Именем Предков

"Ну что ж, – мысленно вздохнул Артём, включая на телефоне карту и заметку с примерным описанием места. – Добро пожаловать на Историческую Родину. Вернее, на место, где она когда-то теоретически могла быть. Итак, по легендам краеведов-энтузиастов с сомнительной репутацией, Петров крест стоял где-то за нынешним приборным, ближе к реке. Ориентир – старая березовая рощица. Потому что без старой березовой рощицы ни одно мистическое место не обходится. Это, типа, правило."

Он двинулся вдоль забора какого-то предприятия, утыканного предупреждениями "Посторонним В.", "Соблюдайте чистоту" и "Видеонаблюдение". "Охранник, увидев меня, наверное, подумает, что я либо террорист, либо очень плохой шпион. Если он, конечно, не спит, или не в отключке в силу …иных обстоятельств. – размышлял Артём, чувствуя себя нелепо. – А так, человек в трех свитерах, с огромной сумкой, явно не местный, шастает вдоль забора и тыкается в телефон. Классика жанра."

Заводом, как и ожидалось, начинался частный сектор. Узкие, нечищеные улочки, сугробы по пояс у заборов, редкие протоптанные тропинки. Дома – смесь старых пятистенков, обшитых вагонкой, и новоделов из силикатного кирпича с обязательными кованными, но уже ржавыми воротами. Из труб валил дым – топили печки. Артём старался идти быстро, но не выглядеть подозрительно. "Главное – не встретить местного Рекса, – подумал он. – Судя по объявлениям на заборах, тут водятся 'злые собаки на цепи'. А я не в бронежилете. Моя броня – это три свитера. Вряд ли это остановит цепного пса, воспитанного на идеях защиты синего сайдинга от посягательств."

Он свернул на улицу, которая, по карте, вела ближе к реке. Названия у нее не было, только табличка, сообщающая, что он ступил на "ул. Октябрьскую". "Оригинально, – съязвил про себя Артём. – Видимо, креатив здесь не в чести. Как и по всей остальной территории России."

Примерно через полчаса блужданий по лабиринту заборов и сугробов, Артём вышел на более-менее открытое пространство. Перед ним простилался пустырь, заваленный строительным мусором, старыми покрышками и тем, что когда-то было диваном. За пустырем виднелась "старая березовая рощица" – десяток чахлых березок у кромки обрывистого берега реки Томи. Слева маячили корпуса завода, справа – гаражи и сараи.

"Ну вот и эпицентр, – объявил себе Артём. – Место силы. Чувствуете? Тонкие вибрации… холода и запах мазута. Истинная аура древнего намоленного места. Тут явно молились о скорейшем сносе и начале стройки."

Он подошел к краю обрыва. Вид на Томь отсюда открывался неплохой. Река, скованная льдом, заснеженные берега, промзона на том берегу. "Вот где стоял тот самый крест, – представил он. – Петр-пустынник, мужик, видимо, с чувством юмора, выбрал место с видом на завод. Пророк, что ли?"

Артём начал методично, как и подобает антропологу на полевых работах, пусть и не совсем в поле, осматривать местность. Он обходил пустырь, заглядывал за кучи мусора, изучал заборы гаражиков на предмет древних граффити или знаков. Нашел только надписи "Здесь был Вася" и "ЦСКА – чемпион!", явно не 1911 года.

"Охота на призраков, – комментировал он свои действия. – Этап первый: поиск материальных свидетельств. Находка: кирпич неопределенного возраста, пластиковая бутылка из-под 'Балтики 9' и дохлый воробей. Богато. Прямо клад для антрополога будущего, изучающего культуру «Россия начала XXI века: эпоха синего сайдинга и пластика»."

Он спустился по склону поближе к реке. Лед у берега был покрыт снегом, но ближе к середине виднелись темные пятна. "Вот она, Томь, – подумал он. – Река, на которой привиделся мне тот змей. Теперь тут только лед и тоска. Никаких мистических знаков. Только, может, трещина, похожая на вопросительный знак. Что вполне символично."

