Экскурсовод

За час ожесточенной болтовни, во время которой я напрочь забыл о своей апатии и подавленности, Шурик примерно описал свое видение задуманных приключений и получил мое нетвердое согласие предметней поразмыслить о его предложении. Под конец, воспаленный разговором, я решил поинтересоваться, какой ему с этого путешествия толк, откуда вдруг такая добродетель и жажда спасения утопающего в болоте собственных страданий.

– У меня виза открытая греческая через месяц. На две недели. И я ой как не хочу её про…

Греки входят в Евросоюз. И у них много античности всякой, и историей они богаты. И островов там много. Да и я там не был никогда. А еще они тоже весьма близкие к Балканам и у них должны быть огромные порции еды. Там же можно попробовать настоящий греческий салат!

Ушлость моего товарища была краеугольным камнем всего разговора, о котором я по своей невнимательности даже не подумал, увлеченный мыслью проявления благодетели и бескорыстной доброты по отношению ко мне. Как же! Встречу ли я в этом мире хоть одного человека, кто будет думать о чужой выгоде вперед своей!

Не виню Шурика, понимаю, почему он поступил именно так. Он увидел в этом возможность провести хорошо время и попытался устроить всё так, чтобы его виза, которую он получил в надежде поехать на какую-то важную рекламную выставку от своей работы, с которой его уже турнули за ошибочную растрату значительной суммы на продвижение товара, которого на складах не водилось, не пропала даром. А раз уж у меня тут подвернулись такие душевные страдания, которые неплохо было бы из меня выветрить, то почему не позвать меня. Все закономерно. Я бы точно не согласился, если бы он изначально сказал, что ему не хватает компании поехать отдохнуть. Естественно, он не мог упустить возможности вытащить куда-то меня, к тому же мы с ним не отдыхали никогда за границей вместе. Да, времена исторические, но мы, по словам Шурика, можем быть не менее историческими персонажами своего времени. К тому же, если не соваться туда, где все точно плохо, то, скорее всего, попадешь туда, где все хорошо, или как минимум – неплохо.

Шурик знал, на что давить.

На следующий день, оправдывая свое безделье в рабочее время сложным эмоциональным состоянием, в котором ни один мужчина не склонен работать, я решил оценить свои перспективы с визой. Маленькая балканская страна, так любезно приютившая в свое время русскоговорящих эмигрантов, шокировала привыкших к современным удобствам электронных сервисов экспатов страшной бумажной бюрократией. Причем это проявлялось на всех уровнях, каких только могла коснуться бумагомарательная проказа. Счета за свет и воду нужно было оплачивать по квитанциям, получить выписку из кадастра можно только в бумажном виде, а документы с электронной подписью никто не принимает, потому что не могут себе представить, что это и как это работает. Карательная бюрократия на уровне европейской страны, которая из-за своей лени и нерасторопности в решении этой проблемы еще не попала в Евросоюз, бесчинствовала и в посольствах различных европейских стран, которых на территории Черногории мне довелось найти аж четыре штуки. Ни в одно из них я не мог подать документы в электронном виде, и хуже всего – ни одно из них не могло гарантировать мне выдачу визы через месяц, к датам, которые были открыты у Шурика. Потребность в синхронизации на таком уровне взывала меня к некоторому авантюризму – я иронично для себя задался вопросом, а получится ли вообще как-то решить эту задачку. Список документов был тривиальным, а с учетом небольших расстояний недостающие выписки из банка (которые, увы, я тоже могу подать только в бумажном виде, с «мокрой» печатью банка) я мог получить достаточно быстро.

Разыгравшееся к вечеру безрассудство вынудило меня позвонить Сан Палычу и поставить его в известность, что его предложение принимается – я поеду с ним в отпуск, если успею получить европейскую визу.

– Я ждал твоего благоразумного решения, Андреище! – заключил Шурик.

