Марта

Ирина Рожкина

Марта

Глава 1 Измена

Трёхдневная запланированная командировка отменилась. Самолёт, едва набрав высоту, неожиданно развернулся и спешно приземлился в аэропорту взлёта. Пассажирам ничего не объяснили. Лишь командир не своим, как показалось Марте, голосом извинился за сорванный полёт. И всё. Не умеющая сдаваться Марта просидела в аэропорту несколько изнурительных часов, но обещанного запасного лайнера так и не предоставили. Оставалось только возвращаться домой. На заднем сиденье такси, спрятавшись от всего мира, в беззвучном режиме, Марта приняла наконец решение, то самое, так долго отодвигаемое, а теперь уже просто вынужденное. Увы, Марта знала, что ждёт её дома, вернее, что дома её как раз не ждут. И вот уже почти приехали, и слёзы успели высохнуть, и подбадривал сквозь приоткрытое стекло несущийся навстречу воздух. Подходящий момент.

Что Тимур ей изменяет, она догадывалась, больше – была уверена. В последнее время она всё чаще закрывала глаза на его отлучки, на поздние съёмки, ночные показы. Он возвращался с заготовленной легендой – она делала вид, что верит. Так делают многие женщины. Делают вид. Полный фальшивой покорности вид, что верят, что всё по-прежнему, что правды нет. А правда в том, что пришло самое ненавистное, прогоняемое, отодвигаемое время – время расставаться, и, хотя Марта знала, что их отношения обречены с самого начала, подготовить себя к этому дню так и не смогла.

По телу побежали колючие, словно металлическая стружка, мурашки. Металл был везде. В его припаркованном у дома «мерседесе», в расплавленном августовском воздухе вокруг, в пронзительном крике чаек, в стальном привкусе измены во рту. Мелькнула мысль уехать, да, уехать, а потом позвонить ему, предупредить, что возвращается, и, если она ему до сих пор дорога, он всё сделает правильно и не допустит в их жизнь правду. Всё так, но Марта Акатова принятых решений не меняет.

А ещё была надежда. Ох уж эта надежда! Она толкала плечом тяжёлую входную дверь, когда проскользнул её призрак. Слабое, невесомое облако надежды, надежды увидеть его дома одного, красивого и невиновного. Облако рассеялось в прихожей над чужими, небрежно сброшенными женскими туфлями.

Не помня себя, прошла в гостиную, туда, где горел свет и бормотал телевизор. Любимая гостиная пуста, стыдливо отводит глаза от стола. А там фрукты, шампанское, сыр, шоколад – гастрономический приём обольщения, истёртый до дыр. Марта убавила звук, прислушалась. Со второго этажа доносился шум воды. На непослушных ногах, словно на эшафот, поднималась Марта на второй этаж, не узнавая собственный дом. Такой удобный и уютный еще утром, теперь дом казался логовом врага.

Ещё этим утром, тянусь через Тимура к вопившему на тумбочке будильнику и походя целуя его плечо, Марта чувствовала, что не готова отказаться от Тима. Сулящее настоящую боль шарканье измены услышала она чуть позже, после завтрака, когда сжалившийся над ней Тимур, видя, как Марта не может справиться с дорожной сумкой – та никак не хотела вместить все необходимые в командировке вещи, – решительной рукой начал сам её собирать. Со словами «куртки вполне достаточно» он выкинул пудровый кардиган, мольбы Марты не спасли домашние тапочки – «наверняка есть в гостинице», – и учебник испанского – «не думаю, что в Новосибирске все поголовно говорят на испанском» – тоже был приговорён. Сумка полегчала, удовлетворённый проделанной работой Тимур легко провизжал молнией: «Другое дело». Марта, вздохнув, пошла в ванную. Вот, выйдя оттуда, она и заметила брошенный на кровати и о чём-то пищащий телефон Тимура. Самого Тимура в спальне не было. Экран вспыхнул, и Марта невольно прочитала: «Люблю тебя, мой медвежонок». Так и не осмелившись на разговор с «медвежонком», Марта вызвала такси и уехала в аэропорт.

Теперь она шла к распахнутой двери их спальни за приговором, наперёд зная его, но до последнего надеясь на чудо. Чуда не случилось. На полу сорванные вещи Тима и незнакомая женская одежда, из ванной с шумом льющейся воды доносится женский смех и шлёпанье рук по голому телу. Почему-то стало весело, будто не она сейчас поймала Тима с поличным, будто не её крик отчаяния застрял между связками, будто не из её груди под стук копыт вырывался табун испуганных лошадей. Брезгливо переступая через разбросанную одежду, Марта прошла через всю спальню, устроилась в мягком кресле возле окна и стала ждать.

