Маргарет

– И с кем же?

– Это сын городничего, Молвина.

– Коля Молвин?! – перебил я.

Маргарет кивнула. Я видел, как она поникла, но всё же до последнего пыталась скрыть свою грусть. Мною были предприняты всяческие попытки поддержки, но поддерживать я не умел (это одна из моих слабых сторон). Маргарет лишь усмехнулась моим жалким попыткам, а после встала и вошла в дом, добавив напоследок:

– Тебе стоит подготовиться к сегодняшнему вечеру.

– А что будет? – нахмурился я.

– Ты забыл? Сегодня именины у Инги. Мы едем к ним.

Глава 3

Вечер 12 сентября

Вечером нас ждали молодые супруги в своём особняке, что стоял на набережной.

Я сидел в повозке и шмыгал носом, ожидая Маргарет и крёстную. В окнах с жёлтым светом было видно их суматоху. Видел, как Маргарет примеряет украшения, Фёкла пристаёт к волосам, а Аглая Николаевна кричит на горничную и после отсчитывает дочь за медленность.

Наш кучер на сегодня – Михайлыч. Вот он оделся по погоде, а я – нет. Сидел там, поджавшись в своём английском костюме. Вся эта мода не для России. «Здесь надо ходить в мехах и валенках!..» – подумал я, устав от ожидания на холоде (это лето выдалось невероятно холодным).

Двери открылись и на пороге появились модницы. Маргарет, быстро перебирая ножками в маленьких туфельках, заскочила в повозку и села рядом со мной. А вот графиня, даже в шаге которой чувствовалось пугающее, угрожающее напряжение, гордо спускалась по каменным ступеням, давно утратив живость молодой барышни.

Возница взмахнул уздой, конь спохватился, и повозка тронулась, стуча колёсами по каменной дорожке, по грубому булыжнику. Ветерок метнулся по кудряшкам моей спутницы, она вздрогнула и спряталась за воротником, а заметив мой весёлый взгляд, улыбнулась в ответ.

Она рада. Она предвкушает этот вечер. Да?

Повозка уже ехала по центральным улицам города: ровненькие узкие дома, жёлтые фонари, железные витиеватые заборчики и магазинчики, давно закрытые. Вскоре мы завернули на набережную, где после какого-то времени заметили дом молодых Сосновских. Я видел их особняк впервые.

Сразу у меня забушевали воспоминания о весёлой юности. Для большего взбудораживания чувств я сравнивал Павла с тем другом, которого здесь оставил, и с тем, кого я сейчас увижу. Встретив его вчера в поместье, я не заметил резких изменений во внешности или характере. Видимо, главное изменение произошло в его положении.

Я ухмыльнулся фасаду и вошёл внутрь со своими спутницами.

Дом внутри не менее богатый, чем снаружи. Прихожая в шёлковых обоях, зеркалах в массивных и чересчур узорчатых рамах, картинах всех размеров и разодетых гостях. Там стояло много людей из города. Я видел мужчин в военных мундирах, сверкавших орденами, словно бриллиантами. Было много молодых дворянок с завитыми кудрями в пучках на макушке и узких платьях, что расширялись к низу, переходя со всеми рюшами, складками и украшениями в трен.

– А как же милашка Мари? – спросила Маргарет Ингу, что встретила нас.

– К сожалению сестра приболела.

– Маргарита! Девочка же ещё юна для выхода в свет, – возразила Аглая Николаевна.

– Почему же, – воскликнула Инга, поведя чёрной бровью. – На её скорые именины батюшка устроит роскошный праздник, первый бал для Мари.

Вскоре подошли Паша и князь Зимов. Князь проводил крёстных в зал, а мы последовали за ними: я с Пашей, а Маргарет с Ингой.

– Кстати, сегодня будут Молвины, – улыбнулась Инга, взглянув на Маргарет небесными очами так радостно и восторженно. В ответ спутница лишь постаралась сделать некое подобие улыбки, лживость которой Инга не заметила.

– Я надеюсь, ты здесь надолго задержишься? – начал Паша.

– Время покажет.

– Тебя давно не было в Мирне. Думаю, стоит увидеться со старыми друзьями.

– Хочешь собрать всех вместе? – ухмыльнулся я. Не особо хотелось видеть одноклассников из моей гимназии. И одноклассниц Маргарет и Инги.

– Хорошая идея! – обрадовался он.

Да, очень хорошая идея… Андрей, кто тянул тебя за язык?!

