ли пьяных, то ли потерянных. И Дэни тоже не спал. Он стоял на узкой террасе своего дома, прислонившись к мраморному перилам, и впервые за долгие годы в груди у него зародилось странное, непривычное ощущение. Оно было похоже на тоску, но мягче; на тревогу, но светлее.

Словно жизнь, которую он так долго считал прямой дорогой от выгоды к выгоде, вдруг развернулась и показала боковую тропу.

И Дэни поймал себя на мысли: он хочет шагнуть туда.

Утро встретило его сухим ветром с юга и жёстким светом солнца. Город уже жил привычной суетой: торговцы выкладывали на прилавки ткани и специи, караваны с шумом въезжали через восточные ворота, дети носились по пыльным улицам. Всё то же самое, что он видел сотни раз, но сегодня оно ощущалось иначе.

Дэни шагал по рынку, привычно оценивая цены и лица. Его взгляд всегда был инструментом: заметить слабое место в сделке, распознать человека, готового на уступку. Но сегодня глаза зацепились за другое. Вот девочка, продавшая все корзины с финиками, сидит в тени и считает монеты. Она счастлива – не потому что разбогатела, а просто потому, что день удался. А вот старый мастер поправляет на прилавке резные фигурки животных. Он явно не ждёт большой выручки, но каждое движение – осторожное, любовное, будто это не товар, а часть его души.

Раньше всё это было бы шумным фоном, ненужными подробностями. Но теперь они задерживались в голове.

«А вдруг выгода – это не всё?» – мысль всплыла сама. Он оттолкнул её, но внутри уже начал шевелиться зуд, похожий на любопытство.

К полудню он оказался у городской стены. Там, где камень давно выщербился, а в тени прохлаждались двое мальчишек. Один держал в руках самодельную дудочку, другой пытался выдуть мелодию из старого рога. Получалось плохо, и они громко смеялись над собой.

Дэни остановился. Ему было бы проще пройти мимо, но он задержался. Смотрел, как они, не имея ничего, кроме сломанных игрушек, были счастливы просто играть. И тут внутри что-то кольнуло. В памяти всплыли годы, когда он сам был мальчишкой, бегал босиком по пыльным улочкам, смеялся без причины… А потом – всё изменилось.

Жизнь научила: смех не кормит. Радость не защищает. Только расчёт и осторожность.

Но стоя здесь, он понял, что слишком долго убеждал себя в этом.

Вечером Дэни вернулся в дом. Снял плащ, бросил его на стул. Но вместо того, чтобы привычно сесть за стол, где всегда раскладывал счета, карты и заметки, он остался у окна.

Город снова жил своей ночной жизнью: ярмарка, зажжённые факелы, музыка в кабаках. Шум, беспокойство, живое дыхание тысяч людей.

И в этом дыхании он впервые почувствовал себя частью чего-то большего.

Практичность шептала: «Не отвлекайся. Всё это – лишнее. Вечер пройдет, люди забудут свои радости и беды, а ты останешься с тем, что умеешь – считать и выбирать». Но что-то сильнее удерживало его у окна.

– А вдруг оружие – это не единственное, что мне нужно… – тихо проговорил он вслух.

Слова прозвучали странно. Как будто не его. Но в них была правда, от которой он не мог отмахнуться.

На следующий день он решил проверить это чувство.

Сначала мелочь: когда торговец ошибся в сдаче, дав ему лишние монеты, он впервые в жизни вернул их. Продавец удивлённо посмотрел, но лишь кивнул. И Дэни ощутил странное тепло. Это не принесло выгоды. Но принесло что-то другое, чему он пока не знал имени.

Потом – больше. На узком переулке он увидел, как трое юнцов прижали мальчишку к стене, требуя у него деньги. Раньше он бы прошёл мимо. Но сегодня остановился. Его взгляд был достаточно холодным и уверенным, чтобы парни отпрянули. Он не стал их прогонять силой, просто шагнул вперёд и положил руку на плечо мальчику.

– Иди, – сказал он.

И мальчишка убежал.

Дэни остался в переулке один, глядя на обидчиков. Они исчезли, но внутри у него что-то изменилось.

С каждым днём он всё больше ловил себя на том, что ищет не выгоду, а… смысл.

Но вместе с этим рос и страх. Практичность никуда не делась. Она, как верный нож, всегда была под рукой. Она шептала: «Так нельзя. Это путь к поражению. Если перестанешь считать – проиграешь».

И он не знал, кто победит: старый Дэни или новый, которого он едва начинал узнавать.

Ночью, когда город снова погрузился в беспокойный сон, он вышел на крышу. Ветер тянул за плащ, луна серебрила каменные крыши.

– Что, если я ошибаюсь? – спросил он вслух.

