
Полная версия
Когда падает Варя

Когда падает Варя
Дмитрий Cерков
© Дмитрий Cерков, 2025
ISBN 978-5-0067-7104-8
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Глава 1
Шарфики
Кто-нибудь знает, откуда после сна появляются царапины на теле?
Когда вроде ни с кем не дрался, а на утро просыпаешься с новой царапинкой на плече.
Обычно никто не задумывается о таких пустяках. Ну подумаешь царапина, в самом деле, с кем не бывает. Одной больше, одной меньше. Это как с синяками. Кто вообще их считает?
Наверное, на это и расчет…
Ну – у тех, кто их оставляет. Они хорошо знают, на что люди обращают внимание, а на что нет.
А ещё они любят вспышки. Чем ярче – тем лучше.
Я хорошо помню свою Первую вспышку. Вероятно, у каждого была такая своя.
Щелчок, когда пробудилась искра сознания. Когда почувствовали cебя Собой.
Темным зимним утром я стоял возле деревянного автомобиля. По-моему зеленого, но весьма вероятно, что он мог быть любого доступного цвета. Вокруг бегали маленькие человечки, завернутые в мешковатые пуховички с ног до головы. Они выглядели смешно и нелепо. Посмотрел вниз. Увидел свои ноги. На них огромные валенки, несуразно-бежевые и пушистые, не расчёсанные. А кругом торчал заборик, который облепили затвердевшие сугробы-зубцы.
Увидев на себе точно такой же пуховичок, я быстро смекнул – я один из них – этих маленьких человечков. Тут должно быть сыграл стадный инстинкт – я побежал к ним и начал что-то вытворять. Бегать за ними и от них. Сам не знаю зачем. Весело мне не было. Скорее так было нужно.
Вскоре я познакомился с мальчиком с Большим шарфом. Больше ничего о нем я ни сказать, ни вспомнить не могу. Мы стояли на деревянной машинке цвета облупленного детства и махали руками. Наверное, подражали кому-нибудь. Затем пришла большая женщина и, собрав урожай детей и меня в придачу, увела нас в белый проем с холодным искусственным светом. На этом воспоминание обрывается. Совершенно внезапно.
Кто знает, возможно, в этом виноват тот самый искусственный свет?
Но в любом случае, это было начало – как выстрел. Стартовая точка перед длинной дистанцией и нулевой отсчет. Для меня не было раньше – не было до. Я появился здесь и сейчас из темноты. Яркое пятно, и вот я – пуховичок среди бегающих пуховичков. Можно даже сказать, что я родился в пуховике.
Но если быть откровенным (а откровенным я быть не люблю), то ещё до того, как я вылупился из темноты, случилось ещё кое-что. Цветастое нечто, возникшее из ниоткуда, а закончившееся валенками на ногах и деревянным автомобилем. Вспышка, похожая на сон. Неприятный сон из ниоткуда – прямиком сюда.
В нем я тоже был маленьким человечком. Ребенком. Но находился я не Там. Не на зимней площадке, а в просторной комнате. Было светло и тепло. Кожа на руках, как желток от солнца. Кругом бежевые стены с полками. Пол был мягкий. Ковёр. Ощущал приятную шероховатость, нагретую лупой окна. Я стоял возле больших горшков с растениями, высокими и большими: зелёными Великанами. Цвета огурцов, ну или спелого арбуза. И готов поспорить, в центре возвышалась та самая пальма из детства, которую все видели, и все знают. Она свесила зелёные крылья зонтиком надо мной.
Позади меня бегали маленькие человечки. Да-да, снова они. Повсюду меня преследовали. Проходу не давали. Но я был один. В смысле стоял поодаль в одиночестве. Почему? Ответить на этот вопрос я не могу. Зато помню расположение: дети были сзади, я по центру, пальма впереди возле окна. В руках я держал резиновый мяч. Красный. Да-да, тот самый. Маленький, приятно сжимающийся пальцами, немного шершавый.
Я смотрел сквозь пальму в окно. Проем светился, радуя теплом. На мячике, как капелька, бегал солнечный кружок. Не было ни звука, словно кто-то нажал на кнопку. Человечки весело носились, шевеля ртами, но слов не было слышно. Сейчас бы я назвал происходящее не иначе как причудливое немое кино.
Ощущение тепла и безопасности, как бесконечность. С мячиком. Детский восторг. Восторг от величия пальмы, красоты солнечного прямоугольника впереди, молчаливой жизни позади и вокруг.
