Ветер океана звёзд. Часть 2

– М-да… – протянул Тамар, вновь погружаясь в текст. – Но это ещё не делает его фанатом. Фанаты так… не угрожают.

– Точно! – Кивнул Рома. – Не может быть фанатом человек, который знает о моих отношениях с Сашей. Дом на полуострове в Сочи и всё такое…

– Да… – Тамар замер, его мысли явно унеслись куда-то далеко. Глаза смотрели сквозь стены каюты. – Знаешь, бывает, – заговорил он наконец, медленно, словно вылавливая идею из глубины, – что самая нелепая, на первый взгляд, абракадабра… оказывается упаковкой. Упаковкой для чего-то другого. В детской несуразице может прятаться взрослый шифр. Закономерность. Код. – Он встал, сжимая в руках оба световых листка. – Дай я проверю кое-какие догадки. Верну позже, с ответами… или с вопросами. – И, не дожидаясь согласия, Тамар вышел из каюты, унося с собой тайну посланий.

Рома остался один. Вторая записка, с её откровенной угрозой близким, навалилась на него тяжестью. Эти сообщения были как дым: пугали, но не давали ухватить суть. Кто этот незнакомец? Союзник, предупреждающий о реальной опасности? Или сам источник угрозы, играющий с жертвой? Знакомый, скрывающийся под маской? Или абсолютно чужой человек, знающий о нём слишком много?

Подойдя к обзорному окну, Рома упёрся лбом в прохладное стекло. За ним раскинулась ночь. Не земная ночь с тенями и тайнами, а космическая – абсолютная, беспощадная. Та самая тьма, в которую призывал вглядеться незнакомец.

«Вглядись во тьму. Она давно всматривается в тебя.»

Он смотрел в чёрную бездну. В ней не было тайн – только открытая, честная смерть. Ни частиц, ни тепла, ни энергии. Ни жалости. Только вакуум и вечный холод. Осознание этой простой, чудовищной правды тревожило не меньше, чем любое скрытое чудовище. Эта тьма не пряталась. Она была. И она смотрела.

Вечером Тамар вернулся. Ответов не было – только обещание.

– Отдал записки Армавиру, – сообщил он. – У него мозги по-другому устроены. У нас есть… идеи. Направления. Дай нам время. Мы докопаемся.

***

К горькому сожалению Ромы, каждая встреча с Сашей теперь заканчивалась одним и тем же: девушка ловила его взгляд – и на её лице мгновенно застывала маска обиды, прежде чем она резко разворачивалась и исчезала в ближайшем повороте коридора. Избегает. Это было ясно, как солнечный свет в безвоздушном пространстве. Каждое такое бегство оставляло в Роме жгучую смесь вины и беспомощности.

Их прежнее соперничество с Блайз в начале года теперь казалось глупой и дорогой ошибкой. Оно обернулось тяжким камнем на душе, вгонявшим его в уныние. Саша ускользала от него, как воздушный змей с оборванной нитью – стремительно, безвозвратно, стоило им лишь оказаться в одном пространстве.

Но тревогу Ромы подпитывала не только неурядица с Сашей. На корабль, словно зловещая тень, вернулся Стефан Дамоклов. Гауптвахта не прошла для него даром. Красавчик-франт, когда-то тщательно следивший за своим видом, теперь превратился в бледную карикатуру. Кожа приобрела совсем нездоровый землистый оттенок, черты лица заострились, обнажив скелет под истончившейся плотью. Он неопровержимо стал воплощением фразы «кожа да кости» – ходячим напоминанием о наказании, но в глазах его тлел прежний яд.

