Даскпайн

Недотёпа

Даскпайн

Север не просит клятв.

Он принимает порядок.

Остальное – снег.

Глава 1. Тени Даскпайна

Даскпа́йн был городом, где снег не таял и надежды замерзали вместе с последними лучами солнца. Местные давно привыкли к этому – к серому небу, к гулу фабрик и к скрипу старых домов, будто сами стены знали: время остановилось. Здесь не было лета, весны или осени. Только зима. Постоянная, тяжёлая, пронизывающая до костей. И никто уже не пытался считать дни.

Лукас Харпер родился в этом холоде и с ним же вырос. Ему было семнадцать, и почти каждый день его жизни был похож на предыдущий – и на следующий. Просыпаться в промёрзшей комнате, видеть изморозь на стекле, слышать, как метель бьётся в стены, как отец ворчит внизу, а за окном рычит город. Всё в Даскпайне было будто покрыто пылью времени и инеем страха. Страха перед будущим, которого никто не ждал.

Этим утром было особенно тихо. Снег ложился толстым слоем на окна, делая комнату Лукаса похожей на могилу. Он лежал на своей старой кровати, укрывшись двумя одеялами, но всё равно чувствовал, как холод ползёт по позвоночнику. Где-то в доме хлопнула дверь – отец уже встал.

Лукас медленно сел. Пальцы были онемевшими, дыхание выходило паром. Он натянул шерстяной свитер, который давно стал колючим и тесным, и подошёл к окну. За стеклом – белая мгла. Даже соседский дом почти не виден. Лишь темнеющий силуэт, будто призрак.

На полу лежала старая тетрадь – мать подарила её ему, когда он был ещё ребёнком. Он так и не стал в неё писать. Листы пожелтели, уголки изогнулись. Лукас поднял её, провёл пальцами по обложке. Сегодня он чувствовал что-то странное – не страх, не тревогу, а будто бы предчувствие.

Кухня встретила его запахом дешёвого табака и спирта. Марк Харпер, его отец, сидел за столом в своей привычной позе: локти на столе, голова низко, в руках кружка, в которой точно был не чай. Его лицо было небритым, тени под глазами тёмными, как сажа.

– Проснулся? – буркнул он, не глядя.

Лукас молча налил себе воды из крана. Вода шла тонкой струйкой, холодной, как лёд.

– Молчи, значит, – продолжал отец. – Всё молчишь и молчишь. Думаешь, если не говоришь, то тебя нет?

Лукас сел напротив, не притрагиваясь к воде.

Отец вдруг стукнул кулаком по столу. Пыль поднялась.

– Ты вчера деньги взял?

– Нет.

– Лжёшь.

– Я не лгу.

Марк пристально посмотрел на него. В его взгляде было что-то болезненное. Потом он поднялся, подошёл ближе, навис над сыном.

– Всё рушится, Лукас. Ты понимаешь? Деньги на исходе. Работы нет. Люди погибают в шахтах. Всё катится к чёрту.

– Я знаю.

– Нет, ты ничего не знаешь. – Он отступил, вновь налил себе из бутылки. – Ты не знаешь, что такое работать. Что такое быть мужчиной. Я был в шахте в твоём возрасте. А ты…

Лукас встал.

– Я ухожу.

– Куда?

– Прогуляюсь.

– Прогуляешься? – Отец засмеялся. – Мир рухнет, а ты прогуляешься?

– Да.

Он взял куртку и вышел, не дожидаясь крика в спину.

На улицах Даскпайна царила тишина, нарушаемая лишь хрустом снега под ногами и воем ветра, который никогда не утихал. Лукас шёл вдоль забора старой угольной фабрики. Её трубы были обледеневшими, из них не шёл дым, но всё равно казалось, что они живые – что-то в их молчаливом стоянии среди снега было тревожным. Двери, заколоченные досками, окна, выбитые и заледеневшие, напоминали слепые глаза.

Люди на улицах двигались быстро, молча, опустив головы. Никто не здоровался. Так было принято. В этом городе слова были редкостью, их берегли, как тепло.

Проходя мимо лавки Грегсона – старого магазина, где продавали уголь и керосин, – Лукас замедлил шаг. В витрине висела новая афиша. Он подошёл ближе.

«Набор на сезонную вахту. Шахтёрская база “Чёрная Впадина”. Высокая оплата. Риски: высокие. Подробности – в мэрии города».

