Свет и Сумрак. Пик Смерти

Евгений Ермошко

Свет и Сумрак. Пик Смерти

Евгений Ермошко

Свет и сумрак. Пик смерти

Глава 1

По кронам деревьев забарабанил обжигающий холодом дождь. Вместе с этим пугающие звуки леса приглушились и стали менее заметны. Отчасти могло показаться, что все таившееся здесь спряталось внутри густых мрачных чащоб, зарослей колючего терновника и непроходимого бурелома. Но они оба знали, что это не так.

Первым шел мальчик-северянин с топором в руках и кинжалом за поясом. За ним кое-как, едва успевая, ковылял однорукий полуживой старик. Он не был преклонного возраста, но выглядел намного старше своих лет. За последние несколько недель седина покрыла большую часть его головы, а на лице появились десятки морщин. Запыхавшийся, мокрый от пота и дождя, он облокотился на поваленное дерево и съежился. Маркиз с грустью посмотрел на дорогой изодранный камзол, застегнутый пряжкой в виде пятилистного клевера, на стертые дырявые сапоги, а затем на пропадающего за толстыми елями северянина.

– Подожди, – жалобно протянул он. Звук собственного голоса напугал его еще больше, чем то, что он слышал уже много дней подряд, – шаги приближающейся смерти.

Он прекрасно знал, что в этом лесу одному не выжить. А будучи одноруким калекой, он не продержится здесь и пары часов. Весь его отряд мертв. Сумеречный лес оставил себе их истерзанные души навсегда. Он единственный, кому удалось выжить. А здесь это редкая удача. Но и она оказалась не так к нему благосклонна, когда скрестила их пути с огромным бурым медведем. Играючи он отгрыз ему руку, но почему-то не стал убивать. В тот день Сиагрий истекал кровью и думал о смерти. Он отчетливо помнил, как в его глазах потемнело и он приготовился уйти туда, откуда уже не возвращаются. Но Святая Дюжина распорядилась по-своему, вернув его к жизни, обратно в этот кошмарный проклятый лес. Он очнулся от мучительной боли и первых волн лихорадки. А еще от того, что почувствовал чужие прикосновения. Рядом с ним сидел мальчик-северянин, облаченный в до жути знакомую ему медвежью шкуру. В отличие от всего того зла, что ему довелось встретить в этом лесу, он не пытался его убить, а, наоборот, возвращал к жизни. Каждый день он накладывал на его руку, точнее то, что от нее осталось, невыносимо пахнущую смесь из трав и грибов. Сиагрий не понимал, как северянин оказался посреди Сумеречного леса рядом с ним, но эта воля случая была единственным упоением и самым настоящим чудом. Сам же мальчик почти с ним не разговаривал.

Хруст сломленной ветки раздался в устрашающей близости. Маркиз вздрогнул и приготовился к самому худшему. От страха его глаза закрылись, и он увидел образ Софьи, умоляющей его не уезжать. Она просила послать кого-нибудь еще. Она плакала. Но он был упрям и не хотел, чтобы до короля дошли слухи о его трусости. Теперь он однорукий калека всего лишь в полушаге от смерти.

– Дождь становится сильнее. Нам надо укрыться.

Увидев перед собой северянина, маркиз облегченно вздохнул, отпустив свои страхи. Мальчонка не бросил его. Но зачем ему такая обуза? И как он умудряется так легко сохранять здесь свое спокойствие? За все время, проведенное с ним вместе, северянин никогда не паниковал и не пытался бежать от опасности. В отличие от погибших рыцарей в его отряде, вдвое, а то и втрое старше него, он не бросался прочь, увидев опасность, а доставал оружие и сражался. Что бы ни спускалось на них сверху, что бы ни неслось на них оголтелой рысью, он всегда принимал верные решения. Одно Сиагрий знал наверняка: северянин не боялся смерти. А может быть, даже и наоборот – искал ее.

– Хакон, дай лишь немного отдышаться.

Северянин тяжело вздохнул, облокотившись на старую ель. Долго ждать он не будет. Оставаться на одном месте слишком опасно. Передохнув, маркиз поднялся и поплелся вслед за ним. Уже через пару верст его силы снова иссякли, но, к счастью, им подвернулись две накренившиеся сосны, прижатые друг к другу. Укрывшись от дождя, мальчик вытащил из-под медвежьей шкуры собранные растения. На найденном плоском камне растолок их в зеленую кашицу и положил на сорванный с дерева листок. Сиагрий знал, что сейчас испытает адскую боль, и поэтому зажал зубами первое, что попалось на глаза, – гнилую мокрую ветку.

