Лагерь «Чистые воды». Изоляция

– Вроде ничего. Почти не болит, – сказала она и приподняла край футболки.

Саша поднялась и изучила заживающее отверстие внимательным взглядом.

– Выглядит неплохо. Матвей своё дело знает. Я и на уроках труда не научилась шить. Помнишь, в пятом классе нам велели сделать фартук? Я его так и не сдала. Даже учительница признала, что я безнадёжна.

Катя хихикнула. Она прекрасно помнила, как подруга сражалась с иголкой и швейной машинкой. Она бы с большим успехом использовала их в качестве оружия.

– Елена Сергеевна ещё пыталась тебя пристыдить, – напомнила она и, применив артистический талант, изобразила грубый низкий голос вечно недовольной трудовички: – «Каминская, как так можно! Как ты будешь мужу носки зашивать?».

– А я ответила, что муж с дырявыми носками мне не нужен, – в ответ хихикнула Саша.

Они помолчали. Беззаботная школьная пора после пережитых опасностей казалась давним сном.

– Как думаешь, что там с Матвеем? – спросила Катерина. – Нашёл он своего отца? Смогли они сбежать?

– Не знаю. Надеюсь, с ним всё в порядке.

В её голосе звучала нескрываемая грусть и нервозность. Катя впервые видела, чтобы её подруга так беспокоилась о представителе мужского пола. Того же Антона она не раз обещала пристрелить (однажды они были в одном шаге от этого).

Саша удивилась, когда Белкина вдруг пихнула её локтем.

– Он что, тебе нравится? – спросила она с хитрющими лисьими глазами. Ответом ей послужила на редкость застенчивая улыбка – по ней сразу всё было ясно. – Господи! Каминская! Да разве кто-то из парней может тебя покорить? Ты же как неприступная скала! Тебе из наших никто никогда не нравился!

– А что в них может нравиться? Они же все придурки! – воскликнула та с искренним недоумением. – А Матвей он… он… ну… на редкость адекватен.

– Ах, ну да, всё дело в этом, – понимающе закивала подруга. – Адекватность для тебя – это главный критерий. А его прекрасные голубые глаза и красивая фигура здесь вообще ни при чём. Так и запишем.

Саша закатила глаза.

– Он, конечно, красавчик, но это не главное. Ты помнишь, как он себя вёл? Он храбрый, честный, и с мозгами у него всё в порядке. И, в отличие от Вольского, он спокойный как слон.

– Вольский… В смысле, Антон – нормальный. Почти всегда, – заявила она, не обращая внимания на ироничный сверх меры взгляд. – Вы с ним постоянно ссоритесь, но не он же один в этом виноват? Ты тоже бываешь вспыльчивой и язвишь без конца. Проблема в том, что вы с ним совершенно несовместимы!

– Это не моя проблема. Мне с ним не детей крестить, – ехидно ответили ей.

Катя в долгу не осталась и ответила не менее ехидно:

– А с кем же тогда? С Матвеем?

Вместо ответа в неё полетела подушка. Они со смехом швырялись мягкими орудиями не меньше минуты – до тех пор, пока дверь не распахнулась и не вошла Лёля. Она была мрачная, как туча.

– А у вас тут веселье в самом разгаре, да? – бросила она зло. – Ну что, Каминская, довольна, что сдала меня с потрохами? Предательница!

На это обвинение девушка ответила холодно:

– Что за чушь ты несёшь?

Лёля смотрела на неё в упор. Удивительно, как преобразилось её обыкновенно доброе ангельское лицо. Даже веснушки на щеках раскраснелись. Кате никогда бы и в голову не пришло, что она может быть такой озлобленной.

– Ты рассказала заведующей, что я не работала с вами на кухне, и теперь она перевела меня в уборщицы! Так и будешь делать вид, будто ты ни при чём, а? Решила мне так отомстить, да? Ну, я этого тебе никогда не прощу!

– Иди проспись, – невозмутимо посоветовала Саша.

Катя не позволила Лёле продолжить тираду и объяснила:

– Мы здесь ни при чём, Аделина сама увидела, что тебя нет на кухне, и…

– Да конечно! Так я и поверила! Думаете, я такая дура?

– Дура – это мягко сказано, – презрительно ответила Саша. – Сама расхаживала по столовой, как королева, вместо того чтобы работать. Свалила всё на нас. И кто теперь виноват?