Этот вечер был посвящён дню рождению Инги, которая должна родить ближе к зиме. И всё было прекрасно, с размахом, как и любит именинница (она уж знает толк в гостеприимстве и праздниках).

Вновь ярко вспыхнуло удивление, будто в первый раз, когда я получил в прошлом году письмо о помолвке: никогда я не думал, что вольнодумный Павел остепениться и жениться, и что уж говорить о детях. Да и сам Паша для меня одно удивление: в таком окружении, такой атмосфере вырос прекрасным человеком. Да, его родители не…

Ко мне подошёл странный человечек. Низенький, но прямой, хоть и казалось, что он еле держится прямой спиной, смотрел он на меня ужасающим мёртвым взглядом, его серые глаза заслонялись небрежными русыми прядями, что лоснились на свету свечей в кристальных люстрах жирными отблесками.

А начал он со слов:

– Я слышал, господин Долотов, вы приехали по делу Ольги Куликовской?

– С кем имею честь говорить?

– Василий Куликовский, брат Сергея Куликовского, – замешкался он, но продолжил: – Что же вам известно, следователь?

– Простите, но я не следователь, и расследовать мне нечего.

Не поймите меня неправильно: не хотел я говорить ему то, что имел. Хотя знал я ровным счётом ничего – предположения скорбящей девушки, выведенные из сумасшествий другой. Очень много, господа! Вам так не кажется?

Тогда я разочаровался в главной цели приезда (где-то в душе я надеялся на некое детективное приключение). Хотя на самом деле я ожидал услышать, что по мне скучали, Маргарет скучала.

– Да, вы правы! – вздохнул он. – Вы не обязаны рассказывать эти тайны, но я знаю неизвестные вам, – выдав мне эту интригующую фразу, он решил удалиться.

Я лишь усмехнулся ему вслед – меня не впечатлили его попытки возбудить моё любопытство. А после и вовсе я забыл про встречу с ним.

Маргарет искала меня среди гостей, чтобы рассказать о своих приключениях. Может, вы ждали, что я опишу о том какая она подошла счастливая, но на самом деле Маргарет ощутила лишь облегчение, сбежав от этих танцев.

– О, Андрей! – закатила она глаза. – Зря жила во мне та малая надежда, что окажется он человеком интересным и глубоким! Чего я ожидала?

– Неужели, ты не разговаривала с ним до этого?

– Первые разговоры никогда не бывают личными и доверительными, – начала она, прибегая к шёпоту. – А мы общались и виделись слишком мало. Ему приглянулась моя наружность, и он пришёл к родителям просить моей руки. Поначалу он показался весьма красноречивым (а может и наши мысли схожи, думала я), и только после я поняла, что не это ему важно. И сейчас я окончательно разочарована…

– И почему же ты согласилась? – недоумевал я и продолжал допытывать подругу.

– Андрей, – широко улыбнулась Маргарет, а после и вовсе рассмеялась на большее моё недоумение, – меня и не спрашивали! Матушка даже и слышать не хотела отказа, – взглянула она на меня так возмущённо (ведь я мог это понять и сам), но Маргарет быстро ослабила взгляд, вернув ему лёгкую, а может и безоблачную задумчивость с ленивостью.

Вскоре подошёл и сам принц. Николай Молвин был статным молодым человеком с привлекательной внешностью (всё-таки он был сыном городничего, важного человека, надо быть идеальным): светлые лучистые глаза, сверкавшие богатством алмазов и сапфиров, мраморное личико, слегка заметный румянец, нежные и правильные черты лица и светлые волосы, переливающиеся золотом на солнце. Дорогой костюм, модная причёска, а манеры!.. Боже мой! Все девушки Мирны хотели хоть чуток его внимания (а дальше и замуж можно), но повезло именно Маргарет.

Николай вежливо, но с ухмылкой, поприветствовал меня и пригласил Маргарет на ещё один танец. Она, растянула улыбку по недовольному лицу и потянулась за ним в центр зала, а я остался один около столика с бокалом вина. Мне было прекрасно и в своей компании. Никогда я не любил танцы. Помню всё ещё один из страшных моментов своего детства.

Около пятнадцати лет назад я жил в усадьбе на улице Солнечной, недалеко от этого дома. Вместе со своими родителями. Родителей я любил и уважал, был я один у них. Отец был адвокатом, а матушка…

Всё было хорошо, пока не случился один бал: в один из светских вечеров в нашей усадьбе произошёл пожар, тогда и погиб мой отец. А после мать, убитая горем и тяжёлой работой, слегла от подхваченной болезни.