Когда острая боль немного утихла, маркиз взглянул на него и спросил:

– Зачем ты мне помогаешь?

Хакон приложил указательный палец ко рту и велел ему говорить намного тише. Сиагрия ничуть не смущало, что им командует какой-то мальчишка. Маркизат остался в далеком прошлом. А в Сумеречном лесу нет ни королей, ни подчиненных. Здесь только те, кто охотится, и те, кто выживает.

– Если мы выберемся, я хочу разыскать свой клан. И ты мне в этом поможешь.

Наконец-то. Спустя столько времени он все же ответил.

– Твой клан в Кимбрии?

– Остатки, в основном женщины и дети, которым удалось спастись на одном из ваших кораблей.

Холодное море очень коварно и порой не под силу даже опытному капитану с хорошей командой. Шансов немного. Но преждевременно прощаться тоже не стоит. Во всяком случае, его вера спасла ему жизнь. Сиагрий потер уставшие ноги и уставился на северянина, собиравшего сухие ветки в кучу.

– Как я смогу помочь тебе? В Кимбрии восемь герцогств и черт знает сколько графств.

Хоть он и спрашивал, но в конечном счете его абсолютно не интересовало, отыщет он их или нет. Сейчас все сводилось лишь к одному – выбраться из этого проклятого всеми леса. И даже если бы Сиагрий знал, что они потерпели кораблекрушение и умерли, он бы все равно пообещал ему помощь. Пока в нем живет надежда, живет и он.

– Значит, нам придется обойти их все.

От трущихся друг об друга веток пошел дым. Хакон с еще большим усилием задвигал ладонями. Растерев их достаточно, он раздул маленькое пламя.

Наблюдая за разгоранием костра, маркиз ощутил неподдельный интерес к тому, почему северяне покинули родные земли и как он вообще оказался здесь, так далеко за пределами Воргхарта.

– Почему твои родные и ты покинули север?

Хакон попытался вызвать дух огня, чтобы посильней разжечь слабое пламя. Однако здесь, по какой-то неизвестной ему причине, связь с ними сразу обрывалась. Духи отказывались от контакта, стоило им только появиться. Мрачные чащобы, топкие болота и туманные лощины Сумеречного леса, как выяснилось, пугали даже их.

– Воргхарт теперь во власти Вергардов и тех, кто пришел из-за Тусклого леса.

Маркиз обомлел от услышанного. Тусклым лесом, насколько ему было известно, называлась шапка верхней части Сумеречного леса. Восток Воргхарта.

– Неужели Обреченные живы?!

Их экспедиция провалилась – они так и не смогли пройти через гущи Сумеречного леса в пустоши Миргрета. Но если сказанные слова правда, то это теперь и незачем. Пока король Ратибор пытался разогнать домыслы и страхи архимага, враг уже нанес свой первый удар. При таком раскладе грядущая судьба Кимбрийского королевства даже в лучших вариантах выглядит очень трагической и почти безнадежной. Без поддержки севера их шансы на победу уменьшались в несколько раз. Но каковы они, если теперь Воргхарт на стороне противника?!

– О чем ты, кимбриец?

Конечно, он не понимал. Но ничего удивительного в этом маркиз не видел – на севере не вели летописи и не читали книг. История грядущих лет там передавалась из поколения в поколение. Неужели старейшины клана могли позабыть о самой кровавой и долгой войне за все существование Кимбрии?

– Ты видел их? Тех, кто пришел из Сумер… Тусклого леса.

Перед глазами Хакона пронеслась последняя битва Хагартов. Воспоминания о гибели отца давались ему крайне тяжело.

– Они похожи на людей. Очень уродливых и мерзких. В бою они не превосходят северян, но некоторые из них обладают темной и могущественной ворожбой.

– Значит, я все же оказался прав, – Сиагрий завертел головой, все еще не веря услышанному.

Дождь закончился. Последние капли свалились с макушек деревьев и растворились в опавшей листве. Мальчик по привычке взглянул вверх – наверно, пытаясь увидеть вместо хмурых темных туч яркое ласкающее солнце. Но небо с того самого момента, как он покинул родные земли, никогда не менялось.

