Книга I. Квант войны: Ядерное противостояние

– Психолог, – тихо говорит Лейла. – «Охотники».

– Они любят вежливые голоса, – бурчит Ноа.

– Мы не отвечаем, – спокойно говорит Эванс. – И не поднимаемся.

– Но они знают, где мы, – нервно бросает Харрисон.

– Они знают, что мы слушаем, – поправляет капитан. – И хотят, чтобы мы поверили в тупик.

Майк закрывает панель. Якорь дышит ровно. Тянуть нельзя.

– Есть другой ход, – говорит он. – Прыжок. Пока буи не сблизились.

– За, – шепчет Лейла. – Иначе нас прижмут.

– Ноа, – спрашивает Эванс. – Сколько «тихо».

– Три минуты.

– Идём, – решает капитан. – Майк, запускай.

-–

Майк встаёт в центр колец. Дышит ровно. В голове – июль 1943, Лос-Аламос, песок. И фраза из кабинета, что режет по памяти.

– Лейла, окно. Две секунды тишины перед пуском.

– Дам.

– Ноа, фон без роя.

– По возможности.

– Харрисон, тишина связи.

– Есть.

– Ким, зелёная зона.

– В зелёной.

– Дойл, люки не трогать.

– Не трогаем.

Майк смотрит на капитана. Эванс не кивает. Он просто стоит рядом. Этого достаточно.

– Пуск, – говорит Майк.

Кольца меняют звук. Внутри густеет воздух. Внутреннее кольцо держит фазу. Среднее вспенивает вакуум. Внешнее ищет «шов». Пол вибрирует. Белая корона почти невидима, но глаза щурятся сами.

Ноа рвёт воздух коротким «чёрт».

– Контакт сверху. Прямо над нами. Не рой. Большое. Падает.

– Лёд, – говорит Лейла. – Или мина.

– Держим, – отвечает Эванс. – Окно не ломаем.

Майк не двигается. Если дёрнется он – дёрнется поле. Тогда их выплюнет.

В потолок палубы влетает тяжёлое. Звон уходит по конструкциям. Где-то ломается крепёж. Ким сдержанно шипит и держит рычаг.

– Две секунды, – шепчет Лейла.

– Держу, – отвечает Майк.

И тут голос снаружи снова звучит. Всё так же спокойно.

– Американская лодка. Сейчас вы умрёте.

– Уходим, – говорит Эванс. – Пуск – сейчас.

Кольца входят в синхрон. Якорь ровный. Воздух тянется как резина. Мир сгибается.

Майк уже «чувствует» песок. Слышит хлопок двери барака. Видит белую рубашку на тонких плечах.

И в этот момент снизу бьёт другой удар. Яркий и злой. Не лёд. Не мина.

Это обратный зубец QGT. Внешнее кольцо ловит паразитную волну. Перегрев. Якорь обжигает плечо.

– Отбой, – кричит Ноа.

– Нет, – шепчет Майк. – Держу.

Он делает то, чему учит железо. Выравнивает фазу через плечо. Гасит всплеск телом. Это плохо. Но других рук у кольца нет.

– Майк, – жёстко говорит Эванс. – Стоп.

– Ещё секунда.

Сквозь белый свет проступает рука с сигаретой. Прямой стол. Голос, который он запомнил.

Свет рвётся пополам. В одну сторону летит песок. В другую – мокрый металл.

Он сжимает зубы. Делает выбор. Отпускает поле.

-–

Он падает на колени в отсеке. Воздух тяжёлый. Лампы мигают. Вода шепчет в трубе. Ноа ругается вполголоса. Лейла нервно смеётся. Харрисон молчит.

– Где мы, – спрашивает капитан.

– Здесь, – отвечает Ноа. – На месте. Пуск сорван.

– Почему, – ровно говорит Эванс.

– Мина сверху, – отвечает Лейла. – Ударила не корпус. Ударила поле. Словно знала, когда мы «тоньше».