Ответа не было. Только гул города снизу.

Он сжал в руке нож. Лезвие блеснуло в свете луны.

Практичность – всегда его оружие. Но теперь он понимал: это не единственное, что у него есть.

Он поднял взгляд на город, на его неровный, тревожный свет. И внутри стало ясно: впереди будет тяжело. Он рискует потерять то, что давало ему опору всю жизнь. Но впервые за годы он не боялся.

Он был на пороге чего-то большего, чем выгода.

На рассвете он спустился вниз и открыл ворота. Город уже просыпался. Дэни шагнул навстречу шуму, толпе, новому дню.

Он ещё не знал, куда именно его поведёт это чувство. Но впервые у него был не план, не расчёт – а желание. И это было началом.

Глава 2. Встреча с Попутчиком

Помахав рукой человеку, стоявшему на балконе огромного особняка – по всему видно, что хозяину, – Дэни направился к деревьям у подножья горы. Там, на окраине, его уже ожидал кортеж.

Пиджак, заимствованный у владельца особняка, придавал его виду каплю эстетики, но не больше, чем венец пролетариата. Рубаха, взятая как трофей после драки в кабаре, висела на нём, словно мешок, а брюки, добытые некогда как «награда» за достижения на ткацкой фабрике, были штопаны столько раз, что ткань держалась больше на упрямстве, чем на нитях.

Дорога предстояла не близкая. Целую вечность ему пришлось трястись по камням и оврагам, пока повозка не тронулась в сторону города. Кучер, не излучавший ни малейшей радости, тянул лошадь за поводья, будто надеясь ускорить неизбежность и поскорее отделаться от спутников. Казалось, он сам стремился убежать – от чего-то, что всегда нагоняло его в пути.

За окном мелькали кадры поразительно симметричного сада, увядающего в предвестии зимы. Дэни, сидевший внутри повозки, держал на коленях книгу – ранние труды Платона. В дороге он всегда читал: так проще было выживать, не давая скуке разъедать ум. Знания он ценил выше развлечений: книги были его настоящим топливом, а слова древних философов – надёжнее вина и женщин, с которыми он редко засиживался.

Напротив сидел вычурный тип. По чертам лица и безупречной осанке было видно: человек происходил из верхних слоёв общества. Его руки – длинные, ухоженные, – то и дело поправляли воротник или касались трости, украшенной серебряной головкой. Лицо оставалось спокойным, но скука тенью легла на него: казалось, он держался только потому, что так «надо».

Дэни уловил знакомый взгляд. Ещё минута – и тот точно бы начал напевать себе под нос, лишь бы заполнить изнурительное молчание. Сняв с плеча несколько ворсинок собачьей шерсти и закладкой отметив страницу, Дэни решил, что пора заговорить.

– Простите, уважаемый, – произнёс он с показной вежливостью, – я тут недавно. Не подскажете, где в этом городе можно найти библиотеку?

У Дэни была привычка: каждый раз, когда он попадал в новый город, первым делом искал библиотеку. Книги были для него больше, чем хобби. В них он находил инструменты. Не только для мышления – но и для жизни, для выгоды.

Собеседник чуть приподнял бровь.

– Две улицы ниже от места нашего прибытия, – ответил он с львиной толикой недоверия, но всё же не отказал. – Там здание. А рядом подвал. Вот в нём вы и найдёте всё, что вам нужно.

Помолчал. Вдруг, будто пересилив себя, добавил:

– Есть ещё одна. Но она… особенная.

– Хм? – Дэни уловил интерес.

– На вершине той горы, – мужчина слегка кивнул в сторону уходящей вдаль громады. – Но вам бы я не советовал туда даже пытаться.

– С чего такие опасения? – Дэни убрал книгу и подался вперёд. На секунду ему даже показалось, что повседневная рутина треснула, и оттуда пробился живой свет.

– Давно, – начал собеседник, – здесь были последователи Мусейона. Говорят, именно они построили храм, который ныне стоит в руинах на горе. По слухам, в его глубинах до сих пор томятся свитки из Александрийской библиотеки.

Эта фраза отозвалась в сердце Дэни звонким ударом. Александрийская библиотека – имя, звучавшее как сама легенда.

– Но попасть туда невозможно, – продолжил мужчина. – Храм отрезан. Ветер, камни, пропасти… если только у вас нет крыльев.

Он ухмыльнулся. Но ухмылка вышла не весёлой, а холодной, словно он уже видел, как многие пытались – и гибли.

Дэни чуть не выронил книгу. Он поймал каждое слово, как ловят золотые монеты в руках.

– С этого места поподробнее, – сказал он тихо, но напряжённо.

