Баллада об озере Правды

– Я могу остаться с тобой на эту ночь. Вдруг тебе снова приснится кошмар, – предлагает Карлетт, стоя около дверей в комнату подруги и держа в руках её ладони.

– Нет, не нужно. Ты и так провела со мной весь день, не хочу забирать у тебя ещё и ночь, – говорит Марона и прижимает Карлетт к себе, даря невинный поцелуй в лоб.

– Как будто мне это в тягость, – улыбается Карлетт.

Они расходятся. Тревожные мысли крутятся в голове, и зябкое чувство мурашками покалывает плечи, но Карлетт отмахивается от него, решая оставить решение всех вопросов на завтрашний день.

Алкея в покоях нет. Предположив, что в такой поздний час муж до сих пор на плацу, Карлетт решает не дожидаться его. Внезапная сонливость валит её с ног, и девушка с удовольствием падает в объятия кровати. Закрывая потяжелевшие веки, Карлетт надеется, что утром Марона как обычно будет широко улыбаться и смеяться с любой шутки. Но этого не происходит.

Когда рассветные лучи касаются кончиков шпилей дворца, Марону находят убитой в собственных покоях.

Глава 4. Совет

Церемонию передачи тела Богине проводят в день инициации. Небо спрятано за свинцовыми тучами. Боль собравшихся на поляне людей густым туманом оседает на жёсткую траву. Ветер уносит за деревья плач скорбящих и похоронную речь викария Храма. Карлетт слышит его слова словно через толщу воды, глядя на мёртвое лицо своей подруги. Та лежит нагая на каменном алтаре. Цветы окружают её посиневшее тело. Мадам Дамкер задыхается в слезах, уткнувшись в грудь мужа. Рядом с ними стоит Диваль. Его лицо не выражает ничего, но на щеках заметны дорожки слёз.

Викарий дочитывает последние строки и взмахивает рукой. Тело Мароны охватывает ослепительное кроваво-красное пламя. Оно вздымается до серого неба, окрашивая его оранжевыми всполохами. Карлетт смотрит на огонь и видит в его очертаниях Марону. Та тянет руки, зовёт. Карлетт уже хочет подойти ближе, но пламя исчезает так же быстро, как и появляется, оставляя после себя лишь грязный пепел. Викарий указывает на алтарь. Один за другим люди приближаются и начинают проводить процедуру погребения.

Кто-то подталкивает Карлетт в спину. На негнущихся ногах девушка подходит ближе, берёт пепел в дрожащие руки и встаёт рядом с двумя глубокими чашами. Одна заполнена водой, другая – землёй. На глаза начинают наворачиваться слёзы. Они текут по щекам, и ведьма прерывисто вздыхает, стараясь успокоиться. Холодный воздух забирается под платье, заставляя стайку мурашек бежать по коже. Пепел утекает сквозь пальцы, падая на чёрную землю в чаше. Сердце бешено колотится в груди, и кажется, будто стук его отдаётся где-то в горле, сдавливаемом невидимыми верёвками. Боль потери душит холодными бледными пальцами. Пара капель слёз падают на горстку земли.

Карлетт стирает влагу со щёк тыльной стороной ладони. Другая часть праха расходится по воде неровной рябью, повторяя изгибы волнующейся поверхности. Карлетт смотрит, как пепел медленно уходит на дно чаши. Исчезает полностью, как и чувство покоя глубоко внутри самой ведьмы. Чувство хрупкое и нежное. Чувство, что надломилось с треском и рассыпалось по кусочкам, оставив после себя лишь зияющую пустоту, которую уже не заполнить. Ведьма взмахивает рукой, развевая по ветру оставшийся прах, и он сливается с серым небом и облаками.

Друг за другом остальные ведьмы и ведьма́ги повторяют обряд передачи. Карлетт бьёт крупная дрожь. Она обнимает себя за плечи, но это не помогает ей успокоиться. Истерика подступает к горлу. Её тошнит. Сглотнув вязкую слюну, она берёт в руки обрядовую свечу, поднимает взгляд, полный слёз, к небу и шепчет онемевшими губами вместе с остальными:

– Прошу Богиню принять в объятия земли, воды, неба и огня Марону – наследницу рода Дамкер, ведьму из Кара́ндэ.