– Они учатся, – тихо говорит Ноа.

Майк поднимает голову. Якорь звенит в кости. Жив, но на пределе.

– Второго окна не будет, – говорит он. – Надо убрать «буй». Иначе нас прижмут.

– Придётся выходить в холод, – решает Эванс. – Срезать ретранслятор.

– Снаружи, – хмурится Дойл.

– Снаружи, – повторяет капитан. – И быстро.

– Пойду я, – говорит Харрисон.

– Нет, – отсекает Эванс. – Нужен тот, кто не дрогнет под льдом.

– Тогда я, – кидает Лейла.

– Ты у руля.

Капитан переводит взгляд на Майка. Взгляд ровный, без нажима.

– Я пойду, – говорит Майк. – Якорю нужна «отдышка». Руками работать могу.

– Ты с ума сошёл, – рычит Харрисон.

– Нет, – отвечает Майк. – Я просто не хочу снова видеть чёрный город.

Он встаёт. Ещё пошатывается, но руки уже тверды.

– Подготовить шлюз, – говорит Эванс. – Пятиминутное окно. Верёвка, страховка, сигнал. Пропадёт микрофон – два рывка и уходишь сам.

– Принято, – отвечает Майк.

Он берёт инструмент. Кладёт в карман. Проверяет клапан маски. Смотрит на белый свет люка. Там воздух режет лёгкие.

– Майк, – тихо говорит Лейла. – Вернись.

– Постараюсь, – отвечает он.

Дойл кивает ему и хлопает по плечу. Ким поднимает глаз. В них ни страха, ни пустоты – чистая работа.

-–

Люк открывается. Холод бьёт в лицо. Лёд над головой толщиной в два метра. В нём прожилки, как в стекле. Тени проходов – темнее. Они двигаются, как рыбы. Но это не рыбы.

Он ставит ногу на скобу. Защёлкивает карабин. Верёвка тянет вниз и держит как ладонь.

– Связь, – говорит Харрисон. – Раз, два.

– Слышу, – отвечает Майк.

– Время пошло, – напомнил Эванс.

Майк поднимается. Металл под ботинками скользкий. Перчатки грубые, но теплее так. В руке резак. Пальцы помнят ход газа и огня.

Лёд сверху глухо поёт. Где-то справа трескается тонкий слой. Слева чиркает чужая «игла». Рой рядом, но не здесь.

– Два метра, – шепчет Ноа. – Ещё метр.

Майк выплывает в карман. Там тише, но холод плотнее. Буй висит на тросе, как железный плод. На боку метка, которая не нравится. Лак чистый, шов аккуратный. Он не гражданский.

– Вижу буй, – говорит Майк. – Начинаю рез.

– Работай, – отвечает Эванс.

Майк подносит резак к стяжке. Игла огня шипит. Лёд вокруг темнеет и плачет мелкими каплями. Металл троса отдаёт тонкой вибрацией в руке.

Голос приходит в наушник, как тёплая вода.

– Американская лодка, – говорит вежливый английский. – Один ваш человек вышел на лёд. Мы уже здесь.

Пауза и лёгкая улыбка в тембре.

– Вернитесь вниз. Или встретимся прямо над вами.

– Игнорируй, – осекает Эванс.

– Игнорирую, – отвечает Майк и прижимает резак сильнее.

Металл светлеет. Запах жёного льда забивает нос. Секундомер в голове тикает.

– Слева движение, – шепчет Ноа. – Крупное. Медленнее роя. Похоже на платформу ретранслятора.

– Дистанция, – просит Эванс.

– Двадцать пять метров и закрывается, – говорит Ноа. – Ноль ответов на пинг. Пассив.

– Больше газа, – шепчет Лейла в общую. – Майк, резче.

– Понял, – отвечает он.

Резак рычит громче. Стяжка чернеет по кромке. Огонь отражается в маске.