Внезапно его внимание привлекло что-то на старом бетонном блоке, валявшемся у самой воды. Кто-то вывел краской нечто, отдаленно напоминающее спираль или… нет, скорее просто мазня. Но приглядевшись, Артём увидел в хаосе линий контур, похожий на хвост, закрученный в кольцо. Совсем как на его карте. Совсем как в видении.

"Вот те на, – пробормотал он. – Граффити-пророчество. Или местные гопники увлекаются алхимией? Вариант: кто-то видел мое видение и решил его запечатлеть. Краской. На бетоне. Как водится."

Он достал телефон, чтобы сфотографировать находку. В этот момент раздался громкий, недовольный лай. Из-за угла ближайшего гаража выскочила крупная, лохматая собака неопределенной породы и цвета. Она не была на цепи. И выглядела крайне недружелюбно.

– А вот и местный босс, – констатировал Артём безо всякого удивления. – Рекс, привет. Я мирный антрополог, изучаю древние граффити. Не кусайся… хмм… пожалуйста? Тебе бутерброд?

Собака, не вдаваясь в дипломатию, рыкнула и сделала предупредительный выпад. Артём, не раздумывая, рванул вверх по склону. Его три свитера и сумка с термосом резко стали казаться непозволительной роскошью.

"Беги, Артём, беги! – мысленно кричал он сам себе. – Твоя судьба – не быть сожранным дворнягой на берегу Томи в процессе поисков мифического креста! Это залог на получение премии Дарвина!"

Бег по глубокому снегу в гору с ревевшей следом собакой – то еще удовольствие. Артём пыхтел, спотыкался, чувствуя, как адреналин смешивается с абсурдностью ситуации. "Я, антрополог, ученый человек, между прочим… улепетываю от шавки по имени Шарик! Вот она, великая история в действии!"

К счастью, пес преследовал его недолго. Добежав до какого-то забора, он остановился, гордо облаял удаляющегося Артёма еще пару раз и важно удалился обратно к своим владениям. Артём, прислонившись к холодному профнастилу, отдышался. Сердце колотилось как бешеное.

"Фух, – мысленно выдохнул он. – Исследовательская миссия «Поиск Креста» успешно перешла в фазу «Спасение от Пса». Очков опыта, надеюсь, накапало. Хотя бы на уровень «Новичок в Беге по Сугробам»."

Он решил обойти пустырь с другой стороны, подальше от гаражей и потенциальных сторожевых псов. Тут местность была еще более заброшенной. Заросли бурьяна выше человеческого роста, торчащие из-под снега, как кости доисторического зверя, остатки кирпичного фундамента какого-то снесенного барака, кучи битого стекла и кирпичей.

«Романтика, – констатировал про себя Артём, продираясь сквозь сухие стебли лопухов и крапивы. – Прямо декорации для постапокалиптического хоррора. Жду, когда из-под снега вылезет зомби в телогрейке и замычит: «Мооои кирпичиии…"

Он наткнулся на небольшое углубление в земле, частично заваленное мусором. Место выглядело странно ровным на фоне окружающего хаоса. «Интересно, – подумал он. – Может, тут и был фундамент? Или яму копали? Или… о, святое место! Помойка священная!» Он все же попытался представить здесь высокий деревянный крест. Не получалось. Место казалось слишком уж обыденно-заброшенным.

"Ну что, «Петров крест», – мысленно обратился он к пустоте. – Где твоя тень? Когда она должна лечь? Может, это тень от той вон заводской трубы? Или от меня? Прям сейчас падаю, вот она моя тень! Путь открылся? Нет? Жаль. Может, чаю попить?"

