Ступени над Бездной. Том 1

Ши Хао крикнул слугу, тот подошел и наклонился над ним, и Ши Хао быстро-быстро зашептал ему что-то.

– Садись, садись, – сказал он, когда слуга ушел. Хэ Ли прирос к месту и, наверно, так бы и остался, если бы на жетоне в его руках не засветилось новое слово: «Сядь».

Этот жетон определенно высказывал свои собственные желания или чьи-то посторонние, но точно не желания Хэ Ли. Однако юноша все же уселся. Под внимательными взглядами двух пар глаз он чувствовал себя как хомячок, над которым летает ястреб, а из кустов за ним следит лиса. Но ему не пришлось долго мучиться – тотчас же слуга внес новое блюдо и поставил его на стол. Пирамидка из пряников аккуратно лежала на тарелке, источая сладкий аромат выпечки, от которой текли слюни.

Ши Хао сказал:

– Это лунные пряники из Страны Байлянь, лучшие на всех четырех континентах. – Он элегантно взял один пряник и разрезал его пополам. С трепетом и теплом во взгляде он разделил две части и протянул одну Хэ Ли. Внутри пряника желтел соленый утиный желток. – Смотри, у этого внутри полная луна.

Хэ Ли взглянул на обычный разрезанный пряник, и что-то пошатнулось в его внутреннем мире, словно он переживал воспоминание и пытался понять, в какой момент жизни уже видел эту сцену. В его груди стало тепло, словно он вернулся в детство, где всегда светило солнце и все невинные чувства бурлили в первый раз, но одновременно это тепло поглощала свербящая ностальгия по давно ушедшему времени, которое никогда не вернуть. Он встряхнул головой.

И в тот момент, когда он поднял взгляд, он встретил лучезарную улыбку Ши Хао. Это была улыбка, которая осветила комнату сама по себе, словно солнце, пробившееся сквозь грозовые тучи. Хэ Ли не мог оторвать взгляда от этой улыбки, словно мотылек, зачарованный светом костра. Его горло болезненно стянуло.

– Я не люблю сладкое, – произнес он, вежливо отказываясь. Чувство ностальгии, возникшее в его сердце ниоткуда, напугало его до смерти, поэтому он ляпнул первую отговорку, пришедшую на ум: – Я боюсь, что не смогу оценить по достоинству это земное угощение.

Лицо Ши Хао буквально окаменело. Казалось, ударь по нему молотком – и оно рассыплется в пыль. Король вдруг подскочил и, возвышаясь как грозовая туча над столом, яростно прогремел, схватив кусок пряника, едва не ставшего горсткой муки в его ладонях:

– Я ненавижу, когда мне так бессовестно врут! И как только этот красивый рот на лице такого порядочного и честного юноши способен произносить подобную наглую ложь?

В одно мгновение прекрасный король из приветливого и воодушевленного превратился в безжалостного тирана, пораженного гневом. Хэ Ли чуть не опрокинулся на пол – свирепый ястреб навис над хомячком, раскинув огромные крылья и выставив когтистые лапы. Лиса, разинув рот, во все глаза следила за ситуацией со своего места.

– Я не желал оскорбить тебя! – поспешно произнес Хэ Ли, побоявшись, что этот пряник сейчас просто запихнут ему в глотку. – Это было непочтительно с моей стороны, и я приношу извинения. Я попробую твое угощение. Нет причины гневаться столь сильно.

Ши Хао сразу сменил гнев на милость. Ястреб спрятал когти и плюхнулся обратно на свою ветку во главе стола. В одно мгновение на лице Ши Хао вновь зажглась улыбка.

– Ах, прости мой ужасный характер, – произнес он ласково. – Он знатно испортился после моего отсутствия на земле. Я научусь контролировать себя до того, как пройду небесное испытание.

Этот пряник, кажется, был таким важным, что даже на Пути сердца всплыли символы: «Ешь».