Все осложнялось подачей документов в посольства как можно раньше. Чтобы это сделать, нужно было записаться на определенную дату через плохо работающие сайты посольств, что я сразу отмел – так каши не сваришь. Я делал ставку на звонки и письма. И если уж с местным языком (который чертовски похож на русский!) у меня не задалось, инвестированные родителями деньги в мой английский, свои плоды уже успели принести, чем я и воспользовался. Я настрочил на языке Шекспира письма во все четыре посольства ранним утром и отправился в банк добыть выписки со счетов. Черногорцы все ленивые, и наиболее активное время у них между второй и третьей чашкой кофе, которые они пьют где-то между девятью и десятью утра. В этом время, как правило, везде огромные очереди.

Любезная оператор банка, сидя за стойкой, по-современному, на хорошем английском, ловко выудила из меня необходимую информацию и через пять минут отдала мне пару листов с выписками, проштамповав их красивой круглой печатью. Честно признать, не могу до сих пор разгадать, что Маринке тут не нравилось в сервисе – при всей своей простоте в этой стране очень дельное обслуживание в большинстве мест. Черногорцы крайне доброжелательны и всегда стараются помочь, если видят в тебе ту же самую доброжелательность.

По возвращении домой получаю четыре ответа от четырех посольств. Все они одновременно радостные и нет – я прохожу по требуемым условиям получения визы, но записаться на подачу я могу исключительно через неработающие сайты. Только словенцы дали повод думать, что к ним можно записаться по почте. Иду на хитрость, пишу четыре одинаковых письма, в которых слезно объясняюсь в непредвиденных обстоятельствах скорейшего необходимого отъезда, которому мешают неработающие сайты. К обеду получаю ото всех ответы примерного одного содержания с просьбой попробовать позже, так как проблема для всех известная и периодически случается.

Такое положение дел начинает обескураживать. В чем-то Марина была права – тут все как будто двадцатилетней давности, относительно того же подмосковного Одинцова. Слишком все какое-то примитивное, не позволяющее спешить. Я бы даже сказал – противящееся спешке.

Но не сдаваться же прямо сейчас.

Лежащие под носом выписки из банка, так легко полученные утром, внушают немного надежды. Голова начинает думать чуть активнее и достаточно быстро находит нужную мысль. Через полчаса во всех доступных социальных сетях, где были сосредоточены такие же брошенные жизнью эмигранты, любой желающий (и в первую очередь – имеющий такую возможность) мог продать мне за некоторую сумму окошко в любом из посольств на подачу документов. Восхищенный собственной находчивостью, впервые за пару недель доделал какие-то неважные рабочие задачи и заказал нормальной еды.

Вечером со мной связалась некая Светлана, которая предложила уступить свое окно в хорватском посольстве через два дня. Заинтригованный складывающимся положением, судорожно вспоминаю, что у меня есть из документов и успею ли я достать всё недостающее за завтра. По большому счету, за один день нужно было собрать пачку макулатуры, известную всем любителям путешествий из самой большой страны земного шара. Начинаю прикидывать перспективы все успеть сразу же, как выкупил право у Светы на посещение посольства в назначенное ей время.

Апатия? Да некогда мне сидеть киснуть что-то.

Следующий день провожу в тонусе, терроризируя отдел кадров по вопросам страшно важных и бесконечно неотложных бумаг, которые им срочно нужно мне прислать. Начал заниматься этим с самого утра, так как нерасторопность девочек на том конце материка оставляет желать лучшего. Попытался прибегнуть к приемам Сан Палыча, но куда мне до его харизмы – меня хватило на несколько скуляще-жалобных писем с просьбами и мольбами выслать квиточек о том, что я числюсь в компании как сотрудник. Жалкое зрелище рисуется перед глазами, если перечитывать те сообщения. Однако к вечеру провидение сжалилось над моими чаяниями, и по удачному стечению обстоятельств я получил почти все, что мне требовалось.

Оставалось только поставить в известность руководство и каким-то образом сочинить доказательную бумагу о существовании самой компании, которую оперативно мне никто в компании не вышлет.