Сверху над карманом проходит тяжёлая тень. Вода вокруг отзывается низким гулом. Это не шар. Это что-то массивнее. Оно закрывает свет.

– Контакт над тобой, – говорит Харрисон очень тихо.

– Вижу тень, – отвечает Майк. – Ещё десять секунд.

– Пять, – исправляет Ноа. – Они точно тебя видят.

Голос снова приходит в ухо.

– Американская лодка, – говорит запись уже ближе. – Мы рядом. Мы добрые.

– Смешно, – бурчит Дойл.

– Держим, – отрезает Эванс.

Стяжка тоньше волоса. Майк чувствует, как металл хочет сдаться. Он качает резак на полсантиметра туда-сюда, убирая лишний металл. Плечи горят, дыхание ровное.

– Три секунды, – шепчет он. – Две.

Тень слева дрожит, как ласточка перед броском. Что-то щёлкает наверху. Из темноты выплывает кинжальная морда другого шара – не маленький, длиннее и с гребнями. Он идёт не на него, а на инструмент.

– Слева шар, – говорит Майк. – Идёт на резак.

– Ускорься, – шепчет Лейла.

Он вдавливает пламя. Металл тлеет, треск идёт по тросу. Буй дёргается вниз на сантиметр.

– Ещё секунда, – шепчет Майк.

Шар ускоряется и раскрывает тонкие лапы. Они рассчитаны именно на стяжку. Он хочет вскрыть трос и уйти с ним.

– Ноа, – быстро говорит Эванс. – Есть импульс по верхнему карману.

– Будет, – отвечает тот. – Две… одна.

Вода над Майком сияет как от жар-птицы. Короткий импульс уходит по дуге и бьёт шар снизу. Тот перекашивает траекторию, скользит по льду и уходит чуть выше.

– Хорошо, – шепчет Майк. – Ещё мгновение.

Голос в наушнике сбивается на шёпот. Вежливый тон ломается и на миг становится раздражённым.

– Американская лодка. Сейчас.

Стяжка сдаётся. Звук как треск сухого волоса. Буй теряет опору и повисает на втором хомуте. Ещё один рез – и ретранслятор рухнет ниже, потеряет геометрию, уйдёт в тень.

Майк переносит резак на второй хомут. Пламя шипит. Тень над ним расширяется. Платформа разворачивается боком, как рыба.

– Майк, – тихо говорит Эванс. – Две секунды на рез. Дальше уход.

– Понял.

Он давит на резак. Металл плавится. Холод кусает лицо сквозь маску.

Из темноты справа выплывает новая тень. Она тяжелее и ближе. Её борт гладкий, на кромке – узкая красная лампа. Это не шар. Это «тень» из оглавления их страшилок. Внутри гудит что-то тяжёлое. Платформа «Скиф» или её младший брат.

– Контакт под люком, – шепчет Ноа, и даже его голос меняется. – Очень близко.

Голос в наушнике снова улыбается.

– Мы уже здесь.

Майк слышит, как внизу Эванс делает вдох.

– Доведи рез, – говорит капитан. – Потом вниз. Мы перережем их слух.

Майк прижимает огонь. Хомут светлеет, потом черенеет по краю. Трос вибрирует, как струна.

Он даже не слышит, как Лейла тихо считает секунды.

– Три. Две. Одна…

Металл с треском сдаётся. Буй рвёт удержание. Он уходит вниз и клинит в ледяном гроте. Тень наверху дергается, теряя «нос». Запись в наушнике на миг обрывается.

– Уходи, – жёстко говорит Эванс.

Майк отрывает резак от металла, прижимает его к груди и толкается к скобе. Верёвка принимает вес. Лёд поёт высоким звоном.

И в этот миг тяжёлая тень делает шаг в бок и опускается почти вплотную к люку. Она не наша. Она уже рядом. Она закрывает белый свет люка, и на её боку вспыхивает тонкая красная линия, похожая на прицел.

