За шаг до близости

Несколько раз за время полёта они так увлечённо жестикулировали, что руками задевали друг друга. Едва знакомые, они говорили обо всём, что только может прийти на ум, а потом Элис вынесла вердикт:

– Давай так. Я помогу тебе сориентироваться на форуме, ведь я организатор и для меня там секретов нет. А ты проводишь даму до гостиницы. Это сэкономит тебе время. Как зовут человека, с которым ты собираешься встретиться?

Роб улыбнулся её уверенности.

– Я знаю всех на форуме, – спокойно произнесла Элис. – Десять лет уже организую встречи.

Он посмотрел на неё. Холодные голубые глаза, длинные ресницы. На вид – около тридцати пяти, но выглядит ярко и маняще. Чёрный костюм, который не скрывает фигуру. Взгляд опытный, с лёгкой блуждающей улыбкой, из флирта всегда готовой перейти в пренебрежение. Ей сложно отказать, поскольку открыто она ничего не предложит. При виде таких женщин невольно возникает нетерпение. Её весёлый нрав и юмор способствовали лёгким контактам и даже такому странному формату, как деловая дружба, когда люди, приносящие пользу, приятны в общении.

В аэропорту пришлось задержаться, он уже давно не летал с багажом, а тут надо было подождать её. Элис поселилась в той же гостинице, где планировался форум. Он донёс сумку прямо до номера, и в шутку получил монетку евро.

Дама предложила попить кофе в ресторане гостиницы, намекнув, что там могут оказаться люди, которые ему нужны. Так оно и случилось. Таким образом, уже до форума он успел решить почти все свои вопросы.

– А с вами хорошо – сказал Роб.

Элис только кивнула и предложила прогуляться.

Вернулись они вечером, когда на море уже стемнело. В холле номера Элис, быстро повернувшись, впилась в его губы поцелуем. Потом с лёгкой улыбкой стала отступать к спальне, приглашая за собой. Больше всего ему хотелось снять одежду с этой «застёгнутой на все пуговицы» женщины, одно прикосновение которой в обычной ситуации – большая дерзость…

Роб ушёл только под утро. Спустившись в кафе, он заказал кофе и устроился на веранде. Воздух ещё не прогрелся, и официант предложил пересесть в помещение; Роб отказался. На набережной были только рыбаки. Они молча стояли друг около друга на одинаковом расстоянии, словно организовав оцепление. Удочки меж ними на реке возвышались, как частокол. Они были одни, совершенно одни под тяжёлым северным небом.

Роб резко встал, оставив недопитый кофе и пошёл к её номеру. Он не знал, что скажет: предложит ли встретиться перед отлётом, возьмёт ли её визитку или просто останется ещё ненадолго. Вспыхнула мысль, которая раньше никак не желала оформиться – все эти острова, эти девушки – разве это не образы Анны, не то как он видит её, когда меняется настроение или свет?

У номера он решил всё же продумать, что именно он хочет предложить, и облокотился на дверь, но та легко распахнулась.

Что ж, подумал он, вот и ответ.

В комнате было темно; Элис так не включила свет и жалюзи не открыла. В полутьме Роб увидел, что она лежит в постели в какой-то неестественной позе. Он тихо подошёл к ней: лицо Элис уткнула в подушку, коленки же были развёрнуты так, словно она собиралась перевернуться на спину, но не успела.

– Эй, позвал Роб, и повернул её.

На него смотрели открытые неподвижные глаза. Он почувствовал резкий запах железа. А потом увидел, что глубоко в груди у девушки сидит нож. Сам не зная почему, он взялся за рукоятку, хотя уже вряд ли можно было что-то изменить.

Роб не успел понять, кто набросил на шею удавку, – после резкой боли потемнело в глазах и невозможно стало сделать вздох. Его тянули назад, и задушили бы до смерти. Из последних сил он выдернул нож и вонзил его в бок напавшего у себя под левой рукой. Когда хватка противника ослабла, Роб быстро повернулся и что есть сил ударил его лезвием в горло.

Глава 2.

Материк

В окно влетал детский радостный гик и скрип качелей.

– Пускай эта дура спустится!

Пожалуй, эта фраза вернула её в реальность. Нет, она не была «той дурой», что стояла на подоконнике московского подъезда и шантажировала кудрявого парня с цыганскими локонами и чёрными глазами: он любил гитару, любил водку и не любил рыжую девчушку-пацанку. Да, он пару раз проводил её, может, поцеловал, но лезть к нему с чувствами было напрасно.