Гордеева несколько минут не могла найтись с ответом и молча сверлила взглядом стену. Когда Катя понадеялась, что этот неприятный разговор окончен, та вдруг заявила:

– Я не хочу больше с вами жить. Вы… вы мне больше не подруги! Вы меня подставили! Я не хочу находиться с вами в одном доме!

Она гордо поднялась и захлопнула за собой дверь. Катя без промедления бросилась следом. В попытке остановить она схватила её за руку.

– Лёля! Ну что с тобой? Мы же ничего не сделали! Неужели ты и правда думаешь, будто мы могли…

– Я уже не знаю, что думать! Не знаю! Меня от вас обеих тошнит! – взвизгнула она. С надрывным слёзным вскриком она вырвалась и убежала.

***

В тот вечер они легли спать втроём. Лёля с красным и донельзя упрямым лицом собрала вещи и ушла; чемоданы унёс её преданный поклонник Мишка. Она переселилась в крайний женский домик – как раз туда, где жила Наташа Артемьева. Странный выбор соседки больше всех удивил Катю: уж ей-то было известно, как подруга недолюбливала дочку директрисы.

– В моём домике три кровати свободно. Она могла бы жить со мной, – отметила Даша. Она заявилась к ним втихаря, пока одноклассники на улице плясали под песни 2000-х годов.

«Скатертью дорога», – прокомментировала уход подруги Каминская. Всем своим видом она давала понять, что поведение Гордеевой не стоит её переживаний. Катя могла это понять: особенно после того, что Лёля о ней наговорила.

Впрочем, ей и самой некогда было переживать об этих склоках. Следующие шесть дней она на пару с Сашей честно батрачила в столовой. Постоянный физический труд очищал голову от ненужных мыслей. И кулинарные навыки их заметно улучшились: от макарон и омлета они дошли до курицы, супов и котлет, и только самые отъявленные придурки класса могли пожаловаться на их стряпню.

В неустанных трудах и Белкина, и Каминская незаметно для себя начали забывать о произошедшем. Погони в лесу, опасность быть убитым, угрозы бандитов – всё это начало казаться дурным, хоть и весьма реалистичным сном. Беспокойство, сжимавшее сердце невидимой лапой, постепенно отпускало их. Даша и Антон, казалось бы, тоже начали приходить в себя. А вот в Лёле никаких улучшений не наблюдалось – по крайней мере, со стороны. Она выглядела такой нервной и встревоженной, что даже одноклассникам стало её жаль. Катя несколько раз пыталась поговорить с ней, но та, завидев её, стремительно уходила прочь.

– Что за кошка между вами пробежала? – поинтересовался как-то Антон.

После назначенного им наказания они виделись только случайно – на улице или во время обеда. Влюблённые следовали своему уговору и вели себя прилично, не вызывая лишнего интереса и сплетен. Но в одну из ночей, в минуте от сна, Катя услышала мерное постукивание в окно. Вольский ждал её на крыльце, держа букетик цветов, явно собранный своими руками.

Она поведала ему о недавней ссоре. Хотя дружеские склоки волновали её в последнюю очередь, когда она прижимала к груди свежесобранные полевые цветы.

– Я пыталась с ней поговорить, но она всё время сбегает. Не знаю, что с ней творится…

– Она в шоке. Видимо, это посттравматический стресс, – ответил Антон. – Такое случается с людьми после всякого дерьма.

– Наверное. Я не понимаю только, почему она на нас злится! Мы-то ей ничего не сделали.

– Ей просто некого больше обвинить. Вот она на вас и срывается. Гордеева одумается, вот увидишь.

Ему удалось вселить в Катерину спокойствие и надежду.

– Вы больше не ходили к привратнику? – поинтересовался он. – Он ничего вам не говорил?

– Нет, – хмуро ответила та. – То есть, ходить, мы, конечно, ходим, только он нам даже не открывает. Просит оставлять еду у двери. Что за странный тип!

– Полный придурок, – согласился Антон. – В этом лагере все чокнутые. Я на днях видел заведующую. Она стояла перед библиотекой и следила за мной. Неотрывно смотрела – совсем как змея. Неудивительно, что она лежала в психушке. Там ей самое место.

Катя первым делом хотела согласиться с ним, но опомнилась.

– В медкарте было указано, что у неё куча диагнозов. Но Матвей – помнишь, он ведь говорил, что это всё неправда? Что никаких психических проблем у неё не было, а её просто заточили, как пленницу? И остальных детей заодно.