Первой из ванной вышла полуголая девица. Молодая, не старше двадцати лет, высокая блондинка. Чистое, без косметики и пластики лицо, красивое лишь своей молодостью, удивленно уставилось на Марту:

– Вы кто?

Не торопясь (куда теперь торопиться?), Марта отбила подачу.

– Пожалуйста, не воруйте мои вопросы. Это мой дом, и поэтому это я вас спрашиваю – вы кто?

По лицу блондинки пробежала волна озарения, она радостно всплеснула руками:

– Поняла! Вы – мама Тима.

Теперь озаряться настал черёд Марты. А она-то гадала, отчего Тим так смело привёл любовницу в их дом, ведь присутствие Марты ощущается всюду. Её фотографии, одежда, работа наполняли дом. Спрятать Марту невозможно, но, как выяснилось, её можно замаскировать.

– Тим сказал, вы уехали, – продолжала девушка, протягивая руку Марте, другой придерживая полотенце. – Меня зовут Милана, я девушка Тима.

– Я не успела помыть руки с дороги. Ванна занята, – не шелохнувшись (не хватало ещё лапать его любовниц!), Марта, не мигая, смотрела на дверь ванной. Сейчас, в этот миг, в эту секунду за этой дверью была вся её жизнь. Там билось её разорванное в клочья сердце, там бежала по венам густая, как смола, кровь, и выдыхаемый ею горький воздух тоже там. Она словно сквозь стену видела, как Тим втирает в свои чёрные, длинные (почти до пупка) волосы пахучий шампунь, как проводит мочалкой по широкой гладкой груди, как округляются его бицепсы, как тёплые капли воды ударяются о его бархатные плечи, медленно извиваются по мускулистой спине и падают к его ногам. Марта тоже там валялась.

– Тим рассказывал о вас, но я не думала, что вы такая молодая. Вас ведь зовут Марта? Да, точно, Тим говорил, что у вас день рождения в марте, и вас назвали Мартой, – блондинка беспардонно врывалась в погружённое в транс сознание Марты.

– Евгеньевна.

– Что Евгеньевна? – дурацки хихикнула блондинка.

– Меня зовут Марта Евгеньевна.

Марте исполнилось пятнадцать, когда Тимур, красный от натуги, орал на всё родильное отделение. В двадцать она вышла замуж, он начинал по слогам читать первые слова. В двадцать девять она стала вдовой. Он в свои четырнадцать регулярно сбегал из детского дома, куда его определили из-за лишившейся родительских прав матери – алкоголички. К тридцати годам у неё в подчинении было несколько сотен человек. Он в пятнадцать с трудом закончил девять классов. Она стала сорокалетней успешной, богатой и очень занятой женщиной. Он к двадцати пяти годам стал восхитительно красивым парнем и, зная это, пользовался внешностью на полную катушку, работая персональным тренером в тренажёрном зале. Собственно, так они и познакомились.

Марта вспомнила день, когда впервые его увидела. Это было три года назад. Громов – её тренер на протяжении последних лет – серьезно повредил плечо, требовалась операция, затем долгая реабилитация. В качестве временной замены Марте предложили Тима. Он сразу ей не понравился. Чересчур молод, чересчур болтлив, самонадеян, но главное – он не Громов. Пожалуй, стоит поискать другого. Как же через несколько дней она удивилась тщательности, с которой собиралась на тренировку. Теперь её волновало всё: одежда, причёска, духи. Ещё через несколько занятий заметила, что её раздражают разговоры Тима с другими женщинами в зале, особенно бесит их смех. А когда однажды во время упражнения его рука уверенно легла чуть ниже её поясницы, Марта, вдова со стажем, поняла: траур закончился.

– Вам, наверное, хочется узнать, как мы познакомились, – блондинка по-хозяйски плюхнулась на кровать.

«Вот, вообще нет, – промолчала про себя Марта. – Хочется, чтоб ты слезла с моей кровати».

– Мы познакомились в агентстве Беркович. Вы же знаете Маргариту Беркович?

Ещё бы Марта не знала легендарную Марго Беркович, хозяйку самого крупного модельного агентства, но даже утвердительный кивок – слишком развернутый ответ наглой блондинке. Впрочем, молчание собеседницы не смущало девицу:

– Тим рассказывал, что это вы привели его в модельный бизнес. Вы убедили его, что с его внешностью перед ним открыты все двери.