Летний сочный ветер бродил по лестничной площадке, ребята стояли кто где и, как коллекционеры, взвешивали: запомнить ли это приключение или нет? И сойдёт ли оно за интересный рассказ, что стоит припасти на осень для одноклассников?

Кто думал добавить героическое спасение, где он супермен, кто – осудить поступок, кто – себя самого сделать главным героем – тем, из-за кого столько страданий. Но никто не осуждал, не спасал, да и героем не был. Они лишь играли роли внимательных зрителей, стремившихся ничего не пропустить и запомнить всё в точности. Зачем это было нужно, если они собирались потом переиначивать историю по собственному разумению, а проще говоря, всё переврать, неясно.

Нет, не там подруги познакомились. Да, Алёна была рядом, кокетничая и одновременно отбиваясь от ухажёров, но общения не случилось. И двумя словами не перемолвились, только бросали друг на друга взгляды, предвидя достойную конкуренцию. А потом со смехом вспоминали, что и бороться было не за кого, никто из ровесников не понравился.

Может, во дворе? Зацвели сирень и черёмуха, и после неожиданных майских холодов наступило долгожданное тепло. Это был один из немногих просторных дворов в центре столицы – с аллеей, ухоженным садом, в котором высадили тюльпаны разных оттенков. Две длинные лавочки без следов ботинок привлекали подростков из окрестных домов, юных и весёлых ребят из благополучных семей, которые, как думали, опережали своё время. У них был необходимый уровень протеста – в одежде, причёсках и музыкальных предпочтениях. И достаточный набор свободолюбия – семейное непослушание, нелюбовь к правоохранителям, восхищение перед чужим саморазрушением и романтизированной, в основном латиноамериканской, анархией.

Парень по имени Джерри в балахоне с накинутым капюшоном и джинсовке играл на гитаре уже энную композицию, и пока что не было ни одной на родном языке. Чужой язык, судя по всему, демонстрировал прогрессивность и образование. Только в конце вечера он сбросил капюшон, и Лёля увидела худое лицо с серыми ясными глазами. «Выразительные», – отметила она, помнится. Паренёк был короткостриженый, худой, среднего роста. Причёской он чуть выделялся – у половины компании волосы были длинные, у других же – модельные стрижки. Казалось, только он не парится по поводу своей внешности, но девушка быстро поняла – он хочет, чтобы так казалось.

Стоп, а при чём здесь Джерри, как он забрёл в эту историю? Она же вспоминала, как они познакомились с Алёной. Собственно, на той посиделовке это и произошло. Подруги ждали однокашников и заслушались гитару, на которой играли ребята постарше, с первых курсов вузов.

***

С момента их знакомства прошёл год, который вопреки предчувствиям не стал судьбоносным. Им исполнилось шестнадцать. Наступила новая весна и тоже прошла, как трёхмесячный праздник, от которого ежедневно ждали чуда. Сегодня последний день мая. Вроде и не было монотонности школьных будней, не мучили ни учителя, ни родители, а всё равно ничего выдающегося не произошло. Целыми днями они были предоставлены сами себе, не утруждали себя ни заботами, ни обременительными хобби.

На небо наползали серые тяжёлые тучи, в воздухе пахло грозой. Растрёпанные объявления дрожали на остановке. В лужах набухали пузырьки и плавали семена клёна.

– Когда шёл дождь, в лагере нечем было заняться, – вспомнила Алёна. – Ни спорта, ни прогулок, ни костров. Мы оставались с мыслями один на один, и было тоскливо.

Они с подругой прятались под козырьком большого каменного дома. На следующий день им предстояла поездка в Подмосковье – их взяли помощниками вожатого в туристический лагерь. Уроки закончились пару дней назад, и ровно столько девушки маялись от скуки.

Под деревом сирени мок позабытый беговел. За стеклянной входной дверью в подъезд, покрытой каплями, словно мурашками, виднелось старенькое лицо вахтерши. Она смотрела на девушек и мечтательно думала о чём-то своём. Подруги задумчиво глядели на детский беговел. Алёна попыталась найти плюсы во взрослении. Некоторые результаты она озвучила вслух.

– Счастливая твоя сестра. Уже и вуз окончила, и замуж вышла. Ребёнок…

Речь шла о старшей сестре, ей было около двадцати пяти.

Лёля кивнула, а потом сказала без эмоций:

– Разводятся. Сейчас сына делят.