Карлетт пытается не заплакать. Но свеча дрожит в руке, а взгляд мутнеет из-за слёз. Девушка дышит глубоко, считает каждый вдох, но душа не выдерживает, рвётся, выворачивается наизнанку. Ведьма кричит, падая на колени. Свеча, погаснув, выпадает из рук. Слёзы застилают глаза, дышать становится трудно, а грудную клетку сдавливает тисками. Кто-то обнимает Карлетт со спины, держит крепко, прижимая к себе. Магия неконтролируемо искрится на кончиках пальцев. Карлетт хрипит сорванным голосом, задыхается. Мутная тень подходит к ней, прижимает пальцы к вискам. Девушка не может понять, кто это – сквозь пелену она видит лишь плоский силуэт. Ведьма трясёт головой, пытаясь скинуть чужие пальцы, но тело перестаёт слушаться и немеет. Дыхание выравнивается. Карлетт чувствует, как веки тяжелеют и сознание медленно уходит в сон. Девушка засыпает.

***

Карлетт просыпается в своей комнате, когда за окном уже расцветает закат. Кожу лица неприятно стянуло из-за высохших слёз. В груди пустота. Не слышно даже биения сердца. Сбоку доносится шуршание, и знакомый тихий голос говорит:

– Вы проснулись, – Эмрис слабо улыбается. Покрасневшие от слёз глаза смотрят с грустью и жалостью. – Церемония закончилась.

Карлетт садится и безжизненно кивает, глядя в одну точку. Пятнышко на одеяле кажется безумно интересным и отвлекает от нового приступа истерики.

– Кто? Кто это сделал? Зачем? – шепчет Карлетт упираясь лбом в колени.

Эмрис смотрит на неё, закусив губу, затем переводит неуверенный взгляд на конверт, который держит в руках. Выдыхает и протягивает его ведьме.

– Моя Шерон, возьмите.

– Что это? – спрашивает Карлетт, забирая конверт.

На нём личная печать Мароны, и девушка сразу понимает, что находится внутри. В животе всё сворачивается в комок. Пальцы трясутся, когда Карлетт вскрывает письмо.

«Привет, Летти.

Раз ты читаешь это письмо, значит, предсказание ведьминого сна уже сбылось. Прости, что не рассказала сразу. Я правда хотела, но, представив, как ты будешь переживать, язык не повернулся рассказать. Я знаю, что поступила эгоистично. Ты имела право знать, что мне приснился ведьмин сон. Надеюсь, ты простишь меня за эту ложь. Не вини себя в случившемся и не плачь. Ты в любом случае не смогла бы изменить судьбу. У меня была замечательная жизнь, и мне не о чем сожалеть. Я благодарю Богиню, что она позволила мне встретить тебя.

Живи счастливо, моя любимая подруга. Моя сестра. Я люблю тебя, Летти, и буду любить всегда. Прощай».

Слёзы ручьём текут по щекам. Карлетт яростно размазывает их по лицу, до красноты растирая кожу, но они льются не прекращая. Ведьма сжимает письмо в ладонях. Бумага рвётся, и ногти оставляют на ладонях глубокие следы-полумесяцы.

Карлетт мотает головой. Боль снова душит, сжимая сердце когтистой лапой. Забытое чувство потери гладит по волосам холодной рукой. Ведьма надеялась больше никогда не испытать мучения от потери близких. Похоронив отца десять лет назад, потеряв самого любимого и родного человека, четырнадцатилетняя ведьма зареклась защищать дорогих сердцу людей любой ценой. Но сейчас она дрожит, понимая, что не сдержала клятву, данную самой себе.

Тонкие нежные руки притягивают к себе. Эмрис гладит девушку по растрёпанным волосам.

