Пепел

Слова отца уже были еле слышны. Он снова закашлялся, на этот раз сильнее. Когда приступ прошел, он лег на подушки, изможденный.

– Теперь иди к маме, – прошептал он. – Ей тяжелее, чем мне. Дай Бог… тебе выжить…

Роман тронул отца за плечо и вышел из комнаты, чувствуя, как слезы подступают к глазам.

Валентина Андреевна лежала в их спальне, глядя в окно на яблоню, которую они с мужем посадили тридцать лет назад. Молодое деревце, привезенное из питомника, превратилось в раскидистую яблоню, которая каждую весну покрывалась белыми цветами, а осенью дарила сочные плоды.

– Рома, – позвала она, увидев сына. – Как папа?

– Держится, – Роман попытался улыбнуться, но улыбка вышла кривой.

– Он всегда был сильным, – она вздохнула. – Надеюсь, он не будет мучиться в конце.

Роман не знал, что ответить. Он взял мать за руку и просто сидел рядом с ней, слушая её прерывистое дыхание.

– Знаешь, – сказала она после долгого молчания, – я всегда думала, что мы с папой состаримся вместе, будем нянчить внуков, сидеть на этой веранде летними вечерами… А теперь мы состарились за неделю, и нет ни внуков, ни будущего.

– Мама, не говори так, – Роман сжал её руку.

– Это правда, сынок, – она грустно улыбнулась. – И я принимаю её. Но я беспокоюсь о тебе. Ты останешься один.

– Я справлюсь, – заверил её Роман, хотя сам не был в этом уверен.

– Знаю, что справишься, – кивнула Валентина Андреевна. – Ты всегда был сильным. Даже в детстве, когда болел, никогда не плакал, не жаловался. Просто терпел и ждал, когда станет лучше.

Она закрыла глаза, и Роман подумал, что она заснула. Но через минуту она снова заговорила:

– В нижнем ящике комода, под бельем, есть шкатулка. Там наши документы, немного денег и драгоценности – мои серьги, обручальные кольца, часы отца. Возьми их, когда нас не станет. Может быть, они пригодятся тебе в новом мире.

– Каком новом мире, мама? – Роман почувствовал холодок по спине.

– Который настанет после, – она открыла глаза и посмотрела на него с неожиданной ясностью. – Этот мир умирает, Рома. Ты видишь это так же хорошо, как и я. Но после всегда наступает новый. И ты будешь частью его.

Она закрыла глаза, утомленная разговором, и вскоре её дыхание стало ровным – она заснула. Роман еще долго сидел рядом, держа её за руку, глядя на женщину, которая когда-то была молодой и красивой, а теперь превратилась в старуху за считанные дни.

Алексей Петрович умер первым. Утром он просто не смог встать с постели, дыхание стало прерывистым, а к вечеру остановилось совсем. Роман сидел рядом, держа отца за руку, чувствуя, как уходит тепло из его тела.

Когда все было кончено, он закрыл отцу глаза и накрыл его лицо простыней. Потом долго сидел в оцепенении, не зная, что делать дальше. В нормальном мире он бы позвонил в похоронное бюро, организовал похороны, поминки. Но мир давно перестал быть нормальным.

В новостях, которые еще выходили с перебоями, говорили, что крематории работают круглосуточно, но все равно не справляются с количеством тел. Кладбища переполнены, во многих городах организовывали массовые захоронения.

Роман решил похоронить отца в саду, под яблоней, которую тот так любил. Копать могилу было тяжело – земля еще не до конца оттаяла после зимы. Но физический труд помогал не думать, отвлекал от горя, которое грозило захлестнуть его с головой.

Когда могила была готова, он завернул тело отца в простыню и с трудом вынес его в сад. Осторожно опустил в яму, стараясь не смотреть на лицо, которое за несколько дней стало таким чужим, таким не похожим на отца, которого он знал всю жизнь.

– Прощай, папа, – прошептал он, бросая первую горсть земли на белый сверток. – Спасибо за все.

Закапывать могилу было еще тяжелее, чем копать её. Каждая лопата земли казалась предательством, финальным прощанием. Когда работа была закончена, Роман нашел в сарае крест, который отец когда-то сделал для могилы деда, и установил его над холмиком.