И если с первым проблем не возникало, то для решения второй задачи пришлось прибегнуть к эмигрантским хитростям, которые довелось узнать за время пребывания в очень маленькой балканской стране и, по сути, сводились к выдумыванию этой самой бумаги. Сам факт авантюры на этом этапе вселял в меня мотивацию и страх – де-юре я занимался негодничеством, де-факто я решал проблему имеющимися у меня ресурсами. Спасибо Шурику за столь неприглядную для порядочного человека идею. Но было интересно, прокатит или нет. Эта бюрократия в двадцать первом веке сильно уступает современным технологиям и сколь-нибудь толковой голове.

Печать оставшихся бумаг была отложена на утро, так как вечером в Черногории работать считается скверным занятием, а окошко на подачу документов все равно было в одиннадцать утра. Я везде успевал. Ну или должен был везде успеть.

Ранний подъем с минимальной надеждой на успех, пешее путешествие до копировального центра в девять утра, скверный жирный завтрак с чаем в одном из прибрежных заведений, и вот я уже в такси за кучу денег по московским меркам еду в столицу страны в хорватское посольство.

Единственное, к чему я, пожалуй, так и не смог привыкнуть в эмиграции, так это к манере вождения местных водителей. Скорость здесь все. После столичных пробок, увешанных камерами шоссе и городских дорог, горные серпантины Балкан кажутся гоночными трассами. Знаки на дорогах стоят номинально, возможно, даже выполняя какую-то особую декоративную роль. Как удалось выяснить у более опытных эмигрантов, манера вождения в Черногории напрямую зависела от нескольких ключевых факторов: скороходности машины, матерости водителя и количества родственников в семье этого самого водителя. Чем новее машина (или чем презентабельней её марка), тем больше матерости у водителя. Матерость в данном случае представляла собой совокупность решительности, агрессии и увлеченности процессом вождения. А вот с родственными связями все куда интереснее. Чем больше у тебя родни в этой крохотной стране, тем выше шанс, что остановивший тебя за трехкратное превышение скорости спрятавшийся в кустах полицейский окажется твоим троюродным деверем, братом сестры бывшего зятя или, на крайний случай, школьным другом жены племянника. А такое родство сразу же снимает почти все санкции с тебя, или, если уж совсем сильно нахулиганил – смягчает наказание.

После аккуратного вождения столичных и подмосковных таксистов езда по серпантинам от побережья в центр страны учит пристегиваться на заднем сиденье, не пить из бутылок в процессе езды и держаться за все, что можно, чтобы тебя не раскидало по салону. Однако и свои плюсы у такого аттракциона есть. Толковые извозчики, коих тут подавляющее большинство, способны сокращать расстояние и время между двумя пунктами, особенно за твердую валюту. В моем случае я оказался у посольства на двадцать минут раньше планируемого времени и потому чуть успел сориентироваться в происходящем.

Расположенное в стороне от оживленного центра здание напоминало небольшой коттедж, который, по сути, являлся обычным домом, переведенным в режимный объект. По крайней мере, я ожидал увидеть некоторый режимный в известном смысле объект. Ну знаете, с колючей проволокой под напряжением, трехметровым частоколом, камерами и вооруженными до носа солдатами по периметру. Ну или как минимум – пары-тройки бугаев втрое шире меня. Но нет. На входе я увидел лишь обыкновенного охранника, не вызывающего никаких ассоциаций с режимностью из-за своего непринужденного вида и умиротворенного балканского лица, а территория здания была огорожена не сложнее обычной подмосковной дачи.

Внутри мне предстояло преодолеть очередь из трех человек. Небольшое помещение напоминало какую-то больничную палату, в которой нельзя было громко говорить (о чем висели соответствующие объявления на стендах) и толпиться. Кажется, тогда я впервые увидел томное ожидание по-черногорски. Всех тянет поговорить, а нельзя. Страдания!

Консул принял меня с опозданием на двадцать минут. И двадцать минут бодался со мной, пытаясь убедить меня, что я не могу получить быстро визу, потому что мне надо донести еще одну бумагу с работы.