– Виновата… виновата, виновата! – всхлипывая, бормочет, словно заклинание, Карлетт. – Я так виновата.

– Вы ни при чём, моя Шерон, – успокаивающе шепчет Эмрис, покачивая ведьму в объятиях. – Вы не могли знать…

– Но я догадывалась! – надрывно плачет Карлетт. – Тогда! Я догадывалась, что что-то не так! Она… она так странно себя вела, так странно. Надо было убедить её рассказать. Почему?! Почему я этого не сделала?

Ведьма говорит прерывисто, глотая слова. Не переставая всхлипывать, Карлетт освобождается из объятий Эмрис и безвольной куклой падает на подушку. Сжатое в руке письмо она прижимает к груди.

– Где мой муж? – спрашивает Карлетт, чувствуя, как растёт желание оказаться в тёплых сильных объятиях.

– Его держат в восточном крыле, моя Шерон, – отвечает фамильяр.

– Что? – Ведьма недоумённо смотрит на Эмрис. – В смысле? Что произошло, пока я спала?

– Эм… пока вы спали… м-м-м… в вещах господина Тиндаля был найден клинок.

– И? Эмрис, я не понимаю, к чему ты клонишь!

– Этот клинок… он был окровавлен, моя Шерон.

– Богиня, только не это, – выдыхает Карлетт.

Она понимает, к чему ведёт фамильяр, и не хочет этого слышать, но спрашивает:

– Что они сделали?

– Они использовали заклинание связи. Кровь на клинке оказалась кровью госпожи Дамкер. К тому же стража подтвердила, что господин Тиндаль заходил ночью в комнату госпожи. Сейчас он находится под стражей до приезда градэнов. Будет суд.

Карлетт неверяще смотрит на своего фамильяра. На её лице медленно расплывается дрожащая улыбка. Ведьма хихикает, а затем ещё раз и ещё, пока смех не перерастает в истерический хохот. Она смотрит на напуганную Эмрис безумными глазами, качаясь из стороны в сторону и мотая головой.

– Нет, этого не может быть. Не со мной! Это всё чья-то злая шутка! Богиня не может быть настолько жестока ко мне. Не может! Нет! – Карлетт кричит, обнимая себя за плечи.

Эмрис выбегает из комнаты, чтобы через несколько минут вернуться с пузатой глиняной бутылочкой. Она осторожно, поддерживая голову Карлетт, заставляет ведьму выпить всё до последней капли. Жидкость течёт по подбородку, девушка кашляет, давясь горькой настойкой. Карлетт смотрит на фамильяра возмущённо и хочет что-то сказать, но потяжелевший язык не слушается её, а глаза слипаются. Голова падает на подушку, и ведьма засыпает.

***

Когда Карлетт просыпается второй раз, за окном темно. Рядом никого. Мерзкое послевкусие настойки заставляет ведьму поморщиться. Она вспоминает слова Эмрис, и на душе сразу становится паршиво.

По каменному полу гуляет сквозняк, и девушка, зябко поёжившись, накидывает на плечи платок. Карлетт выходит из комнаты и стучится в соседнюю дверь, но слышит в ответ лишь тишину.

Быстро преодолев лестницу, Карлетт сворачивает в широкий коридор. Охраны около покоев матери нет. Девушка стучится в дубовые позолоченные двери. По ту сторону слышится приглушённое «войдите». Карлетт заходит в комнату и замечает стоящую подле окна Верховную Жрицу.

– Как твоё самочувствие? – спрашивает женщина, даже не посмотрев на дочь.

– Я… – Карлетт запинается, прислушиваясь к своим ощущениям. – Я не знаю.

Говорить о себе совершенно не хочется, поэтому девушка спрашивает:

– Как мадам Дамкер?

– Плохо. Похороны стали последней каплей. Она не выходит из комнаты, прикована к кровати. Телей не отходит от неё ни на шаг.

Диона поворачивается к дочери и оглядывает её измождённым, но строгим взглядом.