– Нам пора, кимбриец. – Хакон встал и притушил сапогом догорающие угли. Сиагрию снова стало мерзко и тоскливо. Но они оба знали, что оставаться слишком долго на одном месте – непростительная ошибка, которая может оказаться последней.

Маркиз не понимал, по каким принципам мальчик выбирает, в каком направлении им двигаться дальше. Все время ему казалось, что они сбились с пути и лишь бродят кругами. Но он все равно шел и слепо верил ему. Хоть и не знал, что на севере у Хакона был хороший учитель. Отец успел научить его, как не путаться и выбираться даже из самого непроходимого дремучего леса. Благодаря ему он мог ориентироваться по малой тени, звездам, мху и кронам деревьев. Однако здесь все это как будто не работало или работало по каким-то абсолютно другим принципам. Не раз ему приходилось находить собственные следы, оставленные несколькими часами ранее. Пробираясь через мокрые царапающие ветви, он пытался вести их на юго-восток, стараясь обходить крупные препятствия, непролазный колючий кустарник и гиблые черные топи, спрятанные под прошлогодней палой листвой. На их пути встречались огромные многовековые рухнувшие стволы, покрытые мокрым лишайником, реже – поляны и холмы, а также высохшие ручьи и опушки. Широкие логи, по которым им зачастую приходилось идти, сопровождались, как правило, прочерченными полосами густо заросшего глухого ельника с редким сосновым древостоем.

Вскоре лес стал меняться. Все ориентиры пропали, повсюду расползлось бесконечное однообразие. С каждым пройденным шагом искореженные стволы деревьев стали все больше выгибаться, словно мучаясь от какой-то неведомой страшной заразы. Их цвет все больше принимал темные, гнилостные оттенки. Углубляясь дальше, Хакон чувствовал, как вокруг становилось все тише и тише. Казалось, в этом месте лес давным-давно уже умер и лишь при помощи какой-то необъяснимой силы все еще продолжает стоять, не разлетаясь на множество крохотных трухлявых щепок.

Сиагрий из последних сил продолжал волочиться за северянином. От холода его тело дрожало, как будто он только что вылез из мерзлой реки. Ноги едва слушались, а озноб пробирал до костей. Почти полностью пересилившая волю усталость заставляла его остановиться отдышаться хотя бы на несколько крохотных мгновений. Ему было абсолютно все равно, что вокруг больше не звучит ни единого звука и что идущий впереди северянин стал гораздо чаще вслушиваться и озираться по сторонам. Все, о чем он думал и просил богов, – это продержаться до следующего привала и не остаться в одиночестве.

Напрягая слух, Хакон не оставлял попыток услышать хоть что-нибудь, кроме собственных шагов и сопения кимбрийца позади. Он понимал, что его спутник еще немного и свалится от усталости и бессилия. Но оставаться здесь на ночлег было слишком опасно. Это место сдавливало, угнетало и пугало, заставляя трепетать даже дух Рагора, спрятавшийся глубоко внутри.

Упав на колени от изнеможения, маркиз уже было открыл рот, чтобы молить северянина остановиться и не бросать его. Но, не успев нарушить царившую повсюду тишину, заметил, как тот замер.

Мертвый лес, ставший у них на пути, что-то скрывал и таил внутри. Хакон это чувствовал. Такие же ощущения у него были и ранее, в Воргхарте, когда они спустились в низину Лохитри. Амулет, доставшийся тогда ему по праву от одной из убитых Гес, начал пульсировать на груди. Что, если это именно он и привел его сюда? Сбившись с курса, северянин уже давно шел, прислушиваясь только к своим инстинктам и интуиции.

Изогнутые деревья открыли перед ними прогалину с расползшимся густым терновником, скрывая то, что находилось внутри, в сердце мертвого леса. Громадные секвойи сводились куполом. Наслоения ветвей колючего кустарника разрослись настолько плотными рядами, что совершенно невозможно было разглядеть, что находилось за ними. Во всей сплошной непролазной изгороди была лишь одна брешь в виде небольшой овальной дыры, размером с тыкву.

Всем нутром Хакон чувствовал исходящую оттуда опасность. Рагор, постоянно жаждущий вырваться наружу, чтобы усмирить свой голод, сейчас спрятался в самых потаенных местах его души. Отец научил его поглощать свой страх и контролировать эмоции. А они сейчас до предела переполняли все его мысли. Амулет бился об грудь, став в буквальном смысле его вторым сердцем. Он вел его сюда, как завороженного.