Тут вмешался третий пассажир, всё это время молчавший, но теперь резко вскинувший голову. Это был Джек Лейбл – человек среднего роста, с хитрыми глазами и вечной усмешкой, будто он всегда знал чуть больше других.

– Ах, Карли, – произнёс он, обращаясь к вычурному собеседнику, – ты снова пугаешь новичков сказками?

– Это не сказки, – сухо бросил Джон Карли. – Это предупреждение.

– Ха! – Лейбл хлопнул ладонью по колену. – Ну да, конечно. Каждый раз одно и то же: «там опасно, туда не ходите, там боги хранят тайны». А потом обязательно найдётся тот, кто всё равно пойдёт.

Он посмотрел на Дэни.

– Вижу по глазам – вы как раз из таких.

Дэни усмехнулся.

– Вы говорили что-то о крыльях, мистер…

– Карли, Джон Карли.

– Очень приятно, я Дэни, просто Дэни.

– Я практик, – сказал он спокойно. – Если там действительно есть свитки… они могут стоить куда больше, чем разговоры о риске.

Карли вздохнул, словно смиряясь с тем, что его слова не возымели эффекта.

– Вы и вправду думаете, что там можно найти что-то… настоящее? – спросил он.

– Я думаю, – Дэни вновь открыл книгу, но теперь только держал её, не читая, – что нет ничего бессмысленнее, чем оставлять знание пылиться под руинами.

Лейбл довольно прищурился.

– Ну что ж, тогда, похоже, мы с вами – попутчики.

И он протянул руку.

Дэни посмотрел на неё, и через миг пожал. В глазах Лейбла он увидел то, что сразу насторожило: азарт игрока, который идёт в игру не ради выгоды, а ради самого процесса.

Карли лишь отвернулся к окну.

Снаружи мимо пролетали деревья, тени тянулись длинными полосами по земле, и вдали темнела гора – та самая, о которой говорили.

Дэни впервые за долгое время почувствовал: скука ушла. И вместо неё появился новый порыв.

Дэни посмотрел на неё, и через миг пожал. Он редко реагировал так быстро, но что-то в её жесте оказалось слишком естественным, чтобы игнорировать. Ещё секунду назад он просто сидел, думая о предстоящем пути, но теперь – движение руки, незначительный, почти детский жест – и он уже втянут в игру.

Он повернулся к Лейблу, и тот, не моргнув, встретил его взгляд. В этих глазах Дэни сразу заметил то, что насторожило: не спокойную уверенность практика, не холодную расчётливость торговца или наёмника. Нет. Там был азарт – настоящий, хищный, неподдельный азарт игрока, который идёт в игру не ради выгоды, а ради самого процесса.

Дэни внутренне сжал зубы. Такие люди опасны. Их невозможно предсказать. Они бросаются в пропасть, не думая, что там внизу, лишь бы ощутить момент падения. Они умеют заражать других этим странным чувством, и мир вокруг них всегда меняется – хаотично, непредсказуемо, порой смертельно.

Но, что хуже всего, Дэни почувствовал, что и сам он начинает меняться под этим взглядом.

Повозка подпрыгнула на очередной выбоине, и тишина снова накрыла всех троих. Снаружи мимо пролетали деревья – длинные, тёмные силуэты, вытянутые в стремительные линии. Тени тянулись по земле, словно сама дорога пыталась удержать их и не отпускать к горам. А вдали, за серыми холмами, темнела гора. Та самая, о которой они слышали.

Джон Карли откашлялся, оторвался от собственных мыслей и пробормотал:

– Вижу вершину. Скоро будем.

Его голос звучал ровно, но в нём сквозил оттенок напряжения, который нельзя было не заметить. Он сидел, подперев рукой подбородок, и следил за линией горизонта так, словно ожидал, что гора сама оттуда шагнёт навстречу.

Лейбл усмехнулся и, не отводя глаз от Дэни, бросил:

– Ты понимаешь, что там всё изменится?

– Всё меняется всегда, – сухо ответил Дэни.

– Нет, – качнул головой Лейбл. – Не всегда. Иногда всё течёт медленно, вязко, словно болото. Ты в нём застреваешь, даже не замечая, что утонул. Но бывает миг – как бросок кости, как вспышка карт в руках дилера, как прыжок через обрыв. Всё решается в одну секунду. Вот там – будет именно так.

Карли нахмурился.

– Ты опять со своими азартными речами, Джек? Это не игра. Там люди умирали.

– Люди всегда умирали, – спокойно парировал Лейбл. – А вот жить – это искусство. И если мне выпадет шанс – я сыграю.

Дэни закрыл глаза на мгновение, будто пытаясь отгородиться от обоих. Слова Лейбла раздражали его своей легкомысленностью, но… в них было что-то ещё. Что-то, что пробивалось сквозь усталую корку привычек.