– И ты ему веришь? – кисло спросил он. Напоминание о Матвее явно не принесло ему удовольствия. – Этот идиот нагородил какую-то чушь, и всё. Уверен, он с этими бандитами заодно.

– Если они заодно, зачем бы он стал спасать нас? Почему не дал нам погибнуть в лесу?

– А ты не заметила, что нас троих нашли как раз после его ухода? Или думаешь, это совпадение? – спросил он ехидно, словно насмехаясь над её умственными способностями.

Белкина вспыхнула как спичка.

– Да, совпадение! Матвей и его отец спасли мне жизнь! Я умерла бы, если бы они не нашли меня! Или для тебя это совсем ничего не значит? – почти прокричала она.

Она попыталась отстраниться, но Антон не дал ей сделать и шага. Его руки обхватили девичьи плечи. Тогда Катя – с неудовольствием и другим, пока непонятным ей чувством – осознала, насколько его силы превосходят её собственные.

– Значит. Конечно, значит, – ответил он тихо. – Но я думаю, что эти лесные человечки не так просты, как кажется. Им нельзя верить.

Катя вознамерилась продолжить спор, но Антон не оставил ей такой возможности. Как только она открыла рот, он заткнул её поцелуем. Она растерялась и застыдилась – такими нежными и одновременно яростными были его губы.

– Нет, – с трудом проговорила она, почувствовав сильные руки на талии. – Антон, нет…

Он покорно оторвался от неё. В его светлых глазах отражался блеск новолуния. Она вдруг осознала, что они – совсем одни в этой ночи, и неожиданно ей стало страшно.

– Ты говоришь нет, но твои глаза говорят совершенно другое.

Где-то рядом раздался шорох. Катя слишком много времени провела в лесу, чтобы заподозрить присутствие белки или другого мелкого зверька. Будь здесь Матвей, он бы непременно насторожился.

– Здесь кто-то есть, – сказала она. – Иди. Тебе пора.

Катерина не дождалась его ответа и стремительно скрылась за дверью. Сердце её учащённо билось, но страх быть обнаруженными оказался ни при чём. Щёки загорелись от неясного девичьего стыда. Она не знала, кто нарушил их уединение, но в мыслях искренне благодарила его.

Глава 7

Было безумно приятно после недельной отработки проснуться наконец свободным человеком. Катя, поднявшись утром, с удовольствием думала о том, что никогда в жизни больше не прикоснётся к кастрюлям, сковородкам и другой кухонной утвари. Хотя это и маловероятно, но помечтать-то было можно?

Все три обитательницы домика поднялись одновременно. Саша и Катя были вынуждены приводить себя в порядок под неутихающую болтовню Насти. Она беспрестанно жаловалась, что кожа у неё обгорает под июньским солнцем, новые туфли жмут, а волосы тускнеют из-за местной плохой воды. Предложение сменить туфли и перестать загорать Комиссарова встретила таким негодованием, что стало ясно: в советах, да и в собеседниках, она в принципе не нуждается. Но болтовни от этого меньше не стало.

– Со временем мы привыкнем, – вздохнула Катя тихо. – Люди ко всем звукам привыкают. Скоро для нас это станет фоном – чем-то вроде морского шума или криков чаек…

– У моего дома чаек пруд пруди. Мой сосед однажды так взбесился, что начал стрелять в них из ружья. Хорошо, что у меня нет ружья, – мрачно подытожила Саша.

К девяти они отправились завтракать. У здания столовой обнаружилось небольшое столпотворение.

– Что за митинг? – поинтересовался подоспевший Вольский. На пару с ним пришёл и Кораблёв: они жили в одном домике.

– Кто встал между мной и моей едой? – возмутился Егор.

Пока причины собрания никто не знал. Староста класса Юля Комарова лишь предупредила, что заведующая лагерем объявила незапланированный сбор с целью дать какое-то важное объявление. Класс поделился на стайки: все шушукались и делились самыми предположениями.

– Нас отправляют домой? – вслух раздумывала Даша Мухина.

– Эту помойку закрывают? – язвительно спросила Артемьева.

– Мы пойдём по грибы? – с надеждой спросил Гриша.

Подростки были так заняты бурным обсуждением, что поначалу не обратили внимания на высокую величественную фигуру в развевающемся платье. Она возникла на горизонте, словно видение – директриса школы Регина Геннадьевна, о которой почти все здесь и думать забыли. О старшей Бестии лишних вопросов задавать было не принято; дети слышали только, что она приболела и сидела в домике безвылазно уже несколько дней. Но даже исчезни она бесследно в лесу, едва ли о её существовании кто-нибудь вспомнил бы.