– Американская лодка… – вежливый голос звучит совсем близко.

Резак касается стяжки у люка – он цепляет её на автомате, чтобы не потерять инструмент в рывке. Голос всё ещё льётся. Ледяной люк чернеет тенью, и по тросу уходит дрожь.

Тяжёлая тень нависает. Она медлит ровно на вдох.

И начинает падать.

Эпизод 3. Письмо, которое меняет век

Тяжёлая тень падает на люк. Вежливый голос тянется по воде: «Американская лодка…». Резак у Майка касается стяжки, металл шипит и темнеет.

Он дёргает резак к себе и ныряет вниз. Верёвка берёт вес, карабин тянет плечо. Тень перекрывает свет, по льду идёт низкий звон.

– Вниз, – говорит Эванс. – Майк, резак держи.

Майк скользит вдоль скобы. Маска краем чиркает по льду. Над ним что-то тяжёлое ложится на люк и давит.

Лёд поёт протяжно. Верёвка дрожит как струна. Майк заходит под уступ и прижимается к металлу.

Ноа даёт короткий импульс наверх. Вода вспыхивает белым «солнцем». Тень вздрагивает и перекатывается вбок.

– Окно, – шепчет Лейла. – Двадцать секунд.

Майк подгребает к люку. Дойл подаёт крюк. Резак скользит назад в руки старшины. Майк проскальзывает внутрь.

Люк захлопывается. В отсеке пахнет холодом и железом. Капли звенят по решётке.

– Контакт наверху – не шар, – говорит Ноа. – Большой автономный ретранслятор. Идёт как траулер.

– «Скиф»? – спрашивает Харрисон.

– Без маркировок, – отвечает Ноа. – Но мозг у него не игрушечный.

Лейла переводит лодку на полметра ниже. Камень под килем шершавый. По корпусу ползут мелкие щелчки.

– Буй перерезан, – докладывает Майк. – Слух им мы срезали.

– Частично, – говорит Ноа. – Они уже перенацелили вторичку. И копают нам сверху карман.

– Уйдём вправо, – решает Эванс. – Ким, держи зелёную.

– Держу, – отвечает Ким. – Якорь пусть остывает. Плечо ещё красное.

Майк кивает и садится к панели привязки. Внутреннее кольцо ровно. Среднее шуршит, как бумага. Внешнее дышит нервно.

– Что с записью «вежливого», – спрашивает он. – Хочу послушать через фильтр.

– Дам после отхода, – отвечает Ноа. – Сейчас не время.

Лейла выводит лодку в тёмный ход под наледью. Сверху уже не давит. Сбоку идёт длинная тень каменного ребра.

Эванс смотрит на Майка. Взгляд спокойный.

– После отвода слушай, – говорит он. – И готовь «девять третий девятый».

Майк понимает. Это их короткий ключ на прыжок в осень 1939. Письмо, цепочка, осторожное вмешательство.

– Готовлю, – отвечает он.

-–

Они уходят от «траулера» на десять минут хода. Ноа держит шум плотным и спокойным. Лейла не даёт резких рывков.

В отсеке теплее. Пар уже не висит нитями. Внешнее кольцо отзывает однотонным гулом.

– Ставлю запись, – говорит Ноа. – Снял по четырём каналам. Фильтры – мягко.

Голос «вежливого» течёт снова. Он просит подняться. Он предлагает «сохранение жизни». Он больше похож на врача, чем на охотника.

И вдруг, под шумом и подлёдным фоном, появляется второе слово. Короткое и сухое. Не запись. Не стандарт.

– «Увидимся в тридцать девятом», – тихо читает Ноа.

В отсеке становится ещё тише. Даже вентиляторы прячут звук.

– Кто это, – спрашивает Харрисон.

– Человек, который знает, куда мы пойдём, – говорит Эванс. – И хочет, чтобы мы знали, что он это знает.

Майк прокатывает фразу на языке. В ней нет позы. Без угрозы. Просто спокойное констатирование.