– Делят?! На части, что ли? – попыталась Алёна пошутить.

– Почти, – закрыв глаза, Лёля протянула руку под дождь.

Стук капель о листья деревьев усыплял.

– И как всё произошло?

– Муж встретил девушку на работе.

– Обычная история.

– Да не совсем. Сестра её знала, видела пару раз. Зашуганная, тихая, какая-то неухоженная. А потом она разок пришла с простой причёской, с платьем, которое показало, насколько у неё красивые, аккуратные ножки. Ходила по офису, не опустив голову, как обычно, а гордо смотрела в глаза. И муж сестры пропал – за день влюбился. Вернее, вначале захотел с ней переспать. Ну а потом пошло-поехало – после того, как она отказала.

– Ты откуда знаешь?

– Слышала, как он каялся. Почти плакал.

Тем временем у подъезда остановилось полуспортивное авто. Из него выскочил Джерри в бейсболке, поверх которой был накинут капюшон. Перепрыгнув через капот, он исчез в соседнем подъезде. Спустя минуту Алёна спросила у подруги, откуда идёт звук.

– Я думала, из твоих наушников, – удивилась та и проверила свой плеер.

Выключен. Они взглянули наверх, но окна на первых этажах были плотно прикрыты. Алёна рассмеялась и, хлопнув себя по ноге, подбежала к машине.

– Иди сюда, – призывно махнула подруге.

Лёля, не торопясь, подошла.

– Отсюда играет. Я сразу узнала мелодию.

– Не заглушил, – пожала плечами Лёля.

Вспомнив, как торопился парень, она мягко нажала на ручку. Дверь плавно приоткрылась на пару сантиметров. Двор, конечно, был охраняемым, но подобная беспечность удивляла. Казалось, Джерри решил испытать фортуну.

Алёна снова бросила взгляд на окна, рассчитывая увидеть хозяина авто, но её отвлёк звук движка. Во двор медленно въехал мотоциклист, озираясь. Увидев подруг, он крикнул им:

– Привет девчонки, скучаете?

Неизвестно почему Лёлю охватил страх. Это было необычное ощущение: они на своей территории, около дома, к которому годами ходила гулять. Позади вахтерша… нет, её уже нет на месте, видно, дремлет за журналом; из-за непогоды попрятались мамочки с детьми; но всё же двор-то знакомый, перед которым шлагбаум и охрана: здесь даже машину открытой оставляют!

– Мы не скучаем, – Алёна ответила не сразу и без привычной бравады.

– Да ладно! Одни под дождём.

– Мы только вышли из машины. И разве можно рядом с такой скучать?! – засмеялась Алёна и приоткрыла дверцу.

– Хм… Ваша, что ли? И кто за рулём?

– По очереди, – нагло ответила Алёна, к ней вернулась обычная уверенность.

– Хорош трепаться, – резанул мотоциклист. – Садись тогда за руль, если твоя тачка. Или я прокачу.

Лёля в этом момент решила, что в машине будет безопаснее, если они смогут закрыться. И непременно выбежит хозяин.

– Пожалуйста, – сказала она и быстро влезла в салон на сиденье пассажира. Рядом тут же очутилась Алёна. Мотоциклист внимательно смотрел на девушек.

– Нажми lock, – сказала подруге Лёля, и та закрыла дверь.

Парень покачал мотоцикл и, улыбнувшись, показал «поехали», тронув газ.

Алёна выдохнула, пощупав ключи в зажигании.

– Я не собираюсь сидеть и ждать, пока он разобьёт стёкла, – она резко вдавила педаль, направив машину на выезд.

– Всегда мечтала быть угонщицей, – сказала Алёна, когда за ней опустился автоматический шлагбаум.

И рванула с места, увидев, что мотоциклист едет следом.

– И куда мы?! – спросила Лёна, сделав музыку тише.

– Доедем до ближайшего отделения полиции, а там разберёмся. Объясним, почему взяли машину, мол, хотели спастись от этого ненормального.

Лёля кивнула. План был не так плох. В салоне посреди знакомых ритмов композиции она чувствовала себя спокойно. Как ни крути, с ними случилось приключение, которое запомнится. Последний весенний день в Москве обещал быть не таким уж скучным. Страха перед вождением подруги не чувствовали – с четырнадцати лет их учили родители, в безлюдных местах позволяя управлять самим. А полгода назад, когда отец Лёли был в командировке в Колорадо, он разрешил ей самой вести машину по сонному Вестминстеру.