Забытый день из далёкого прошлого

(Не из дневника Андрея Долотова)

***

Женщина лет тридцати сидела у окна с мутными разводами на стекле в съёмной квартирке. Она пришивала заплатки на локти рубашки сыну. Эти некогда мягкие и белые ручки дрожали, держа иголку.

Её звали Наталья Никифоровна, жена уездного адвоката, что полгода назад задохнулся во время пожара в своём же доме. В тот вечер умерла вся жизнь Натальи Никифоровны, рухнула пеплом и прахом. Всё ещё лежат на том месте руины особняка, что скрыты снег.

Свечи давно растаяли, и сейчас шить она может только у окна, пока светло. Пока зима не спрятала солнце. Натали, как её называли друзья из дворянского круга, ждала сына: на эти выходные он приедет из гимназии и останется дома. Принимать она его не хотела, поскольку слёзы у неё наворачивались, когда видела сына грустным. А было так всегда. Наталья Никифоровна хотела, чтобы он ни в чём не нуждался и жил с удовольствием, а не как она, горбачась и убиваясь. Но ничего она сделать не можешь.

Стук в дверь – вот и он. Мать встала и открыла дверь.

– Андрей, – обняла она сына.

Как же она скучала…

Наталья Никифоровна провела маленького Андрея в комнату зашарпанной квартиры, в которой отклеивались обои с разводами и пятнами и стояла старая сломанная мебель. Подойдя к шкафу, она достала маленький мешочек конфет, что она купила утром, потратив последние деньги с месячной получки.

Благо были сбережения от Платона Викторовича на руках, что пошли на последующую оплату гимназии, поэтому она стала работать учительницей в мещанской школе, а по вечерам женщина штопала на фабрике.

Женщина, став госпожой Долотовой, получила хоть какой-то статус, поскольку была круглой сиротой, а потому Платону Викторовичу не приписывалось какое-либо приданое с невестой. Может поэтому отец отвернулся от него, не оставив никакого наследства младшему сыну.

Сейчас же Наталья Никифоровна могла хоть как-то прокормить свою маленькую бедную семью благодаря ткацкой фабрике Сосновских, что досталась Фёдору Васильевичу после смерти бездетного Григория Викторовича через его тогда молодую жену Аглаю Долотову.

Андрей, смотря в грустные выжатые горем глаза матери, молчал, поджимая покрасневшие губы. Он боялся говорить ей, печалить ещё больше, о том, что и там ему нет покоя. Там, где дети живут избалованные и горделивые, его не принимают, обижают. Только лишь «брат» Пашка рядом.

– Ну как ты там? Как учёба? – поглаживала она сына по щекам и волосам, вытирая иногда свои слёзы.

Что ответить?

В дверь постучали. Ещё раз. А двери-то хлипкие… сломаются. Хватить долбить!

Наталья Никифоровна, равно озлобившись и недоумевая, вскочила и открыла дверь. Кажется, на пыльном, грязном полу уже лежала облезавшая старая краска, что осыпалась от жёстких кулаков, что не щадили защиту бедняков.

– Наталья Никифоровна, граф Сосновский передал вам записку, – передал и ушёл.

Женщина, нахмурившись, а после сдув упавшую взъерошенную светлую прядь с носа, робко открыла письмо. «Что же там может быть?» – тряслись страхи в голове, заставляя её дрожать.

«Что же ты, Натали, всё скрываешь от нас? О себе не думаешь – о ребёнке подумай.

Аглая вся распереживалась, когда Паша рассказал нам о тех слухах, что ходят в гимназии. Неужели это правда, что вы живёте в ужасной квартирке на окраине? И что ты работаешь днями за гроши? Это-то госпожа Долотова?

Сердце кровью обливается…

А как наш крёстный сын? Зачем же дальше и больше жизнь губить мальцу! Мальчику плохо без отца, плохо в твоём «доме» и плохо в гимназии, где он стал изгоем.

Наши двери и сердца всегда открыты для вас,

Фёдор С.»

Наталья Никифоровна сморщила лицо в отвращении и недоумении, которые быстро переросли в ярость: с подавляемыми криками она разорвала записку, написанную на дешёвой бумаге, и отшвырнула обрывки на столик. Они разлетелись по полу, словно тусклое конфетти.

Глава 4

Дневник Андрея Долотова

Эта ночь оказалась не легче другой, что засела в памяти надолго, и будь я ребёнком, то сошёл бы с ума. Давайте начнём с нашего приезда.