Валентина Андреевна пережила мужа на три дня. Роман не сказал ей о смерти отца – сказал, что его перевели в больницу, где ему могут помочь. Она, кажется, не поверила, но не стала спрашивать. Она почти не разговаривала все это время, только смотрела в окно на яблоню, не зная, что под ней теперь лежит её муж.

– Рома, – позвала она его в последний день. – Подойди.

Роман сел рядом с ней на кровать. Она выглядела уже совсем плохо – кожа серая, дыхание поверхностное, глаза запали.

– Я знаю, что папы уже нет, – сказала она тихо. – Я почувствовала это сразу. Мы были вместе сорок лет, такие вещи чувствуешь.

– Мама… – Роман не знал, что сказать.

– Все хорошо, милый, – она слабо улыбнулась. – Я рада, что он не мучился долго. И я скоро буду с ним.

Она протянула руку и коснулась его лица:

– Я знаю, что ты особенный, – её голос был едва слышен. – Ты всегда был не такой, как все. Сильнее. Ты выживешь. Обещай мне.

– Мама…

– Обещай, – настойчиво повторила она.

– Обещаю, – ответил он, сглатывая комок в горле.

Она улыбнулась и закрыла глаза.

– Я так устала, Ромашка. Так устала.

Через час её не стало. Она ушла тихо, во сне, и Роман был благодарен за это. Он поцеловал её в лоб, уже холодный, и накрыл лицо простыней, как делал это с отцом.

На следующий день он похоронил мать рядом с отцом, под той же яблоней. Могилу копать было легче – земля уже была разрыхлена, да и опыт был. Он работал методично, стараясь не думать о том, что делает. Когда все было закончено, он установил второй крест – самодельный, из двух досок, сколоченных наспех.

– Прощайте, – сказал он, стоя над двумя могилами. – Я люблю вас.

Слова казались пустыми, недостаточными, но других у него не было. Он постоял еще немного, глядя на кресты, потом вернулся в дом.

Впервые в жизни он был по-настоящему один. Родители умерли, друзья либо заболели, либо уехали из города, спасаясь от эпидемии. Телефон давно перестал работать, интернет тоже. Телевизор показывал только помехи – вещание прекратилось неделю назад.

Роман сел на диван в гостиной и впервые за все это время позволил себе заплакать. Он плакал долго, без стеснения, выплескивая всю боль и страх, которые копились внутри. Когда слезы иссякли, он почувствовал странное опустошение, словно внутри него образовалась пустота, которую нечем было заполнить.

Потом он начал действовать. Нашел шкатулку матери. Там были документы – паспорта, свидетельства о рождении, браке, права отца, трудовые книжки. Несколько пачек наличных – рублей и долларов. Ювелирные украшения – простые, без особой ценности, но дорогие как память.

Он сложил все обратно в шкатулку и спрятал её в своем рюкзаке. Хотя деньги, вероятно, скоро потеряют всякую ценность, а документы станут бесполезными в мире без государств, ему не хотелось расставаться с этими последними свидетельствами прежней жизни.

Роман решил остаться в родительском доме. Здесь было безопаснее, чем в его квартире в многоэтажке, где электричество и вода уже отключились. В доме был автономный генератор, который можно было запустить в случае необходимости, колодец во дворе, печное отопление и запас дров. Да и огород, который родители каждый год засаживали овощами, мог обеспечить его едой на какое-то время.

Выйдя во двор, он оглядел участок. Яблони, вишни, кусты смородины и крыжовника – все начинало цвести. Грядки, вскопанные отцом перед болезнью, ждали посадки. Жизнь продолжалась, несмотря ни на что.

«Стоит навестить Антона, – промелькнуло в голове Романа. – Возможно, удастся убедить его переселиться в мой дом. В конце концов, если нас будет двое, заботиться об огороде станет значительно проще».

Антон жил в новом жилом комплексе на окраине города – в современной многоэтажке со стеклянными балконами и подземным паркингом. Роман позвонил в дверь, но никто не ответил. Он уже собирался уходить, когда дверь соседней квартиры приоткрылась, и оттуда выглянула пожилая женщина.

– Вы к Антону? – спросила она, оглядывая Романа сквозь толстые линзы очков.

– Да, – кивнул он. – Вы не знаете, где он?

– В больнице, – женщина покачала головой. – Его увезли три дня назад. Скорая приезжала. Он был… очень плох.

– В какой больнице? – сердце Романа сжалось от дурного предчувствия.