Он нашел относительно чистый, не заваленный снегом валун, отряхнул его и присел, доставая термос. Пар от горячего чая приятно щипал лицо. Артём осматривал окрестности. Тишина. Только далекий гул завода да карканье вороны где-то наверху. Никаких духов, никаких знамений. Только промзона, снег и чувство легкого разочарования, смешанного с облегчением.

"Ну что ж, – резюмировал он про себя. – Экспедиция завершена. Результаты: подтверждено наличие пустыря, березок, реки и агрессивной собаки. Крест не обнаружен. Тень не легла. Путь никуда не открылся. Зато бутерброды отличные. Бабушка бы одобрила." Он чувствовал себя немного глупо, но и это чувство было знакомым и почти уютным по сравнению с архивными откровениями.

В этот момент из-за кучи битого кирпича появилась фигура. Старик. Очень старый. Ну прям очень и очень старым. Лицо, изрезанное глубокими морщинами, как старая карта неизвестных земель. На нем была потертая телогрейка, шапка-ушанка с оторванными ушами и валенки, обмотанные веревками. В руке – пустая бутылка из-под портвейна. Он шагал медленно, пошатываясь, и что-то бормотал себе под нос.

Увидев Артёма, старик остановился. Его мутные, белесые глаза уставились на него с нездоровым интересом.

– Молодой-то… – прохрипел старик, подходя ближе. От него несло дешевым вином и немытым телом. – Чего ищешь? Золотишко? Али клад?

– Крест ищу, дед, – ответил Артём, стараясь говорить спокойно. – Деревянный. Петров. Говорят, тут стоял.

Старик засмеялся, звук напоминал скрип несмазанных ворот. – Крест? Пфф… Снесли давно. Как и все… Все снесли… – Он махнул рукой в сторону завода. Потом прищурился, вглядываясь в Артёма. – Ты… не здешний. Чужая кровь… Чужая…

Артём напрягся. – Чужая?

– Кровь… – старик ткнул пальцем в его сторону. – Она… помнит. Помнит долг! Духи… они не спят! Они ждут! – Он вдруг закашлялся, долго и мучительно. Потом вытер рот рукавом и продолжил, его голос стал тише, почти шепотом, но почему-то от этого еще более жутким. – Тень… скоро ляжет… Ляжет на крест… настоящий… Не на этот… на тот, что внутри… Понимаешь? Внутри!

Артём смотрел на старика. Рациональная часть мозга кричала: – Бред сивой кобылы! Алкогольная энцефалопатия в чистом виде! – Но по спине снова побежали те самые предательские мурашки. Слова "кровь", "духи", "тень", "долг" – они били точно в цель, повторяя слова с фотографии и из летописи. Слишком много совпадений для простого бомжа.

– Какой крест внутри, дед? – осторожно спросил Артём. – О чем ты?

Но старик, видимо, исчерпал запас связных мыслей. Он покачал головой, бормоча что-то неразборчивое про "слепых", "огонь" и "не верь", потом резко повернулся и заковылял прочь, увязая в снегу и продолжая свой монолог для невидимых собеседников.

Артём смотрел ему вслед. – Ну вот, – подумал он с нервной усмешкой. – Бонусный уровень квеста пройден: «Получение пророчества от местного оракула в состоянии алкогольного транса». Сюжет явно толкают вперед. Скоро, наверное, кат-сцена с драконом или хотя бы с дворником с метлой.

Он допил чай, чувствуя, как абсурдность ситуации вытесняет мистический трепет. – Крест внутри? – переспросил он себя. – Что, в сердце? В душе? В багажнике той разбитой «девятки» за углом? Вариантов много. Все идиотские.

Солнце уже клонилось к горизонту, отбрасывая длинные синие тени. Пора было возвращаться. Артём встал, потянулся, окинул пустырь последним взглядом. Его взгляд упал на лед у самого берега, где снег немного растаял под скудными лучами солнца. Там, на гладкой поверхности льда, проступил узор. Тонкие линии трещин и замерзшие пузырьки воздуха сложились в причудливый рисунок. И опять – извивающийся контур. Змей, кусающий себя за хвост. Уроборос. Четкий, как будто нарисованный невидимой рукой.