– Скоро приедут градэны. У тебя неподобающий вид для встречи с ними, – строго говорит женщина.

Карлетт смотрит на своё помятое платье и машинально проводит рукой по спутанным после сна волосам.

– Я пришла поговорить с тобой не о моём внешнем виде, – хмурится она.

– Я знаю. Не я приказала посадить Алкея под стражу, и не мне оспаривать это решение. Это простое соблюдение правил.

– Но что-то ты же можешь сделать? – спрашивает Карлетт.

– Пока я могу только отправить письмо его отцу и дожидаться приезда градэнов. Суд всё расставит на свои места.

Карлетт дёргается и неверяще смотрит на мать.

– На свои места? Градэны не будут возиться с Алкеем. Они не будут искать виновного в смерти Мароны! Они замнут эту историю и вернутся в свои хоромы протирать штаны!

– Следи за языком! – прикрикивает на дочь Верховная Жрица. – Помни, о ком ты говоришь. Я знаю, что тебе сейчас непросто, но это не повод выходить из себя. Умей с достоинством выдерживать невзгоды.

– Ты говорила бы так же, если бы подобное произошло с отцом? – шепчет Карлетт.

Диона устало опускает напряжённые плечи. Она смотрит на дочь, вдруг будто бы сжавшуюся и кажущуюся теперь такой маленькой в этой просторной комнате.

– Иди сюда, – мягче говорит женщина и раскрывает руки для объятий.

Карлетт ныряет в них, утыкаясь носом в материнское плечо, а после чувствует на макушке нежный поцелуй. Сухие тёплые пальцы гладят её волосы и крепче сжимают в объятиях. На глаза снова наворачиваются слёзы, и Карлетт жмурится, пытаясь сдержать их.

– Т-ш-ш, тише, – шепчет Диона. – Всё будет хорошо, милая.

Карлетт прижимается ближе и тихо всхлипывает.

***

Свернув в правый коридор, где располагаются жилые комнаты, ведьма останавливается около знакомой двери. Потянувшись к ручке, Карлетт на мгновение замирает в нерешительности. Противное, вязкое чувство вины захватывает девушку в чёрный липкий кокон. Становится противно от самой себя. Карлетт жмурится и трясёт головой, отгоняя от себя плохие мысли. Дверь открывается с неприятным скрипом. Открытое окно разносит по полу лёгкий сквозняк. Вся комната, стерильно чистая, пугает тишиной и холодом. Карлетт осматривается. Диваль, сгорбившись, сидит на полу, держа в руках портрет Мароны.

– Она так боялась всех подвести, – говорит фамильяр, когда Карлетт садится рядом. Волосы нежно-розовыми волнами обрамляют его лицо. – Не могу в это поверить. Я просто…

Он зажмуривается и отворачивается, пытаясь скрыть слёзы. Карлетт знает, что фамильяр испытывал к Мароне чувства, далёкие от тех, которые может себе позволить его статус. Диваль родился в семье кухарки и портного, которые работали при дворце. И он не стал бы фамильяром Мароны, если бы маленькая ведьмочка сама не выбрала его на праздновании своего четырнадцатилетия.

Карлетт наблюдает за тем, как парень мягко оглаживает большим пальцем портрет возлюбленной.

– Ты уже слышал? – спрашивает девушка.

– Да, – отвечает Диваль. То, насколько его голос стал безжизненным, пугает ведьму. – Я не верю в это. Господин Тиндаль – благородный и добрый маг. Зачем ему убивать мою леди? Чтобы посадить вас на место Верховной Жрицы? Не сочтите за грубость, но это чушь несусветная. Ведь все в Акрате знают, как вы относитесь к идее быть преемницей своей матери.

Карлетт лишь согласно кивает.

– Я обещаю, Диваль, мы найдём настоящего убийцу Мароны.

Парень переводит взгляд на ведьму. Чёрные, узкие, похожие на треугольники глаза затапливают печаль и горе утраты. Он смотрит снисходительно-тёплым взглядом, как умудрённый опытом старец на только начавшего свой путь юнца.