Каждый день Рома пребывал в хотя и хладнокровной, но напряжённой боевой готовности на случай, если Стефан захочет отомстить Саше. Сам получить подлянку от Дамоклова он не боялся, хотя не отрицал, что определённый потенциал у этой опасности имеется. Впрочем, Рома знал, что Стефан человек хитрый и вряд ли предпримет открытую атаку на виду офицеров-преподавателей. Он отличался от Полярина Алфёрова и не стал бы использовать личное боевое оружие. Открытый конфликт грозил трибуналом и дисбатом – а Стефан только что оттуда выбрался. Его кислая, измождённая физиономия красноречиво кричала, что это был не санаторий.

Нет, Стефан бил бы иначе. Тихими ударами в спину. Хитростью. Подлостью. Ложью. Он пока бездействовал, но Рома чувствовал – это затишье обманчиво. Ледяная глыба ненависти лишь на время покрылась тонкой коркой вынужденного спокойствия. Как ни старался Стефан скрыться при виде Ромы, как ни стискивал челюсти, Никитин ловил на себе его взгляды – колючие, полные немой ненависти.

И однажды лёд треснул. Они столкнулись нос к носу в узком коридоре у бассейна спортивной кафедры. Не было преподавателей, только гул вентиляции. Стефан остановился, его запавшие глаза сверкнули.

– Свою насадку ты больше никогда не увидишь, – прошипел он так тихо, что слова едва долетели до Ромы, но несли в себе ледяную уверенность палача.

Оскорбление было грубым, угроза – недвусмысленной. Но как? «Как именно он собирается это сделать?» – этот вопрос вонзился в Рому острее ножа. В глазах Дамоклова читалась не истерика, а расчёт. И это пугало больше всего.

Неурядицы или неизбежности?

Близился ноябрь. В продолжавшихся соревнованиях за «Псионин-X» наметились промежуточные результаты. По очкам лидировали Рома, Зоя, Валера и Рейнар. «На вторых позициях, – как говорил Яша, – костыляли Эмма, Блайз и Офелия. И безнадёжными дистрофиками, желающими смерти остальным», – были сам Яша, Рейк, Вектор и Наташа.

Вектор отказывался признавать себя слабее других, просто ему не везло, говорил он. Но против правды не мог идти даже он – если в усилиях, прикладываемых для обретения заветного приза Вектор не отличился, то в количестве нарядов, вменённых ему за эти попытки, он преуспел больше всех. И жаловался, что к началу войны будет выжат как лимон. Яша же в ответ на причитания Вектора окрысился, мол он, к собственной горечи, тоже не в числе счастливых кандидатов на получение «Псионина-X», при том, что наказаний тоже схлопотал уже немало. «Тогда как эта драгоценная пилюля изначально была в твоём полном распоряжении, гений!» – ядовито поддел Вектор.

Саша Коневод однажды случайно узнала от старшей сестры о задуманной их братом хитроумной идее, наградой в которых станет революционный препарат, дарующий псионическую способность. Но побороться за такой соблазнительный шанс для неё уже не представлялось возможным. Оттого, что открытие этого интригующего чемпионата пришло к Саше слишком поздно, настроение девушки стало совсем пасмурным.

Рому Саша избегала уже не так активно, а иногда и вовсе игнорировала его присутствие. Они не разговаривали, но взгляд девушки, прежде колючий и отстранённый, смягчился. В нём читалось нерешительное желание что-то сказать, спросить, но каждый раз она словно спотыкалась о собственное сомнение.

Наконец всё тайное для Ромы стало явным, когда Саша сама накинулась на него, требуя всё объяснить.

– Это правда?! – она слегка стукнула его кулаком в плечо.

Рома от неожиданности буквально оторопел, уставившись на неё широко раскрытыми глазами.

– Правда, что ты тот самый неизвестный герой, который первым бросился на «Носитель Факела»? Что это ты поднял тревогу и спас город? – слова вырывались стремительно, будто она боялась, что он снова улизнёт.

Печальная догадка осветила лицо Ромы. Он устало потёр виски.

– Как ты узнала? – спросил он тихо.

Саша, натянутая как тетива лука с шумным вздохом всплеснула руками, мол наконец ей подтвердили столь долго скрываемую информацию.