– Пилигрим, – говорит он.

Лейла стискивает губы и сразу отпускает. Дойл переставляет сети ближе к люку.

– Не даём ему жить у нас в голове, – говорит Эванс. – Слушаем и делаем своё.

Майк возвращается к панели. «Девять третий девятый» ждёт его рукой. Он делает привязку к радиофону. Ищет лето. Ищет осень. Нужны Нью-Йорк, Принстон и кабинет, где пахнет чаем.

– Дата на шкале – 11.10.1939, – тихо говорит он. – То окно, когда письмо уже готово, но доставка ещё живёт в руках.

– В руках Силларда и Сакса, – добавляет Лейла.

– Да, – кивает Майк. – И рядом есть место для «лишнего листа».

– Риски, – просит Эванс.

– Память, – отвечает Майк. – Якорь на пределе. Если будет обратный зубец, ловлю на себя. Историческая инерция – высокая. Нужно действовать мягко. Через людей и логистику.

– Принято, – говорит капитан. – Ноа, фон. Харрисон, молчание. Ким, зелёная.

– Есть, – отвечают сразу трое.

– Пуск по готовности, – заканчивает Эванс.

Майк закрывает глаза на секунду. Видит буквы на кремовой бумаге. Слышит ритм печатной машинки. Знает, что это возможно.

– Вхожу в центр, – говорит он. – Две секунды тишины.

Лейла даёт тишину. Рой далеко и устал. «Траулер» ушёл в сторону.

– Пуск, – говорит Майк.

Кольца собираются в голос, как струны одной гитары. Внутри густеет воздух. Внешнее ищет «шов».

Их выталкивает в другое лето.

-–

Он сидит на скамье у окна и держит бумажный стакан с чаем. За стеклом – мокрая улица. Листья сыплются жёлтым мелом. На углу киоск продаёт газету с крупным словом «Европа».

Это маленькая кафешка у Гарварда. Внутри пахнет выпечкой и мокрыми пальто. Мужчина с живыми глазами держит в руках свёрток. Ему тесно в пиджаке. Он смотрит на дверь.

– Силлард, – тихо говорит Лейла.

Она сидит напротив и листает пустую газету. На её пальцах нет кольца. Она шепчет редко и точно.

– Он ждёт, – добавляет Майк. – Но не того, кого мы ждём.

Дверь звенит. Входит человек со смуглым лицом. Короткая шляпа. Прямой взгляд.

– Сакс, – говорит Лейла.

Они не подходят сразу. Они не ломают тракт. Нельзя ломать. Им нужно вшить крошечный изгиб.

Силлард поднимается и даёт руку. Сакс улыбается. Он говорит сухо и быстро. Силлард отвечает тише, но твёрдо. Они садятся ближе к окну.

– Мы будем работать через их связку, – шепчет Лейла. – Третий голос должен пролезть в конверт. Не в основное письмо. В приложение. «Лишний лист».

– Текст у меня, – отвечает Майк. – Про комитет и регуляторы. Про этику на старте. Без громких слов. Просто то, что никто не успел сказать.

– Как вшить, – спрашивает она.

– Через Сакса, – отвечает Майк. – Он привык приносить не только письма. Он приносит «доверительный пакет». Мы дадим ему лист как часть справок.

Официант ставит поднос на стол Сакса и отходит. Пара слов с акцентом тонет в шуме. Силлард открывает портфель и достаёт папку.

Майк смотрит на часы. В 11:30 у Сакса встреча в другом конце города. Он уйдёт быстро. Они должны успеть до его следующего шага.

– И я вижу хвост, – тихо добавляет Лейла.

У стойки стоит мужчина с газетой. Газета пустая, как у Лейлы. Он не пьёт кофе. Он читает их отражение в стекле.

– Наш или их, – шепчет Майк.

– Не наш, – отвечает Лейла просто.