Он смотрел на афишу и чувствовал, как внутри что-то сжимается. Это было предчувствие. Или страх.

– Думаешь идти? – раздался голос.

Лукас обернулся. Перед ним стоял пожилой мужчина в меховой шапке и с бородой, покрытой инеем.

– Я… нет, просто смотрю.

– Там смерть, парень. Знаешь, сколько людей не вернулось с этой Впадины?

Лукас молчал.

– Шепчут там что-то, – продолжал старик. – Шахты, темнота, исчезают люди. Никто не говорит вслух, но все знают.

– Зачем тогда идут?

– Деньги. И безысходность. Это Даскпайн, мальчик. Здесь выбор – мираж.

Старик ушёл, оставив после себя облако пара.

Он продолжил путь, ноги сами вели его по знакомым улицам. Он прошёл мимо школы. Здание, тёмное и промёрзшее, казалось мёртвым. На крыльце стояла учительница мисс Дауэр, закутавшись в длинное пальто. Завидев Лукаса, она кивнула.

– Лукас. Опять прогуливаешь?

Он кивнул. Она не стала ругать. Просто сказала:

– Береги себя. Погода сегодня… странная.

Он пошёл дальше.

На краю города стояла старая шахта №3. Закрытая уже лет десять, она всё ещё возвышалась над землёй, как напоминание о прошлом. Лукас часто приходил сюда. Здесь было тихо.

Он сел на деревянный ящик у входа, достал сигарету, закурил. Сквозь завесу дыма смотрел на шахтную башню. Порыв ветра раскачивал её, издавая скрип, похожий на стон.

Ему вдруг стало не по себе. Как будто кто-то смотрел. Он оглянулся – никого.

Но чувство осталось.

Когда он вернулся домой, было уже темно. Отец сидел у печи, курил, в руке стакан. Он даже не обернулся.

– Завтра ты идёшь в мэрию.

Лукас замер.

– Зачем?

– Я тебя записал. На Впадину. Всё оформлено.

Тишина. Только потрескивание печи.

– Ты что, с ума сошёл?

– Деньги кончились. Ты взрослый. Пора работать. Или проваливать.

Лукас хотел что-то сказать, но не нашёл слов. Он прошёл в свою комнату, закрыл дверь и сел на кровать.

Он чувствовал, что что-то приближается. Что снег и тьма – это не просто фон, а врата.

Ночь пришла рано. Уже в шесть вечера дом погрузился в полумрак. Печь еле теплилась, за окнами мела метель. Лукас лежал на кровати, не двигаясь, глядя в потолок, на котором висели тени от качающейся лампы. Он чувствовал, как холод медленно забирается под кожу, но не шевелился.

Мысли крутились в голове, как вороньё. Он не мог их остановить.

Он помнил мать. Помнил, как она готовила чай с мёдом, как гладила его волосы, когда он не мог уснуть. Её лицо было мягким, добрым, но в последние месяцы перед смертью – напряжённым, тусклым.

Она часто говорила:

– Этот город ломает. Но ты не должен сломаться.

Она умерла зимой. Снег шёл, как и всегда, но тот день был особенно тихим. Ни ветра, ни звуков. Она ушла во сне. Просто не проснулась.

Отец говорил, что это сердце. Лукас знал – это был страх. Страх, который впитал в себя этот город и медленно убивал людей.

Он поднялся, подошёл к окну. За стеклом – белая стена метели. Фонарь едва пробивался сквозь снег, и его свет казался неестественным. Он будто бы мерцал, как в глазах умирающего.

Лукас вдруг заметил, как вдалеке мелькнула тень. Фигура? Или игра света? Он прищурился. Никого. Пустота.

Он шагнул назад.

Что-то было не так.

Утро было серым. Он спустился на кухню – отец уже ушёл. На столе лежал лист бумаги.

«Мэрия. Девять утра. Не облажайся»

Лукас сжал кулак. Всё решено. Без его воли. Без его слова.

Он вышел из дома.

Город встретил его привычной тишиной. Но она была другой – напряжённой. Он чувствовал, как люди смотрят исподтишка. Он слышал шёпоты.

– Харпер? Его отец снова пьёт.

– Говорят, его мать сама выбросилась.

– Он записался на Впадину? Сдохнет там.

Лукас шёл, не обращая внимания. Но каждый шаг давался трудно. Будто город держал его за ноги.

У мэрии очередь. Люди жались к стенам, дрожали, перекрикивались.