«Лучше тебе съесть этот злосчастный пряник или тебя ударят так сильно, что ты пробьешь собой землю так глубоко, что выпадешь в Преисподней на крышу своего дома», – судорожно сказал Хэ Ли сам себе и быстро запихнул свою половину пряника в рот.

Две пары глаз уставились на него в таком тревожном ожидании, словно от его мнения насчет пряника зависела судьба трех миров, что наложило на его плечи непомерную ответственность, и бедный Хэ Ли чуть не задохнулся, пока не проглотил свой пряник. Его вкус был действительно незабываем, нежное песочное тесто таяло во рту, соленый желток бурно взаимодействовал со сладостью теста, вызывая невольные слезы радости в уголках глаз. Пряник был настоящей амброзией и, безусловно, заслужил репутацию лучшего на всех четырех континентах.

– Это действительно очень вкусное блюдо, – выдал Хэ Ли, постыдно вытирая уголки глаз платком.

Ши Хао сощурился, как сытый и довольный ястреб, сожравший жалкого хомяка.

– Я знал, что тебе придется по вкусу, Хэ Ли. Это знаменитые лунные пряники из Страны Байлянь.

В его словах не было ничего странного, но почему-то Хэ Ли показалось, что за простой вежливой фразой скрывался какой-то иной смысл, подтекст, который Хэ Ли не мог разгадать. Однако он не сумел поразмыслить над этим как следует. Ши Хао поднялся, поблагодарил гостей за визит и откланялся, сославшись на то, что ему надо готовиться к отъезду к Люшань. В комнате как по команде появился Гугу, и Ши Хао сказал перед уходом:

– Пожалуйста, Гугу, позаботься о моем дорогом госте, не заставляй его скучать, пока я занят делами. Посели его во Дворце Восьми Добродетелей да следи, чтобы ему было весьма удобно и приятно. Завтра же на рассвете мы отправляемся в путь в деревню Люшань.

С этими словами молодой король Ши исчез в длинном золотом коридоре дворца.

Часть 2

Расплавленное золото (IV)

Гугу просьбу повелителя исполнил с усердием и точностью. Во Дворце Восьми Добродетелей уже все было готово к беззаботной жизни, когда Хэ Ли переступил его порог. Окна дворца выходили на персиковый сад с прудом, в котором плавали золотые карпы, а внутри все было сделано поразительно скромно, словно это вовсе и не считалось дворцом, а скорее домом ученого мужа.

В просторных комнатах дворца было светло и пахло благовониями, стояло много стеллажей с различными свитками и манускриптами, декоративные панели были расписаны рукой умелого мастера и изображали известные поэтические сюжеты. Хэ Ли никогда не интересовался оформлением помещений, но если бы он решил обставить свой дом с нуля, то сделал бы что-то очень похожее на этот дворец, который полностью соответствовал его утонченным вкусам.

Гугу с благоговением ходил за ним по пятам и исполнял малейшую просьбу. К слову, ящер все еще сидел на его голове, и это начало интриговать Хэ Ли, когда он, устав разглядывать сборники с классической поэзией на полках, сел за стол пить чай. Пока другие слуги заваривали чай, а Гугу просто сидел рядом и глазел на Хэ Ли как на божество, Хэ Ли спросил:

– Почему ты не снимешь этого ящера с головы? Он такой здоровый, тебе же тяжело его носить.

Гугу живо ответил, замахав руками:

– Что вы, господин, это честь для меня – служить красному богу-дракону! Мне вовсе не тяжело. Бог-дракон очень привередлив и ни с кем, кроме его величества, не ладит. То, что он выбрал меня своим гнездом, – это огромная удача!

Ящер расслабленно сложил лапы на макушке юноши и глядел на Хэ Ли с прищуром, как глядела бы свекровь на свою новоиспеченную невестку, пытаясь обозначить все ее изъяны и строго осудить. Под его взглядом Хэ Ли никак не мог протолкнуть в себя чай, не расплескав его.