Что да, то да, внешность Тимура вызывала всеобщее оживление. Коллеги-мужчины завидовали его популярности и сторонились его не типичности; в женской раздевалке, наоборот, только о нём и говорили. Нередко молодые девушки, не обращая на переодевавшуюся Марту внимания, не принимая её в расчёт и не считая соперницей, откровенно между собой обсуждали его. А зря, Тимур как раз интересовался женщинами постарше. Не так. Интересовался состоявшимися женщинами. Когда Ритка – близкая подруга – узнала, что Марта опустилась до отношений с тренером, что он младше, что у него сомнительная репутация, она устроила Марте бойкот на несколько месяцев, объявив Марту «полной дурой, посадившей себе на шею содержанца». Потом Ритка сдалась – дружба победила, но Марта всегда знала: Тим не альфонс, Тим – её проект. Разрешив его себе три года назад, Марта просто не могла допустить, чтобы её любимый мужчина пропадал тренером в зале. Она задействовала все связи, потратила на него уйму денег, оплатила школу моделей, курсы актёрского мастерства и, самое главное, нашла Тиму лучшее модельное агентство – агентство Беркович. За пару лет Тимур превратился из банально красивого парня в шикарного, элегантного, выхоленного, стильного молодого мужчину. Из примитивного спортивного тренера в высокооплачиваемую модель, за которой гоняются модельные агентства и продюсерские центры.

– Вы только посмотрите, до чего он красив! – девица завороженно смотрела на огромную фотографию Тимура в чёрном костюме, висевшую здесь же в спальне, рядом с кроватью.

Чёрный вообще его цвет. Он шёл к его чёрным, длинным вьющимся волосам, чёрным бровям и смуглой коже. Это Марте принадлежала идея: его классический образ – чёрная обтягивающая рубашка, расстегнутая почти до пупка, чёрные помочи и элегантный, узкий двубортный чёрный костюм. Волосы он забирал кверху, оставляя несколько кудрявых прядей у виска, в ухо вставлял серёжку в виде кинжала. Фотография с этим образом выиграла публикацию на обложке прошлогоднего сентябрьского выпуска журнала «Men Everyday».

– Какие у него чудесные волосы, а я вот свои сожгла, – блондинка взъерошила влажные волосы.

«Какая прекрасная мысль, – думала Марта, отворачиваясь. – Я сожгу к чёртовой матери эти простыни, на которых ты разлеглась».

– Где же Тим? – спросила блондинка, начавшая уже чувствовать неловкость от разговора с самой собой.

Выход Тима действительно затягивался, впрочем, в этом не было ничего удивительного. С некоторых пор уход за внешностью перерос у Тима в манию, и иногда вытащить его из ванной становилось неразрешимой задачей. Марта сотню раз пожалела, что не позволила ему остричь волосы, и теперь вьющаяся чёрная грива волос – визитная карточка Тима, его особенность – обернулась для Марты долгим ожиданием свободной ванной. Наконец, дверная ручка дёрнулась, и через открывшуюся дверь спальню затопил нежный, уютный запах чистоты. Тим, абсолютно голый, с махровым тюрбаном на голове, стоял перед ними. Снежно-белая улыбка растаяла при виде Марты, гладко выбритый подбородок недоуменно задрался вверх. Обычно в одежде люди выглядят лучше: удачно подобранная, она скрывает их недостатки. Тимуру лучше было без одежды. Высокий, прекрасно сложенный, он напоминал скорее божество…

«Блин, Марта, ну какое ещё божество? – орало нутро. – Будь серьёзней».

Древнеегипетский бог Хор, например. А что? Та же прямая спина, сильные ноги, полотенце словно корона…

– Боже, Тим, надень что-нибудь, – девица кинула Тиму валявшиеся на полу джинсы. – Твоя мама вернулась. Правда, забавно. Мы уже познакомились.

– Ма…, – Тим осекся. – Почему ты вернулась?

Куда вернулась? Ах, да.

– Рейс отменили.

Тим и девица, с распухшими от поцелуев губами, стояли рядом, почти касаясь друг друга. Каких-то несколько шагов отделяло Марту от них, какие-то жалкие пятнадцать прожитых лет, напрасно, как казалось теперь, виденные Мартой полмира, несколько вагонов под завязку забитых жизненным опытом. О да, у Марты Акатовой всего больше. Единственное, чего ей сейчас не хватает, – это их молодости. Ведь это она – молодость – бросала Марте дерзкий вызов, показывала язык, приговаривала: «Тебя предупреждали. Ведь тебя же предупреждали». И беспощадно добавляла: «Неужели вправду думала, любит? Глупая. Он презирает. Тебя».