– В инфекционной, наверное. Куда сейчас всех везут.

Инфекционная больница находилась на другом конце города. Роман добрался туда на велосипеде – общественный транспорт уже не ходил, а бензин для личного автомобиля был на вес золота.

У входа в больницу толпились люди – родственники пациентов, пытающиеся узнать о состоянии близких. Измученные медсестры периодически выходили и зачитывали списки – кто умер, кто находится в критическом состоянии, кого выписали.

Роман пробился к одной из медсестер – молодой девушке с темными кругами под глазами, в полной защитной экипировке.

– Извините, я ищу друга, – сказал он. – Антон Крылов, его привезли три дня назад.

Медсестра устало посмотрела на него.

– Подождите, я проверю, – она скрылась за дверями.

Через несколько минут она вернулась с планшетом в руках.

– Крылов Антон Николаевич? – уточнила она.

– Да, – Роман кивнул, чувствуя, как внутри все холодеет.

– Сожалею, но пациент скончался вчера вечером, – медсестра говорила профессионально отстраненно, но в её глазах читалось искреннее сочувствие. – Тело кремировано по санитарным правилам. Прах можно будет забрать через неделю в городском крематории.

Роман почувствовал, как земля уходит из-под ног. Антон – его лучший друг, с которым они знали друг друга с первого класса, с которым делились всеми секретами, мечтами, страхами – умер. В тридцать лет. И даже не было возможности попрощаться.

– А его девушка? Марина? – выдавил Роман. – Она была с ним?

– Я не могу разглашать информацию о других пациентах, – покачала головой медсестра. – Но если она родственница, то может обратиться в администрацию больницы.

Роман кивнул и отошел от входа. Он не знал, что делать, куда идти. Мир вокруг казался нереальным, словно плохой сон, от которого невозможно проснуться.

В тот день он дошел до квартиры Антона. Дверь была не заперта – странное упущение для всегда осторожного друга. Внутри царил беспорядок – разбросанная одежда, немытая посуда, открытые шкафы. На столе лежала коробочка с кольцом – тем самым, которое Антон собирался подарить Марине. Роман взял его и сжал в кулаке, чувствуя, как горячие слезы наконец прорываются сквозь оцепенение.

В тот день что-то внутри него надломилось. Он впервые по-настоящему осознал масштаб катастрофы. Это была не просто эпидемия – это был конец мира, каким они его знали.

Вернувшись домой, Роман сел за компьютер и начал искать информацию о вирусе. Интернет еще работал, хотя и с перебоями. На форумах выживших он нашел подтверждение своим худшим опасениям – вирус был необычным, не похожим ни на что, с чем человечество сталкивалось раньше. Он атаковал клетки на генетическом уровне, ускоряя процессы старения в десятки, иногда сотни раз. Люди буквально старели на глазах – морщины, седина, дегенерация мышц, ослабление костей, нарушение работы внутренних органов. Все это происходило за дни, иногда часы.

И, что самое странное, вирус поражал не всех. Некоторые люди оказались иммунны – они не показывали никаких симптомов, даже находясь в тесном контакте с зараженными. Ученые пытались понять, что объединяет этих людей – возраст, группа крови, генетика – но не находили однозначного ответа.

Роман пока не проявлял никаких признаков заболевания, хотя контактировал с больными. Значило ли это, что он иммунный? Или просто его время еще не пришло?

В ту ночь он не мог уснуть. Лежал, глядя в потолок, слушая тишину города – не было привычного шума машин, музыки из соседних домов, голосов прохожих под окнами. Только иногда вдалеке слышался вой сирены скорой помощи – все реже и реже, потому что даже экстренные службы постепенно переставали функционировать.

Глава 3. Иммунный

Утром Роман решил сходить к себе домой, забрать ноутбук, вещи. Проходя по Советской, он увидел, что магазин, где он обычно закупался, разграблен. Витрины разбиты, полки пусты. Возле входа сидел старик в форме охранника – еще недавно, вероятно, молодой мужчина.

– Что случилось? – спросил Роман.

– Люди, – охранник закашлялся, и на его ладони осталась кровь. – Люди случились. Услышали, что привезли последнюю партию продуктов, и разнесли все. Те, кто еще может ходить.

Охранник попытался встать, но ноги его не держали. Роман подал ему руку, помогая подняться.

– Спасибо, парень, – старик оперся о стену. – Я Сергей. Работал здесь охранником два года. Не думал, что придется защищать магазин от обезумевших людей.

