
Полная версия
Ветер океана звёзд. Часть 1
– Я тоже нет.
– А хотела бы? – прямо спросил Рома, с легкой дразнящей ухмылкой.
Зоя пожала плечами, ответив сдержанной улыбкой. Повисло молчание.
– Он хочет вернуть всё, как было, когда мы вернёмся в Королёв, – доброжелательно пояснил Рома. – Он искренне этого желает.
Зоя сконфуженно улыбнулась – улыбка вышла короткой и виноватой. Рома вмиг насторожился, забыв сделать свой ход.
– А ты не очень этого хочешь?
Зоя механически передвинула его фишку, долго молчала, вглядываясь в Рому, словно выбирая слова.
– Я с Яшей, – произнесла она наконец, тщательно взвешивая каждое слово.
Лицо Ромы на миг вытянулось от изумления.
– Это тот молодой человек, который был на свадьбе папы и мамы? Твой бывший парень? – нахмурился он, и тотчас же его неприятно осенило. – Да он же брат Саши и Наташи!..
– Единокровный. У них одна мать, но Виталий Коневод не его отец, – спокойно уточнила Зоя. Рома погрузился в раздумья.
– И насколько всё серьёзно у вас?
Зоя снова пожала плечами, но на сей раз без тени улыбки. «А как воспримет это Тамар?» – озабоченно подумал Рома и тогда же вспомнил их с парнями разговор в бассейне у реки Кольского залива Баренцева моря.
«– Ну, а я даю клятву, что Зоя будет бороться за меня! – ухмыльнувшись, поддел тогда ребят Тамар».
«Ты ошибся, дружище. Не Зоя будет бороться за тебя, а всё же ты за неё. Мы, все четверо – Вектор, Армавир, ты и я – в одной лодке. Чтобы добиться объекта, который мы любим, нужно будет применить всё своё мастерство».
– Он назвал тебя Зотти, – неодобрительно напомнил Рома, вспомнив свадьбу.
– Это ласковое от Зоитерн, – просто объяснила Зоя без тени раздражения, лишь с естественным спокойствием.
– Но тебе это не нравилось, – настоял Рома. – Зоитерн означает «вечность».
– Да. Тогда я думала, что не разделю вечность с человеком, который изменил мне с другой девушкой, и мне разонравилось моё полное имя. А также сокращённое от него Зотти, – призналась Зоя.
– А теперь думаешь, что разделишь?
– Не знаю, – поникла сестра.
Увидев грусть девушки, Рома решил окончить разговор на эту тему и пока больше к ней не возвращаться.
– А Вектор? Помирилась с ним?
– Нет, – недовольно отрезала Зоя.
– Ни разу с ним не виделась за эти два месяца?
– Нет. Я виделась только с тобой, – задумчиво сказала Зоя, но тут же оживилась: – А, ещё ходила в кино и ресторан с Армавиром, Наташей и Сашей.
Первые два имени, конечно, вызывали приятные ассоциации, но вот последнее – выбило из колеи, завладело воображением Ромы и подняло перед его глазами образ девушки столь явственно, словно она была прямо сейчас перед ним, а не доселе с ребятами в кино. Сердце забилось чаще.
– С Сашей?
– Ага.
– А… она… спрашивала обо мне? – выдавил Рома, едва дыша.
Зоя задумалась, подняв глаза к потолку.
– Нет… Хотя… Спросила, как твои дела.
– И всё? – голос Ромы потускнел от разочарования.
– Ну да, – тихо сказала Зоя, стараясь подбодрить: – Она знает, что мы с тобой родня, хоть и не кровная. Но, думаю, не в курсе, как часто мы общаемся. Узнай – наверняка расспросила бы подробнее.
Рома слабо кивнул, без особой веры.
Зоя будто хотела что-то добавить, но передумала. Рома уловил этот миг нерешительности.
– Что?
– Ничего, – после паузы ответила она.
Искорка надежды в Роме погасла.
Саша… Её образ преследовал его постоянно. Воспоминания кололи сердце острой болью и одновременно согревали теплом былых мгновений.
Одно из самых ярких воспоминаний связалось с пробой подарка от Зои и Ирмы. Свернув 3D-проекцию Североморска, Рома прильнул к окуляру телескопа, направленного в обзорное окно. В неизмеримой дали пылала коралловая туманность. Мощная оптика выхватывала её детали с невероятной чёткостью – лучшего и не придумать! Он наблюдал её в созвездии Рака, за сотни световых лет, в то время как весь Флот Земли лишь недавно миновал орбиту Юпитера.