Внезапно Марта почувствовала себя лишней. Лишней в собственном доме, в собственной спальне, лишней рядом с больше не своим мужчиной. Только сейчас она поняла, какую глупость совершила. Зачем она приехала? Зачем не позвонила? Почему она решила, что сможет выдержать эту пытку? Смотреть на них невозможно. Видеть их невыносимо. Ведь ещё никому не удавалось дышать огнём. Жар был всюду, он заполнил лёгкие, разъедал грудь, огненным ядом палил сердце. И ничего не было кроме этого жара. Ревность хуже ада. И если насчёт ада ещё есть сомнения, то ревность вот она, она реальна, и Марта целиком состоит из неё.

– Знаете, а вы совершенно не похожи, – блондинка, имя которой Марта даже не собиралась запоминать, вертела головой то на Марту, то на Тима в поисках схожих черт.

Беспомощность давила, хотелось рыдать, молить о пощаде, на худой конец схватить её за волосы и выволочь прямо раздетую из дома, но нельзя, нельзя, нельзя.

– Его отец парагваец. Он в отца, – дежурно ответила Марта, будто привычная вопросу.

Тимур никогда не видел отца, но тот действительно приехал из Южной Америки, только парагваец он был или аргентинец – бог его знает. Мать Тима, студенткой, познакомилась с заграничным «принцем», приехавшим по обмену в Россию. Как только «принц» узнал, что она беременна, чары рассеялись, карета превратилась в тыкву, а он сам – в бегущую с корабля крысу. Аборт делать не стала, забросила учебу, родила, меняла мужчин. В конце концов спилась, и когда Тимуру исполнилось тринадцать, её лишили родительских прав. С тех пор мать Тим не видел. Марта, хоть и осуждала эту женщину, но понять могла. Если Тимур – копия отца, то потерять голову, а потом и себя от такого мужчины – как нечего делать.

Неизвестно, как бы сложилась судьба Тимура, если бы не дед. Он оформил над внуком опеку и забрал его из детского дома. Строгость деда, его личный пример и уважение, которое Тимур к нему испытывал, не дали подростку заблудиться. Внешне Тим казался мягким, наивным и ранимым. Да что уж там, временами он смахивал на ребёнка. Если он слышал хорошую музыку, то начинал танцевать, и не важно, где это было: на вечеринке или в очереди к кассе. Его приводили в восторг животные, особенно собаки. Он любил дурачиться, обожал разыгрывать Марту. Тим не боялся выглядеть забавным, смешным; в нём осталось детское бесстрашие. Его улыбка была сексуально обворожительной и невинно застенчивой одновременно. Более того, Тим до сих пор спал с мягкой игрушкой. Марта долго не могла привыкнуть к белому медведю в их постели. Но временами Марта натыкалась на заложенный дедом внутренний стержень Тима, прочный как стальная арматура. Благодаря этому встроенному компасу Тим всегда чётко знал, чего он хочет, куда идёт, что делает и где начинаются его личные границы, за которые не допускался никто.

– Тим, это так интересно, почему ты мне не говорил, что твой отец иностранец.

– О, у вас ещё всё впереди. Тимур обязательно расскажет, познакомит и даже свозит к отцу в гости в Асунсьон.

– Куда?

– Это в Парагвае.

Внешне Марта выглядела абсолютно спокойной. Умением притворяться Марта владела мастерски. Даже глаза, не моргая смотрящие на Тима, оставались холодными и безучастными. Тим тоже смотрел на Марту. Смотрел как щенок, нашкодивший в хозяйский тапок. Он молчал. Что он мог сказать? Его глаза говорили, говорили опущенные плечи, говорили дрожащие руки. Он молил о прощении. Он просил Марту помочь ему. Но Марта не оставила себе пространства для манёвра. Сцену разоблачения необходимо доиграть до конца. Она лишь хотела наглядеться им, надышаться его запахом.

– Тимур, наверное, рос милым ребенком, – бестолковая блондинка, не стесняясь полуголого тела, продолжала, как ей казалось, вести светскую беседу. – Марта Евгеньевна, у вас есть фотографии маленького Тимура?