Артём замер. Сердце на секунду сжалось. Он быстро моргнул. Узор не изменился. Он подошел ближе, наклонился. Да, это было невообразимо, но это было там. На льду. Совершенно естественно, но абсолютно узнаваемо.

– Ладно, – тихо сказал он льду. – Ты победил. Два раза – это уже система. Знак принят. Но это не значит, что я верю в духов, долги крови и прочую лабуду. Это… совпадение. Игра света. Кристаллизация льда по законам физики, просто принявшая странную форму. Ага. Именно так. Вообще, все закономерно. Люди видят символы и знаки и придают им мистические функции. Значит змея видел не только я, вот и все. Что тут его рисует? Течение?

Он выпрямился, отвернулся от реки и твердым шагом направился обратно к остановке. В голове стучало: "Кровь помнит. Духи ждут. Тень ляжет. Крест внутри. Не верь слепым…"

– Заткнись, глупый внутренний голос, – приказал он себе. – Сейчас главное – успеть на маршрутку. А потом – горячий душ, учебник по тотемизму и полное забвение этого… этого ярского трипа. Чисто антропологическое частное исследование завершено. Результаты отрицательные. И точка. К лешему его!

Но когда он сел в маршрутку, грея окоченевшие руки у теплого дефлектора, он поймал себя на том, что мысленно рисует карту. От Томска – к истоку Кети. К тому месту, где на бумаге был выжжен Змей. И почему-то фраза "ты не последний" звучала уже не как абстракция из прошлого, а как что-то… личное.

Путь, возможно, и не открылся сегодня в Ярском. Но следы, казалось, уже вели куда-то дальше. Глупее, опаснее и абсолютно нерационально. Артём вздохнул, глядя в запотевшее окно на мелькающие огни уходящего поселка. "Да е мое… Антрополог Туманов, ты явно влип."

Глава 2: Архивные страницы

Артём Туманов выковыривал засохшую крошку чёрного хлеба из-под клавиши «Enter» своего старенького ноутбука. Специальным инструментом – скрепкой, разогнутой в тонкую упругую проволоку. Действо требовало концентрации, почти хирургической точности. Идеальный способ не думать о вчерашнем дне. О Ярском, промозглом ветре с Томи, лохматой собаке-терминаторе и особенно – о ледяном Уроборосе, проступившем на серой глади реки, как шрам на совести реальности.

"Полевая заметка №1, – мысленно диктовал он, поддевая упрямую крошку. – Объект исследования: локация «Пустырь в Ярском». Цель: верификация устной традиции о существовании «Петрова креста». Результаты: материальные свидетельства отсутствуют. Обнаружены: а) граффити неустановленного возраста с абстрактным символом (интерпретация: вероятно, подростковый вандализм или арт-акция местного значения); б) агрессивная особь Canis lupus familiaris (интерпретация: стандартный элемент постсоветского ландшафта); в) информант в состоянии алкогольной дезориентации (интерпретация: источник недостоверный, хотя и колоритный). Вывод: легенда о кресте не подтверждена артефактами. Рекомендации: закрыть тему."

Крошка наконец сдалась, вылетела на крышку ноутбука. Артём сдул её. "Ага, закрыть. Как дверь в морозильник." Вчерашний ледяной знак упрямо маячил в памяти. Совпадение? Конечно. Игра света, кристаллизация, особенности течения. Наука знает миллион объяснений. Он знает три. Остальные девятьсот девяносто семь тысяч девятьсот девяносто семь просто не пришли в голову. Пока.