– Нравится ли господину убранство этого дворца? – осмелился спросить Гугу. Хэ Ли сдержанно кивнул. – Его величество очень гордится им. Это второй по значимости дворец в резиденции короля. По задумке архитектора, он предназначен для королевы, но наш король говорит, что время, когда в этом дворце будет жить его спутница, еще не пришло. Поэтому до сей поры он пустовал.

Хэ Ли поперхнулся чаем, когда услышал это.

– Это получается, что я узурпировал дворец королевы? Она, вероятно, рассердится на меня! – воскликнул он ошарашенно, чувствуя надвигающиеся проблемы и очень строгий взгляд окончательно разочарованного бога-дракона, чья морда обрела совсем-таки брезгливое выражение.

Гугу поспешил его успокоить:

– Нет, что вы, господин! Этот ничтожный слуга неправильно выразился, простите его неграмотность! Его величество еще не обзавелся супругой, и поэтому дворец королевы не занят. То, что он поселил вас здесь, – это очень щедро с его стороны. Это значит, что вы его самый дорогой гость.

Хэ Ли просидел во дворце как в камере пыток, слушая благоговейные речи слуги, который болтал о том и о сем до самого вечера. Сперва Гугу хвалил состояние его волос, неоднократно подчеркивая, что «они и впрямь такие блестящие, как говорил его величество», потом завел речь о сборниках стихов и легенд, которые стояли на полках и за которые его величество долго и усердно торговался с библиотеками разных стран, а под вечер, когда даже ящер уже задремал у него на голове, изложил историю государства Ши с момента его основания восемь лет назад.

– Его величество усмирил красного бога-дракона и сделал бессмертным хранителем нашей скромной деревни. Затем он приказал мне, человеку, который знал немного общего языка, обучить ему моих соплеменников. Это была тяжелая задача, но этот ничтожный слуга был готов расшибиться в лепешку ради нашего спасителя.

Хэ Ли внимательно слушал. Гугу рассказал, как Ши Хао установил первый список законов и общественных правил, которые превратили неотесанное племя в приличный народ.

– Большое внимание государь уделяет внешнему виду. Да, ему очень не понравилась наша привычка ходить лохматыми, поэтому он пригрозил всем, кто не расчесывает волосы утром и вечером и не собирает их в установленную законом прическу, что будет лично обрезать волосы под корень. Такое страшное наказание всех испугало, и вскоре нам понравилось ходить опрятными.

Чем дольше Хэ Ли слушал, тем больше Ши Хао раскрывался как тиран, держащий страну в ежовых рукавицах. Гугу рассказал, как Ши Хао обнаружил залежи шэнсиньского железа под разрушенным холмом и научил людей добывать его и ковать оружие высшего качества, что дало начало торговым путям между деревней и соседними государствами.

– Государь построил хорошие отношения с соседями благодаря своей находчивости и красноречию, – хвалился Гугу. – Наведавшись на Яшмовый утес, он познакомился с королевой лис, ее милостью Вэй Цисян, и спас ее народ от жуткой чумы, за что королева заключила с ним нерушимый союз. Благодаря ее помощи была построена наша столица и расширены торговые пути на все четыре континента. Мудрость государя не знает границ, побывав в разных странах, он собрал лучших ученых мужей и военных, чтобы руководить страной. Отныне Страна Ши входит в десятку самых развитых государств на четырех континентах!

Хэ Ли нахмурился:

– Все это он сделал за восемь лет?

– Наш государь – настоящий сын неба, всегда добивающийся своих целей! Утром он усердно закаляет тело и дух, чтобы достичь Ступени Дракона, днем совещается с мудрецами, вечером укрепляет отношения между государствами, а ночью строит великие планы.

– Когда же он спит?

– Государь не спит – он медитирует. На сон уходит третья часть жизни человека, государь говорит, что не может себе позволить тратить столько времени зря!