– Я шёл работать, а не помирать, – сказал один.

– Там платят, – ответил другой. – Плевать на слухи. Я хочу выжить.

– Лучше мёртвым, чем нищим, – бросил третий.

Лукас подошёл к столу. Женщина в очках взглянула на него.

– Имя.

– Лукас Харпер.

Она проверила список, кивнула.

– Ты в списке. Завтра вылет. Аэродром в восемь.

Он получил форму – серую, грубую, с эмблемой шахты.

– Удачи, – сказала она. – Она тебе понадобится.

Он вышел на улицу. Ветер завыл сильнее.

И тогда он снова увидел эту тень. У входа в заброшенную шахту. Стоящая фигура.

Он замер. Мгновение – и тень исчезла.

Он сжал сумку. Дрожь прошла по телу.

Впадина ждала. И что-то уже пришло за ним.

Вечер наступил, как всегда, неожиданно. Лукас сидел у окна, наблюдая, как фонари тонут в снегу, а улицы пустеют. Его новая форма лежала на стуле – грубая, тяжёлая, с нашивкой в виде молчащего круга. Он не притрагивался к ней. Не мог.

Он чувствовал себя не человеком, а чем-то вроде багажа – ненужным, лишним, которого завтра отправят прочь.

Отец вернулся поздно. Пьяный, как обычно. Швырнул мокрое пальто на пол, не разуваясь, прошёл на кухню. Раздался грохот упавшей бутылки.

– Ты готов? – крикнул он из темноты. – Завтра улетишь, и будет тишина.

Лукас не ответил.

– Знаешь, почему я тебя отправляю? – голос был глухим, вязким. – Потому что ты мне мешаешь. Потому что ты слабый. Я в шахтах жил. Там мужики. А ты…

Тишина.

– Ты или вернёшься мужчиной… или не возвращайся вовсе.

Лукас сжал кулаки. Потом поднялся, молча собрал вещи в сумку: тетрадь матери, зажигалка, куртка, нож. Больше ему ничего не нужно.

Ночью он не спал. Он снова сидел у окна. Метель усилилась, и весь город исчез в белом вихре. Где-то далеко поскрипывали вывески, хрипло стонали трубы. Казалось, город плачет.

Иногда ему казалось, что он слышит шаги. Будто кто-то ходит по улице. Он прижимался к стеклу, вглядывался – никого. Только белый мрак и тень.

И всё же, однажды, он увидел это. Фигура стояла у забора. Высокая, неподвижная, словно высеченная из снега. Он моргнул – и фигура исчезла.

Сердце заколотилось. Он отступил от окна.

Что-то наблюдало.

Утро было немым. Он собрался. Отец спал за столом, уронив голову на руку. Пустая бутылка качалась рядом.

Лукас надел форму, поднял сумку, подошёл к двери.

На мгновение остановился, посмотрел на отца.

– Прощай.

И вышел.

Город прощался холодом и тишиной. Ни одного человека на улице. Даже собаки исчезли. Лукас шёл к аэродрому, и каждый шаг казался последним.

Он остановился у школы. Пусто. У лавки – закрыто. Всё замерло.

На въезде к аэродрому – часовой. Старик в шинели, с фонарём.

– Харпер? – спросил он.

– Да.

– Ты летишь?

Кивок.

– Будь осторожен. Там… не всё, что роется в шахтах, принадлежит людям.

Лукас ничего не сказал.

Он прошёл на территорию, где вдалеке стоял самолёт. Люди уже собирались. Впереди – новый мир.

Позади – город теней.

Аэродром был окружён высоким металлическим забором, который больше напоминал границу между мирами, чем защиту от метели. Лукас остановился у ворот. Ветер хлестал по лицу, снег бил в глаза, но он не двигался. Сердце грохотало, как молоток.

Он чувствовал, что, переступив этот порог, он уже не вернётся. Во всяком случае, не тем, кем был.

– Эй, ты стоять тут надолго собираешься? – раздался голос за спиной.

Лукас обернулся. Перед ним стоял парень чуть старше – высокий, с рыжими волосами и нахальной улыбкой.

– Эйден Мёрфи, – сказал он, протягивая руку. – Похоже, мы оба попали в эту передрягу.

Лукас пожал руку.

– Лукас.

– Харпер? – Эйден прищурился. – Слыхал о тебе. Ты же сын того Харпера?