Он щелкнул мышкой, открыв файл с черновиком диплома. «Погребальные обряды селькупов: трансформация в условиях урбанизации». Курсор мигал на чистом месте. Дедлайн – через три недели. Его научный руководитель, профессор Галина Викторовна Морозова, женщина, чей взгляд мог заморозить кипящий чайник, ждала внятного продвижения. А он копался в бабушкином комоде и бегал от дворняг по промзонам. Гениальная стратегия. Прямо путь к красному диплому и блестящей академической карьере. "Карьера дворового антрополога, специалиста по помойкам и граффити, – съязвил он про себя. – Степень кандидата наук по изучению поведения бомжей в условиях сибирской зимы. Перспективно."

Встал, костяшки пальцев хрустнули. Три свитера – базовый, флисовый и грубый шерстяной свитер деда – создавали ощущение легкой бронированности, но скрипели при движении, как старая кожа. "Экипировка исследователя аномальных зон, версия «эконом», – подумал он, наливая в термос крепкого чая из заварника, пахнущего вечностью и дешевым чайным пакетиком. Сегодняшний маршрут был предсказуем и скучен: университет, архив Научной Библиотеки ТГУ, она же НБ ТГУ, на проспекте Ленина. Храм фактов. Цитадель рациональности. Туда, где мистике было не место по определению. Туда, где он мог снова стать просто студентом Тумановым, а не… кем он себя начал чувствовать после той проклятой фотографии.

Двери НБ ТГУ встретили его знакомым гулом тишины, нарушаемым лишь шелестом страниц да отдаленными шагами. Воздух был сухим, прохладным. Тут было атмосферно и спокойно. Артём направился к стойке информации в отделе рукописей и редких книг.

– Пропуск, – произнесла женщина за стойкой, не поднимая глаз от монитора. Голос ровный, без интонаций, как диктофонное сообщение. На бейдже значилось: «Ирина Петровна. Ведущий библиограф».

Артём протянул студенческий и читательский. Ирина Петровна взглянула, сравнила фото, где он был помоложе и явно оптимистичнее, с оригиналом, ткнула пальцем в журнал регистрации. – Распишитесь. Цель визита?

– Работа над дипломом. Фонды по истории Томской губернии, конец XIX – начало XX веков. Особенно интересны документы городского управления, метрические книги, возможно, личные фонды… – начал он.

– Опись фондов в каталоге. Заполните требование, – перебила она, протягивая бланк. Ее пальцы были длинными, тонкими, с безупречно подстриженными ногтями. Руки архивариуса. Инструменты для обращения с хрупким прошлым.

Артём заполнил бланк, стараясь писать разборчиво. Тема: История городской топонимики и утраченных памятников, на примере легенды о «Петровом кресте» в поселке Ярском. Научно. Корректно. Нормальная формулировка. Сухая, как пыль на стеллажах.

– Сумку – в камеру хранения, – скомандовала Ирина Петровна, приняв бланк. – В зал – только карандаш, бумага, ноутбук. Перчатки обязательны при работе с оригинальными документами до 1945 года, – Она указала на коробку с белыми хлопковыми перчатками у входа в читальный зал. – Фонд 172, опись 3, дела 45-48 – документы Томской городской управы, земельные вопросы, отводы участков. Фонд 431, опись 1 – метрические книги Томского уезда за 1890-1915 гг. Фонд 89 – личный фонд краеведа С.И. Мальцева. Его материалы по селам вокруг Томска. Вам повезло, дела расставлены. Ждите у стола №5.

Читальный зал отдела напоминал скорее лабиринт. Высокие стеллажи из темного металла, до самого потолка, образовывали узкие коридоры. Между ними – массивные деревянные столы, освещенные матовыми лампами дневного света, вмонтированными в полки стеллажей выше. Свет падал холодными, ровными прямоугольниками на столешницы, оставляя углы столов и проходы между ними в полумраке. Воздух был еще холоднее, чем в фойе. Батареи где-то тихо шипели, но их тепло тонуло в этом пространстве, предназначенном для сохранения, а не для комфорта живых. Несколько человек сидели за столами, склонившись над папками, их лица в тени казались сосредоточенными масками. Тишина была густой, почти осязаемой, нарушаемой лишь редким шорохом страницы, скрипом стула или сдержанным покашливанием.