Туманность была колоссальной, непостижимой и невыразимо прекрасной. Её сияние навеки врезалось в память Ромы. И всегда с этим видением возвращался корабль-бар «Звёздный свет», где они были вместе с Сашей. А затем в памяти поднимались образы гигантского астероида Главного пояса и его неотвратимая эфемерида, которая всё испортила.
Роман Никитин порой замечал (и, стыдясь, признавал про себя), что в минуты волнующего предвкушения его голубые глаза приобретали необычный, яркий блеск. Особенно явно это было видно утром, когда, умываясь, он ловил свой взгляд в зеркале. У других он такого не видел, старался не придавать значения.
В свои девятнадцать лет он вытянулся, окреп от суровой академической дисциплины и спорта. Рост даже подрос после поступления. Но странный блеск в глазах никак не объяснялся физической формой.
Изнурительные тренировки дали рельеф мускулатуре, которым он, впрочем, не кичился. Причиной было стабильное питание (пусть и не вкусное). Но главное – на этих прокачанных плечах держалась голова, не лишённая, как он надеялся, ума и логики.
Блеск появлялся не всегда, чаще по утрам во время тщательной чистки зубов. Зеркалами он не увлекался. Зато панически боялся стоматологов, старательно избегал их, хотя зубы были ровными и белыми.
У него имелось смутное предположение о причине такого предубеждения к дантистам. Нет, он не боялся зубодробительного свиста бормашины. К тому же лечение зубов уже давно не представляло из себя болезненную процедуру, как было в позапрошлом веке. И дело даже не в бесстрастной личине дантиста в маске и его пустых беспощадных глаз. Нет. Три года назад, ещё на Земле, он впервые увидел Диану Делину. Именно в стоматологии, в ожидании приёма. А через год её не стало.
Всего три года. А сколько всего изменилось! Теперь он здесь, так далеко от дома. Он сам стал другим. И теперь его мысли занимает другая – Саша Коневод.
Почему она? Рома не мог объяснить. Просто его мысли упорно возвращались к ней, стоило остаться наедине с собой.
Рома стоял у обзорного окна в их с отцом «неродной» каюте на «Мурманске». Звёзды холодно мерцали в бездне. Так далеко. Всё было невероятно далеко. И всё это ждало впереди. Воображение уже рисовало очертания столь родного сердцу корабля-академии. До учёбы оставалось недолго.
Первый советник Эстерау
Эстерайская империя готовилась к экспансии долго и тщательно. Выйдя в межзвёздное пространство, она обладала всеми козырями, благодаря уникальной технологии – Взрывным инверторам на кораблях, деформирующим само пространство-время и позволявшим обходить релятивистские ограничения. Флотилии рассеялись по Галактике и десять миров пали одновременно.
С момента покорения Десяти миров на Эстерау миновало семь веков. Шла 11-я Эпоха, 4208-й год от Восстания Арадриана Боушеса. За 50 лет по стандартному летоисчислению эстерайцы возвели и запустили «Континуумный Синхротрон» – гигантский генератор стабильных кротовых нор на базе их ключевой технологии Взрывного Инвертора. Он не только создавал пространственно-временной тоннель, но и принудительно синхронизировал метрику времени на обоих концах, используя каналы концентрированного экзотического поля с отрицательной плотностью энергии («Струнный Тоннель»), чтобы предотвратить гравитационный коллапс и временные парадоксы. Этот синхронизированный мост проложил путь от Лирюлта в системе Кровавых Близнецов Нимрода и Ариэль (144 световых года от Эстерау) к форпосту у Сатурна в Солнечной системе.
До войны с Землёй оставались месяцы. Скоро бомбы обрушатся, вирус развеется, и Земля станет одиннадцатым завоёванным миром Империи.
Перелёт флотилии на кораблях с Взрывным инвертором занимал двадцать один год. За это время на Эстерау и Земле проходили те же двадцать один год – технология двигателя-искривления избегала релятивистского замедления времени. Военные, чиновники, разведчики планеты-столицы жили, умирали; их сменяли дети или новые кадры с актуальным взглядом на меняющуюся реальность. Лишь Малюстель Куаранд бессменно вёл свои планы к цели. Средства совершенствовались, обиход менялся, но замысел Первого Советника оставался неизменным.