Лукас не ответил. Эйден усмехнулся:

– Ладно, неважно. Я здесь, чтобы заработать, не завести друзей. Но если вдруг замёрзнем – лучше держаться вместе.

Они прошли внутрь. На площадке стояли ещё восемь человек. Молодые, с сумками, одетые в такую же серую форму.

– Смотри, вот ещё наши коллеги по несчастью, – буркнул Эйден. – Вон там Джейк Лоуренс – вроде как лидер. Сдержанный, холодный. А этот с планшетом – Майло Чен, технарь. Всё знает про железки.

Лукас мельком посмотрел. Джейк сидел на ящике и курил, взгляд – стальной. Майло листал планшет, будто всё происходящее не касалось его.

– Остальных позже узнаешь, – сказал Эйден. – Пошли отметимся.

В ангаре сидел мужчина с бритой головой, лицо его было похоже на высеченное из гранита. На куртке – нашивка: Рой Хадсон.

– Харпер? – спросил он.

– Да.

Рой посмотрел в глаза.

– Завтра твоя жизнь начнёт отсчёт заново. Там нет места для слабости. Понял?

– Да.

– Надеюсь, ты не подведёшь команду.

Лукас кивнул.

Вечером всех собрали в бараке. Деревянное здание, пахнущее керосином и потом. Внутри – койки, столы, старый камин.

– Переночуете здесь, – сказал Рой. – Утром – вылет.

В комнате было холодно, несмотря на огонь.

Лукас лёг на койку у окна. Он слышал, как кто-то шутит, кто-то спорит. Но всё было будто не с ним.

Он смотрел в потолок и думал: а что ждёт их за облаками? Деньги? Смерть? Или нечто иное?

За окном прошла тень.

Он не спал.

Камин потрескивал, но тепло от него не доходило до дальнего угла, где Лукас лежал, закутавшись в тонкое одеяло. Он не мог уснуть. Лежал и слушал: дыхание других, завывание ветра, скрип досок под весом времени.

Иногда ему казалось, что он снова дома. Что мать зовёт его тихим голосом с кухни, что пахнет горячим чаем и мёдом, а за окнами просто зима, не смерть. Он пытался удержать это чувство – тёплое, почти забытое. Но оно ускользало, оставляя холод.

Он задремал лишь под утро. И ему приснился сон.

Он стоял на краю шахты. Вокруг – тьма, снег, ветер. Из-под земли шёл шёпот. Он не понимал слов, но чувствовал страх. Что-то медленно поднималось наверх – огромное, неестественное. И он знал, что должен бежать. Но не мог.

Он обернулся – и увидел мать. Она стояла далеко, в метели, и говорила:

– Не иди туда. Не спускайся.

Он сделал шаг – и провалился в бездну.

Проснулся с криком.

– Всё в порядке? – рядом сидел Джейк Лоуренс, с сигаретой в зубах.

Лукас сел, вытирая лоб. Он весь вспотел.

– Сон. Просто сон.

Джейк молча передал ему сигарету.

– У всех бывает. Особенно перед Впадиной.

– Ты был там?

– Нет. Но знаю тех, кто был. Некоторые вернулись. Некоторые нет.

Пауза.

– Главное – не сойди с ума. Там легко потеряться. Даже себе.

Лукас закурил. Горечь дыма немного вернула его к реальности.

– Что ты слышал о шахтах?

– Ничего хорошего. Говорят, там что-то нашли. Не уголь. Не металл. Но это слухи.

Они молчали, глядя в окно. Там – белый туман.

Когда рассвело, все начали собираться. Сумки, форма, проверки.

Самолёт уже ждал на взлётной полосе. Массивный, тёмный, как ворона.

Рой Хадсон раздавал инструкции. Его голос был как сталь.

– Вы летите в место, где выживают сильные. Где слабым нет места. Вы – смена. Вы – кровь станции. Не подведите.

Все слушали. Некоторые – с каменными лицами. Некоторые – дрожали.

Лукас стоял с сумкой. Он больше не чувствовал страха. Только пустоту.

Тень снова прошла у ворот аэродрома.

Он знал: оно ждёт.

Время словно остановилось. Они ждали. Самолёт стоял на взлётной полосе, гул его двигателей напоминал рычание зверя, готового проглотить каждого из них.