Сделав несколько шагов, Хакон остановился. На мгновение ему показалось, что в ветвях терновника он смог различить десятки человеческих очертаний, расположенных по всему кругу разросшегося кустарника. Но, вглядевшись сильнее, он разогнал свои страхи и двинулся дальше. Когда до щели оставалась всего пара шагов, он увидел, что колючие ветви лишь обрамляют полое пространство внутри. Подойдя впритык, он нервно сжал рукоять топора. Какое-то недоброе предчувствие легло тяжелым гнетом на сердце. Ему до жути не хотелось сближаться с терновником, но иначе разглядеть то, что находилось внутри, было невозможно.

Прислонив голову к дыре, Хакон увидел пологий громоздкий валун. Он покорял не только своей первозданностью и естеством, но еще и тем, что был исписан рунами. Древними, как все это место. Северянин видел уже такие на идолах в Воргхарте. Немного согнувшись, он прислонил лицо еще ближе к дыре. От удивления его глаза вздрогнули и несколько раз моргнули. На сером камне, увитом плющом, лежало тело – высохшее и морщинистое, как будто кто-то в одно мгновение вытащил из него жизнь и похоронил здесь, спрятав от всего мира. На мертвеце висела разорванная, истлевшая от времени черная мантия. Рот был приоткрыт, а щеки впали настолько глубоко, что, казалось, они приросли к челюстям. Нос полностью иссох, глазницы отсутствовали, но даже без них Хакону думалось, что его призрачный взор направлен именно к нему.

Амулет заколотил по груди. Хакон вытащил его наружу и положил на ладонь перед собой. Каким-то невообразимым образом этот древний артефакт, полученный им так далеко от этого места, тянулся в самый центр лесного могильника, словно имел с ним тайную связь.

Периферийным зрением Хакон заметил движение. Прислонившись снова к дыре, он увидел опускающиеся на землю ноги. Мальчик попытался отбежать как можно дальше, но уже не мог – ветви терновника обвили его запястья и накрепко сжали. Изгородь словно ожила, повсюду вытянулись человеческие конечности, пытающиеся вытянуть наружу все остальное замурованное тело. Встав с камня, мертвец с каждой секундой приближался.

Сиагрий отполз назад. От этого леса он ожидал чего угодно, но только не некромантии. Перед глазами все поплыло, мозг отказывался воспринимать увиденное. Больше он не мог находиться в этом давящем, беспощадном лесу.

– К черту Винса и все его подвиги! В семействе Роклоров хватит и одного героя, – проблеял он и бросился бежать что было сил.

Но, не успев сделать и пары шагов, он тут же отскочил обратно. Проснувшаяся от долгого сна секвойя кровожадно взглянула на мелкую наглую букашку перед собой. Мертвый лес, вопреки всему, что доводилось видеть маркизу когда-либо раньше, пугающе начал оживать на глазах, захлопывая смертельную ловушку.

Ветви так сильно сжали запястья Хакона, что, как бы он ни сопротивлялся, у него не было ни единого шанса вырваться. Сокращая расстояние между ними, мертвец, как паук в паутине, подбирался все ближе, понимая, что его жертва уже никуда не денется. Когда между ними оставалась всего пара шагов, амулет поднялся вверх. Стон усопших, погребенных в живую изгородь, заполнил прогалину, став невыносимо громким. Вернувшись к жизни, они хотели вырваться, чтобы убивать и мучить. Хакон из последних сил уперся ногами в изгородь и попытался оттолкнуться. Ничего не вышло. Ветви терновника еще сильнее сжали его запястье и, содрав до крови кожу, подтянули к зияющей дыре.

– Рагор! Рагор! Помоги! – заорал северянин. Но дух, таящийся в нем, лишь метался из угла в угол, рычал и шипел. Первый раз Хакон почувствовал, что Рагор испытывал страх.

С той стороны за щелью появилась голова мертвеца. Расстояние между ними сократилось настолько, что они почти дышали друг на друга. Пустые глазницы мертвеца зажглись желтым огнем. Исходивший запах от высохшего тела напоминал тошнотворно-сладкую смесь соленой воды и гнилого мяса. Теперь он прекрасно понимал, что они потревожили очень сильное зло, которое уже никогда не отпустит их отсюда живыми. Жаль, что он умрет вот так, не имея ни единого шанса сразиться.