Наша повозка подъехала к холму поздней ночью. Мой уставший взгляд устремился вверх – скоро выйдет солнце. Ночи были белые, будто летние. Сегодняшний вечер принёс мне море эмоций, многие из которых я хотел бы не испытывать.

Я уже мечтал, как приду в свою комнатку, сниму неудобный костюм и рухну в кровать, оставив заботу о своём бардаке слугам, но не Фёкле.

В такие минуты слабости никого бы не смутило страшное поместье. Даже уютом попахивало.

Я быстро расстался с дамами, не уделяя много времени любезностям и беседам, и пошёл в свою комнату. Но меня заприметил Михайлыч со своей настойкой – так я и задержался на кухне с ним, а после, когда сам старик заснул, я всё же пошёл к себе. Точно я не помню, сколько времени просидел с ним на пустой кухне (если не считать мышей) в полумраке.

Тихо скрипели половицы в темноте, но моё чертовски сонное и чуть пьяное состояние не давало страху разгуляться в моём воображении. Не до этого мне. Всё завтра…

Проходя мимо комнаты Маргарет, я заметил тусклый свет внутри через щель снизу. Я приоткрыл чуток дверь и начал наблюдать за её действиями. Маргарет сидела на полу, посередине комнаты, окружённая толстыми и тонкими, высокими и низкими свечами и теми, что пережили свой век. Она, сидя в одной ночной рубашке, смотрела на своё отражение в старинном зеркале с жёлтой грязью, что забилось у узорчатой лакированной древесины по краям. А вокруг лишь плотная чернота, которую щекотали слабые огни.

Почему она не спала? Сегодня Маргарет так много танцевала, и разве она не устала? Мои размышления прервал кинжал, который резко вытащила Маргарет из чехла и взмахнула им пред свечой.

Холодный ветерок пролетел над полом, кинув меня в дрожь. Открылась скрипучая форточка в комнате Маргарет. Слабенький огонёк забегал – Маргарет подняла взгляд. Сморщив лицо, она встала и закрыла потрескавшееся окно и села обратно, перед зеркалом на ковре.

Убедившись, что ничто ей не мешает, она продолжила свой вечер. И этот вечер я так и не мог объяснить в своих мыслях. Что она делает?!

Маргарет достала какую-то потрёпанную старую книжонку и начала читать текст, помеченный закладкой. Слов я не разобрал, да и это не так важно, как то, что произошло позже…

В грязном зеркале я видел лишь лицо Маргарет, только так показанное мне, а позади её пустая стена, что была справа от меня. Темнота показала свет. Я видел Это, она видела Это. Оно подошло, подошло слишком близко! Хотело Оно протянуть свои кости до её плеча, как Маргарет вскочила с криками и выбежала из комнаты, потушив ветерком слабо горевшие свечи. Разом. Все разом.

Темнота прошипела.

Ещё больше она испугалась, когда врезалась в меня, вылетая из комнаты. Вот мы и встретились – убежать я не успел. Но Маргарет быстро взяла себя в руки и меня заодно: схватила мёртвой хваткой мою руку и потащила за собой подальше от комнаты.

– Что ты тут делаешь?!

Спрятавшись где-то за углом в тёмном коридоре, мы ждали. Не знаю, чего ждали. Затаившись и тяжело дыша, прижались к стене и прислушивались к шорохам в соседней комнате, из которой тёк к нашим ногам могильный холод. Через какое-то мгновение Маргарет решилась выглянуть. Она пристально вглядывалась в густой мрак коридора, а я мысленно укорял её: «Зачем? Зачем! Не суйся туда! Спрячься!»

Её бесстрашие поразило меня ещё больше, когда она вышла на середину коридора и, вытерев лоб локтем, громко и протяжно выдохнула. Никого нет. Я вышел к ней, чтобы своими глазами убедиться, хоть я доверял ей безоговорочно.

– Ты что делаешь?! – резко обратилась она, угрожая мне. Да, угрожала, мне ли не знать её злость.

– У меня такой же вопрос к тебе, Маргарет. Что здесь происходит!

Злой пристальный взгляд упал, пропала её злость, и она ответила: «Я искала ответы…»

– Какие ответы? У кого? У «призраков»? Ты веришь в это?! – взорвался мой страх и выместился на ней, о чём я сильно жалел. – Маргарет…

– Андрей! – воскликнула она, не желая мириться с моими возражениями (как всегда). – Ты всю жизнь жил в этом доме, и не видел, что происходило у тебя перед носом?