Лукас сидел на деревянном ящике у стены барака, держа в руках старую тетрадь. Он открыл первую страницу. Пусто. Он хотел что-то написать, но не знал что. Слова застревали в горле, в мыслях. И тогда он просто нарисовал: белую точку в центре страницы. Это был он.

– Ты художник? – спросил Майло Чен, подходя ближе.

– Нет.

– Что это?

– Я.

Майло молча кивнул.

– Слушай… ты тоже чувствуешь это? – спросил он тише.

– Что?

– Что что-то не так. Ещё до вылета.

Лукас посмотрел на него.

– Да. Я вижу тени.

– Я слышу шёпот. Когда засыпаю. Будто зовёт кто-то.

Майло опустил глаза.

– Я думал, это я схожу с ума.

– Возможно, мы оба.

Они молчали. Ветер завывал за стенами.

В последний раз Лукас поднялся на крышу барака. С этой высоты город был как на ладони – серый, застывший, словно навсегда замёрзший. Он увидел свою улицу, школу, лавку Грегсона. Всё казалось игрушечным, далёким.

Он вспомнил мать. Как она пела ему тихо по вечерам. Как гладила по волосам. Как говорила:

– Тебя ждёт дорога. Твоя. Только не забудь, кто ты.

Он сжал кулаки.

– Я не забуду, – сказал он вслух.

Позади скрипнула дверь. Джейк поднялся следом.

– Самолёт готов. Пора.

Лукас бросил последний взгляд на город. Вспышка – и ему показалось, что у входа в заброшенную шахту снова стоит фигура.

Он моргнул – никого.

Но знал: оно было там.

Погрузка началась. Один за другим новобранцы поднимались на борт. Внутри – холодно, металлически, пусто.

Лукас прошёл последним. Он занял место у окна.

Ветер усилился. Небо стало темнее.

Голос Роя:

– Закрепить ремни. Вылетаем.

Лукас глубоко вдохнул. За окнами – город, который его породил. Город, который стал холодным сердцем его жизни.

Он закрыл глаза.

Тишина.

Но тени уже были в небе.

Самолёт ещё не оторвался от земли, но Лукас уже чувствовал, будто его вырвали из тела. Он смотрел в мутное стекло иллюминатора, за которым исчезали последние очертания Даскпайна. Снег залеплял стекло, и город исчезал, как сон, который не хочется вспоминать.

– Ты в порядке? – рядом сидел Эйден, всё такой же беззаботный на вид, но сжатые пальцы на коленях выдавали тревогу.

– Не знаю, – ответил Лукас.

Эйден кивнул.

– Я тоже. Слышал про Впадину от брата. Он там был. Вернулся – и через два месяца умер. Сказал, что под землёй что-то есть. Не уголь. Не люди.

Лукас сжал ремень.

– Почему ты летишь?

Эйден посмотрел в сторону.

– Потому что если останусь здесь – сгнию. А там хотя бы шанс. Или умереть быстро, или вырваться.

Лукас хотел сказать что-то, но не смог. Внутри было пусто, как в шахтах, о которых он слышал всю жизнь. Пусто и темно.

Пилоты объявили: вылет откладывается на час из-за ветра.

В ангаре было холодно, люди нервничали. Джейк ходил кругами, Рой проверял оборудование, остальные сидели, курили, смотрели в пол.

Лукас отошёл в сторону, сел на металлический ящик. Он достал тетрадь, снова открыл её. Снова пустая страница. Он начал писать.

«Я ухожу. Из города, из жизни, которую знал. Если кто-то найдёт это – знай: я не хотел. Просто так сложилось.»

Он остановился. Зачем он пишет? Никто не найдёт. Никто не будет искать.

Он вырвал страницу и сжал её в кулак.

Ветер за окнами завывал, как зверь. Порой казалось, что стены дрожат.

– Все на борт! – крикнул Рой.

Люди начали собираться. Сумки, куртки, команды.

Лукас снова взглянул на город. На последнюю улицу, на дом, где его не ждали. И в ту же секунду он увидел: вдалеке, на пригорке, стояла фигура. Высокая, тёмная. Лицо скрыто. Рядом – второй силуэт.

Он моргнул. Пусто.

– Пора, – сказал Джейк.

Лукас вошёл в самолёт.

Самолёт закрыл двери. Двигатели зажужжали, дрожь прошла по полу.

Лукас сидел и не чувствовал ничего. Ни страха, ни надежды. Только странное, глухое ощущение, что всё началось. И что назад пути нет.

Он закрыл глаза.