Теперь Ши Хао казался Хэ Ли не только тираном, но и маньяком-трудоголиком, что тоже не прибавляло ему симпатии. И с этим человеком он решил отправиться в деревню на краю мира, чтобы непременно столкнуться с таким опасным врагом, который заставил тревожиться даже Владыку Преисподней? Он задумчиво переваривал рассказ Гугу, глядя на плавающие в чашке чаинки, пока во дворце зажигали свечи и готовились ко сну.

– Господин, – вдруг снова произнес Гугу. Хэ Ли поднял голову. – Может ли этот ничтожный слуга просить вас поведать ему кое-что?

Хэ Ли напрягся.

– Что именно?

Гугу неловко поерзал, словно готовился вытянуть из Хэ Ли великую тайну, и почти прошептал ему:

– В чем секрет красоты ваших волос?

Вопрос был таким неожиданным, что у Хэ Ли сперло дыхание.

– Простите этого наглого слугу за любопытство… – сказал Гугу, опечалившись от выражения лица Хэ Ли, которое тот от удивления перестал контролировать. – Жена этого слуги очень тревожится из-за своей прически, ее подруги часто обсуждают ее непослушные волосы за ее спиной, и поэтому она не любит выходить из дома, чтобы ветер не растрепал прическу. Этот слуга однажды пошутил, что ее волосы похожи на ветки деревьев, что торчат во все стороны, и это так сильно ее обидело, что она неделю не вставала с постели. Господин, не могли бы вы помочь этому глупому маленькому человеку и посоветовать, как его жене обрести такие волосы, как у вас? Поверьте, у этого слуги нет намерений хвалиться перед другими своей женой, он просто хочет, чтобы она была счастлива.

«У этих бедных людей, которые когда-то беззаботно ходили лохматыми, теперь одержимость опрятностью из-за жесткой социальной политики Ши Хао…» – подумал Хэ Ли. Полный грусти и надежды взгляд слуги, направленный на него снизу вверх, напоминал ему о собаках, которые прибегали к нему домой, когда он садился за обеденный стол, и просили дать им кусочек мяса с таким жалобным видом и плачем, будто ничего не ели целый год, и жалостливый и наивный Хэ Ли отдавал им все, что собирался съесть сам.

Хэ Ли вздохнул и попросил бумагу, кисть и тушь. Придерживая рукав белого ханьфу, он аккуратно написал на бумаге советы по уходу за волосами, которыми пользовался несколько тысяч лет. Хэ Ли в плане опрятности сам был педантичным перфекционистом и ненавидел выглядеть несобранным. В обществе жителей Преисподней, чей правитель был воплощением элегантности с головы до пят, достойный внешний вид был делом неоспоримой важности, как негласное правило, о котором даже не нужно напоминать.

Закончив писать, Хэ Ли с улыбкой протянул листок слуге, и тот стал таким счастливым, что чуть не пробил лбом пол, кланяясь и плача от радости.

– Запомни, главный секрет – это равные доли мятного и чайного отвара, которым нужно ополаскивать чистые волосы, – сказал Хэ Ли, а слуга внимал каждому слову. – Также пусть не пренебрегает сандаловым маслом, которое следует втирать в кожу головы и наносить по всей длине волос как можно чаще. И больше не шути так про ее волосы, это было очень обидно для женщины, которая так обеспокоена своей внешностью.

Когда колокола пробили вторую стражу, слуги растворились в темных недрах дворца, оставив Хэ Ли одного. Почувствовав наконец свободу, он загорелся любопытством и вышел в сад поглядеть на золотых карпов, которых умудрился заметить только мельком и стеснялся, что о его странной любви к рыбкам узнают слуги Ши Хао. Он встал на залитом лунным светом мостике и стал разглядывать золотой блеск чешуи на водной глади. Рыбки плескались, следуя по своим рыбьим делам, собирались группами и болтали о своем, рыбьем, почти как люди. Хэ Ли потерялся в мыслях, которые несомненно бы привели его к формулировке смысла бытия, как вдруг над его головой раздался голос, как гром среди ясного неба в ночной тишине дворца:

Одиноко мне под звездами в ночи,Душа моя тоскует, к родным летит.Дом детства вдали, словно сон ушедший.В сердце моем ностальгия трепещет.