– Тимур разве не рассказывал? Тысячи. Его отец фотограф.

Марта врала. Мать Тимура, однажды заснув пьяная с сигаретой в руках, спалила дом. Тим успел выскочить в окно. Повезло. Проснулся. Первый этаж. Пьяниц бог бережёт. А вот дом сгорел полностью. Именно после этого случая мать лишили родительских прав, а его отправили в детский дом. Фото подтверждённая жизнь Тимура началась с пятнадцати лет. Какой же он был смешной в том возрасте: долговязый, похожий на кузнечика, с тонкими руками, тонкими ногами, щеки в прыщах, волосы коротенькие. Спорт преобразил его. Гибкие, крепкие канаты мышц оплели плечи, захлестнули локти, доползи до кистей, наливая пожатие цепкой силой. Мышцы завязались в тугие узлы на ягодицах, перекрутились на бёдрах, устремились к стопам, выдавливая по пути вены. Кожа на спине трещала, еле сдерживая мощные мускулы, на животе плескались каменные волны пресса. При этом Тимур не был монстром массы. Он имел самое эстетичное, пропорциональное и рельефное сложение. Гладиатор Боргезе, не задумываясь, уступил бы ему своё место в Лувре.

– Покажите, умоляю.

– К сожалению, в доме ничего нет. Всё в городской квартире. Но Тимур может хоть сейчас отвезти вас в город. Там и переночуете. Правда, сынок?

Марта испугалась того, как просто и естественно произнесла это слово: «Сынок». Она давно гнала от себя, душила в зародыше страшную мысль – у неё к Тиму материнские чувства. Пятнадцать лет вполне себе разница, а детей у Марты не было. Так получилось. А ей хотелось, очень хотелось детей. О, как бы она была счастлива иметь такого сына. Как бы она им гордилась, как бы упивалась материнством. Всё так запуталось. Марта не понимала, Тимур – молодой любовник, желанный сын, прибыльный проект? Ни то, ни другое, ни третье. Тимур – это крик, это боль, это пустота, отчаяние, желание выйти в окно с двадцатого этажа, рассыпаться на атомы, стать его тенью.

– Я отвезу Милану и вернусь, – Тимур очнулся от оцепенения, похватал разбросанные вещи девицы и вытолкал её из комнаты, не обращая внимания на протесты. – Марта, слышишь? Да, чёрт с ней, вызову такси. Марта?

Тимур шёл прямо на неё. Босые ноги бесшумно ступали по ковру, узкие джинсы обтянули длинные, сильные ноги, грива чёрных волос, угрожающе рассыпалась по плечам, загорелая, накаченная грудь манила. Маленькая, беззащитная перед его красотой, Марта вжалась в кресло. Если он подойдет ближе, если коснется, Марта просто рухнет на его тёплую грудь, обхватит руками атласную талию и никогда больше не разомкнет рук. Она любила его. Любила каждый сантиметр его тела, любила звук его голоса, его смех, запах. Любила самозабвенно, до головокружения, до отказа от самоуважения. Сыновей так не любят, коммерческие проекты так не боготворят.

– Стоять! – этот крик остановил бы несущийся локомотив. Увы, Марта Акатова принятых решений менять не умеет. А сегодня она решила вычеркнуть из жизни, стереть из памяти, навсегда отпустить любимого мужчину, которого уже успела простить.

Нельзя оставаться с ним наедине, иначе утонет в его глазах. Нужен спасательный круг. Милана, Милена, как её там? Встать с этого чёртового места – не упасть, пройти мимо Тима – не задеть, открыть дверь – сбежать.

– Марта, я накосячил. Честно, она ничего для меня не значит. Нам надо поговорить, я объясню. Чёрт, всё так по-дурацки вышло.

– Бывает, – встала.

– Подожди, я только её отправлю. Я всё объясню.

– Переоденься, – сделала несколько шагов.

– Зачем?

– Ты уезжаешь, – поравнялась с Тимуром.

– Куда?

– Полагаю, в свою квартиру, – до выхода не больше метра.

– Марта, но она не готова, там даже кровати нет.

В городе у Тима своя квартира, недавно купленная по твердому настоянию Марты, но на его гонорары. Правда, в квартире ещё не успели сделать ремонт, там не то что кровати, там унитаза нет.

– Ты что-нибудь слышал про рай в шалаше? – спасена.

Не понятно откуда взявшаяся сила, быстрее ветра, снесла Марту на первый этаж в гостиную. Одетая блондинка, скучая, уткнулась в телевизор. Обрадоваться любовнице любовника – неожиданная эмоция в данных обстоятельствах.