Подобрав упавшее оружие с земли, Сиагрий со всей силы ударил им по натянутым как струны ветвям, державшим северянина. Раздался хруст, и одно из запястий Хакона освободилось. Выхватив у него топор, он тут же рубанул по второй. Черная рука мертвеца вытянулась из дыры и попыталась схватить его за шею, но он успел отскочить. Через секунду из дыры вылезла голова. Мертвец хотел вырваться, однако все та же живая изгородь сдерживала его отчаянные потуги. От бесконечной череды неудач его пасть растянулась, издав оглушительный рев. Звук оказался настолько громким, что от боли в ушах Хакон и Сиагрий упали на землю.

Зов, призывающий все, что таилось в этом лесу, к охоте, разнесся на множество и множество верст.

Глава 2

Проснувшись на широкой кровати с нежными подушками и теплыми одеялами от монотонного стука по двери, он неохотно потянулся и пригласил войти гостя. Широкая голова слуги с ухоженными длинными волосами и узко посаженными глазами выглянула из-за двери. Дофиан, как всегда, был учтивым и любезным, как и при их первой встрече. Со всеми помпезностями он попросил его одеться и следовать за ним.

Накинув быстро штаны и новую рубашку, мальчик вышел из своих покоев вслед за слугой. Следующие минуты своей новой жизни Арн провел в раздумьях, какой же пышный завтрак его может ожидать в специально отведенной для этого комнате на первом этаже. Но Дофиан почему-то свернул возле белой полуоткрытой двери, из-за которой так вкусно пахло яичницей и колбаской, на уходящую вниз винтовую лестницу. Цокольный этаж, куда они спустились, пропах совсем иными запахами: сыростью и потом. Слуга открыл тяжелую металлическую дверь и предложил ему войти в просторный тренировочный зал. Внутри возле деревянных манекенов стоял Орис, взявший его на поруки и ставший его наставником в гильдии охотников за головами. Бросив рядом с ним нож, он приказал ему поднять оружие и защищаться.

Все следующие дни утро начиналось именно так. Иногда ему казалось, что попрошайничество в Старом Моле было не таким уж и плохим занятием.

Каждый день Орис буквально выжимал из него все соки до последней капли. С его рук не сходили мозоли, а мышцы на ногах сводило так, что он едва мог дойти обратно до покоев. Он резал деревянный манекен, пока руки все еще могли держать оружие, бегал вокруг стен Аркера, пока ноги не сводило от бессилия, и лазил по канату, пока тело не начинало дрожать. Но и даже этого Орису казалось мало. По ночам он будил его и заставлял красться за патрулем городской стражи. И дьявольски смеялся, когда у него не выходило.

Это утро ничем не отличалось от предыдущих.

– Выпад! Удар! Кувырок! Удар! – выкрикивал Орис. – Выпад! Удар! Кувырок! Удар!

Арн беспрекословно слушался, молча выполняя каждую команду. В глубине души он надеялся, что скоро обучение подойдет к концу, и тогда он станет настоящим охотником за головами. Рано или поздно наставник поймет, что он готов, и тогда ему придется выполнить одно из условий вступления в гильдию – совершить убийство. Фактически первый контракт для инкарнации мог быть любым. Голова ведьмы, гуля, болотника… Кого угодно… Но в его первом контракте стояло имя флэя. По сути, такого же пацана, как и он. Ведьма, которую он обезглавил, являлась порождением зла и, можно сказать, уже давно была трупом. Но совсем другое дело забрать жизнь у ни в чем не повинного человека. Сможет ли он задушить его или перерезать горло? Сделать это хладнокровно и безжалостно, как и все присутствующие здесь охотники? Затем скрыться в ночи и снова ждать нового контракта. Во всяком случае, теперь на второй чаше весов лежала его собственная жизнь. Орис предупреждал его, перед тем как он дал окончательный ответ. Назад пути уже не будет.

– Только не говори, что ты выдохся и у тебя нет больше сил! – заорал недовольно Орис, бросив испепеляющий взгляд на Арна.