Странные нерегламентированные требования, которые способны возникать в этой балканской стране в любой момент времени, уже перестали меня удивлять, и я уперся рогом, что по всем спискам, которые в открытом доступе имеются, в том числе на сайте консульства, у меня документы собраны. Вот паспорт, берите, клейте визу, иначе не попаду на собственную свадьбу через месяц, и жена меня зашибет. Я отказывался уходить, то и дело включал дурака и показывал ему список за списком, по которым я собирал документы и ни в одном из которых не числилось, что нужен еще мой рабочий договор. Поначалу консул и смотрел на меня как на дурака, но балканская натура взяла над ним верх, и он втянулся в демагогию. Я начал насыпать сверху почти не выдуманных фактов о своей предстоящей свадьбе, куда я должен был попасть с этой визой, но быстро увлекся и стал нелепо путаться.

– Почему вообще пришли так не вовремя, если знали, что свадьба будет? Раньше такие вещи делать надо!

– Так ни в одно посольство не записаться!

Я думал, балканец шутит про «вовремя» и «раньше». Мы общались на английском, и я не смог разобрать точных тонов в его речи, но нашел его вопрос забавным. Ты принял меня на двадцать минут позже, о каком «вовремя» ты говоришь!

В конце концов, контакт между нами произошел. Я замучил его своим скулежом про свадьбу и про списки документов, он еще раз взял мои бумаги, перелистал их, и едва заметно вздохнув, попросил мой паспорт.

Забрал.

Сроков мне не обещали никаких конкретных, и зная, как все бывает у балканцев размеренно, я сказал Шурику, что шансы не поехать никуда у меня пока ровно такие же, как и поехать.

– Прекрасно, Андре! Прекрасно! – раздалось на том конце трубки. – Нас ждут приключения!

Ничего нас еще не ждало. У нас не было ничего, кроме моей цидульки о перспективе выдачи визы за несколько дней до предполагаемого вылета. Отчасти это было частью плана – какой бы был смысл заниматься покупками билетов и бронированиями жилья, если мне не удалось податься на саму визу. Но теперь-то мы справились с этой задачей! Значит, можно продумать маршрут.

– Да, Андрюх, все так. Только надо дешево и сердито.

– В каком плане? – я насторожился. Слишком много суеты ради незначительного выхлопа меня не интересовали.

– Я думаю, я приеду к тебе в Монтенегрию, мы там покутим, а потом смотаемся в Грецию.

– Не понял.

Что этот ушлый таракан задумал? Почему сразу-то не сказать, что можно было не суетиться с визой как ошпаренный?

– Ну, греческая виза имеет одну особенность. Я не могу посетить Евросоюз с греческой визой, не въехав изначально в саму Грецию. Понимаешь?

– Так пересадку там сделать можно…

– Не можно. Я должен там пробыть хотя бы сутки. Такие правила, Андреас, такие правила для нас с тобой в этом мире!

Воспаленный недоразумением мозг начал складывать картинку в голове в одно целое и, памятуя о потенциально бедственном положении моего товарища, я задал закономерный вопрос:

– А дальше?

– А дальше все, обратно на лесоповал! С родины Зевеса молниеносного обратно в родимый край, в гущу исторических событий!

Забыв о такте, месячной безэмоциональности и апатии, я скверно выругался на Шурика, доходчиво ему объяснив, насколько нехорошо он поступает, сообщая мне такое после того, как я принял на веру его увещевания о целебности задуманного путешествия и смены картинки перед глазами. Я не так хорош в манипуляциях и логике, как Шурик, но применил все свои возможные доводы в совершенно непечатных дефинициях, чтобы воззвать к его чувству вины и стыда. Попытка пристыдить Сан Палыча успехом не увенчалась. Он ловко парировал мне, будто я выдумал себе евроотпуск и теперь обвиняю его в том, что он не оправдывает мою выдумку.

– Андрон, ты не говорил, что представлял себе этот отпуск как покорение Европы! Мы об этом не говорили!

– Жужжи больше давай!

Я шел по Подгорице и энергично, поддерживаемый Сан Палычем на том конце, говорил в трубку о том, что из-за его замалчивания весь отпуск теперь выглядит, как ерунда какая-то, и никакого счастья он никому, и мне в частности, не принесет. Реальность складывалась таким образом, что Сан Палыч имел ограниченные средства на путешествия, и если бы не я, он просто слетал бы в Грецию и вернулся, однако его задумка заключалась в том, чтобы побывать в стране моей эмиграции, забрать меня и, компенсировав потраченные на дорогу до меня деньги совместной оплатой проживания в Греции, слетать на родину Зевса. Весь его маршрутный лист состоял из полутора стран, в то время как я, уже насмотревшийся на Черногорию, ожидал если не покорения Европы, то как минимум большего количества остановок.