И понял, что тьма – не снаружи.

Она внутри.

Самолёт не взлетел.

Погода снова испортилась – шквальный ветер, нулевая видимость. Все были вынуждены вернуться в барак. Это был знак. Или наказание. Или испытание.

Лукас вышел на улицу. Остальные остались внутри. Он стоял на краю аэродрома, глядя в серую пустоту. Снег бил в лицо, но он не отступал.

Он знал: это его последний день в этом городе. Последний раз он дышит этим воздухом. Последний раз он видит эти улицы.

И всё же он не чувствовал облегчения.

Он пошёл по городу. Молча, медленно, без цели. Снова прошёл мимо школы – пусто. Мимо лавки – закрыто. Всё как всегда, но теперь это казалось ему нереальным. Будто всё это – декорации, сцена, с которой его снимают.

Он остановился у заброшенной шахты. Ветер воет в проломах. Стены покрыты инеем. Он зашёл внутрь.

Темно. Холодно.

Он прошёл по коридору, вспоминая, как прятался здесь мальчишкой, убегая от отца. Здесь он впервые почувствовал себя свободным.

Он сел на бревно, достал тетрадь.

Написал:

«Если кто-то прочтёт это – знай, я боялся. Но ушёл. Потому что не жить – хуже смерти.»

Он оставил тетрадь там. Пусть остаётся.

Вернувшись к бараку, он снова увидел их.

Фигуры. У края аэродрома. Высокие, чёрные, расплывчатые.

Он не испугался. Просто смотрел.

Потом они исчезли.

Вечером все сидели молча. Камин горел, но никто не грелся.

Рой зашёл.

– Завтра в пять утра – вылет. Погода стабилизируется. Это шанс.

Он посмотрел на всех.

– Кто не готов – лучше скажите сейчас. Там нет дороги назад.

Никто не ответил.

Рой ушёл.

Лукас лёг на кровать. Глаза не закрывались.

Он шептал сам себе:

– Я ухожу. И больше не вернусь.

В голове – голос матери:

– Не сломайся. Ты не снег. Ты – пламя.

Он сжал кулак.

Пора.

Утро было мёртвым. Ни цвета, ни света – только глухой серый оттенок на стекле. Лукас проснулся до звонка, до крика, до звука шагов. Он просто открыл глаза и понял – пришло время.

Он оделся медленно, будто каждая вещь весила тонну. Серые штаны, форма, тёплая куртка с эмблемой «Чёрной Впадины», перчатки, которые плохо согревали руки. Он чувствовал холод в груди, в пальцах, в глазах.

Остальные собирались молча. Никто не шутил, не спорил. Все понимали, куда летят.

Лукас вышел на улицу. В небе – тучи, словно чёрные плиты. Снег валил медленно, густо. Он стоял посреди аэродрома, и весь мир замер.

Он поднял голову. И тогда снова увидел это.

На крыше старого ангара стояла фигура. Чёрная, высокая, с вытянутыми руками. Она смотрела прямо на него. Он не знал, как, но знал.

Шепот.

Он услышал:

– Приходи.

Лукас не шелохнулся. Только сжал кулаки.

– Я не боюсь тебя, – прошептал он в ответ. – Я не твой.

Мгновение – и фигура исчезла.

Рой крикнул:

– Все на борт!

Люди двигались, как тени. Лукас прошёл мимо остальных, не чувствуя ног.

Перед трапом он оглянулся.

Город был белой костью в снегу. Ни людей, ни жизни – только память.

Он вспомнил мать. Её лицо. Её голос. Её тепло.

Он закрыл глаза.

И шагнул в самолёт.

За ним закрылись двери.

И город исчез навсегда.

Глава 2. Путь в неизвестность

Внутри было холодно. Воздух пропах маслом и старой тканью. Тусклое освещение под потолком мерцало, отбрасывая длинные тени на стены фюзеляжа. Металл под ногами дрожал, будто у самолёта были собственные нервы.

Лукас остановился в проходе. Все уже расселись. Кто-то молча глядел в окно, кто-то смотрел в пол. Эйден Мёрфи махнул рукой.

– Эй, Харпер, сюда. Место у окна твоё.

Он прошёл, опустил сумку, сел. Сиденье было жёстким, ремни – старыми, затёртыми. Лукас пристегнулся и посмотрел в мутное стекло иллюминатора. Снаружи – ничего. Только белая мгла, сползающая по крылу.