С Сивцева Вражка они поехали на Староконюшенный – мотоциклист не отставал, но обогнать не торопился. Около Арбата, метров за пятьдесят, она повернула во двор и подъехала к дому, где когда-то её отец парковался, чтобы пообщаться с полицией. Было это лет семь назад, но она запомнила.

– Выходи! – скомандовала Алёна подруге.

Девушки быстро покинули салон, забрав ключи, и подбежали к подъезду. Однако табличка с надписью «Полиция» исчезла. Не было и курящих на крыльце людей в форме и бронежилетах.

Мотоциклист зарулил следом, остановившись в нескольких шагах. Он наконец снял шлем – под ним были растрёпанные волосы и слегка надменная улыбка.

– Они съехали отсюда, – сказал он.

– Кто? – спросила Алёна.

– Полиция. Вы же их искали? На Остоженке теперь, – он ухмылялся. – Я думал вас в полицию сдать за угон моей машины, а вы сами сюда приехали.

– Вашей машины?

– Теперь моей.

Он достал какую-ту бумажку и помахал ей.

– А отделение полиции… Я тоже так недавно обознался, когда права получал.

Девушки поняли, что парню не сильно больше восемнадцати лет.

– За машину не волнуйтесь. Она моего друга, оставил мне, чтоб я отогнал.

Алёна чуть расслабленно улыбнулась. Это фраза многое объясняла. Почему машину не заперли, почему он поехал за ними, почему провоцировал, когда они сказали, что машина их.

– Приглашаю на мировую в кафе. Не пойдёте, я заявлю об угоне, – он рассмеялся. – И не волнуйтесь: людей там полно, и охрана есть.

В кафе новый знакомый заказал три чашки кофе и пинту пива, пояснив, что отогнать машину будет нетрудно. Лёля думала, что он начнёт подтрунивать над ними, мол, испугались, как дети, и попутно развеивать их страхи. Но поначалу он просто пил кофе, только между делом обронив:

– Я думал, двор здесь безопасный, а оказалось, прямо под носом тачку уводят.

Алёна зарделась, а Лёля чуть было не сказала: «Так из-за тебя же уводят!»

Парень очень долго не представлялся, а потом нехотя назвал себя Ником. От какого имени сокращение, от Николая или нет, он не пояснил, лишь улыбнулся в ответ.

Ник с интересом, не смущаясь, рассматривал девушек. Они выглядели старше своего возраста – этому способствовал высокий рост. Одна была в джинсовом комбинезоне поверх кофты с капюшоном. Вторая в футболке, джинсовой жилетке и бриджах. Обе яркие, со светлыми волосами.

– И чем занимаются девушки кроме угонов?

Алёна пожала плечами.

– Учёба, спорт.

Лёля позволила подруге солировать – в общении с парнями она держалась увереннее.

– Иногда танцы.

Ник уважительно сморщил лоб, но Лёля подумала, что ему неприятно. Но что именно? Учёба? Обычное дело. Присутствие спорта и творчества? Но так у кого в их возрасте иначе.

– А ты любишь спорт? – спросила она.

– Бегал раньше. Но даётся мне это тяжелее и тяжелее.

– Возраст? – пошутила Алёна.

Его передёрнуло.

– Нет. Уродство ничего не доведённого до конца.

От неожиданности они хором спросили:

– Чего не доведённого?

– Всего этого, – он неопределённо махнул рукой и как будто напрягся, подбирая слова. – Они хотят сделать лучше. Кто и когда это увидит? Будущие поколения? Лично я вижу разруху, хаос и грязь.

– Когда-нибудь достроят всё, – сказала Лёля, думая, что речь идет о городе.

Они говорили о чём угодно: о машинах и мотоциклах, о районе и общих знакомых, о быстрой дружбе и незавершённых делах, о расставании и утратах.

Алёна рассказала, о чём жалеет: что не успеет летом увидеть всех друзей и как следует выспаться, что наверняка не съездит к бабушке на окраину Москвы и не погуляет по городу ночью. А наступит новый учебный год и снова будут бодания с родителями насчёт музыкалки, ходить ли ей в школу, совершенствоваться ли в игре на виолончели.

– Тебя заставляют играть? – спросил Ник.