– Для этого должно случиться чудо, моя Шерон.

Карлетт не отвечает, взглядом упираясь в картину, висящую на стене. На ней в окружении густого зимнего леса изображён живописный вид на ледяное озеро.

Выйдя из покоев фамильяра, Карлетт спускается по лестнице, держа путь в восточное крыло. Стены дворца давят со всех сторон, а ведьмы и ведьмаги с портретов провожают Карлетт полным жалости взором. Она кидает на них беглый взгляд, не сбавляя шага. Ковровое покрытие заглушает стук каблуков. Холодный ветер забирается под платье. Карлетт плотнее кутается в тонкий платок.

Восточное крыло – закрытая, заброшенная часть дворца, так и не восстановленная после войны. Эти стены пропитаны сыростью и запахом пыли. Быстрым шагом девушка преодолевает длинную, плохо освещённую винтовую лестницу и останавливается около двух охранников. Один из них, тот, что повыше, с круглым лицом и приплюснутым носом, который делает его похожим на кабана, бросает на ведьму короткий взгляд и молча отворяет обитую железом дверь. В комнате пахнет гнилостью и камнем. Источниками света служат окно башни и одинокая свеча на комоде.

– Карлетт? – Алкей встаёт с кровати, убирая книгу в сторону. Жёлтые глаза светятся беспокойством. – Почему ты здесь? Что-то случилось?

– Я хотела тебя увидеть, – отвечает ведьма, прижимаясь щекой к протянутой ладони.

– Малышка…

– Скажи, что это неправда, Алкей, – просит Карлетт, заглядывая мужу в глаза. – Это не может быть правдой. Я не могу потерять ещё и тебя.

Маг притягивает девушку к себе так, чтобы она коснулась лбом его широкой груди.

– Не потеряешь. Всё будет хорошо, обещаю, – маг, как всегда, старается мыслить позитивно. – Мы что-нибудь придумаем.

Карлетт шмыгает носом и обнимает мужа. Алкей гладит девушку по волосам, положив подбородок на её макушку.

– Кто мог это сделать? Охрана… – бормочет Карлетт, вновь начиная плакать. – Они ведь солгали? Ты же не заходил в комнату Мароны.

– Конечно нет, – уверенно говорит Алкей.

– Зачем кому-то это понадобилось? Почему она ничего не сказала?

– Что она должна была сказать?

Карлетт пересказывает мужу содержание письма. Первое время Алкей напряжённо молчит. На его лице неверие сменяется злостью и растерянностью. Затем он глубоко вздыхает и заглядывает Карлетт в глаза.

– Ты не виновата в смерти Мароны. Скрыть правду было её решением. Даже если бы Марона всё рассказала, мы ничего не смогли бы сделать. Не случись это тогда, случилось бы позже. От проклятия ведьминого сна не убежать. Марона понимала это и не хотела, чтобы ты волновалась о неизбежном.

Головой Карлетт понимает, что муж прав, но сердце протестует. Чувство вины давит на плечи, ослабевшие ноги перестают держать, и девушка упирается лбом в грудь мага, пытаясь удержать равновесие. Алкей садится на кровать, усаживая любимую на коленях.

– Они ведь не сделают этого, да? – с надеждой спрашивает Карлетт. – Градэны ведь не настолько глупы, чтобы казнить тебя на основании косвенной улики и лжесвидетельств? Твоя смерть может развязать войну с Ихт-Караем.

– Никто не знает, что творится в головах у градэнов. Их решения редко поддаются логике и здравому смыслу, но я надеюсь, они будут благоразумны при вынесении приговора.

Маг одаривает любимую нежным взглядом и, взяв за руку, мягко целует её пальцы, вдыхая запах кожи. Его глаза светятся заботой.

– Мы что-нибудь придумаем, – повторяет Алкей.

Дверь резко отворяется с громким скрипом. В проёме появляется начальник охраны, коренастый седой маг с залысинами на висках – мистер Мадвест.