«Нет, всё, что мы сейчас с тобой видели, Маргарет, это лишь усталость, переутомление. Нам Это лишь показалось, ничего более!»

Маргарет оттолкнула меня и ушла в комнату. Она видела моё непонимание и недоверие к её теориям. Отчасти это и так: почему она ищет ответ в мистике, а не реальных фактах и людях? Её убеждения мне казались выдумками сумасшедших.

Теперь для меня большая загадка – это не «убийство» и сам «убийца», а Маргарет. Моя Маргарет. Что с тобой стало?

Долго я задавал себе вопросы, возникшие из ситуации, или из её слов, не дававшие мне чёткого ответа, но всё же я не стал мучить её глупыми расспросами. Я ушёл к себе.

Всю ночь я подбирал догадки, но мне нужны были не мои домыслы, а мысли Маргарет. Это было скорее любопытство – она заинтриговала меня. Хотела ли она этого? Может она хорошая актриса, и её давно ждёт театр?

Так исчезла моя жажда сна. Заснул я поздно, тяжело.

Меня будила Маня к завтраку. Фу-х, не Фёкла! Уже хорошее начало дня. Но после начали всплывать воспоминания о вчерашнем вечере, что давались мне с необычайной болью. Не стоило идти к Михайлычу.

– Ох, Андрей Платоныч, старик наш… – тяжело выдохнула она, расправляя бельё, а после ухмыльнулась и рассмеялась. – Он вчера приехавши выпил маленько… Вот он и не показывается господам на глаза!

Служанка рассказала мне о многом, что произошло за это время в поместье и семье Сосновских.

– А что насчёт крёстного? И Аглаи Николаевны?

Грубо и небрежно поправила она сухие тёмные волосы и присела, хлопнув устало руками по бёдрам и сжав бельё на коленях:

– Господа наши ссорятся постоянно, ругаются…

– Из-за чего же?

– Ох… – Маня не знала, как сказать аккуратно. – Не сжились они характерами, – я видел, как она заминается, побаивается сказать лишнего.

Я не стал её боле допытывать. Служанка ушла.

Утро было тусклым, да и я не был весёлым. На меня нахлынула вялость и напряжённость – что ожидать дальше?

Утомление и головная боль не хотели покидать меня, но наперекор плохому самочувствию проснулось любопытство, когда я услышал ссору родителей около зала, где уже был накрыт стол. «Фёдор Васильевич проснулся в плохом настроении», – подумал я и прошёл мимо.

– Да кто ты такая! Бесстыжая! – воскликнул Фёдор Васильевич. – Да тебя за это мало на каторгу отправить, убийцу!

Я быстро метнулся назад, встал за угол и стал наблюдать за ними.

– Кто бы рот открывал! – перебила его жена. – Слушать тебя я никогда не стану!

Как покраснел Фёдор Васильевич! Я знал – это плохой знак. Я видел, как расширялись ноздри, скалились тонкие губы, и казалось, что выпученные глаза сейчас выпадут…

Старик размахнулся и треснул по лицу своей старухи. Униженная гордость, будто в первый раз, подкосила ноги. Аглая Николаевна упала на колени, но не проронила ни одной слезинки. Сжав кулак, она ударила о пол и встала, чтобы угрожать:

– Не смей… – начала она шёпотом, усиливая свой грубый голос: – Бить меня! – закричала она. – Бить будешь своих крестьянок, которых ты ночью зажимаешь, а меня бойся! Я тебя в живых не оставлю!

– Ты вздумала угрожать мне? – возмутился Фёдор Васильевич, сохраняя на лице ярость, но усмиряя её и превращая в гордое безразличие.

– Да! Отныне тебя удивлять будут не только мои угрозы, – сказала она, отвернувшись от него, – урод…

Видя, что Аглая Николаевна собирается уйти, я быстрее убежал из небезопасного угла. Я вошёл в зал, сел за стол и скрылся в мыслях, не услышав, как подошли сами муж и жена: сначала вошла озлобленная крёстная, а после и Фёдор Васильевич. Прошло несколько бессмысленных бесед, и появилась Маргарет (хорошо, что она ненадолго задержалась, так бы я не вынес больше этой болтовни, поскольку не понимал, как они могут натягивать улыбки).

Хоть и невесёлая, но и не в плохом настроении, проснулась сегодня Маргарет. Улыбнулась родителям и села около меня. Она прошептала мне: «Я всё расскажу…после…» – и принялась за еду, будто и не замышляет ничего.