Артём занял указанное место у стола №5. Через несколько минут к нему подошла девушка-дежурная, везя тележку с двумя толстыми папками в коленкоровых переплетах и несколькими коробками с карточками. – Фонд 172, опись 3, дела 46 и 47. И картотека Мальцева по селам. Осторожно, бумага хрупкая, – прошептала она, ставя материалы перед ним. Артём кивнул, надел перчатки. Ткань была тонкой, но ощутимо мешала тактильному контакту с бумагой, делая его опосредованным, дистанцированным. Как будто прошлое можно было изучать только через защитный барьер.

Он открыл первую папку. Дело №46: "Переписка Городской Управы с Земским Начальником 2-го участка Томского уезда о размежевании земель под сенокосы и выгоны близ села Ярское. 1905-1907 гг.". Страницы, исписанные аккуратным канцелярским почерком чернилами, поблекшими до коричневого. Планы, схемы, списки домовладельцев. Артём методично листал, делая пометки в блокноте карандашом. Имена, фамилии: Петров, Сидоров, Козлов… Ничего необычного. Упоминаний о кресте, разумеется, нет. Земельные споры – вот реальная религия того времени.

"Петров крест… Петров крест… – мысленно бубнил он, переходя к делу №47. "Жалобы жителей с. Ярское на захват городской земли под свалку мусора. 1912-1914 гг." Вот он, корень проблем Ярского! Уже тогда. Свалка. Ирония истории. Жалобы были написаны более нервным почерком, с кляксами. "А сего числа, чиновники городские, приехав, отвели под свалку место рядом с Крестом Петровым, коий издревле почитаем..." Артём замер. Вот оно! Упоминание! Мимоходом, в контексте жалобы на свалку, но оно было. "...место рядом с Крестом Петровым…" Значит, крест был. Реальный географический ориентир в 1912 году. Не просто легенда.

Он аккуратно переписал фразу в блокнот, отметив номер дела и листа. Маленькая победа. Научная. Осязаемая. Никакой мистики. Просто факт, зафиксированный в канцелярской переписке. Он почувствовал прилив профессионального удовлетворения. Вот ради этого стоило копаться в архиве. Чтобы вытащить из небытия крохотный кусочек подлинной истории, пусть даже это была всего лишь жалоба на свалку.

Перешел к картотеке С.И. Мальцева. Краевед-энтузиаст начала XX века собирал все подряд: вырезки из газет, заметки о престольных праздниках, записи бесед со старожилами, зарисовки исчезнувших построек. Карточки были пожелтевшими, написаны разными почерками – видимо, сам Мальцев и его помощники. Артём начал просматривать раздел "Ярское (Ярск)".

"1910 г. Престольный праздник в честь Иоанна Предтечи. Крестный ход от церкви до Петрова креста…" – гласила одна карточка. "Из беседы со ст. жителем П.И. Голубевым (1870 г.р.): "Крест Петров стоял на бугре, над самым обрывом к Томи. Высотой в три человеческих роста, лиственничный, с крышечкой. Старики говорили, поставил его еще первый поселенец, мужик Петр, беглый, с Волги. Место считалось…" Запись обрывалась. Следующая карточка была о сенокосе. Артём вздохнул. Вечное "многоточие" истории.

Он листал дальше. Заметки о ценах на овес, о пожаре в двух домах, о приезде земского начальника… И вдруг глаз зацепился за фамилию. Не на карточке о Ярском, а в разделе "Томск. Городские жители. Списки (выборочно)". Карточка была аккуратно заполнена чернилами: "Туманов, Антон Николаевич. Мещанин. Домовладение: набережная р. Ушайки, уч. 15 (быв. дом купца Смирнова). Семья: жена Пелагея (урожд. Козлова), сын Дмитрий (1900 г.р.). Примечание: пропал без вести осенью 1918 г. Дальнейшая судьба неизвестна. Ист.: Городская управа, списки домовладельцев; опрос соседей, 1924 г. (зап. Мальцева)".