Закрытый военный совет собрался. Настал час вторжения, рассчитанный до минуты. Сократить путь к неожиданной войне мог лишь прилёт кораблей с пленниками через Кротовую Нору к Лирюлту и столице. Это занимало не двадцать один год, а куда меньше. Всё ради победы над иным, куда более масштабным противником.
Пока Эстерайцы увязли в завоевании слабых миров, к рубежам Млечного Пути подошла раса сверхсуществ – телепаты, звавшие себя Творцами Мироздания. Смирианцы, с планеты Смира в Галактике Экв. Их экспансия в Млечный Путь совпала с последними семью веками эстерайских завоеваний – удобное для смирианцев, роковое для Эстерау стечение.
Силы Гегемонии были раздроблены. Флотилии контролировали десять покорённых миров, ещё одна шла к одиннадцатому – Земле. Идеальный момент для новой, могучей силы появиться неожиданно. Ударить исподтишка по обнажённой столице эстерайцев. Отсутствие флотов у родного мира подставило захватчиков под удар.
Атака на Эстерау была звеном долгого плана. Творцы Мироздания методично сжимали кольцо, захватывая порабощённые миры и приближаясь к сердцу Империи.
Эстерайцы знали: контроль над дальними колониями требует огромных сил. Это неизбежно создаёт дефицит ресурсов у родного мира. Потому столица всегда хранила мощный оборонительный контингент.
Ни одну планету не сдавали без боя. Полководцы Гегемонии – не бездарные дилетанты. Их доктрина – побеждать. Они – талантливые стратеги, профессионалы войны.
Эстерайцы не отступали, лишь смерть останавливала их. Но война с Творцами лишала их контроля над мирами. Непревзойдённые доселе, они терпели поражения. Эхо-в-ночи, Аспартан, Рэлос, Прогресс пали. На очереди были Пикеринг, Харадна, Аполлинария, Аква-Инфинит, Нехла, Мир-Спираль.
Высшее руководство Гегемонии Эстерау пребывало в хроническом состоянии «латания дыр». Острая фаза ещё не грянула, но эстерайцы считали войной и подготовку к ней. Со строгими, как их мундиры, лицами они сидели за длинным столом. Карты, сводки разведки, стаканы воды, скромные блюда – вот всё, что требовалось этим людям на военном совете в столице, на Эстерау. Первый Советник Малюстель Куаранд, администраторы Азарион Брард и Сектур-тур Хороно, правители Сирел Даскон и Аракод Оравом, генералы и адмиралы – война с флотилией Творцов Мироздания стояла у их порога.
– Наконец введён в строй Хроно-Мост от Лирюлта до Сатурна, – доложил Сектур-тур Хороно. – Путь от Земли к Эстерау теперь – не десятилетия. Пленников доставят в систему Кровавых Близнецов за часы, а оттуда – за три недели в Лаврентийский перст. Но смирианцы вторглись в Нимрод и Ариэль. Корабли охраны Хроно-Моста оттянуты на Лирюлт, где к тому же зашевелились повстанческие движения нехлианцев.
– На форпосте у горловины – минимальный резерв, – добавил Аракод Оравом. – Кроме техников на станциях, проход пуст. Оголён. Любой предприимчивый враг обнаружит это и пройдёт беспрепятственно. Наш Сатурновский форпост сдержит землян, но, если те отвлекут огнём – могут проскользнуть.
– Значит, нельзя дать им шанс, – заключил Азарион Брард. – Если флотилия вместо вируса сразу вступит в бой с Объединённым Флотом Земли, у того не будет времени рыскать у Портала. Земляне уже сыграли свою роль – осуществили бегство с планеты. Отравлять её теперь бессмысленно. Через тоннель ещё можно отменить приказ.
– Необходимость есть, – поправил Сектур-тур. – Уничтожить их базу ресурсов, предотвратив возможную борьбу с Гегемонией. И проверить вирус: годы разработки требуют полевых испытаний. Данные о пандемии помогут создать оружие против смирианцев. Не пожать посеянное – абсурд.
– Человек прямоходящий и смирианцы – два разных биологических вида, – упорствовал Брард.
– Земля станет полигоном, – парировал Сектур-тур. – Данные о заражении, доставленные через тоннель, мы сопоставим с генетическим кодом этих «Творцов». И попробуем выковать оружие специально для них. Кто знает? Возможно, этот шаг… – его голос понизился до шепота, полного значения, – переломит ход всей войны.