Один вид высокомерной директрисы заставил класс притихнуть. Тут же из-за дверей столовой показалась Аделина Сергеевна. Она величественно стояла на ступенях, словно статуя на постаменте. Несмотря на ранний час, она выглядела безукоризненно.

– Доброе утро, – изрекла она бодро. – Понимаю, вам всем очень любопытно, по какой причине я собрала вас в этот час. У меня для вас две новости.

– Хорошая и плохая? – хамски вклинился в речь Коровьев.

– Зависит от того, с какой стороны посмотреть, – улыбнулась та. Однако её стальной взгляд дал понять, что от перебивания лучше воздержаться. – Новость первая: мы восстанавливаем связь с внешним миром. Наш привратник выздоровел и отправился в город. Через пару дней нам починят провода, и вы сможете наконец связаться с родителями.

Это заявление вызвало весьма слабые восторги. Но Аделина Сергеевна, кажется, не удивилась.

– И вторая новость. К сожалению, нам пока не удалось найти никого на замену на кухню. В связи с этим наша уборщица Зоя Дмитриевна предложила ввести специальные дежурства. Каждый день трое из вас будут хозяйничать на кухне – конечно же, под её началом. Это вынужденная мера. И, к тому же, временная. Я составила график – можете ознакомиться.

Ребятам вручили пять одинаковых листков с нехитрой таблицей из дат, дней недели и фамилий. Гробовая тишина резко сменилась галдежом.

– Я?! На кухне?! – первая выдала Артемьева и брезгливо отпихнула от себя лист, будто червяка. – Я что, прислуга?!

– Ну и кринж, – неверяще качала головой Даша Мухина. Другого слова для выражения своих чувств она подобрать не смогла.

Класс охватило дружное возмущение. Катя нашла свою фамилию в таблице и обнаружила, что до её дежурства всего неделя. Надо же, а она так радовалась побегу из этого царства поварёшек!

– Что мы будем там делать? – громче всех негодовал Коровьев. – Мы же не умеем готовить!

– Ваши одноклассницы тоже не умели, однако справились, – резонно заметила Аделина.

– Так они девчонки! Кухня – это их судьба! А мы – мужчины, да, ребята?

Это заявление вызвало у женской половины населения ещё большее негодование.

– Заткнулся бы ты лучше! – посоветовала Самойлова. – Труд сделал из обезьяны человека. Может, и с тобой ещё не всё потеряно!

Разгорелся извечный спор на тему разделения обязанностей женских и мужских. Когда Коровьев, изображая из себя мастера на все руки, принялся хвастать навыками вроде забивания гвоздей и ремонта техники, Саша предложила ему – в качестве доказательства, конечно – забить гвоздь себе в голову. Но он отказался от этого заманчивого предложения.

Они могли возмущаться сколько угодно. По виду Аделины становилось понятно, что их мнения ничего не значат и решения своего она не изменит. Но среди них присутствовал один человек, которого так и распирало от гнева.

– Моя дочь не станет участвовать в этом! – Регина Геннадьевна растолкала школьников и вышла вперёд. На своих высоченных шпильках она продефилировала по ступенькам и встала напротив Аделины. – Это безобразие, другого слова не подобрать! Неужели ты думаешь, что я позволю превратить мою дочь в кухарку?!

Обращение на «ты» к заведующей лагерем не удивило ребят. В этой женщине не было заложено уважение к людям как таковое. Аделина Сергеевна осталась невозмутима, как скала.

– Сожалею, что вам приходится терпеть такие неудобства, – равнодушно проговорила она. Однако в глазах её виднелось презрение. – Я вовсе не буду против, если вы примете решение покинуть наш лагерь, Регина Геннадьевна. Это ваш выбор. Если же вы решите остаться, вашей дочери придётся жить по местным правилам.

– Чёрта-с-два! – выдала женщина с придыханием. – Да кем ты себя возомнила?! Ты… думаешь, я не знаю, что ты задумала? Ты хочешь унизить меня и растоптать мою репутацию, вот! Я всегда, всегда знала, что ты… Ты только с виду скромная серая мышь, а внутри просто… ты просто…

Катя ошарашенно переглянулась с друзьями. Но и те понимали не больше её.