Однако, дальше случилось нечто, что выплюнуло меня из солнечной летней комнатки на зимнюю детскую площадку.
В оконном проеме родилась вспышка. Яркая: она затмила солнце – беззвучная, распространялась и расширялась. На нее почти невозможно было смотреть, слишком резким было то отбеливающее свечение. Оно надувалось как-то: не быстро и не медленно.
Я стоял неподвижно – перед окном, смотрел на пальму. Белый свет заполнял комнатку. Полз по стенам, по полу, по ковру. Зелёная пальма выцвела. Человечки перестали бегать. Застыли. Жизнь сзади замерла в белом тумане.
Я понимал, что что-то происходит (что-то очень нехорошее), но не понимал что. И ещё бы. Что я мог понимать? В конце концов, я был маленьким человечком с мячиком в руках среди других маленьких человечков. Не больше и куда уж меньше.
Оконный проем растворился в свете. Горячем и бесшумном, как раскалённый утюг. В этот момент я впервые услышал. Первый звук. Это был крик или плач.
Я больше не видел зелёной пальмы в углу, не видел бежевых стен. Все обелилось, обесцветилось. Стало напоминать акварельный фон. Я посмотрел на свои руки и выронил мячик. Тот стукнулся о пол. С руками было что-то не так. Я помню молчаливый страх и непонимание. Так бывает, когда обжигаешься, но ещё не понимаешь, что обжёгся, и ещё не болит. Я развернул ладони и посмотрел на них. Маленькие пальцы вытянулись над ковром снизу. В белой вспышке я увидел, как рассыпаются и падают на ковер крохотные их ноготки.
Я не кричал или не успел закричать. Молча смотрел на дождик из ногтей.
Комнатка превратилась в белый квадрат. Последнее, что я помню, крик позади и опустевшие пальцы перед глазами. С розовыми окошками от ногтей.
Затем всё пропало. Я. Крики. Мячик. Абсолютно всё растворилось, унеслось. Потемнело.
Но вернемся к самому началу. Черная завеса развеялась, меня выплюнуло наружу. Так я и очутился в нашем мире. В костюме зимней капусты.
С шерстяным Шарфом!
Глава 2
Крышка
Кто же знал, куда приводят шарфики…
Никто и не думал, что все шарфики в конечном счете приведут нас сюда.
Когда такое случается, невольно задумаешься. За что?
Все же так хорошо начиналось, почему же мы оказались здесь. И просыпаемся с царапинками на плечах. А с годами все так плотно завязалось, что порой так хочется от всего этого отвязаться. Но шарфик – это судьба. Ее не развяжешь. И от нее не отвяжешься. Если родился шарфиком, только и остается, что передать шарфик по наследству. Как переходящий гороскоп. И не важно «водолей» ты или «лев», твой знак – это Шарфик.
В который ты вплетен. Из нитей судьбы он и связан.
И вот, завернувшись в шарфик, я выходил из дома еще в полной темноте. Потому что холодно, потому что Университет и потому что зима. Странное время года.
Мне всегда казалось, что солнце зимой опаздывает на работу. Иначе как объяснить этот утренний мрак? Натурально отлынивает. Это виделось мне предательски нечестным. Почему я не могу опоздать (без последствий) на первую пару в 8 утра, а солнце может. И приходит к обеду.
Чем я хуже? Я тоже хочу приходить к обеду, а, может, тогда и не приходить вовсе. Все равно там уже и домой ехать. А зимой ехать холодно. Лучше оставаться дома и считать на сколько минут опаздывает утро.
Например, это утро опаздывало на 40.
Но в выходные дни на опоздание солнца можно закрыть глаза. И шторы. И представить, что еще ночь, а значит, и спать как раз до обеда. А там уже и ленивое солнце как-нибудь на работу выйдет… Этому солнцу все сходит с рук. И почему нам распределили такую безалаберную звезду?
Всегда задавался этим вопросом. И представлял, как звездам торжественно вручают аттестаты: сначала, как водится, ярким отличникам, потом уверенным среднячкам и только в самую последнюю очередь вручили аттестатик и нашему солнцу. А все потому, что и на вручение аттестата оно умудрилось опоздать…
И вот, Главная Звезда распределяет звезды-выпускников по планетам. Отличников, конечно же, на хорошие планеты, среднячков – на среднего качества, ну а к Земле отправили… Солнце. Как знать, может, и Земля была отправлена к людям в наказание за плохие оценки и неуспеваемость. Иначе как объяснить, что ей досталась такая звезда? И мы в придачу.