Человек у стойки встречается взглядом с Майком на секунду. Его глаза спокойны. Он кладёт монету и уходит без сдачи.

– У нас мало времени, – говорит Лейла. – Давай работать.

Майк встаёт и идёт к стойке с сахаром. Руки у него спокойные. Он берёт салфетки. Одна салфетка и два слова могут толкнуть цепь.

Возле стойки стоит молодая женщина с коробкой печенья. Она смотрит на Силларда как на учителя. Майк кивает ей и улыбается открыто и по-человечески.

– Вы не подскажете, где тут телефон, – говорит он.

– Там, – она показывает на дверь с табличкой.

В телефонной нише тихо. Он набирает номер, который в этой эпохе ещё не его. Шифр прост. Это заранее подготовленный канал через «друга друга». В ответ будет курьер, который уже должен быть в квартале.

– Говорите, – шепчет женский голос.

– Пакет под окнами «Риверса», – отвечает Майк. – Зелёная шляпа.

– Пять минут, – говорит голос.

Майк возвращается к столу. Лейла уже поставила на край окна чистый крафт-конверт. Он почти не заметен. Внутри – лист, который не ломает письмо, а добавляет «тормоз».

Текст короткий и деловой. «Предложение о создании постоянного гражданского совета при руководстве проекта. Стандарты безопасности и этические регуляторы на этапе постановки задачи. Контрольные точки. Право “стоп” при изменении масштаба». Никакой высокопарности. Только работа.

– Курьер будет, – шепчет Майк. – Подойдёт к Саксу как к знакомому. Передаст «справку».

– Как мы сюда попали, расскажешь потом, – улыбается Лейла глазами.

Она видит в зеркале, как человек с пустой газетой появился снова в окне. Он не входит. Он проходит и уходит в сторону набережной.

– Он проверил нас, – тихо говорит Лейла. – И ушёл.

– Пилигрим, – шепчет Майк. – Или кто-то от него.

– Не отвлекаемся, – останавливает она.

Дверь звенит. Входит высокий мальчишка в зелёной шляпе. У него белый конверт в руке. Он подходит к Саксу, как будто они договорились.

– Доктор, – говорит он вежливо. – Апостиль. Попросили передать. Справочно.

Сакс берёт конверт на автомате. Он привык к бумагам. Он не любит задержки. Он вскрывает край ногтем и смотрит в уголок.

– Вложите туда, – говорит Силлард. – Потом посмотрим.

– Сейчас, – отвечает Сакс и убирает конверт в папку.

Майк делает глоток чая и быстро отводит взгляд. Он чувствует, как якорь отзывается коротким жаром. Внутри всё живо.

– Уходим, – шепчет Лейла. – На два квартала назад. Потом – к телефону. Проверим, что курьер не «их».

Они выходят. Дождь мелкий. Ветер с реки тянет мокрый сахар с кухни. Трамвай шумит на перекрёстке.

– Здесь, – говорит Лейла и уводит Майка в узкий проход между домами. – Дай руку. Дыши ровно.

Якорь выравнивает память, как ремень. Он пишет две короткие строки в голове. «Лист ушёл. Сакс взял. Хвост ушёл».

– Возвращаемся, – произносит Майк.

-–

Они привязываются ко второму пункту – кабинет в Принстоне. Там плотный воздух и старые книги. Там Эйнштейн находит слова для того листа, который уже лежит у Сакса.

Их задача здесь – не мешать. Их задача – не дискредитировать «добавку». Они просто «подкладывают» разговор.

Они появляются не у самого кабинета, а в холле через два коридора. Ключ в ногах – письмо на столе секретарши с маркировкой «Справки». Они меняют на нём одну строку. Не подделкой. Просто выправляют букву в фамилии, чтобы лист пришёл в нужный конверт.

– Поспешно, но чисто, – шепчет Лейла.

Майк кивает. Он видит в дальнем углу пожилого мужчину с растрёпанными волосами. Тот говорит мягко и быстро. Руки у него живые, как птицы.