– Я случайно подслушала разговор Зои и Вектора о подвиге их отчаянного безрассудного друга Ромы. – Её слова понеслись торопливо, сбивчиво. – Они говорили об инициативной группе по высадке на Лирюлт, и предполагали, что ты и есть тот самый отличившийся курсант. А когда я подошла и спросила, о каком таком подвиге идёт речь… – она нервно мотнула головой. – Они вдруг примолкли так неуклюже, словно в жизни никогда говорить не умели. Мне показалось это подозрительным.

– И это всё? – Рома смотрел на неё, пытаясь понять.

– После твоих витиеватых объяснений насчёт разговора с моей мамой о «Носителе Факела», я решила пойти к источнику, который, как мне казалось, не станет лукавить. К Александру Балдерову. Спросила его прямо: кому поставлен памятник в его клубе? Кому там всегда будут рады? – Саша усмехнулась, вспоминая. – Бедный Александр! Он так растерялся! Видно было, что я застала его врасплох. Он пробормотал что-то вроде: «Не могу сказать!». – Саша передразнила его смущённый тон. – «Если это незнакомый мне человек, то какая разница?» – настаивала я. Его несчастный вид был красноречивее любых слов. «Значит, это кто-то мне знакомый», – заключила я. Тогда всё и встало на свои места.

Рома не сдержал улыбки и покачал головой, восхищённый её догадливостью. Саша же тяжело выдохнула, её плечи опустились, будто она только-только снова отработала два наряда вне очереди.

– Замечательно… – в её голосе зазвучала горькая ирония. – Так и повелось у нас: ты меня спасаешь, а потом исчезаешь в ночи, не проронив ни слова. Благородный молчун.

– Героям не пристало распыляться о своих добрых делах, – попытался отшутиться Рома, но Саша лишь посмотрела на него с немым укором.

– Не хотел тебя тревожить попусту, – выпалил он другое объяснение, но тут же понял его фальшь и несостоятельность.

– А! – воскликнула Саша, её брови резко сошлись у переносицы. – То есть спасение тысяч жизней, включая мою, – это «попусту»? Это «не тревожно»? – Голос её звенел от нарастающего раздражения и чего-то ещё – обиды? Беспомощности?

Рома растерялся. Он не понимал, почему она злится. Он спас её, поступил, как считал правильным, не ища славы… а теперь его же упрекают?

– Что ты от меня хочешь?

– Я от тебя?! Это что ты от меня хочешь? Я просто девушка, Рома, – продолжила Саша, и в её тоне зазвучала горечь. – Я не спасаю тебя в ответ. Не бросаюсь в огонь. У меня нет… вот этого! – она резко махнула рукой в его сторону, словно указывая на невидимый нимб героя. – Я не супергероиня, как ты! Как мне отплатить? Как соответствовать? – Последнее слово прозвучало почти отчаянно.

– Да не надо никак отплачивать! – вспыхнул наконец Рома, его смущение сменилось обидой и гневом. Он был окончательно сбит с толку. Его самоотверженность обернулась осуждением?

– И ты думаешь, я смогу просто… принять это? Смириться? – спросила она, глядя ему прямо в глаза. Взгляд её был сложным – злость смешивалась с болью и тем самым мучительным чувством «несоответствия».

Рома видел этот взгляд, но его собственная обида и непонимание застилали разум. Тут он вспомнил, что Саша вообще-то первой в самом прямом смысле слова спасла ему жизнь, закрыв собой от контрольного выстрела из пистолета Полярина Алфёрова. Эта мысль должна была всё перевернуть, примирить… Но, видя её сжатые губы, надутые щёки, весь её вид, говорящий о глухой стене непонимания, он лишь ощутил новую волну раздражения. Зачем объяснять? Зачем что-то доказывать, если она уже всё решила?