Но в этом году опаздывало не только солнце. За окном холодный февраль, который даже не задумывался о марте. А стоило бы, всего-то неделя осталась…
Но нет. По утрам темно и холодно – даже февраль в этом году с тройками в зачетной книжке.
Наверное, поэтому март и опаздывал.
О нем просто все забыли.
***
И все-таки зима – странное время года. Обычно люди скрывают друг от друга свои шарфики, но зимой все тайное становится явным. Вот все и щеголяют, связанные в один узел, и даже не стесняются этого. А мой шарфик внезапно потерялся. Я думал, что дотяну до весны, но троешник февраль забыл о ней, и необходимость в шарфике дотянулась до меня раньше.
А еще… раньше я никогда не заказывал себе вещи. Всегда приходил к ним сам. Как к щенкам в их приют-магазин. Сперва гладил их глазами, а уже потом выбирал ту самую кофточку, которую и забирал домой. Но в тот день шел снегопад, и я решил никуда не идти. Так я открыл для себя Интернет-магазины и сделал свой Первый заказ.
Когда вместо шарфика они прислали мне календарь, я не придал этому значения. Ну, подумаешь, ошибка или, может, подменили на складе. С кем не бывает?
Но когда в следующий раз мне пришла крышка от сковородки, я уже задумался…
Наверное, сперва мне еще дали время и отправили календарь.
(Чтобы я мог за ним следить).
А теперь, видно, время у меня вышло, и мне уже крышка.
С черной ручкой.
В третий раз я решил не заказывать. А то мало ли, что еще придет… Так я и остался без шарфика. И меня можно понять. Зачем тебе шарфик, если тебе пришла крышка?
Тут надо сказать, что, когда в твоей жизни случается крышка, она накрывает собой всю твою жизнь. Наверное, крышка случилась со мной даже до шарфика. Но после она стала только тяжелее (ну, или заметнее).
А еще, когда у тебя крышка, то немного завидуешь тем, у кого все-таки шарфик. И искренне желаешь всем им крышки тоже.
Вот я и пожелал Всем Большой Крышки.
Глава 3
Антресоль
Я хорошо помню ту ночь, когда в моей жизни случилась Крышка. Она важно лежала на кухонном столе, а я смотрел на нее. Мы долго так просидели. В какой-то момент мне показалось, что она стала больше. Я задумался. Может ли расти крышка? Разве крышка – это еще не конец. Но она безусловно росла.
Особенно ее черная ручка.
Мне захотелось спрятаться, но потом я вспомнил, что мне вставать в 7 утра и прятаться негде. Чтобы не думать о крышке, я взял с самой верхней полки пыльный пакет с дешевыми жевательными конфетами.
Я думаю, у каждого в жизни встречались такие пакеты. О них забываешь, когда настроение есть, но вспоминаешь, когда крышка. Со вкусом смородины была очень даже ничего. А вот малиновая оказалась так себе. Впрочем, что еще ожидать от малиновой…
Я в лишний раз убедился: есть вещи, которые имеют вкус только когда остаются собой. Скажем, малина вкусная – когда малина. А конфета со вкусом малины не вкусная по той же причине. Потому что она не малина, а конфета. И между нами – между вкусом Малины и вкусом Конфеты с малиной – лучше бы ей оставаться ягодой.
Но выбора нет.
Съев все (даже малиновые) конфеты, я решил поискать еще. А вдруг еще где один тайник от плохого настроения обнаружится.
В поисках настроения я даже нашел какую-то неприкасаемую антресоль, которая, судя по скрипу, забыла, что значит открываться, предпочитая сохранить свое содержимое от внешнего мира, отгородившись от него. Она определенно никого не ждала. Но я искал настроения и открыл ее.
А там пусто. Так пусто бывает только со стеклянными банками. Антресоль напоминала заброшенный внутренний мир, которому пришла крышка даже за закрытыми дверьми. Никакого настроения. Только банки из-под огурцов. С пустотой внутри: законсервированной и спрессованной. Такой, от которой становится не по себе, словно сам на полпути в эту самую банку, из которой нет выхода. Причем настолько нет выхода, что даже пустота не может оттуда выбраться.