Артём замер. Карандаш в его руке дрогнул, оставив маленькую точку на чистой странице блокнота. "Туманов. Антон Николаевич." А.Н. Туманов. Не Туманин, не Туманский. Туманов. Как он. Ну то есть фамилия такая же. Антон Николаевич. А.Н. Инициалы – как на обороте фотографии. И как его собственные – Артём Николаевич.

"Совпадение, – немедленно прозвучало у него в голове. – Фамилия не уникальная. Тумановых – как грязи. Особенно в Сибири. Антон – распространенное имя. Николаевичей – тоже. Просто совпадение. Статистическая погрешность."

Но сердце почему-то стукнуло гулко, как будто пытаясь выбить эту мысль. Он перечитал карточку еще раз. "Пропал без вести осенью 1918 г." Разгар Гражданской войны. Томск переходил из рук в руки. Пропасть без вести – обычное дело. Дом на набережной Ушайки… Артём знал этот район. Старые купеческие дома, часть уцелела. Участок 15… Он мысленно представил карту. Недалеко от того места, где он сейчас сидел.

"Интересно, – заставил себя подумать он, стараясь сохранить спокойный, аналитический тон. – Еще один Туманов в Томске начала века. Возможно, дальний родственник? Бабушка говорила, что корни у нас сибирские, крестьянские, но мещанин – это уже городское сословие. Надо будет проверить по метрическим книгам, может, удастся проследить ветку. Для генеалогического древа. Чисто научный интерес." Он аккуратно переписал все данные с карточки в блокнот, отметил шифр картотеки. Рука была чуть менее твердой, чем обычно. Затем достал телефон, сфотографировал карточку крупным планом. "Для дальнейшего изучения."

Он отложил картотеку Мальцева и потянулся к коробке с метрическими книгами Томского уезда (Фонд 431). Тяжелый фолиант в потрепанном кожаном переплете. "Книга записей браков, рождений, смертей по Томскому уезду. 1910 год." Он искал записи о Тумановых. Перелистывал страницы с колонками аккуратного церковно-славянского письма. Рождения… Смерти… Браки… Вот раздел "Браки". Июль 1910 года. Имена жениха и невесты… Поручители… Священник…

Артём замер. Напротив одной из записей, в самом низу страницы, аккуратным, но явно поздним почерком (не церковным, а светским, похожим на почерк Мальцева или его помощников) была сделана пометка на полях: "Свид. Григ. См. дело о зем. отводе Ярск. 1911 г. странно".

Странно? Что странно? Сама запись о браке выглядела обычной: мещанин Федор Игнатьевич Соколов бракосочетается с мещанской девицей Анной Петровной Беловой. Никаких Тумановых. Поручители – тоже другие люди. При чем здесь "Григ." и земельный отвод в Ярском 1911 года? И почему "странно"? Артём почувствовал легкое раздражение. Эти маргиналии, эти загадки прошлого… Они как крошки под клавишей – мешают сосредоточиться на главном.

Он перевернул страницу. И ахнул. На обратной стороне листа, прямо напротив пометки, к бумаге прилип небольшой, не больше ногтя, кусочек темно-красного сургуча. Очевидно, когда-то здесь была прикреплена печать, и кто-то неаккуратно ее оторвал. Артём осторожно, в перчатке, прикоснулся к нему. Сургуч был твердым, холодным. И на его сломанной поверхности… угадывался рельеф. Не герб, не вензель. Четкий, глубоко вдавленный контур – часть изогнутого тела и кольцо хвоста. Уроборос. Тот самый знак.