– Не знаю, что тебе с этим делать! – резко бросил он, отворачиваясь. Голос прозвучал грубо, отрезая все нити. Его переполняли возмущение и досадная беспомощность – чувства, которые он терпеть не мог.

Разговор был окончен. Они стояли молча, разделённые внезапно выросшей стеной. Саша резко кивнула, её подбородок задрожал.

– Ладно, – коротко бросила она. Голос сорвался.

Прощание было быстрым и неловким. Саша резко развернулась и зашагала прочь, к общежитию девушек, её прямая спина говорила о сдерживаемых эмоциях. Рома проводил её взглядом, затем медленно, с тяжестью на душе, направился в свою каюту. Ощущение было такое, будто что-то важное и хрупкое только что разбилось вдребезги, и склеить осколки уже не получится.

«Поди разбери этих девиц, что у них там в голове.» – Рома вернулся в каюту в состоянии лёгкого ступора. Сорок минут беспрестанного хождения по тесному пространству понадобилось ему, чтобы крупица за крупицей собрать осознание простой, но справедливой истины: «Наверное, я был неправ. Совершенно неправ».

С этой мыслью он достал смартфон и набрал номер Саши.

Она взяла трубку не сразу. Долгие гудки бились в такт его учащённому сердцебиению. Когда же наконец раздался её голос, тихий и настороженный, Рома выдохнул:

– Прости меня.

«…»

– За что? – вопрос прозвучал смущённо.

– За то, что был резок на суждения. За то, что не выслушал тебя и не дал ответа. За то, что был чёрств и непреклонен. – Он сделал паузу, слова давались тяжело, но были искренни. – Прости. За всё.

На другом конце провода воцарилась тишина. Рома почти физически ощутил, как Саша замерла, поражённая. Лишь через мгновение донесся её шумный, сбитый выдох: «О-о…»

– Сашенька, – его голос смягчился, обретая мольбу, – удели мне вечер? Приходи на причальную палубу. Пожалуйста.

И она, всё ещё находясь под впечатлением от его слов, согласилась.

Вечер субботы выдался удачным – у обоих были увольнительные. Рома связался с Гришей и попросил его пригнать личный космолёт, подаренный отцом. Когда пилот Ромы выполнил порученное, он отправился из Академии на маршрутном транспорте, находившимся на рейсе.

Стоя у опущенной посадочной рампы, Рома увидел её – в повседневной курсантской форме. В глазах девушки читалось не отчуждение, с которым она оставила его, а смутное ожидание. Придержав девушку за руку, он помог ей взойти на борт. Получив разрешение на взлёт, они покинули крейсер.

Первые двадцать минут полёта прошли в тишине, пока космолёт набирал расстояние, уходя от трека в эклиптике, по которому следовала Академия. Включив двигатели торможения, Рома перевёл корабль на малую скорость, создавая иллюзию парения. Только тогда он отвлёкся от приборов и протянул Саше крошечный чип – размером с ноготок.

Саша подозрительно сощурилась, на губах заиграла скептическая улыбка.

– Доверься мне, – просто сказал он, и в его глазах читалась мольба и обещание.

С любопытством Саша пристроила визуализатор на языке, и он исчез за её сомкнувшимися красивыми губами. Рома плавно изменил положение корабля в пространстве – поднялся выше в плоскости эклиптики. В тот же миг сознание Саши взмыло над исходной точкой на сто метров. Она замерла, поражённая.

Рома наблюдал за её лицом. Сначала – широко раскрытые глаза, полные изумления. Потом – медленно расползающаяся по лицу улыбка чистого, детского восторга. Её взгляд метался, жадно впитывая детали невиданного пейзажа. Она крутила головой, пытаясь охватить всё сразу.

– Рома! – её голос, передаваемый через чип, прозвучал одновременно и рядом, и где-то далеко, наполненный нетерпением и восторгом. – Это невероятно! Но… ты должен быть здесь! Сейчас же!