Пустоту согревал сумрак. Ну как согревал. Обволакивал. Заботливо каждую баночку, точно пыльный коллекционер поглаживает свою пыльную коллекцию. Почти призрачными тощими пальцами, но с горящими глазами.
Оказавшись между пустотой и крышкой на столе, я закрыл антресоль. Но пустота не закрылась. В этот момент я почувствовал, что устал. Не телом, нет, вовсе нет. Как-то по-другому, когда горчит не в горле, а где-то в пищеводе. Я посмотрел на Крышку и представил, как она накрывает весь земной шар. Медленно, не торопясь, чуть-чуть надавливая на черную Ручку. Мне даже почудилось, что, накрывая землю, Крышка освобождала пустоту сразу из Всех антресолей, выдавливая ее, как зубную пасту из тюбика.
Но настоящая крышка накрывала собой только фантики из-под малиновых конфет. А я по-прежнему оставался на кухне с антресолью и без единого пакетика с настроением. Я задумался. Наверное, и антресоль приключилась со мной гораздо раньше, чем я ее обнаружил. Вероятно, что и весь наш мир – одна антресоль для неудачников и тех, кто плохо учился: со звездой, что опаздывает на работу, со мной, что иногда опаздывает на учебу и Землей, которой достались такое Солнце и такие мы.
Я взял самый невзрачный фантик и, сжав его в кулаке до внутреннего состояния, отпустил на стол. А сам откинулся на стуле и наблюдал, как медленно, словно пасть плотоядного растения, он раскрывался обратно. Казался бесполезно живым.
«А, может, все куда проще, – подумал я. – Наш мир – фантик от конфеты, которую кто-то однажды попробовал, и не понравилось». Наверное, малиновая оказалась… Вот ее и выплюнули, оставив нас без нашей Мировой конфеты. И теперь кто-то пытается верить в нее, кто-то указывает на ее очевидное отсутствие, но факт остается фактом, Малиновая конфета отвратительна на вкус.
И, представив вкус Мира, я испытал отвращение. Подлинное и под кожей. В самом мясе сердца. Мне тоже захотелось чего-нибудь выплюнуть, но во рту, так же как в антресоли, было пусто. Разве что пломбированные зубы вместо стеклянных банок. И в одном отверстие – немного болит. А напротив, в окне, ссорилась какая-та пара. А я удивился. Вставать же в 7 утра! У меня нет энергии даже на то, чтобы подняться со стула, откуда же она у них – энергия на все эти овечьи прыжки и ритуальные взмахи руками.
«Наверное, это аккумуляторный эффект Семейной жизни, – рассудил я. – Она заряжает». Но меня некому заряжать, да и признаться, заряжаться я не спешил. Нащупал языком больное отверстие. Недавно с верхней «пятерки» пломба отвалилась. Случилось это совершенно случайно. Также случайно, как я открыл антресоль. Этому предшествовала еще одна случайность – я купил в магазине сушки. Те самые – с дырочкой по центру и, вернувшись домой, принялся уплетать. В какой-то момент я испытал странное чувство недостаточности. Как будто что-то, что еще совсем недавно было, вдруг перестало быть. Я не сразу понял, откуда оно происходит, и только когда начало болеть, я понял, что сушка победила.
В общем, пустот во мне становилось все больше. Но если подумать, то во мне просто открылась еще одна антресоль. И таких антресолей, маскирующих за собой пустоту, в моей ротовой полости было предостаточно. Что-что, а зубы у меня всегда были не очень.
И вот, наблюдая за соседями, я опять задумался. А потом пришел к выводу, что зубная пломба и антресоль действительно явления одного порядка.
Как антресоль скрывает спрятанную за ней пустоту полок, так и пломба скрывает спрятанную за ней полость. И теперь я опять пересмотрел свое мнение о нашем мире. Да, уже в третий раз за вечер. Наш мир – не одна большая антресоль, а совокупность многих маленьких, скрывающих, что на самом деле за ними ничего нет. В некоторых антресолях еще есть забытые мешочки с воспоминаниями, а в некоторых давно уже все съели и оставили только пустоту. Вот она и томится в теле без дела. И только и хочет, что вырваться на свободу.
Но зачем же мы заточили пустоту? Неужели, чтобы скрыть, что она есть? Но от того, что ее убрали с глаз, она не перестала быть, а главное, не перестала Действовать.