Ну уж нет! Этих слов он больше не услышит никогда. Один раз он уже имел неосторожность пожаловаться ему на усталость и боль в мышцах. Мистер Орис избил его бамбуковой палкой. И делал он это очень долго и усердно, чтобы каждая клетка его тела прочувствовала боль. Не ту, на которую он сетовал, когда сводило мышцы и руки от усталости. А настоящую, от которой хочется выть и орать во все горло. Все остальные охотники, тренирующиеся рядом, лопались от смеха и таращились на него, но он, скрипя зубами, держался. Его глаза становились влажными, но слез так и не проронили. Больше всего он боялся заплакать, как наказанный сопливый мальчишка. Когда-нибудь он станет настоящим охотником за головами, а среди них нет плакс и трусов. Отложив бамбуковую палку, Орис заставил его выполнить упражнение сотню раз. Этот урок Арн запомнил надолго. Впредь свои силы он научился распределять с умом, а если они все же покидали его, он находил резервы.

Дверь открылась, и в нее вошел Фабиан. Все присутствующие тут же сложили оружие и поклонились регенту. Арн сделал то же самое. За время пребывания в гильдии он успел познакомиться с некоторыми правилами и обычаями. Первое, что он уяснил и о чем его предупредил наставник, заключалось в том, что никогда нельзя было перечить и осуждать регента гильдии. Но это и так казалось очевидным. Спорить с первым среди убийц решился бы только безмозглый глупец. Все знали, что Фабиан достиг своего титула, начиная с самых низов, и занимал его по праву. Чем больше он перебирался по ступенькам иерархии гильдии, тем обильнее проливалась чья-то кровь. И пусть в чьих-то глазах он мог сейчас выглядеть не таким молодым и опасным, как когда-то раньше, спорить с ним все равно никто бы не решился.

Из-за постоянных тренировок Арну не так часто доводилось пересекаться с ним внутри гильдии. Но когда это происходило, он с любопытством наблюдал, как меняется его лицо в зависимости от того, с кем он разговаривал. Эта маска всегда имела свою уникальность и неповторимость. С некоторыми она становилось радостной и умиленной, с другими – злой, тревожной или настороженной. Но каким бы оно ни казалось в эти моменты, Арн всегда испытывал подсознательное чувство опасности и тревоги.

Бросив на тренирующихся испепеляющий взгляд, регент остановился в центре так, чтобы каждый мог его видеть и слышать.

– Сегодня Аркер снова умылся собственной кровью!

Несколько дней назад Арн, снаряжая арбалеты, случайно подслушал разговор рядом стоящих охотников. Они судачили о найденном трупе в подвале заброшенного дома, рассуждая о том, кто способен на такое зверство. Из-за лязга металла всех слов он не слышал, однако из их беседы стало понятно, что разодранное тело принадлежало ребенку – девочке из богатой семьи. А еще они обсуждали, что сделал все это не человек, а одно из существ, описанных в бестиарии. И вот убийство повторилось.

Регент задумчиво опустил взгляд в пол, приковав к себе взгляды братьев. Немного погодя он шагнул вперед и взял со стеллажа арбалет. В зале воцарилась полная тишина. Натянув тетиву, он развернулся и выстрелил. Стальной наконечник прошиб деревянный манекен точно в нарисованное сердце, оставшись в нем торчать наполовину. У Арна чуть не открылся рот от того, с какой скоростью он все это провернул.

Фабиан еще раз осмотрел оружие и только после этого положил его обратно.

– И это уже второе убийство.

Каждый из собравшихся понимал его недовольство. Охотники за головами являлись первыми, к кому люди обращались, если их родных и близких находили в разорванном, растерзанном и обглоданном состоянии. В первую очередь предназначение гильдии именно в этом и заключалось, чтобы находить и отправлять в бездну отголоски проявлений тьмы. И уже потом тех, кто преступал закон или был неугоден короне. Естественно, это право давалось не без участия суда или разрешения главы города. Но ни для кого не было секретом, что иногда эти маленькие формальности исчезали. И тогда в сточной канаве находили распутную жену или заклятого врага.

Теневые контракты приносили основную прибыль. В общем-то благодаря им гильдия держалась на плаву и даже процветала. И вот теперь два разодранных тела в городе. Все это бросало тень слабости и некомпетентности. А значит, и значительное уменьшение контрактов. Фабиан понимал, что герцог Аркера наверняка уже пустил на розыск своих лучших псов из инквизиторов и стражей. И если они найдут убийцу первыми, гильдия потеряет не только наработанную годами репутацию, но и страх среди тех, кто считает их рудиментом, от которого давно следовало бы избавиться…