– Роман, – представился он. – Давно это случилось?

– Сегодня утром. Ты бы видел, что тут творилось, – Сергей покачал головой. – Люди как с цепи сорвались. Тащили все подряд – даже то, что им не нужно. Я пытался остановить их, но куда там… Тут человек двести было, не меньше.

Роман дал ему бутылку воды из своего рюкзака.

– Спасибо, сынок, – старик сделал глоток. – Почему ты еще… нормальный?

– Не знаю, – честно ответил Роман. – Кажется, у меня иммунитет.

– Везет тебе, – старик закрыл глаза. – Хотя, может, и нет. Лучше уйти быстро, чем видеть все это.

Он махнул рукой, обводя пустую улицу с брошенными автомобилями и мусором, разносимым ветром.

– Ты можешь идти домой? – спросил Роман. – Тебе нужна помощь?

– Нет, я живу тут рядом, в соседнем доме, – Сергей покачал головой. – Просто сил нет идти. Посижу еще немного и доберусь. А ты иди, парень. Тебе нельзя задерживаться. Скоро стемнеет, а по ночам сейчас опасно – банды мародеров выходят.

– Уверен? – Роману не хотелось оставлять старика одного.

– Иди, – настойчиво повторил Сергей. – Мне все равно недолго осталось. А ты молодой, здоровый. Тебе жить надо.

Роман кивнул, пожал руку старика и пошел дальше. Подходя к своему дому, он заметил, что подъезд открыт настежь – домофон давно не работал из-за отключений электричества. В подъезде было темно и тихо. Роман поднялся на свой этаж, стараясь не шуметь. Дверь его квартиры была цела, замок не взломан. Он осторожно открыл её и вошел внутрь.

Квартира выглядела так же, как он её оставил, когда уезжал к родителям. Роман быстро собрал необходимые вещи – одежду, ноутбук (хотя электричества не было, но он надеялся, что сможет зарядить его от генератора родителей), книги, которые могли пригодиться (справочники по выживанию, медицинские энциклопедии, карты).

Когда рюкзак был полон, он огляделся в последний раз. Эта квартира была его первым самостоятельным жильем, первым шагом во взрослую жизнь. Он был так горд, когда въехал сюда всего полгода назад. И вот теперь вынужден её покинуть, может быть, навсегда.

На столе стояла фотография в рамке – он с родителями на фоне Псковского кремля, сделанная прошлым летом. Все трое улыбались, счастливые, не подозревающие о том, что их ждет. Роман взял фотографию, вынул из рамки и бережно положил во внутренний карман куртки. Это была единственная личная вещь, которую он решил взять с собой.

Спускаясь по лестнице, он услышал шум с нижнего этажа. Голоса, звук разбитого стекла. Роман замер, прислушиваясь. Судя по всему, в квартиру на первом этаже пытались проникнуть.

– Давай быстрее, – говорил мужской голос. – Не возись с замком, просто выбей дверь.

– Тише ты, – отвечал другой. – Услышат еще.

– Кто услышит? Здесь все либо свалили, либо сдохли.

Звук удара по двери, треск. Еще удар. Роман тихо двинулся вниз, стараясь не привлекать внимания. Но на предпоследнем пролете ступенька предательски скрипнула под его ногой.

– Эй, кто там? – крикнул один из мужчин.

Роман замер. Бежать наверх не имело смысла – тупик. Оставалось только идти вниз и надеяться, что они не агрессивны.

– Я здесь живу, – сказал он, спускаясь.

У подъезда стояли двое мужчин – один высокий и худой, другой приземистый, коренастый. Оба выглядели неопрятно, давно не бритые, в грязной одежде. Но что удивило Романа – они не были стариками. Они выглядели… почти нормально. Может, немного старше своего возраста, но не так, как большинство заболевших.

– А, сосед, – усмехнулся высокий. – Ты чего тут делаешь? Не свалил еще?

– Забирал вещи, – Роман кивнул на рюкзак. – А вы?

– Мы? – мужчины переглянулись. – Мы просто ищем, чем поживиться. Еда, лекарства, выпивка – все пригодится. Правда, Леха?

Коренастый – Леха – кивнул, не сводя глаз с Романа.

– Этот не болеет, – сказал он вдруг. – Смотри, Стас, молодой совсем.