Во всяком случае, я так подумал, что все происходящее в нашем мире можно объяснить действием скрываемой Всеми Пустоты. И заговором Стоматологов. К одному из которых я как раз на днях собирался пойти, чтобы спрятать за пломбой очередную пустую полость.
От этих мыслей зуб только больше разболелся. Я погладил его языком, но тот оказался совсем не ласковым, а с очень нервным каналом. Поэтому я решил больше его не трогать. И просто и тупо смотрел на конфликт. Он развивался как форма жизни. Начинался примитивно, но со временем научился использовать орудия труда. Вот, например, сковорода появилась. Но потом эволюция в окне замедлилась, а затем вовсе остановилась. Видно, сковорода в руке была вершиной развития этого организма, после которой конфликт начал очень быстро деградировать до состояния ровного места, с которого он и начался.
Так что, потеряв к нему всякий интерес, я перестал наблюдать за соседским окном. Вместо этого решил закрыть шторы на собственном, но оказавшись у окна, я увидел тех, кто хорошо учился и не опаздывал на занятия.
Вот кому повезло с распределением!
░░░░░░░░░░░░░░░░░░░░░░░░░░░░░░░░░░░░░░░░░░░░░░░░░░░░░░░░░░░░░░░░░░☺░░░░░☺░░░░░░░░░░░░░░░░░░☺░░░░░░░☺░░░░░░░░░░
░░░░░░░░░☺░░░░░░░░░░░░░░░░░░░░░░░░☺░░░░░░░░░░░░░░░░░░░░
░☺░░░░░░░░░░░░░░░░░░░░░░☺░░░░░░░░░░░░░░░░░░░░░░░☺░░░░░░
░░░░░░░░☺░░░░░░░░░☺░░░░░░░░░░░░☺░░░░░░░░░░░░░░░░░░░░░░░
░░░░░░░░░░░░░░░░☺░░░░░░░░░░░░░░░░░░░░░☺░░░░░░░░░░░░░░░░
Ярким звездам-отличникам, не привязанным шарфиком к нашему миру. Далеким и свободным в свободной темноте.
Глядя на них, я не мог отделаться от чувства какой-то дистанцирующей неполноценности – когда чем дольше ты смотришь на объект, тем дальше от тебя он становится, и тем бессмысленней тебе кажется существование, в котором этого объекта никогда не будет. Давно я не испытывал такого. Даже не помню, когда в последний раз, зато я хорошо помню Первый. Тогда в 4 классе, я пришел с родителями в Новый магазин игрушек. Его пеструю рекламу крутили по всем каналам, особенно перед, после и между мультиками. Дождавшись повода, и ждать пришлось по-настоящему долго, я смог уговорить родителей отправиться туда. В место, где соединялись Миры. Там я впервые испытал чувство Расстояния. Не математического – нет, а действительного Расстояния. Такого, которое нельзя устранить. Нельзя настолько, что даже пытаться не стоит. А все потому, что это расстояние нельзя измерить. У него только два значения: близко или никогда. Так я смотрел на набор «Лего», который моя семья не могла себе позволить. Прямиком из рекламы, Он возвышался надо мной, как идол. И чем дольше я на него смотрел, тем дальше становилось Расстояние. Я даже почувствовал некое благоговение от его недоступности. Точно смотрел на запретный плод – вещь из другого мира и для других людей (вероятно, тоже из другого мира), которую я не должен был увидеть, но на которую я смог, хоть и краешком глаза, но все-таки посмотреть. Правда, идолом он был только для меня. Вот подошел другой мальчуган и, не проявив никакого уважения к объекту моего почитания, вырвал его с полки, как вырывали языческие изваяния убежденные в Правильной конфете шарфики.
Для того мальчугана Расстояние было совсем другое. Но я не расстроился, на клеточном уровне я понимал, что этот набор «Лего» никогда не предназначался для меня. Между нами всегда был тот второй сорт Расстояния. Поэтому я был рад даже тому, что просто посмотрел на Него.
Но в этот раз все было по-другому.
Наверное, это было уже Расстояние какого-то третьего сорта. Никакого благоговения, скорее неустранимое отвращение к пространству. Пространству полному расстояний и состоящему из них. Ведь очень вероятно, что кому-то там по другую сторону космоса в качестве Солнца досталось не наше желтоватое недоразумение, а одна из тех Серебристых звезд. Я попытался представить тот мир. Мир под такой отличницей-звездой. Наверное, там все антресоли наполнены до отвала, а в центре Мира не малиновая Пустота, а Большая Конфета, наполненная смыслом, которая есть и в которую не нужно верить, чтобы найти хоть-какой смысл в бессмысленности ее поиска. Конфета, между которой и обитателями нет никаких расстояний. Мир, в котором у каждого мальчика есть тот самый набор «Лего». Двумя словами, правильный мир.