– Заставляют заниматься. Иногда хочется всё бросить, ведь я никому ничего не должна. Но когда я начинаю играть, то сомнения уходят. Инструменты сливаются, и звуки мерцают, как светлячки; всё замирает. Но все эти требования ко мне, завышенные ожидания – неизвестно же, какое будет будущее; может, я окончу школу и никогда больше…

– Школу? Музыкальную?

– Нет, обычную. Мы в десятый класс перешли.

Ник отшатнулся.

– Шутите?

– Нет, могу паспорт показать.

– Но вы же были за рулём!

– Так это и не наша машина

Ник кивнул, явно собираясь с мыслями, а потом ответил какой-то шуткой насчёт школоты.

– Ну да ладно, – без видимого сожаления он оставил этот вопрос.

Разговор незаметно свернул на тему одиночества, особого, но не редкого его вида – одиночества в мегаполисе. Когда посреди надрывных криков зазывал, хохота праздных бездельников, звонков телефонов и клаксонов машин, голосов миллионов людей, шума баров люди остаются одни.

Ник говорил:

– Я представляю себе большую обшарпанную квартиру с огромной парадной, от которой отходят узкие коридоры, и где-нибудь, в самом тусклом, душном и позабытом закутке мы бродим большую часть жизни.

– Я как будто вижу старушку, – сказала Алёна, глотнув пива. – Которая бродит по пустой полутёмной квартире в полной тишине…

– …и в забвении, – добавил Ник. – После этого невольно покажется, что свет в конце коридора – это путь наверх, а не внуки, которые наконец явились за наследной площадью или почтальон со счетами за коммуналку.

– Будто она и правда сейчас ходит по коридорам, – вздохнула Алёна.

Ник опустил голову и, помолчав, тихо сказал:

– Действительно, есть такая. Внуков нет, а может, забыли. Давно хотел заехать, да каждый раз откладывал. Понимаю, что много таких покинутых, но начать стоит хотя бы с одной.

Ник снова замолчал и, не поднимая глаз, допил кофе. Алёна быстро сказала:

– Давайте заедем вместе.

Она зарумянилась, глаза блестели. Лёля хотела вставить слово, но не получилось.

– Далеко ехать? – опередила Алёна.

– Да нет, дорогу быстро проскочим. Только продукты купить надо. Составим список.

Он взял салфетку со стола, попросил у официанта ручку и стал с помощью Алёны набрасывать перечень продуктов. Это было так приземлённо и понятно, что Лёля сдалась. Списки «что купить» мама всё время писала отцу.

Алёна живо обсуждала, подсказывая самое необходимое. Лёля участвовала в обсуждении, она не могла избавиться от давящего чувства неестественности. Девушка изучала предметы интерьера, тяжёлые шторы и картины с портретами мужчин, чьи лица скрывала темнота.

Из кафе она вышла первая, торопясь оказаться на воздухе. На улице было прохладно, пахло каштанами. Прошла компания ребят оживлённо спорящих о фильме по комиксам, они были в шортах и бейсболках, со спортивными сумками… Пронёсся на самокате длинный паренёк в бриджах, и даже мгновения хватило, чтобы оценить яркость его зелёных мокасин. Были ли на улице взрослые в однотонных тусклых пиджаках, в рубашках с подтёками пота и с телефонами и ключами от машин в руках? Да, конечно, были, но Лёля их не замечала.

Вокруг висели билборды с премьерами, горели экраны с прогнозом похожей точности – погоды и пробок. Из динамиков неслись мотивы, призванные сделать бодрыми служащих и работников в начале трудового дня.

Этот город делал невидимыми не только «блёклых и скучных», но и попавших в беду, завязших в долгах, несчастливых, сломленных, отчаявшихся и потерянных, переживающих разлуку, одиночество и болезни.

От этих мыслей хотелось избавиться действием.

– Поехали уже, – сказала Лёля.

– Садитесь, – Ник махнул рукой на машину.

– Мы уж думали, что сегодня накатались на чужом авто.

– Ну, нет! У меня двух мест не найдётся. От меня удирали и по прямой доедете.

Алёна на секунду замялась, но её подруга в задумчивости села за руль и завела машину, приглашая к поездке. Алёна примостилась рядом и спросила:

– Ты поведёшь?

Та только кивнула и выехала. На светофоре они остановились одновременно с новым знакомым. Он подъехал со стороны водителя и знаком показал опустить стекло.

– Давай кто быстрее разгонится и дойдёт до финиша?

– Машина мощнее, – сказала Лёля.

– Ну вот и увидим, – ответил он.