Высокий – Стас – прищурился, разглядывая Романа:

– И правда. Иммунный, что ли?

– Видимо, да, – осторожно ответил Роман.

– Везучий ублюдок, – Стас сплюнул. – У нас вон уже морщины пошли и суставы болят. Медленно, но верно.

– Но вы выглядите лучше, чем большинство, – заметил Роман.

– Мы долгожители, – Леха ухмыльнулся. – Так нас теперь называют. Болеем, но медленно. Может, протянем еще месяц-другой, в отличие от тех бедолаг, что за неделю в труху превращаются.

– Слушай, иммунный, – Стас сделал шаг к Роману. – У тебя жратва есть? Поделишься?

Роман напрягся. В рюкзаке у него было немного консервов и сухарей, но отдавать их не хотелось. Эти двое не выглядели дружелюбными.

– Нет, – соврал он. – Я сам ищу еду.

– Врешь, – Стас сделал еще шаг. – У всех иммунных есть заначки. Вы же можете ходить где угодно, не боясь заразиться.

– У меня правда ничего нет, – сказал он твердо. – И мне пора идти.

– Никуда ты не пойдешь, – Леха достал из-за пояса нож. – Выворачивай карманы и рюкзак.

Ситуация накалялась. Роман лихорадочно соображал, что делать. Двое против одного, у них нож.

В этот момент с улицы раздался звук приближающегося автомобиля. Все трое замерли, прислушиваясь. Машины на улицах давно стали редкостью – бензин был на вес золота.

– Менты, – прошипел Стас. – Валим отсюда.

Они бросились к черному ходу, оставив Романа в одиночестве. Он выглянул из подъезда и увидел военный УАЗ, останавливающийся у дома. Из него вышли трое военных в защитных костюмах и масках.

Роман быстро двинулся в противоположном направлении. Он не знал, чего хотят военные, но интуиция подсказывала, что лучше с ними не встречаться. Слишком много слухов ходило о том, что иммунных забирают для исследований в секретные лаборатории.

Он незаметно покинул двор через проходной подъезд соседнего дома и быстрым шагом направился к дому родителей. По пути он старался избегать открытых пространств и держаться в тени домов.

Мир вокруг изменился до неузнаваемости. То, что еще месяц назад было цветущим городом, теперь превратилось в призрак. Пустые улицы, заколоченные окна, брошенные автомобили. И тишина – гнетущая, неестественная для города тишина, нарушаемая лишь случайными звуками: скрипом качелей на детской площадке, хлопаньем незакрытой двери, воем собаки где-то вдалеке.

Внезапно воздух разорвал треск автоматных выстрелов, донесшийся из-за ближайшего поворота. Оцепенев от пронизывающего ужаса, Роман инстинктивно прижался к холодной стене здания, а затем, не медля ни секунды, бросился назад к своему дому. Единственной мыслью, пульсирующей в его сознании, было желание оказаться за надёжными стенами своей квартиры, где он мог бы укрыться от нарастающей опасности.

Ночь для Романа превратилась в бесконечную вереницу тревожных часов. Сон не шел, нервы были натянуты до предела – малейший звук заставлял его вскидываться в напряженном ожидании. Лишь когда первые лучи рассвета начали пробиваться сквозь занавески, изможденное сознание наконец сдалось, позволив ему погрузиться в беспокойную дрему. Однако и этому хрупкому забытью не суждено было продлиться долго – резкий, требовательный стук в дверь вырвал его из объятий сна.

Осторожно подойдя к двери, он спросил:

– Кто там?

– Роман? Это я, Алена. Жена Виктора, – голос звучал сдавленно, как будто женщина плакала. – Пожалуйста, открой.

Роман открыл дверь и увидел Алену – бледную, измученную, с темными кругами под глазами. Она была одна.

– Прости, что без предупреждения, – сказала она, входя в квартиру. – Телефоны не работают, а я не знала, к кому еще пойти.

– Что случилось? – спросил Роман, пропуская её внутрь.

– Мои родители… – Алена сглотнула. – Они умерли. Вчера. Оба. Сначала отец, потом мать. Все так быстро…

Она разрыдалась, и Роман обнял её, чувствуя, как её худые плечи трясутся под его руками.

– Мне так жаль, – прошептал он. – Так жаль.

Когда она немного успокоилась, он провел её на кухню и налил чая. У него еще оставался газ в баллоне переносной плиты – роскошь в мире, где коммуникации отказывали одна за другой.

