За шаг до близости

– Давай, давай! – кричал убийца.

Алёна повернулась, посмотрела на небо и, перекрестившись, сделала шаг в пропасть.

– Сама, сама сиганула! – слышала она безумный крик.

Подруги легли и притихли, словно и с такой высоты умудрились расшибиться. Но эта предосторожность оказалось напрасной. Нападавший не спустился и не бросил взгляд вниз. Они слышали, как он какое-то время слонялся около обрыва, но к краю не подошёл: или боялся оступиться, или брезговал увидеть и оставить в памяти мёртвые тела.

Он ушёл, чтобы спустя время умереть от своего ножа.

А девушки всё ещё лежали, не двигаясь. Лёля прошептала:

– Пахнет сероводородом. Наверное, как в аду.

– Ты сегодня мне напомнили ту историю, когда нас уже пытались убить

– И ты решила, мы притягиваем неприятности?

– Я подумала, что благодаря ей мы сейчас живы.

– Ты не испугалась?

– В этот раз не особо, а когда пропустила удар, притворилась, что в нокдауне и теряю сознание. Я обернулась и, посмотрев вниз, увидела выступ.

– Я почти поверила, что он из тебя вышиб дух.

– Да ну что ты, бьёт как баба.

– Ну-ну не обижай баб, – засмеялась Лёля, а спустя минуту спросила: – Алёна, тебе не жарко?

– Пока ничего не чувствую.

– Мы лежим над какой-то кипящей жидкостью. Не прижимай лицо к расщелинам, у меня руки и ноги обожгло.

– Надо выбираться, – Алёна встала и начала отряхиваться. – Скоро повалят первые туристы, а мы в таком виде.

Лёля молчала.

– О чём ты думаешь? – спросила её подруга.

Лёля вздохнула.

– Знаешь, мне понравились два парня – на машине одного я заехала в тот дом, где чуть не умерла, а из-за второго меня пытались сбросить в пропасть.

– Невесёлая статистика, – согласилась Алёна и облизала сухие губы.

Первые туристы действительно появились довольно скоро – это были счастливцы, чью группу записали на раннюю экскурсию, когда ещё сохранялась ночная прохлада. Гиды, увидев девушек, попросили водителя автобуса отвезти их в больницу. Там их навестили полицейские и, услышав рассказ, предложили лёгкую мистификацию, чтобы было проще поймать преступника. Не зная, что жертвы живы, он не станет прятаться, не «уйдёт на дно» – рассуждали они. Местные газеты должны были выйти с заметкой о найденных в кратере вулкана двух девушках, а также о следах ожогов на телах жертв. Без слов о том, что они живы и в целом здоровы.

«Бегство»

Письмо-рассказ Анны

Когда время и место стали неважны

К 13 июня всё было кончено. От усталости и отсутствия сна умер наш вожак. Он бежал впереди нас, ничем не уступая героям прошлого. Потому мало кто удивился, когда он стал этим прошлым. Мы похоронили его около заброшенной гостиницы, в тихом лесу, где когда-то прогуливались после завтрака постояльцы.

Кто-то сказал, что следующий труп хоронить не будет времени. По-моему, все вздрогнули. Это был поворот к чему-то новому, шаг вперёд и, как всегда, более жестокий, чем все прежние.

На постоялом дворе мы нашли лишь одну свежую лошадь. Предыдущий отряд оставил нам только её: остальных либо увезли, либо съели.

Потом, лёжа в мокрой от росы траве, мы выбрали нового вожака. Им стал тот, кто предложил не тратить время на похороны. «Нужно освободиться, избавиться от последних глупых надежд, – сказал он. – Это слабость – думать, что мы вернёмся к могилам. И сами захоронения не пригодятся мёртвым. Тот, кто идёт следом, разворошит их и поглотит останки».

Не знаю, зачем он говорил всё это. Никто ведь ничего не спрашивал и не спорил.