Сопоставив все, я решил, что такому пустому месту как это все равно придет крышка. Рано или поздно. Но зачем ждать, откладывая неизбежное Освобождение пустоты?
Конец Света, и больше никаких поисков несуществующих конфет!
– Это мое Последнее Желание! – загадал я отличникам-звездам. – Если не для меня, то хотя бы просто так… ради интереса. Я же не просил первого. Исполните хотя бы Последнее…
И в тот момент я увидел хвост звезды, сорвавшийся с неба.
Быстрый и серебристый, как мимолетная стрела. Из звездного лука.
– Неужели услышали? – удивился я, а затем и обрадовался. – Надо же какое совпадение.
Естественно, я не поверил. Но на мгновение все же дал себе возможность поверить.
Испугался ли я тогда? В момент стрелы. Да нет. Совсем нет. Напротив, я даже разочаровался немного, когда стрела погасла, так и не достигнув моей цели. А я так хотел, чтобы крышка накрыла всех и каждого. Чтобы не осталось никого, кто носит эти злосчастные шарфики.
В некотором смысле я согласен с буддистами. Родиться в этом мире могли только те, кто плохо вел себя в том.
И, судя по всему, я вел себя очень плохо. Верно, в прошлой жизни был тем еще хулиганом. И мне это даже нравится. Хоть где-то я был хулиганом, а не вязаным шарфиком. Не знаю, чего я же мог такого наделать в прошлой жизни, чтобы оказаться здесь, но, вероятно, это того стоило.
Вдруг я испытал на себе пронзительный взгляд и увидел прямо под окном девочку. В большом Шарфе и Большой шапке. На вид лет пяти. Она стояла напротив меня с куском сугроба и, молча, держа его в одной руке, другой рукой крошила его. Я перевел взгляд, но, увидев, как механически сыплются белые крошки, перевел обратно. Она молча смотрела мне в глаза и крошила сугроб. Прямо под валенки. Я даже растерялся. Происходящее без видимой на то причины мне не понравилось, но что я мог с этим сделать. Крикнуть. – Эй, хватит крошить снег? Разве это хоть кого-нибудь остановит? Вон, зимой небо постоянно крошит снег, и тут сколько не говори, не договоришься. А если все-таки договоришься, то получишь в лицо не просто снег, а Мокрый снег, c ветром. В самом деле, лучше не договариваться, чтобы не договориться…
Когда девочка прикончила сугроб, она молча ушла. Так же молча, как и пришла. Я немного подумал, но не смог понять, что же это значило. Возможно, не значило ничего, но видели бы вы Ее глаза. Для нее это Точно что-то Значило.
Я запил воспоминание о девочке стаканом воды. А потом решил, что с меня хватит и плюхнулся в кровать. Но, закрыв глаза, я еще долго видел эти безразличные, совершаемые с одинаковым интервалом движения. То ли бессмысленные, то ли зловеще осмысленные. Как будто она выдирала одно за другим перья белой птице.
А ночью мне приснился сон. Яркий, один из тех, что запоминаются надолго.
Я в центре большого города. Кругом стеклянные небоскребы да цветные баннеры. Я был один, а может, и с кем-то. Но не кто-то привлек мое внимание. Мое внимание привлекло что-то. Я заметил, как где-то на горизонте: там, где превращаются в тень очертания высоких домов, начался звездопад. Множество маленьких огоньков с огромной скоростью неслось вниз. Непрерывным потоком. Я услышал людей. Видно, они тоже заметили этот светящийся град. Какого-то серебристо-голубого цвета. Мне даже показалось, что с неба падали алмазные цветы. Я был очарован, но почему-то встревожен. Слишком уж быстро неслись те далекие огни. И только потом я понял, откуда происходила эта тревога. Звездопад приближался. Огни неслись и падали, разрушая стеклянные стены. И вот последняя звезда прямо в меня.
Я проснулся.
Выглянул в окно, но крышка не случилась.
Единственная крышка лежала у меня на столе.
Глава 4
Экономика между февралем и мартом