– Я не знала, что делать, – призналась Алена, обхватив чашку озябшими пальцами. – Соседи боятся подходить к нашей квартире. Скорая не приезжает, морг не работает… – она замолчала, сдерживая новую волну слез. – Я не могла оставаться там, с ними…

– Ты можешь остаться здесь, – предложил Роман. – У меня есть диван в гостиной.

– Спасибо, – Алена слабо улыбнулась. – Я не хотела навязываться, но…

– Все в порядке, – перебил он. – Сейчас не время оставаться одной.

В ту ночь, лежа на своей кровати и слушая тихие всхлипывания Алены из гостиной, Роман думал о том, как странно устроена жизнь. Месяц назад они с Аленой были едва знакомы – жена коллеги, с которой он перекинулся парой фраз на корпоративе. Теперь она была единственным близким человеком, оставшимся в его жизни.

Утром он проснулся от запаха готовящейся еды. На кухне Алена жарила яичницу из последних яиц.

– Прости, я взяла на себя смелость, – сказала она, заметив его. – Хотела отблагодарить за ночлег.

– Все в порядке, – Роман улыбнулся. – Пахнет замечательно.

Они завтракали молча, слушая тишину за окном. Потом Алена сказала:

– Я думаю уехать из города.

– Куда? – удивился Роман.

– У Вити был брат в деревне Троицкое Поддубье, недалеко отсюда. Они держат ферму, выращивают овощи. Там должно быть безопаснее, чем в городе.

– И ты знаешь, как туда добраться?

– Да, мы ездили к ним прошлым летом. Это около тридцати километров отсюда.

Алена отставила пустую чашку и посмотрела на Романа.

– Я умею водить машину, – сказала она с решимостью в голосе. – Виктор научил меня два года назад. Если бы только найти работающую машину с бензином…

Роман задумался. Перспектива уехать из города казалась заманчивой, но родительский дом с огородом и колодцем давал ему уверенность в завтрашнем дне.

– Я не поеду с тобой, – наконец, с трудом, пересиливая себя, произнес он. – У меня здесь родительский дом, запасы, огород. Я… я не могу всё это бросить. Но я помогу тебе выбраться из города.

– Правда? – в глазах Алены появилась надежда.

– Конечно. Нужно найти машину, желательно с ключами. В такое время на улицах должно быть много брошенного транспорта.

Они вышли на улицу через час, взяв с собой только самое необходимое. Роман прихватил небольшой туристический топорик – на всякий случай. Город выглядел вымершим – пустые улицы, брошенные автомобили, мусор, гонимый ветром.

– Смотри, – Роман указал на синий Фольксваген, припаркованный у аптеки. – Похоже, в нормальном состоянии.

Они подошли к машине. Боковое стекло было приоткрыто. Роман осторожно просунул руку и открыл дверь. К сожалению, ключей в автомобиле не оказалось.

– Нужно искать с ключами. В прошлой жизни я не занимался угоном машин, – неуклюже пошутил Роман.

– Я знаю, где можно найти такую, – уверенно произнесла Алена, – у поликлиники или больницы. Заболевшие люди вряд ли думают о том, что нужно забрать ключ и закрыть машину.

– Бегом на Кузнецкую, – воскликнул Роман, вспомнив о ближайшей инфекционной больнице.

Лишь только через два часа они наконец достигли больничного комплекса. Их путь был симфонией хаоса – то затихающей, то вновь разражающейся громкими аккордами. Зловещую тишину улиц периодически разрывали отрывистые звуки выстрелов, доносящиеся с разных сторон, словно рассыпанные семена страха, каждое из которых прорастало новой волной ужаса.

Среди бетонных колодцев многоэтажных дворов разносился пронзительный женский крик – высокий, отчаянный вопль, от которого стыла кровь и волосы вставали дыбом. Этот звук, полный первобытного ужаса, казалось, застревал в лабиринтах жилых кварталов, метался между глухими стенами, не находя выхода, как и сама кричащая.

Когда они преодолели последний квартал перед больницей, крик внезапно оборвался, оставив после себя гнетущую пустоту, которая показалась им едва ли не страшнее самого вопля. Что стало с той женщиной? Нашла ли она спасение или…

У больницы было много машин, и они без труда нашли автомобиль с ключом в замке зажигания.