Мне всегда казалось, что вожаками становятся от отчаянья. И мой опыт бегства убедил меня в этом. Обычный солдат мучается голосом страха: «Я бесполезно умру, на черта меня хоронить, ведь за мной идёт…»

Когда такие мысли становятся невмоготу, он начинает кричать вслух. Если он успел стать вожаком, это сходит за командование. Всегда легче скакать перед обречёнными на лошади и звать их вперёд. Для тебя появляется смысл: чтобы они услышали твой зов. Иногда такое отчаянье помогало победить. Но это было сильно раньше. Отныне отчаяние каждого тонет в Великом Отчаянии.

Но, в общем, разницы нет, думать так или иначе. Очень может быть, что он храбрец. И печётся обо всех нас. В конечном счёте и это не имеет никакого значения.

– Гляньте, как красиво деревья отбрасывают тень! – закричал вдруг солдат.

Я смотрел, как пляшут чёрные листья на траве. И только потом понял – никто ему не сказал: «И что?»

Мы спали всего пару часов – нас охраняли постовые, ожидая своей очереди. Когда я проснулся, все были уже готовы продолжить поход. Я недосчитался одного солдата. Либо он сбежал, либо заснул, и его выгнали. Никто не знал, что случается с такими вот дезертирами. Обычно их считали погибшими. Среди опустившихся солдат бродили легенды, что сбежавшие превращались в призраков. Легенды были противоречивы.

Сидя у костра в охранении, я не раз слышал такие разговоры. Обычно кто-то начинал шептать о том, что всё-таки возможна жизнь вне отряда. С ним спорили, говорили, что это нереально. И тогда находился умелец трепать языком, и давай дурить остальных. Мол, бродят они вдали от дорог, и, стало быть, преследование идёт только за нами, а их как будто и нет, и угрозы для них нет.

– Потому что их нет, – неохотно отвечал я.

– Постойте, а если мы все свернём с дороги? – всегда предлагал кто-то.

И тут рассказчик начинал протестовать:

– Да вы что! Тогда преследователь свернёт за нами. А так спасётся хоть кто-то.

Многим нравилось думать, что мы жертвуем собой ради кого-то. Тогда наше бегство к смерти становилось осмысленным. Я же «верил» в нашу официальную версию: позади идёт ещё один отряд, и если мы умрём, то и ему не видать жизни. Конечно, это было глупо. Как помогали нам впереди шедшие, оставляя одну лошадь, забирая остальных? Как спасли мы идущих позади нас, когда взяли и эту?

– Они точно умирают. И потом шляются уже мёртвыми. Я думаю, их призраки нападают на нас же и мстят.

– Зачем, – вяло отвечал я, – если мы и так умираем?

После таких слов бойцы сильнее ненавидели офицера, то есть меня. Сил ни у кого не осталось, и это чувство было не больше инстинктивного раздражения, как реакция на неприятный запах. Солдатам необходимо кого-то не любить. А тот, кто преследовал нас, не вызывает уже никаких чувств.

Впрочем, в нашем отряде был рядовой солдат С., которого и вовсе на дух не переносили. Это был молодой фантазёр, совсем ещё юноша. О призраках он сказал так: «Их выдумал один философ. Мол, это души, лишившиеся тела или не обретшие его. Впоследствии эта теория была признана несостоявшейся». После этого с ним никто не заговаривал и не реагировал на его ответы, которые он предлагал без устали. Странно, но я никогда не слышал, как он спрашивает. Среди солдат пронёсся злобный слух, что этот юноша не сосал грудь женщины, а грыз мёрзлую книгу.

Как-то я отозвал его и предупредил, что он рискует умереть в одиночестве. Если слово «риск» что-то ещё значит. Он ответил с сочувствием ко мне: «Все умирают в одиночестве». Тогда я интуитивно перешёл на его язык и сказал: «Закончишь свои дни в разрежённой атмосфере пустоты». Он криво улыбнулся, но стал осторожнее.

Вскоре меня вызвал новый вожак – Ф. Я знал: он потребует каких-то новых задач, как-то иначе идти к смерти. Я привык подчиняться различию в стилях командования, зная, что в целом ничего не приобретаю и не теряю.