– Я не намерена продолжать разговор в таком тоне, – ответила Аделина. Все дрянные слова – как с гуся вода; директриса вызывала в ней не больше интереса, чем жужжащий комар. – Можете отправиться домой, но транспорт вам придётся вызвать самостоятельно. Удачи. Идёмте завтракать, ребята.

Регина Геннадьевна, шокированная столь наглым спокойствием, только и смотрела ей вслед. Ученики незаметно хихикали и красноречиво переглядывались. Впервые на их памяти кто-то с таким достоинством отбрил эту властную стерву. Даже Наташа не стала задерживаться рядом с матерью и быстро направилась в столовую следом за подружками.

Завтрак их ждал весьма аппетитный: творожная запеканка со сгущёнкой, горячие бутерброды на поджаренном хлебе и сок. Катя с друзьями подхватили подносы со стола раздачи и заняли дальний столик у окна. Лёля, уже по привычке, уселась рядом с Артемьевой, но все присутствующие сочли правильным это не комментировать.

– Вот это старшую Бестию огрели, – ухмыльнулась Даша, запуская вилку в творожную массу. – Хотела бы я ещё раз увидеть это!

– Может, и получится. Если она ещё раз разинет рот на заведующую, – заметила Саша. – А ведь она с самого начала казалась такой спокойной, да?

– Ещё какая спокойная. Она же на таблетках, – бросил Вольский. Он усиленно соскребал с запеканки жидкую сгущёнку, которую терпеть не мог. – Уборщица нам говорила, помните?

Катя вспомнила их последний спор. Только бутерброд, который она усиленно пережёвывала, не позволил высказаться ей снова. Но за неё это сделала Саша.

– Мало ли, что она говорила. Аделина на сумасшедшую не похожа. А вот сама уборщица – ещё как, – безапелляционным тоном отозвалась она. – Я больше верю Матвею. Если заведующая и лежала в психушке этой, то не по своей воле.

– Ну так выйди за него замуж, – съязвил Вольский. – Верит она! Какое-то чучело из леса навешало ей лапши на уши, а она и довольна! Включи мозги, Каминская!

– Успокойся, Шампиньон, – посоветовала та. – Ты просто злишься, что он в тот раз тебя побил!

– Это он-то? Это лесное чучело?! – каждая веснушка на его лице покраснела от негодования. – Да я бы от него и мокрого места не оставил! Я в спорте с восьми лет… а этот… этот придурок кроме как грибы собирать и с белочками играть вообще ничего не умеет! Я бы на него поглядел в спортзале!

– Я бы тоже. Была бы счастлива увидеть, как он тебя отделает, – заметила Саша непринуждённо. Вольский ответил красноречивым взглядом, пробормотал что-то, но та и внимания не обратила.

Даша, довольная и сытая, откинулась на стуле и прикрыла глаза.

– Вот чёрт. А у меня завтра дежурство на кухне, – заметила она. – Заранее извиняюсь, если я кого-нибудь отравлю.

– С кем ты дежуришь?

– С Артемьевой и Кораблёвым.

– Ну тогда точно жди отравления, – вздохнула Катерина. – А нас с Сашей поставили вдвоём. Через неделю.

– Это потому, что мы хорошая команда, – отозвалась та. Они дружно дали друг другу «пять».

Даша тихонько застонала.

– Какой-то бред! Я не понимаю, что буду делать! Я и ножа-то в руках не держала!

– Ну, с вами ведь будет уборщица. Она поможет, если что. Будет вашим шефом, – сказал Вольский.

Самойлова ответила злым и саркастичным смехом.

– Это она-то?! Да она палец о палец не ударит, я уверена! Когда мы с Лёлей тут грязь соскребали, всё именно так и было! Носились тут с вёдрами, как угорелые, пока она прохлаждалась непонятно где!

Саша и Катя переглянулись.

– Но она ведь уборщица! Это её работа! Она не должна была сваливать всё на вас!

– Но она именно так и сделала. Все называют её уборщицей, но, блин, давайте по-честному: вы хоть раз видели у неё в руках швабру?

Дружное молчание неловко затянулось. Даша торжественно подняла вилку.

– То-то и оно!

– А ведь Зоя и нам не помогала, – с удивлением протянула Катерина. – Помнишь, да? Заведующая сказала, что мы, мол, будем работать под её началом, но она ведь ни разу нам не помогла с готовкой. Только проверяла время от времени, чтобы мы кухню не подожгли!