– Градэны прибыли, господин Тиндаль, – предупреждающе стукнув большим пальцем по циферблату карманных часов, говорит он. – Суд скоро начнётся.

Из-за его спины появляются двое стражников. В руках одного из них магические кандалы.

– Это обязательно? – спрашивает Карлетт, наблюдая за тем, как сковывают цепями руки мужа.

– К сожалению, это необходимость, госпожа Тиндаль, – отвечает начальник охраны.

Алкея выводят из комнаты, чуть подталкивая в спину. Карлетт выходит следом. Они спускаются на первый этаж. Стража распахивает перед ними позолоченные двери Зала Совета. В просторном светлом помещении шесть колонн из белого камня удерживают высокий расписной потолок. Посреди зала за большим круглым столом сидят двенадцать градэнов – члены Совета. Верховная Жрица восседает на троне в самом конце зала. Карлетт подходит к матери, вставая по левую руку от неё. Диона окидывает её внимательным взглядом и кивает. Её голос звонким эхом проносится между колонн:

– Приветствую всех собравшихся в этом зале. Причина, что свела нас всех сегодня, печальна. Несколько дней назад была убита высокопоставленная ведьма, моя преемница. Марона из рода Дамкер. Сегодня мы собрались, чтобы судить подозреваемого в убийстве, Алкея Тиндаля, мага, шерона Ихт-Карая.

Все взгляды устремляются на Алкея, на что он лишь дёргает плечом. Цепь кандалов тихо звякает.

– Состав Ковена неполный, – тихо говорит градэн Оми. Узкие глаза, лишённые ресниц, осматривают зал беглым взглядом. – Разве имеем мы право начинать суд без присутствия Оракула?

– Нашла кого ждать, Рена. Мы все быстрее подохнем, чем дождёмся, пока этот мальчишка вылезет из своего храма, – кряхтит со своего места градэн Фливи.

– Следи за языком, Квинтий, – осаждает ведьмага градэн Лайтлил. – Богине могут не понравиться твои слова.

Сморщенное острое лицо с крючковатым носом искажается в обиженной гримасе. Старик в оскорблённом жесте запахивает края мантии.

– И всё же градэн Фливи прав, – кивает ведьма. Из аккуратно собранной причёски выбивается несколько кудрявых рыжих прядей, закрывая ярко-зелёные глаза. Ведьма убирает их лёгким движением руки. – Священный закон предписывает немедленно казнить любого, кто посмеет навредить Верховной Жрице или её приближённым. Ждать, пока Оракул удостоит нас своим присутствием, мы не можем. Улики собраны, свидетели имеются, убийца найден. Всё предельно ясно. Предлагаю заканчивать это ненужное собрание и приступать к подготовке казни через лишение магических сил.

– Постойте! – Карлетт выходит вперёд. Пальцы, сжимающие ткань платья, подрагивают от напряжения. Она смотрит на членов Совета неверящим взглядом. – Неужели вы собираетесь казнить моего мужа на основании косвенных улик и слов свидетелей, что могли быть подкуплены? Не разобравшись? Даже не дав ему права слова?

Градэн Энсес раздражённо вздыхает и закатывает глаза.

– Право слова? Что же он нам, интересно, скажет? Что кто-то взял фамильный клинок твоего мужа, убил будущую Верховную Жрицу и вернул оружие обратно? – говорит она, поднимаясь со своего места. – Это даже звучит смешно. На клинке не было найдено ничьих следов, кроме магических отпечатков шерона. И ты считаешь эту улику косвенной? Хотя раз ты настаиваешь, давайте выслушаем оправдания юнца.

Из всех градэнов Полидора Энсес отличалась особенной неприязнью к магам. Она поворачивается к Алкею. На красивом лице появляется презрительная ухмылка. В ответ на пренебрежительный взгляд маг лишь широко улыбается и делает лёгкий поклон.

– Кто угодно мог воспользоваться этим клинком, – говорит Алкей. – Всё своё оружие я храню в общей оружейной. Меня запросто могли подставить.