Он собирался продолжить поход и при мне проверял карту и амуницию. Ф. показал мне наш маршрут. Он пролегал по той же дороге, что и старый, разве что стал протяжённее – каждый командир удлинял дорогу, и это было привычно. Я серьёзно ответил ему: «Будет сделано». Хотя ответить так я мог только на один вопрос: «Вы умрёте, когда не сможете жить?»

Будет сделано.

Мы обсудили возможные варианты. Как всегда – чуть правее пути, левее, медленнее или быстрее. Обсуждал он. Я ждал.

– Вы знаете, сколько у нас продовольствия? – спросил Ф.

– Столько, сколько оставили нам впередиидущие.

– Вы понимаете, что я и об этом должен думать?

– Да, конечно.

Чего тут думать – бери, что осталось.

– Я должен рассматривать варианты на случай того, что в какой-то день X мы не обнаружим посылки. Вы это понимаете?

– Да.

– Прежние вожаки задавались подобными вопросами?

– Нет.

– Знаете, почему?

– Они знали, что умрут раньше. Это, извините, глуповато – думать наперёд. Зачем переходить мост, до которого не факт, что дойдёшь.

– Согласен, – спокойно сказал он. – Но то, что когда-то казалось будущим, стало настоящим. Посылки нет, нам ничего не оставили. И я тот вожак, который должен решить эту проблему.

Я немного замялся.

– Вас как будто радует, что вы именно тот вожак… – сказал я.

– Вы правы, – улыбнулся Ф. – Раньше мы жили на подаяния, за чужой счёт…

– Теперь же мы умрём за свой.

– Теперь же, – он словно не заметил моих слов, – мы сами позаботимся о себе, не завися ни от кого. Либо мы решим нашу проблему, либо она решит нас, – он постучал костяшками по доске.

Ого, даже стол из пня успел себе организовать.

Я удивлённо посмотрел на него. Видно было, что его угнетала наша зависимость от нашей же последней надежды. Я давно не встречал людей, чувствующих свою несвободу. Мне казалось, это уже давно неважно.

– Прикажите мне, что считаете нужным, – вздохнул я.

– Нужна еда. Возможность её как-то добывать, время.

– Нет ни времени, ни еды. Это невозможно.

– Невозможно просто умереть, не сделав невозможного.

– Давайте я позову С., нашего интеллектуала, он поговорит с вами. А то я вас слегка не понимаю.

– Вы просто разуверились во всём.

– Это неправда. Я ни во что и не верил.

– Вы…

– Давайте я скажу честно. Слова не управляют действительностью. Что вы ни скажете, что я ни отвечу – ничего не изменится. Я могу согласиться исполнить ваш приказ и сделать ничто. Вам достаточно этого?

– Вполне. Это лучше, чем не делать ничего. Идите.

В дороге меня нагнал С. Он предложил отстать от отряда и поговорить.

– Если мы не будем в назначенное время в следующей точке, нам грозит трибунал, – предупредил я.

С. заверил, что дойдём в срок. В последнее время я испытывал слабость к людям, уверенным в будущем. Поэтому его «будем» меня убедило. Мы немного замешкали, а потом он вдруг резко завернул лошадь и бросился в заросли. Я поскакал вслед за ним, движимый одним желанием, – догнать и отстегать наглеца.

Я настиг его довольно скоро. С. сидел на поляне на корточках и ждал меня; его конь пасся около. Я выхватил палаш. Конечно, я просто хотел его напугать, но он меня не понял и сказал:

– Не бойтесь, здесь никого нет.

Это меня поразило. Здесь нет? В лесу?

Я в первый раз свернул с дороги… Со всех сторон ветки деревьев, еле колышимые летним ветром. На листве лежат лучи солнца. Стрекочет кузнечик. Где-то прямо над головой стучит дятел.

Я спешился.

– И давно вы так бродите по лесу?

– Очень давно. Сколько себя помню.

– Вы всё доказали, вернёмся на дорогу.