– Чем она вообще здесь занимается, ума не приложу! Только отправляет нас в рабство! – заявила Даша. – И директриса ничуть не лучше. Вот вам и бесплатные путёвки…

Сегодня заведующая объявила свободный день: походов, занятий спортом и посиделок у озера не планировалось. Когда с завтраком было покончено, школьники незаметно разбрелись по территории лагеря и занялись своими делами. Даша побежала за одноклассниками: они раздобыли мяч и решили устроить чемпионат в футбол. Саша, позёвывая, пошла досматривать ночные сновидения (видимо, очень приятные – у неё было на редкость хорошее настроение).

Катерина проводила подруг и сама не заметила, как осталась с Антоном наедине – впервые после той неловкой ночи. Они остановились подле старой яблони: отсюда открывался прекрасный вид на благоухающие сады. Пышные кустовые розы на пике цветения налились самыми яркими багряными оттенками. Их стойкий аромат распространялся на весь лагерь.

Вольский внимательно огляделся. Руки его были засунуты в карманы джинсов. Кате казалось: он всем своим видом давал окружающим понять, что это – просто дружеская прогулка.

– Как ты? – спросил он натянуто. – Как твоя рана?

– Спасибо, уже затянулась.

Он ответил удовлетворённым кивком.

– Подожди, я сейчас.

Он исчез за яблоней, а вернулся спустя минуту, держа в руках цветущую розу.

– Это тебе.

Его руки были исцарапаны до крови. Катя приняла неожиданный подарок и неловко коснулась ладони парня своей.

– Ты поранился.

– Ерунда. За эту неделю я привык. Розы, конечно, красивые цветы, но со всем красивым чересчур много возни. Они ранят тебя своими шипами, но ты должен быть предельно осторожным, чтобы не ранить их.

Катя едва слышно сказала слова благодарности, польщённая, но чрезвычайно смущённая. С минуту они стояли молча: она наблюдала за игрой ребят, а он – за румянцем, играющим на её щеках.

– Раньше ты не была такой стеснительной, – сказал он.

– Я не стеснительная!

– Ну, меня ты точно стесняешься. Не пойму только, почему. Я что-то не так сделал? Скажи, – потребовал он, на мгновенье коснувшись её подбородка, – и я исправлюсь.

Катерина поджала губы. Если он снова хотел ввести её в состояние неловкости, то своего он добился. Она не могла говорить о таком: у неё не было никакого опыта в любовных отношениях, и ей было страшно всё испортить. Но и врать она тоже не могла.

– Я… просто я…

– Ну? Просто что?

– Я никогда ни с кем не встречалась, – выпалила она и отвернулась.

Выражения его лица в этот момент она не видела, но услышала хмыканье. Антон был растерян.

– Ну, об этом я и сам догадался, – последовал ответ. – И что же дальше?

– И я никогда ни с кем не целовалась. В смысле, до тебя. Просто я… меня это пугает. Немного. Понимаешь? Мне непривычно, когда меня трогают или ещё что-то в этом духе. Я чувствую стыд и неловкость, хотя, конечно, мы ничего такого не делаем, и я знаю, что это нормально, но всё равно…

Когда её стыдливые запальчивые слова перешли в растерянное бормотание, Вольский не выдержал и рассмеялся. Она подняла на него взгляд. Он даже не заметил, как её передёрнуло.

– Ну ты скажешь тоже, Белкина! Мы же уже не дети, так? Почему это тебе должно быть стыдно? Глупости! По-моему, ты принимаешь всё слишком близко к сердцу. Мы можем делать всё, что хотим. Мы уже достаточно взрослые для этого.

Катя открыла в изумлении рот. По её лицу прошла судорога. Он ждал, видимо, что она улыбнётся, но она промолвила отстранённо:

– Пожалуй, я лучше пойду. Пока.

Он схватил её за руку и успел сказать только «Стой!», когда в разговор вмешался третий. Никто не заметил, как к ним подобралась Зоя Дмитриевна. В своём строгом чёрном платье с белым выглаженным фартуком и проницательным, неприятным взглядом.

– Что здесь происходит? – поинтересовалась она делано непринуждённо. – У вас, ребятки, всё хорошо?

Вольский отпустил её руку и придал себе вид святой невинности. Уборщица смотрела на него, не мигая – так смотрят дикие кошки за секунду до того, как наброситься на добычу.

– Всё в порядке, – протянул он лениво. – Я вот иду играть в футбол. А ты, Белкина?