Улыбнувшись её тону, не терпящему возражений, Рома внёс в бортовую систему полётное задание, достал свой чип и положил на язык.

Мир растворился и собрался заново. Теперь они парили бок о бок над вечерним Сочи, их невесомые силуэты летели навстречу закатному солнцу. Золотисто-багряный свет заливал всё вокруг: крыши домов, глянцевые кроны платанов и пальм, искрящийся песок пляжа, гладь моря, сливающуюся с огненным горизонтом. Весь город купался в тёплом янтарном сиянии, которое они видели, но не чувствовали кожей.

Саша начала своё виртуальное путешествие в районе Мацесты, теперь же они плавно скользили над Курортным проспектом. Мелькали узнаваемые очертания гостиниц «Светлана» и «Жемчужина», строгие колонны Зимнего театра. Плотные шатры платанов, остроконечные кипарисы и тёмные шапки сосен проплывали под ними, оставаясь позади.

Над простором площади Южного Молла их внимание привлекла стая птиц, летящая на северо-запад. Рома на мгновение выплюнул чип на ладонь, сверился с радаром и поглядел сквозь обзорное окно – пространство вокруг было пустым. Вернув чип и ручное управление, он потянул штурвал, подстраиваясь под курс чаек. Какое-то время они летели вместе с пернатыми, набирая высоту к северу. Оказались прямо над шумным, ярко освещённым Парком аттракционов «Ривьера» – одним из самых любимых мест Саши.

Увлёкшись полётом и стаей, они не заметили, как стремительно приближаются к гигантскому колесу обозрения, чьи огни уже мерцали в сумеречном воздухе. Весёлый смех Саши внезапно оборвался, сменившись беззвучным криком ужаса. Она судорожно ткнула пальцем вперёд. Рома, мгновенно сориентировавшись, резко потянул штурвал на себя и в сторону. Космолёт в реальности, а их виртуальные образы в небе Сочи, рванули вверх и вбок, едва не задев спицы огромного колеса. Птицы, никем не потревоженные, невозмутимо продолжали свой путь.

Опасность крылась в том, что физические тела Ромы и Саши на серьёзной скорости могли столкнуться с преградой Земли, а по правилам визуализаторов Ромы, тогда происходил соответствующий физический контакт. Рома взял выше всех построек для успокоения, теперь бороздя небо высоко над городом, но осознание того, что лишь мгновение отделяло их от возможной катастрофы, на секунду сковало обоих ледяным ужасом. Они переглянулись и поняли, что на их бледных лицах застыли одинаковые чувства – напряжение и остаточная тревога.

А потом… потом напряжение лопнуло. Увидев отражение собственного испуга в глазах друг друга, они одновременно фыркнули. Фырканье переросло в нервный смешок, а затем – в громкий, очищающий смех, который звенел в кабине реального корабля и беззвучно сотрясал их виртуальные фигуры, парящие над огнями Сочи. Смех, в котором растворился последний остаток неловкости и обиды, смех над собственной глупостью и внезапностью жизни.

Такому безудержному веселью с Сашей Рома не предавался никогда. Когда хохот наконец иссяк, улыбки ещё долго не сходили с их лиц, переливаясь теплом в глазах. И тогда это тепло, это ощущение чудесной лёгкости и полного взаимопонимания, естественно, неминуемо переросло в поцелуи. Они освободились от чипов и приюта южной столицы и вернулись в космическую реальность.

Их поцелуи, были сначала нежными и осторожными, как будто давали Роме и Саше заново узнать друг друга, но потом – стали всё более жадными и страстными. Эти поцелуи были столь долгожданны. Наконец-то Рома вкусил сладость её губ, о которой так долго и мучительно грезил. Последний болезненный укол в сердце прощально сжал его грудь – и растаял без следа.