Позавтракав, она ждала меня на лестнице. Я подошёл к ней с надеждой, что вразумит меня, но она не стала объяснять мне чего-либо, а объяснений я очень даже желал! Маргарет схватила меня за руку и повела наверх.

Накрепко заперев дверь за собой, она повернулась ко мне, спрятав ключик в карман тёмно-синего платья, прошла мимо меня и открыла маленький ящик в столе. И уже протягивая мне некую тетрадь, она пригрозила пальцем, а после прислонила их к губам, говоря: «Тихо, здесь всё слышно».

Не понимая к чему здесь оборванная потрёпанная тетрадь, я посмотрел на Маргарет глупым взглядом. Она тяжело вздохнула, всплеснула руками, опустив голову.

– Это дневник Оли, – принялась она объяснять, протягивая тетрадь мне, – Вот откуда я всё это взяла! Всё, что ты считаешь сумасшествием.

Мне захотелось пролистать все записи за раз, чтобы узнать всё, что произошло, прочитать её мысли и мечты. Я выхватил тетрадь из рук Маргарет и принялся разглядывать страницы, но для вида, просто наслаждаясь количеством информации, которую не терпелось изучить.

– Я была свидетельницей её задумок и планов, – продолжала она, видя мою заинтересованность, – но, полагаю, это нужно рассказать позже…

– Я должен прочесть это?

– Оля была бы против… – пробормотала она. – Я тебе доверяю, поэтому открываю её тайны.

Понимая, что вторгаюсь в чужую жизнь, хоть и мёртвую, я лишь кивнул, дав обещание сохранить всё, что узнаю в большом и строжайшем секрете.

Глава 5

«Кажется, я поняла почему жива – я единственная, кто слышит её. Даже госпожа Багровская знает о ней только по легендам. Она рассказала мне много историй о несчастных случаях, когда девушки умирали с детьми при родах. Тогда дева смерти легко могла забрать мою душу, но не сделала этого. И я страдала от вопроса «Почему?»

Боюсь произносить её имя, так как она всегда стоит за моей спиной. Или мне кажется… мне много, что кажется…

На этот вечер я затеяла важный визит: Аглая Николаевна обмолвилась про старое заброшенное кладбище у них за ручьём. Думаю, там похоронена её самая страшная тайна»

Это была последняя запись в дневнике Оли Куликовской.

Я прочёл весь дневник. Прочёл несколько раз, казалось, стёр пальцы в мозоли, но нашёл там одни личные переживания и тревожащие мысли. Не имею жадного удовольствия так пролезать в чужую жизнь, хоть работа похожая, но здесь чувствовал себя виноватым, что так близко и бестактно вторгался в её разум, отчего понемногу, казалось, сошёл с ума.

Но никаких фактов я не нашёл. Лишь эта последняя запись. Она помогла мне найти ещё больше вопросов, а не ответов, как я хотел. Что за дева смерти? Почему её интересовало кладбище Сосновских?

И эта странная госпожа… Багровская? Откуда она взялась?

Я подумал, что эта женщина давно могла бы раскрыть все карты, но почему Маргарет не пошла к ней? Давно было бы всё решено.

Этот длинный путь, выбранный Маргарет, очень смутил меня. Быстро опустив этот факт, я решил продолжить сам. Видимо, что-то помешало ей найти эту таинственную госпожу, имя которой, кстати, упоминается не впервые. Стоит найти её. Кто же она?

Описывая это в своём дневнике, я немного… Эх! Меня опять обхитрили…

Следующим делом я отправился в город. Свежесть дня никак не ощущалась в грязном провинциальном городке – только и видна грязь и серость старых домов. Обычно всё богатство находилось на набережной или ближе к Ясной Долине, что зарастала непроходимой травой на западе от Мирны.

Оказалось, что Багровская среди некоторых людей и вправду известна, и этот круг был большим, так как зарабатывала честным трудом она в местном доме, как принято говорить, терпимости. Это многое объясняет: вот почему Маргарет туда не пошла. А ещё один торговец в небольшом магазинчике в шумном центре обмолвился, что ныне покойная жена Куликовского работала там, а потом и во все сошла с ума.

– Ох, и повадилась она дружбу водить с Сосновскими… – протирал торговец стёкла на шкафах.

– А при чём они тут?

– Так, а как не знать! – воскликнул тот, удивившись и нахмурившись. – А потом этот Сосновский бегал за ней, замуж звал. Вот и из-за него, наверное… того…От этих ничего хорошего не жди! Весь их род чёртов проклят…