– Не смотрим, – напоминает Лейла. – Мы – тени.

Они уходят через боковую лестницу. Мир держится на мелочах. Они толкают мелочь.

-–

Возврат на лодку – как глубокий вдох. Металл теплее, чем до прыжка. Вода у борта шумит иначе. Где-то далеко всё ещё гуляет «траулер».

– Как прошло, – спрашивает Эванс.

– Лист в папке, – отвечает Майк. – Канал через Сакса открыт. Правка тихая.

– Эхо, – просит Эванс.

Ноа уже крутит ручки. Радиофон другого часа гуляет на периферии слуха. Он отодвинут, он почти ушёл, но не ушёл.

– Совсем тихо, – говорит Ноа. – Никаких новых «вежливых».

– А наша «тень», – спрашивает Харрисон. – Он был там?

– Был, – отвечает Лейла. – Смотрел. Не мешал. Сказал глазами «увидимся».

– Увидимся, – повторяет Эванс. – Но не сейчас.

Ким проверяет ленты охлаждения. Внешнее кольцо ровнее. Лампочки зеленее.

– Майк, плечо, – напоминает доктор Моррис. – Покажи руку. Мы не железные.

– После следующего окна, – отвечает он. – Должен успеть на Рузвельта.

– По плану – сегодня, – говорит Лейла. – Сакс пойдёт вечером. Его примут не сразу, но пустят.

– Мы должны дотянуться до самого стола, – добавляет Майк. – И убедиться, что «лишний» лист внутри.

– А «траулер», – спрашивает Ноа. – Он не ушёл далеко.

– Маскируем шум, – решает Эванс. – Пойдём под естественный гул. Отвернём на запад. Там карманы потемнее.

– И готовим ещё одну «пустышку», – добавляет Сара Чен от вооружения. – На случай, если «вежливый» вернётся.

– Готовь, – кивает капитан.

Они двигаются подо льдом. Вода гудит у каменных перемычек. Лёд скрипит и сдаёт. Гул ветра напоминает пустые мосты.

Майк стоит у привязки. Ему нужно провести тонкую нить к 21:10 в Вашингтоне. Это не тяжёлый пуск. Это не новый мир. Это «подсмотр» и маленький толчок.

– Поймаю момент, когда папка откроется, – говорит он. – И посмотрю в пакете. Только это.

– И не тронешь руками, – добавляет Эванс.

– Не трону, – отвечает Майк.

– Но если увидишь чужой лист, – говорит Харрисон, – скажи.

– Скажу, – кивает Майк.

-–

Кабинет выглядит иначе, чем в новостных хрониках. Он теснее. На столе лежит слишком много карт. На подоконнике тёмная папка с печатью.

Сакс сидит прямо. Он не теребит руки. Он говорит уверенно и коротко. Человек за столом слушает и не перебивает.

Майк и Лейла стоят в тени, в углу, где глохнет звук. Они на короткой привязи, едва в «шве».

– Дай мне лицо, – шепчет Лейла.

Майк переводит взгляд. Он видит уставшие глаза человека за столом. Он привык смотреть на кризисы, как на дела дома. Он не играет ими. Он считает их рабочими задачами.

– Вскроет папку, – шепчет Майк. – Сейчас.

Сакс ставит папку на стол. Он открывает её ровно и спокойно. Он достаёт письмо на кремовом листе и кладёт его слева. Справа – маленький конверт со «справками».

– Наш лист там, – тихо говорит Лейла.

– Сейчас увидим, – отвечает Майк.

Человек за столом читает письмо всё вслух. Голос низкий. Он делает пометки, где фразы цепляются. Он отмечает числа и слова.

Сакс ждёт. Он немного наклоняется вперёд. Он знает цену времени.

– «Ваш комитет сможет принять руководство и оценить научные возможности…», – читает человек. – «Существуют важные последствия для гражданской защиты».