Их руки действовали почти синхронно, торопливо и дрожа от нетерпения. Саша медленно расстёгивала пуговицы своего кителя, не отрывая взгляда от его. Рома стянул с себя свой, пуговицы рубашки поддались его пальцам легко. Одежда падала на пол кабины бесшумно. Они раздевались, почти не прерывая поцелуев, их пальцы скользили по обнажающейся коже, открывая новые территории для ласк и восхищения. Полностью обнажённые, они замерли на мгновение, дыша в такт, ощущая жар, исходящий друг от друга.

Рома опустился в своё кресло первого пилота. Он притянул Сашу к себе, и она приняла его приглашение, устроившись сверху, лицом к лицу. Она приблизилась, и их губы снова слились в долгом, глубоком поцелуе. Он крепче обхватил её спину, чувствуя под ладонями мурашки и напряжение мышц. Её распущенные волосы упали на них густой завесой, создавая интимный, отъединённый от мира шатёр. Его руки скользили по её прекрасному телу – по изгибу талии, плавной линии бедра, – а она, откинув голову, тонула в огне его прикосновений и любви. Разноцветные огоньки приборной панели переливались на их увлажнившейся коже нежным, таинственным розоватым светом, как далёкие звёзды, наблюдающие за их слиянием.

Они двигались в медленном, древнем ритме – то сливаясь в едином порыве, то замирая, чтобы заглянуть в самую глубину глаз друг друга. Тепло их объятий не исчезало ни на миг, оно лишь нарастало, наполняя тесную кабину жарким, влажным дыханием страсти. Стёкла обзорных окон изнутри покрылись мельчайшими капельками пара, затянув реальный мир невесомой дымкой. А снаружи личного космолёта, за этим влажным занавесом, царили холод и беззвучие пространства.

Рома любил её, теряя голову, отдаваясь чувству полностью. Они дышали одним воздухом, одним желанием, их сердца бились в унисон, сливаясь в единый пульс. Они двигались в такт, предугадывая малейший жест, малейший вздох, как будто всегда знали этот танец.

– Выходи за меня, – вырвалось у Ромы в порыве чувств, на гребне страсти и абсолютной близости. Голос его был хриплым, прерывистым от эмоций.

Саша буквально опешила от неожиданности. Её движение замерло, глаза округлились от изумления, губы тронула лёгкая, растерянная улыбка. Восторг светился в её взгляде, но он явно боролся с нахлынувшей волной сомнений и прагматичных мыслей.

– Мы ещё… мы ещё ничего не знаем о жизни, Рома, – промолвила она наконец, нежно касаясь его щеки. В её голосе звучала и благодарность, и тревога. – Тебе девятнадцать, мне восемнадцать. Мы молоды… и так наивны. Как воспримут это наши семьи? Что скажут друзья? Как мы будем? И это будущее… – её голос дрогнул, – …оно такое страшное и туманное. Неизвестность. Ведь скоро война…

– Ответы на все твои вопросы, – Рома постарался говорить рассудительно, хотя его собственные эмоции бушевали внутри, – будут такими же, как если бы всё осталось как прежде. Мы будем жить так же. Учиться, сражаться, быть рядом. Просто… – он взял её руку, прижал к своей груди, где бешено стучало сердце, – …с того момента, как мы скажем «да», как поклянёмся… появится наглядное подтверждение. Что теперь мы – не ты и я, два отдельных человека. А одно целое. Семья. Ты… ты не хочешь этого? – В его голосе прокралась горечь, которую он тщетно пытался сдержать. Эмоции брали верх. – Я думал… ты захочешь. Ты сомневаешься? И я сомневаюсь. Боишься? Я тоже боюсь. Но разве это повод… – он запнулся, ища слова, – …отказываться от счастья? Или… – голос его стал тише, уязвимее, – …или я просто… не тот, кто тебе нужен?..