– Сто с лишним лет… – Сирел Даскон заговорил тихо, но каждый слог падал как камень. Его глаза были устремлены в прошлое. – Полёты первых разведчиков… Синтез вируса… Перевозка спор… Смерти экипажей… Вербовка предателей… – Он поднял взгляд, и в нем горел огонь. – Люди на тех кораблях… Экипажи флотилии отдали двадцать один год жизни, их дети родились и выросли в пути, обучаясь этой миссии. Для них атака – смысл существования.
– Допустим, горстка землян просочится на Лирюлт, – холодно резюмировал Малюстель Куаранд. – Значимого перевеса в расстановке действующих сил это не даст. Чем таким значительным они помогут смирианцам в войне против нас? Смирианцы и знать о землянах не знают. А главное – отличить их от эстерайцев не смогут. Нет, ценность бактериологической атаки на Землю превышает ценность её отмены, – подытожил Первый Советник господин. – Поэтому мы применим вирус, а затем поглотим земной флот, как было задумано ранее.
В повисшей тишине раздался нервный кашель Уэрто Барварда, его лицо покрылось пятнами, пальцы бесцельно теребили край мундира.
– Добрые… добрые господа… – он заикался, – насчёт нехлианцев… пожалуйста, не тревожьтесь! Это жалкие кучки, разрозненные… их техническое оснащение – ничто! А что касается землян… – он глотнул воздух, чувствуя, как все взгляды впиваются в него, – что касается землян… По нашим… по самым свежим расчётам… сторожевые и дозорные корабли вернутся к тоннелю… через восемь месяцев! Всего через восемь месяцев граница снова будет под контролем!
– Это кто там снова тявкает о восьми месяцах? – голос Тераана Икобода прорезал воздух оперативной части совета, как ледяная сталь.
В зале, где собрались высшие руководители империи – все знали, что командующий войсками Первый администратор Икобод не отличается терпеливостью, а скор на жестокую расправу.
– Через восемь месяцев… – Икобод медленно повторил злополучный срок, растягивая слова, словесно пытая ими висящего на крючке Барварда. Каждое слово падало в гробовую тишину. – Добрый наш администратор господин… – в его устах титул звучал ядовитым издевательством, – оставьте уже эту… натруженную непринужденность. Эту жалкую попытку убаюкать нас иллюзией контроля. – Он наклонился вперёд, его глаза, холодные и нечеловечески проницательные, впились в Барварда. – Вы прекрасно осведомлены. Земляне подступят к Кротовой норе уже через шесть месяцев по «стандарту». Ваши потуги ввести в заблуждение Совет… – Икобод презрительно сморщился, будто уловил дурной запах, – очевидны и яйца выеденного не стоят.
Выговор Икобода стегал Барварда не кнутом – раскаленным плетьми. И без того землисто-серое лицо исполняющего обязанности главного администратора Лирюлта приобрело оттенок мокрого пепла. По вискам выступила испарина.
Для Уэрто Барварда ситуация сложилась не просто нелегкая – она была катастрофической. Лирюлт, его вотчина, трещала по швам. До граждан дошли слухи – леденящие кровь шепоты о неминуемом вторжении них, смирианцев. Расы негуманоидных существ, чья заносчивость простиралась до самоназвания «Творцы Мироздания». Захват Лирюлта был для них не просто победой, а плацдармом – трамплином для прыжка на самое сердце Империи, на Эстерау! Сколько времени потребуется этим чужакам, чтобы вцепиться мертвой хваткой в этот ключевой транзитный мир, лежащий у самого порога Гегемонии? Неизвестно. Но тревожные настроения уже лихорадили население. И словно грибы после дождя, на этой благодатной почве страха и неопределенности плодились и крепли повстанческие движения нехлианцев. Вина лежала и на плечах самой Империи – её агентах, её неэффективности. Нехлианские бунтовщики, эти возрождающиеся язвы, ожили, зашевелились, старательно «готовя почву» для пришествия своих мнимых освободителей-Творцов.
– Только если у военачальников этих проклятых землян совсем мозгов не хватит, – продолжил Икобод, его голос обрел зловещую плавность, – они упустят такую… счастливую оказию. Но, администратор господин, – он ударил кулаком по столу, заставив вздрогнуть всех, – нельзя недооценивать врага! Нет никаких гарантий, что они окажутся настолько тупы, что не станут разгуливать у нашего порога, как у себя на заднем дворе! – Его взгляд буравил Барварда, вытягивая из него последние капли достоинства. – Сто пятьдесят лет вы там просиживали кресло! Держали, как вы утверждали, всё под контролем. А последнее время… ваш бывший начальник, – Икобод с отвращением выплюнул слова, – позволил себе непростительную расслабленность. Размяк. – Пауза была убийственной. – Само по себе – беда. Но эта преступная небрежность наложилась, как грех на душу, на вторжение смирианцев и на развязывание войны на Земле! – Голос Икобода взвился до хриплого шепота, полного невыразимой угрозы. – А ведь вас предупреждали. Заблаговременно и неоднократно! Предупреждали, что к нынешнему дню Лирюлт – и вы лично! – должны быть мобилизованы, подтянуты, приведены в состояние абсолютной боевой готовности! Где она?!