– Если по прямой, то можно, – пожала плечами Лёля.

Отнекиваться было лень.

– Жёлтый! – крикнул он и газанул.

У Лёли не было азарта, и она отстала. Мотоцикл, взревев, улетел со старта, словно и не было – лишь листья на дороге прибило к обочине. Девушка подняла бровь и вжала педаль газа. Ничего виртуозного она не делала, только плавно подтапливала. Когда Лёля приблизилась, Ник попробовал покрутиться перед машиной, но это не смутило девушку, и скорость она не сбавила. В итоге он вынужден был уйти в сторону и пропустить. Финиш она пересекла первая; впереди был крутой поворот, перед которым она остановилась, как и договаривались. Парень же, не тормозя, заложил вираж и едва не вылетел с дороги. Было рискованно, опасно, но главное бессмысленно – гонка была проиграна. Поняв это, он резко затормозил и крутанул мотоцикл на месте. Но, видно, рывок с досады не рассчитал, и байк вместе с водителем завалился набок.

– Хорошо, что мы едем старушку навестить, а не на любовное свидание с ним, – улыбнулась Алёна. – А то бы точно всё обломалось.

Ник поднялся на ноги и стал вручную отгонять мотоцикл к обочине. Даже через шлем Алёна чувствовала, как у него пылает лицо. Но когда он подошёл к ним, то был спокоен и сосредоточен.

Ник заскочил в магазин с вывеской «Продукты». Девушки остались вдвоём и оглядывались, словно рассчитывали встретить знакомого. Не так далеко они забрались от привычных мест…

Ник вышел с пакетом, из которого проглядывали кефир и бананы.

– За мной, – сказал он и направился по тропинке во двор.

Компания быстро миновала старую кирпичную пятиэтажку. За ней были котлован и остов разрушенного и разобранного здания. А ещё через двадцать шагов – ветхая трёхэтажка с немногочисленными целыми стёклами в окнах. Около неё не было машин, и, судя по виду, её ждала судьба соседа – снос в недалёком будущем. Ник, не останавливаясь, вошёл в покосившуюся дверь, и тихий вопрос Лёли «Нам сюда?» повис в воздухе. Внутри от здания сохранились лишь перегородки и лестницы на верхние этажи, по одной из которых компания поднялась. Дверей не было, лишь редкие стены отделяли то, что раньше называлось комнатами. Ламп не осталось, провода болтались в беспорядке.

– Не верится, что здесь можно жить, – громко сказала Лёля, делая акцент на словах «не верится», но разговор никто не поддержал.

Алёна шла впереди, медленно ступая и смотря под ноги, – на полу валялась сломанная арматура и разбитые бутылки. Чем дальше от окон и естественного света, тем становилось темней. Лёле показалось, что Ник запнулся, и она услышала звук падения и стон Алёны. На ощупь она прошла вперёд, и видя, что Ник медлит, сделала пару шагов.

А потом был удар в темноте о каменные перекрытия, и в глазах потемнело. Сознание затуманилось, ноги подогнулись, и Лёля упала на холодный шершавый камень. Девушка звала Ника по имени и чувствовала, как кто-то её переворачивает, хлопает по карманам, говорит «Сейчас, сейчас», кладёт удобнее. Вытирает пот с неё или кровь, а она говорит, слыша стон Алёны: «Помоги ей». И проваливается в сладкое беспамятство.

Очнулась она от запаха извёстки и тут же чихнула. Снизу её тихо позвала Алёна. Лёля попыталась двинуться, но не смогла.

– Кто меня связал? Где Ник?

– Надеюсь, далеко.

– Он что, не помог тебе?

– Ты сошла с ума? Он меня и толкнул, сбросив. Ты связана?

– Да, и ноги тоже. А ты?

– Вроде нет.

– Значит, можешь идти.

– Нет, на ногу встать больно.

Лёля помолчала.

– Ты помнишь ту рыжую дуру, что попыталась прыгнуть с подоконника?

Алёна почувствовала, что боль в руках ушла, – может, глупые вопросы отвлекли?

– Несчастная любовь, – добавила Лёля.

Эти слова после знакомства с парнем, который привёз в разрушенный дом и связал, были несколько смешными.

– Там не было ни любви, ни несчастья. А у нас как минимум половина. И зачем ты о ней вспомнила?

– Почему такие истории не происходят с подобными девчонками? Которые не хотят жить.

В ответ тишина.

– Что мы ему сделали?