– Тимур одевается, – предложить чая – явно перебор.

– Как странно, – задумчивость гуляла по лицу блондинки. – Тимур сказал, что его отец погиб на ваших глазах и теперь у вас серьезные приступы. Панические атаки. Вас нельзя оставлять одну. Он вынужден жить с вами, а сегодня вы должны были уехать в санаторий на лечение.

Марта молча загружала посудомоечную машину.

– Вы выглядите совершенно здоровой. И вы очень красивая.

Проклятое блюдо никак не хотело лезть в машину.

– Давно вы знакомы с Тимуром? – Чёрт, зачем спросила?

Блондинка оживилась.

– Да. Мы познакомились ещё весной на съемках. Мы тогда так замёрзли, думала, заболею. Тим предложил поехать в баню. Баня очень хорошо помогает. Да вы же это знаете. Тим рассказывал, что когда он был маленький, по выходным, вы брали его в баню, в женское отделение, – блондинка захихикала, что-то вспомнив. – Ой, он сказал, что ещё в детстве насмотрелся на голых женщин и теперь ему очень трудно угодить. Чтобы ему понравиться, у девушки должна быть идеальная фигура. Как у меня. Он так сказал.

Фигура у блондинки поистине закачаешься. У любой другой на месте Марты, как минимум, пробудился бы комплекс сравнения. Вот только Марта годами тренировала не только свое тело, но и характер. Она научилась так глубоко прятать эмоции, что и сама их не находила, если вдруг требовались. Это стало её проклятием: невозможность показать чувства. Марта в глазах других – остывшая планета, покрытая твердой коркой затвердевшей магмы. Марта наедине с собой – йог, ходящий по горящим углям вперемежку с битым стеклом.

– Почему вы больше не вышли замуж? Одной, наверное, плохо.

Слишком плохо, Марта это знала, помнила и не ждала теперь ничего от будущего. Но сейчас нужно решить насущную задачу: не сдохнуть, видя, как Тим, спокойный и невозмутимый, в последний раз сходит по лестнице. То ли что бы подчеркнуть трагичность ситуации, то ли позлить, может, наоборот, таким образом попросить прощения, зная, что Марта обожает, как на нем смотрится чёрный, Тим надел тот самый чёрный, идеально на нем сидящий, костюм.

Уже на пороге, Тим, пропуская вперёд себя девицу, бормочущую банальное: «Было приятно познакомиться» и нереальное: «Скоро увидимся», повернувшись к Марте, с упором спросил:

– До свидания?

Марта, у которой рушился мир и наступала долгая полярная зима, чьё горло сжимали чёрные когтистые руки вечной разлуки, Марта, из последних сил стоявшая на сахарной вате вместо ног, Марта, привыкшая, как бы невозможно не было, не отступать от принятых решений, тихо и твердо ответила:

– Прощай.

– Ты уверена? – в его голосе был испуг и недоверие. – Это конец?

Медленно, почти по буквам, она произнесла:

– Это финал.

Прощаясь на пороге, она проводила глазами троих: Тима с девицей и свою изможденную, онемевшую от горя любовь; закрыла за ними дверь, и когда стих шум машины, рухнула на ещё не тёплый после блондинки диван. Одна в пустом доме, победительница Марта, выигравшая битву за собственную гордость, непреклонная, не поддавшаяся слабости, лежала на диване и корчилась от неистовой боли. И лишь когда закончились слёзы, когда вместо рыданий раздавался только слабый хрип, когда темнота перелезла в комнату через открытое окно, Марта заставила себя встать.

Глава 2 На бегу

Бегать – не такая уж плохая идея в данных обстоятельствах, вот Марта и бегала каждое утро, в любую погоду, в любом настроении. Сегодня они с погодой были в одинаково сером расположении духа. Серый туман дымился над серой водой, серые облака вытряхивали на землю мелкую серую морось, серые мысли лезли в голову. Марта бежала, плавя вокруг себя холодный воздух. После расставания с Тимуром она взяла отпуск, тянувшийся уже целый месяц и перевернувший привычный мир Марты. Без работы она чувствовала себя белкой, выпавшей из колеса: чем занять себя – не понятно, но и обратно в колесо не хотелось. Бегать – не такая уж плохая идея. Вот Марта и бегала. Каждое утро. По набережной. Рядом с гостиницей, в которой жила после продажи дома.