Температура в зале Главного Совета, казалось, упала ниже нуля, хотя терморегуляторы молчали. Барвард физически ощущал ледяное дыхание опасности. Его взгляд метнулся по лицам. Члены Совета… Первый Советник господин Малюстель Куаранд… Их взгляды, холодные, оценивающие, безжалостные, не отрывались от него с самого начала этого допроса. Они видели его панику, его унижение. И судили.
– Да, смирианцы отвлекли на себя значительные силы флота, – Икобод говорил теперь с ледяной, убийственной логикой, – но именно ваши систематические просчёты, ваше нежелание видеть брожение в обществе, подогреваемое этими нехлианскими поганцами, – вот что откроет землянам дверь! Даст им шанс десантироваться на поверхность нашей планеты! – Он указал пальцем, как шпагой, прямо в грудь Барварду. – Ваш предшественник… был слишком ленив, чтобы проконтролировать последние, самые важные этапы. Он прозевал. Поэтому, главный администратор господин… – Икобод одарил бедолагу улыбкой полной смертельной иронии, – Исправляйте ситуацию. Добейтесь подавления этого мятежа. В кратчайшие сроки. Или отправитесь вслед за своим предшественником.
Не нужно было говорить «или». Ужасная судьба бывшего начальника Барварда не могла выветриться из памяти. Тот, кому Уэрто служил заместителем, был не просто «освобожден» – его отправили в долгосрочную «поездку» на один из Боушеских островов. Синоним каторги, медленной смерти в ледяных шахтах или на ядовитых плантациях. И Барварду светила точно такая же «отставка». Он знал, как все знали: с Боушеских островов не возвращаются. Это не просто ссыльный билет, а смертный приговор, отсроченный лишь для того, чтобы выжать из осужденного последние капли жизни.
Первый Советник, господин Малюстель Куаранд, всё это время пребывал в состоянии абсолютного, почти божественного спокойствия. Он не просто наблюдал – он взирал. Его проницательные глаза, словно сканеры высочайшего разрешения, скользили по лицам высших офицеров, правителей курируемых миров. Он видел, как они решают, как они пытаются лавировать в потоке проблем, как карают провинившихся. Он видел страх, амбиции, расчёт. И он видел разнузданный беспорядок на Лирюлте, эту затянувшуюся, непростительную халатность главного администратора. Хотя его лицо оставалось непроницаемой маской, само его молчаливое присутствие было приговором неэффективности. Он был истинный глава, паук в центре паутины, покровительственно наблюдавший за тем, как его пауки-исполнители сами запутываются в собственных нитях.
– Землянам, – голос правителя Бадульги, Тарантла Хороно, прозвучал как удар колокола, подводя черту под мучительной дискуссией, – нельзя позволить воспользоваться этой брешью. Брешью, пробитой на Лирюлте. Помните: даже самое могучее вековое древо способны сокрушить тщедушные короеды, если их вовремя не выжечь калёным железом. – Его взгляд тяжело лёг на Барварда. – Раз уж Главный Администратор Лирюлта… клянется исправить положение в кратчайшие сроки… – в его голосе звучало сомнение, но он сделал вид, что принимает слова на веру, – значит, оснований для отмены бактериологического удара по Земле – нет. Объединённый Флот землян и их родной мир должны исполнить уготованную им роль в схеме нашей войны. До конца.
Куаранд медленно перевёл взгляд с Хороно на собравшихся. Его движение было исполнено непререкаемого авторитета.
– Тогда… курс остаётся прежним, – не вопрос, а констатация. – Единогласно?
Ответом была не просто тишина. Это была глухая, подавляющая тишина полного согласия и безоговорочного подчинения. Тишина, в которой слышалось лишь прерывистое дыхание Уэрто Барварда и далёкий гул судьбы Земли.