Хэ Ли обернулся, едва услышав первое слово, и увидел Ши Хао, восседавшего на перилах мостика с другой стороны. Неотрывно глядя в ночное небо, король закончил стихотворение и отпил из кувшина. Терпкий аромат вина и персиковых цветов заполнил воздух летней ночи.

– Как я тебя не заметил? – удивился Хэ Ли, и Ши Хао оскалился.

– Ты был так увлечен рыбами, что не заметил бы даже звезды, упади она тебе на голову.

Стыд охватил Хэ Ли – он так старался, чтобы его никто не дразнил и не судил за его детское увлечение, а Ши Хао не только обо всем узнал, да еще и подтрунил. Однако, похоже, это ничуть его не удивило, словно он развел этих рыб специально для того, чтобы Хэ Ли ими полюбовался.

– Могу я присоединиться к твоей ночной прогулке, друг? – спросил Ши Хао с расслабленной улыбкой.

– Кто я, чтобы запрещать тебе что-то делать в твоем же доме? – ответил Хэ Ли.

Неспешным шагом король Ши подошел к краю моста, где стоял Хэ Ли, оперся рукой о поручень балюстрады и направил взгляд на серебристую рябь вдалеке. Кувшин с вином побулькивал, когда он им непринужденно качал, разбавляя тишину звуками.

– Тогда могу я спросить тебя об одной вещи? – произнес Ши Хао. Его изящный профиль в голубом свете луны казался печальным и задумчивым, как стихотворение, которое он процитировал. Хэ Ли чувствовал, когда люди вокруг него грустили, и никогда не ошибался в своих ощущениях. Ностальгия во взгляде молодого короля словно по ветру передалась и Хэ Ли, хотя он так и не мог понять, по чему именно он тоскует, ведь у него и так ничего нет.

– Надеюсь, не о том, как я ухаживаю за волосами, – сказал он беспечно, чтобы рассеять печальную атмосферу.

Ши Хао удивленно посмотрел на него и рассмеялся.

– Ах, мой слуга, наверное, докучал тебе. Нет, не об этом, – взгляд Ши Хао смягчился, и Хэ Ли остался собой доволен. – Мне интересно вот что… К чему ты идешь? Этот жетон на твоем поясе указывает путь к желаемому, но знаешь ли ты, чего желаешь?

Хэ Ли помедлил с ответом. Молодой король излучал обаяние каждым движением и словом, во многом походя на чиновника Чжана. Однако между ними было существенное различие – в глазах чиновника Чжана нельзя было разглядеть истину и понять, говорит ли он всерьез или в шутку и сколько оставляет недосказанным. Глаза Ши Хао были прозрачнее воды и отражали его мысли без малейшего фильтра. Интуиция Хэ Ли читала в них написанное крупными буквами: «Ты можешь доверять мне, и я тебя не подведу. Ты можешь пойти за мной, и я приведу тебя».

Тщательно подбирая слова, Хэ Ли ответил:

– Кодекс бога смерти обязывает меня забрать твою душу. Но вместе с тем меня не покидало чувство, что твой товарищ Хай Минъюэ был связан с моей прошлой жизнью. Путь сердца, как я полагаю, приведет меня к его воспоминаниям.

Ши Хао вскинул брови и состроил наигранно удивленное выражение.

– Вы, безусловно, очень похожи, – сказал он, усмехаясь. – Хочешь, я расскажу тебе о нем?