– Хочешь сказать, что ты, шерон Ихт-Карая, настолько глуп, что оставил ценность своего рода без присмотра? – издевательски усмехается градэн Кантинций, высокий, темнокожий и очень красивый ведьмаг с яркими голубыми глазами.

– Хочу сказать, что я достаточно умён, чтобы не оставлять следов, – зеркаля усмешку, отвечает Алкей.

– Неужели мы только что услышали чистосердечное признание?

– Видимо, вам стоит прочистить уши.

– Ах ты несносный мальчишка!

– Уважаемые собравшиеся! – прерывает назревающую перебранку Верховная Жрица. – Давайте мы будем уважать друг друга хотя бы на время суда.

Градэны притихают. Алкей, отвечая на вопросы, рассказывает, что в момент убийства Мароны он находился на тренировочном плацу и отрабатывал навыки фехтования. Его слова также подтверждает один из стражников, после чего по залу проносится возмущённо-удивлённый шёпот.

– Показания свидетелей отличаются, – безэмоционально произносит градэн Гекуба Ауман. – Предлагаю не учитывать их в ходе суда для принятия справедливого вердикта.

Градэн Энсес громко скрипит зубами, но согласно кивает.

– Орудие убийства было выковано ещё во времена войн между ведьмами и магами. На стали выгравированы специальные сдерживающие магическую энергию руны. Любая рана, оставленная таким клинком, лишает ведьму сил, пока увечье не заживёт. Мистер Тиндаль, знал ли ты об этих свойствах своего клинка? – спрашивает градэн Оми.

Алкей кивает.

– Хах! Ну что ж, я думаю, больше нет смысла нас задерживать, – говорит градэн Лайтлил. – Орудие убийства найдено, мотив ясен, а свидетеля, видимо, подкупили. Считаю нужным заканчивать этот отнимающий время суд.

– О каком мотиве вы говорите? – недоумевает Карлетт. – У Алкея не было никакого мотива убивать Марону! Если вы хотите соблюсти священный закон и казнить виновного в смерти Мароны, то найдите настоящего преступника!

– Поменьше дерзости в голосе, девчонка, – шипит градэн Фливи. – Мы тебе не поисковые собаки.

Глаза мужчины вспыхивают опасным красным свечением, от которого у Карлетт по спине бегут мурашки.

– Уверена, что мотива не было? – вскидывает бровь градэн Энсес. – Разве упустит молодой амбициозный шерон посадить на трон Акрата свою жену? Ты и сама прекрасно знаешь, что после Мароны была первой в списке преемников Верховной Жрицы.

– И я же отказалась от этого места, – горячо отвечает Карлетт.

– Время идёт – мнения меняются, – хмыкает в ответ женщина.

Карлетт давится возмущением. Она бросает взгляд на матушку, но Диона, игнорируя взгляд дочери, сосредоточенно осматривает состав Совета.

– Пожалуй, в этом вопросе я соглашусь с молодой госпожой Тиндаль, – неожиданно произносит до этого молчавший градэн Тит Элей. Голос его сух и безжизненен, а слепые белые глаза смотрят сквозь Карлетт. – Боюсь, Филея, ты судишь слишком предвзято.

– Что ты такое несёшь, Тит? – возмущённо спрашивает женщина. – Хочешь сказать, что веришь их глупым отговоркам?

– Я бы не назвал их глупыми, – качает головой мужчина, – просто в этой истории слишком много несостыковок.

– Ха! – Чёрные кудри градэн Энсес подпрыгивают, когда она недовольно взмахивает головой. – Давайте проведём голосование. Кто за то, чтобы соблюсти священный закон и казнить Алкея Тиндаля?

– Градэн Энсес! – вступает в разговор Верховная Жрица. – При всём уважении, это какое-то ребячество.

– Помолчи, Диона, – грубо обрубает попытку Полидора. – Так мы решали вопросы ещё в те времена, когда кровавая магия не была под запретом.