– Нет! – Саша резко качнула головой, её глаза наполнились слезами. Она крепко сжала его руку. – Нет, конечно! Я люблю тебя, – она произнесла эти слова впервые, громко, чётко, глядя ему прямо в душу. И Рома ощутил это – волна чистого, всепоглощающего счастья накрыла его с головой, смывая остатки сомнений. – Я люблю тебя, – повторила она мягче. – Но… как мы будем? Справимся ли мы действительно?

– Справимся, – твёрдо, с новой силой заявил Рома. Его улыбка была уверенной, обещающей. Она смотрела на него, и в её глазах, ещё влажных от слёз, загорался огонёк надежды, смелой и новой. Окрылённая его уверенностью и силой собственного признания, она взглянула на их запутанную, опасную, но теперь уже общую судьбу по-новому. Как на вызов, который они примут вместе.

* * *

Он шагал по скалистому, негостеприимному побережью. Ветер выл, как раненый зверь, вырывая дыхание из лёгких. Редкие, тяжёлые капли дождя хлестали по лицу, смешиваясь со слезами, вызванными ветром. Вдалеке, сквозь пелену дождя и сумерек, проступил размытый, неясный силуэт. Рома почувствовал ледяную волну узнавания, смешанную с первобытным ужасом – в этом очертании таилось абсолютное, бездонное зло. Силуэт не приближался шагами – он пролетел огромное расстояние, одним мгновением навис над парнем, подавляя своей высотой и мраком.

Холодные, чуждые пальцы впихнули ему в рот что-то крошечное, металлическое и холодное. С уверенностью, доступной лишь во сне, Рома опознал чип визуализатора. Затем нечто липкое и едкое, как смола, с силой размазали по его губам, склеивая их. Чип прилип к внутренней стороне щеки и жутко, неумолимо активировался.

Мир перевернулся. Рома очутился внутри. Где? Комната… знакомая до мурашек, до тошноты. Смутная, как всё во снах, но несущая в себе тяжёлую, гнетущую реальность. Это… да, конечно. Гостиная в квартире Дианы Делиной в Североморске. Мебель, обои – всё было на месте, как в последний раз. Он попытался крикнуть, но клейкая масса намертво сковала рот, превратив звук в бульканье. Вдруг, сквозь ужас, он остро ощутил Сашу. Её присутствие было реальным, как прикосновение, и переполнено паникой. Ей грозит опасность!

Он сделал осторожный шаг по паркету – и провалился в бездну. С диким стуком и хрустом он рухнул на холодные, скользкие от морской воды камни того самого побережья. Боль пронзила руки и колени – острая, настоящая. От такого падения человек вскрикнул бы и проснулся в холодном поту. Но сон был беспощаден.

Моргнув склеенными ресницами, он снова увидел паркет комнаты Дианы. Но боль в разбитых коленях и ладонях не исчезла. Они кровоточили, алая влага растекалась по светлому дереву. И тогда на него обрушился ледяной вал – солёная, обжигающая холодом морская вода окатила его с головой, стоявшего на четвереньках. Он захлебнулся бы, не будь его рот заклеен. Рома пополз… Куда? По паркету? Нет.

Острые грани камней впивались в раны, скользили под ладонями. Он полз вдоль стены дома, но это была не стена – это была отвесная скала, покрытая колючими водорослями. На секунду мир снова провалился – Рома погрузился в ледяную, тёмную прорубь. С отчаянным усилием выкарабкался обратно, выволок своё избитое тело наверх – и вновь оказался под хлещущим ливнем на том же проклятом утёсе. Дождь превратился в сплошную стену воды, слепящую, не дающую дышать. Видимость упала почти до нуля.

Бессилие согнуло его. Он уронил лицо на мшистый, скользкий камень. Боль в руках и коленях саднила, жгла. И снова – волна леденящего предчувствия. Сердце забилось, как бешеный молот, готовое разорвать грудную клетку. В отчаянии он сглотнул чип визуализатора, надеясь разорвать кошмар. Но ничего не изменилось. Он как был прикован к этому клочку скалы под ледяным потопом, так и остался.