«Сын Земли»
Адмирал флотилии российского подразделения Объединённого Космического Флота Земли, Евгений Васильевич Журавлёв, мужчина преклонного возраста с нарочито неприметной внешностью, замер в центре кают-компании. Стены вокруг него пульсировали голографическими проекциями одиннадцати звёздных систем. Обычно высший офицерский состав собирался на адмиральском мостике – просторном помещении атласно-голубых тонов с панорамным остеклением, открывавшим бездну космоса. Но последнее время в качестве оперативной части использовали более камерную и защищённую кают-компанию.
Журавлёв восседал за массивным эллиптическим столом. На его поверхности мерцала миниатюрная, почти живая, карта Солнечной системы. Условные значки отмечали диспозицию: флотилии, соединения, станции, форпосты. Караван Объединённого Флота у Юпитера казался застывшим в космической патоке, тогда как армада Эстерайской империи – роем чёрных скорпионов – неумолимо продвигавшейся сквозь Облако Оорта, на самой границе земного звёздного дома. Каждому присутствующему было ясно: к январю 2124 года эти символы сдвинутся, и зловещая виртуальная вуаль накроет Землю, как саранча.
– Состояние флангов? – резко спросил Журавлёв, его голос, как всегда, был стегающим кнутом. – Ход ремонта? Сроки?
Адмирал славился взрывным нравом и глубоким убеждением: человек обязан выкладываться на пределе в любом деле. Только так жизнь обретает вес. А у того, чьи плечи несут тяжесть большого долга (как его собственный – командование боевым крылом российского сектора Флота), каждое решение, каждый приказ могут определить судьбу миллиардов и будущее самой Земли.
– Ремонт обшивок на заключительной стадии, товарищ адмирал, – отчеканил капитан-лейтенант Брзенов, сверяясь с планшетом. Информация стекалась к нему через старшего лейтенанта. – Роботы-механики залатывают пробоины и выправляют деформации от микрометеоритов.
Брзенов, упитанный молодой человек с блестящей проплешиной и вечно «уплывающим» вверх левым глазом, был воплощённой неуклюжестью. Но за этой внешностью скрывался ум острой стали и редкая преданность делу. Будучи своего рода адъютантом Журавлёва, он заслужил уважение старших офицеров своей феноменальной работоспособностью, пунктуальностью и способностью ухватить самую незначительную деталь. Его путь к званию капитан-лейтенанта был тернист, но заслужен. Лояльный, беспрекословно соблюдающий субординацию, он при этом не утратил человеческого достоинства и готовности дать исчерпывающий ответ.
– Приоритет – боевым судам, – продолжил он, крепче сжимая планшет. – Затем – кораблям-фермам. Американский, японский, китайский подразделения докладывают: полная боевая готовность. Действуют согласно единому плану.
– Запасы? – отрывисто бросил Журавлёв. – Топливо? Боеприпасы?
– О дефиците не сообщают, товарищ адмирал. Расход в рамках утверждённых норм, согласно графику перехода.
Контр-адмирал, вице-адмирал, адмиралы флотов, капитаны рангов – все хранили каменное спокойствие. Их защитные кители на пяти гербовых пуговицах были безупречны. Но главное – не форма, а непоколебимая выправка, воля, читающаяся во взгляде, и та особая сосредоточенность, что выдаёт высших офицеров в любой обстановке.
Совет проходил на борту крейсера «Сын Земли» – флагмана российского подразделения Объединённого Космического Флота Земли.
Корабль среднего класса, с обтекаемым, как кинжал, корпусом и сдвоёнными гондолами реактивных двигателей, служил мозгом и стальной волей этого формирования. Флот объединял силы земных наций под одним космополитичным флагом. Его кораблям – боевым, жилым, транспортным – давали имена-символы: «Сократ», «Константин Циолковский», «Дочь Солнечной Системы», «Воин во Тьме». Название «Альберт Эйнштейн» присваивали себе с гордостью и американцы, и немцы.
– Церера? – следующий вопрос Журавлёва прозвучал как удар молотка.
Вода с карликовой планеты была кровью Флота. Она питала не только людей, но и гидропонные фермы на агро-кораблях. Сейчас, в преддверии войны, нужно было создать максимальные запасы зерна и продовольствия – добыча и транспортировка воды в ходе боевых действий станут смертельно опасны, а затем и невозможны. Под распашку даже пошли потенциально плодородные зоны на кораблях-парках «Зелёное Наследие». Агро-флотилия и исправительно-трудовые корабли (чьи откормочные комплексы обеспечивали мясом) требовали воды всё больше.