Хэ Ли энергично кивнул. Две тысячи лет он провел в поисках записей о герое Поднебесной по имени Хай Минъюэ, но нашел лишь поверхностные заметки, сделанные ленивой рукой Владыки Судеб.

Ши Хао набрал полные легкие воздуха, и воодушевленный словесный поток повалил из него:

– Хай Минъюэ был моим названым братом, всего нас было трое, но затем стало только двое, а сейчас я и вовсе остался один. Из всех трех братьев Минъюэ был, бесспорно, самым красивым. Он обладал утонченной красотой ученого мужа, грацией и сдержанностью аристократа, острым умом и огромным сердцем. Я даже не мог понять, как можно быть таким сильным, порядочным, любознательным, послушным, понимающим, верным, красивым, усердным и самым-самым-самым-самым справедливым. У него было красивое лицо, бледное как первый снег, и на нем чаще всего можно было увидеть спокойно-умиротворенное выражение. Он был мастером фехтования, искусным магом и настоящим мудрецом, помогавшим мне не раз на поле битвы своими советами. Но самой большой гордостью Минъюэ, разумеется, без всяких сомнений, были его волосы. Черные как вороново крыло, они блестели, как шелк, аккуратно затянутые в узел на макушке и рассыпающиеся черной тучей по спине. Минъюэ предпочитал носить высокие прически в бою, подвязав волосы простой лентой, а в мирное время любил примерять изящные заколки, но только обязательно неброские. Он всегда ругал меня за мою любовь к ярким и величественным вещам, а я не мог понять, как можно одеваться столь скучно.

Хэ Ли, ожидавший историю о жизни и сражениях бессмертного, а получивший детальный портрет какого-то юноши, подумал, что его просто водят за нос.

– Ты что, собрался рассказать о каждой родинке на его теле?

– Ты явно переоцениваешь качество моей памяти, но я постараюсь припомнить, если это так важно для тебя. Так… кажется, была у него одна забавная родинка на левой пятке, которая очень раздражала нашего младшего брата.

Хэ Ли вскипел. Этот человек бессовестно издевался над ним и даже не скрывал этого!

– Я думал, ты расскажешь мне о его деяниях!

– Ну хорошо. Вот о его деяниях. В юности он любил просыпаться скорее поздно, чем рано, и когда мы все втроем жили вместе, он был тем, кто следил, чтобы все были сыты и умыты. Матери у нас не было, отец был такой-сякой, я был слишком занят более важными делами, а Чэн-эр слишком погружен в свой богатый внутренний мир. Таким образом за мать у нас был Минъюэ. Больше всего ему нравилось читать книги про великих героев, которые спасают мир от зла, а… ну и любовные романы, да… это было нашей общей страстью.

Он перевел дыхание, потому что его голос начал сипнуть, хлебнул вина и собрался продолжать детальную биографию своего друга, но Хэ Ли не выдержал и перебил:

– Ладно, не нужно утруждаться! Я сам узнаю все, что мне нужно.

Ши Хао удивился:

– Я еще только разогреваюсь. Дальше мой рассказ станет интереснее! Для человека, который не умеет читать, я вообще очень эрудирован.

Ши Хао точно издевался над ним – даже наивный Хэ Ли, которого по жизни легко обмануть, это понял. Рассердившись, Хэ Ли сказал:

– Вместо того чтобы пустословить, тебе следует отдохнуть перед дорогой. До Люшань путь неблизкий, и нам нельзя задерживаться, если хотим помочь бедному принцу-лису.

Ши Хао на это вздохнул облегченно и ответил:

– Ну хорошо, а то мой рассказ бы легко занял несколько дней. Я приду за тобой на рассвете. Спокойной ночи, господин Хэ.

Хэ Ли откланялся и собрался уходить, как вдруг ему в голову влетела страшная мысль:

– Ши Хао, а ты умеешь драться?

В их первую встречу Ши Хао заставил его тащить себя на спине и одновременно пользоваться боевыми искусствами, что стало для Хэ Ли непредвиденным испытанием. Теперь, когда вокруг деревни бесчинствовал Орден Хаоса, Хэ Ли чувствовал себя абсолютно беспомощным перед опасными адептами в черном, высасывающими души. Одной воздушной походкой и кинжалом ему от них не защититься!

Ши Хао смерил его слегка надменным взглядом.

– Ну разумеется, – произнес он, усмехаясь, как самоуверенная пантера. – Пусть я не обладаю такой мощью, как раньше, я потратил много сил и времени на развитие утраченных навыков. Когда я добуду свой меч, то достигну высшей ступени совершенствования.

Хэ Ли опешил.

– Ты прошел двенадцать ступеней за каких-то восемь лет? Простому человеку такое даже не снилось!

«И при этом не научился читать?» – закончил он про себя, побоявшись язвить вслух.

Ши Хао, облокотившись о поручни и глядя высоко в звездное небо Восточного континента, спокойно ответил:

– Кто сказал, что я простой человек?

Хэ Ли не знал, как оспорить эту фразу, поэтому посчитал разговор оконченным.

– Спокойной ночи в таком случае.

Он развернулся и ушел, покинув сад. Во дворце у огромного открытого настежь окна он посмотрел на улицу. Ши Хао все еще стоял в одиночестве на мосту и смотрел в небеса. Затем он повернулся к воде и произнес над черной гладью, в которой сверкала золотая чешуя:

– Спокойной ночи, Минъюэ.

После этого он ушел в противоположную дворцу сторону, оставив на мосту кувшин с вином, воспоминания и едва заметный след глубокой скорби.

* * *

Ши Хао обошел сад и неожиданно встретил Вэй Цисян, сидящую в беседке под луной. Она задумчиво разглядывала деревянную флейту, лежащую на ладонях. Фиолетовая кисточка украшала инструмент, и тонкие пальцы лисицы бездумно теребили ее ворсинки. Шорох одежд Ши Хао заставил ее дернуть ушами и поднять голову.

– Он действительно так красив, – сказала она, усмехнувшись. – Я думала, ты, как всегда, все преувеличиваешь, чтобы пустить пыль в глаза.

Ши Хао усмехнулся в ответ, затем приблизился, как пантера, и опустился рядом на подушку. Его взгляд случайно упал на флейту на ладонях Вэй Цисян, и озорной огонек в его глазах вдруг скорбно погас. Эта флейта когда-то принадлежала одному из его сторонников на Небесах, Вэй Нинцзину.

– Твой отец души в нем не чаял, – вздохнул Ши Хао. – Мне кажется, если бы не Минъюэ, он бы даже не стал слушать мои планы.

Вэй Цисян никак не отреагировала, но ее уши печально опустились.

– Хвала Небесам, он не стал в них участвовать. Где теперь все те, кто поддержал тебя?

Вэй Нинцзин был королем лис, когда Ши Хао вознесся на Небеса. Он занимал место при дворе Императора и возглавлял небесную Гильдию Артистов. Не было торжества, в котором бы не участвовал Вэй Нинцзин, и не было спектакля, к которому он не написал бы музыку. Король-лис жил такой насыщенной жизнью, что нередко дрых на дворцовых заседаниях, измотанный гуляньями.

Когда Ши Хао был небесным чиновником, он делал вино для всех застолий бессмертных. Вэй Нинцзин и его побратим Фэндао-цзюнь были большими любителями выпивки, музыки и красоты, поэтому Ши Хао приходилось работать день и ночь, чтобы удовлетворить их спрос на вино. Хай Минъюэ был назначен мастером развлечений во дворце Ланьлинского Князя, поэтому ему тоже приходилось часто видеться с этими двумя бессмертными. Только благодаря дружбе с Хай Минъюэ Вэй Нинцзин согласился участвовать в небесном перевороте, но в последний момент не явился для исполнения плана, тем самым избежав наказания за государственную измену.