В какой-то момент я поймал себя на мысли, что хочу увидеть как можно больше всего.

Разговор закончился ничем. Мы часто спорили в подобной манере с Сан Палычем по телефону о всякой метафизике и прочей ерунде, но в этот раз спор был предметный. Нам обоим нравилась суть идеи, но мы не нашли контакта в ее реализации. Я сел в такси и отправился по гоночным серпантинам обратно на побережье, погруженный в размышления о том, как скверно пока что все выглядит. У Шурика получилось влезть мне в голову, подвинув своим шалопутством мысли о болезненном расставании, но ожидаемой радости это не принесло. Я все еще не понимал, как будет выглядеть мой отпуск.

Руководство, как я и ожидал, без лишних вопросов одобрило мое двухнедельное отсутствие через месяц, однако в моей голове плотно поселилась мысль, что отпуск будет похож на какой-то больничный. Ну или вроде того. В те дни я почему-то начал думать, что отпуск не удастся вовсе, и никто никуда не сможет поехать, и я проведу две недели на побережье Адриатики, как это делаю каждый день, но без рабочих обязанностей. В моем состоянии такое безделье меня бы убило. Я перебрал все возможные варианты развития событий, в которых итогом было мое страдание: мне откажут в визе, Шурик не сможет ко мне приехать, мне дадут визу с большим опозданием, мы не сможем найти билетов и жилья на нужные даты и прочее, что теми или иными путями приводило к одному и тому же результату.

С момента последнего звонка мы, конечно же, списывались с Шуриком и почти в платоновских диалогах по-дружески перемывали друг другу кости. Моя позиция заключалась в тотальном несогласии с планом «скучного» отпуска, Шурик пытался убедить меня, что других планов просто не может существовать. Я аргументировал свою позицию своим удрученным состоянием, Шурик утверждал, что его появление и путешествие в Грецию залечат мои душевные раны. Я приводил доводы в пользу того, какими мы будем дураками, если не воспользуемся почти назревшим случаем повидать Европу, Шурик цеплялся за мое «почти».

– Я не узнаю тебя, Андре! Откуда такая слепая опрометчивость вдруг?

– Да потому что бесите!

Сан Палыч стоически переносил мою вспыльчивость, в которой я доказывал на каких-то нелепых примерах, почему вокруг меня одни бестолочи, и те бесят. Сейчас-то я понимаю, что это просто был выход пережитого стресса и нервов, но тогда я не стеснялся в выражениях и всячески изрыгал из себя скоромщину, рискуя вовсе отбить у Шурика какое-либо желание меня видеть и куда-то со мной ехать.

Неделю, с момента подачи документов на визу, я проходил как невыключенный на плите чайник – во мне кипело недовольство от скверно складывающегося отпуска и от упертости Шурика рассмотреть вариант более интересной поездки с посещением хотя бы нескольких стран. К выходным я подостыл и в очередной раз от скуки решил подойти к задаче прагматично. Я решил изучить вопрос предметно с точки зрения того, а чего этот отпуск может нам стоить.

– Что ты хочешь взамен, мой дражайший благодетель? Свою душу я и так уже продал твоей сестре несколько лет назад! – не скрывая издевки в голосе, ухмылялся в трубку Шурик.

– Займи немного у кого-нибудь и поедем!

– Андрон, ты ставишь меня в совершенно отвратительное положение!

Я всегда был плох в точных науках, но даже мои захудалые математические способности позволили мне сделать вывод, что если мы не будем обильно тратиться на ерунду, то с учетом наличия дешевых авиакомпаний в Европе и жилья на окраинах столиц мы вполне сможем посетить еще несколько стран помимо Греции. Говоря языком шахмат, я поставил Шурику «шах», когда сказал, что ему нужно будет обеспечить себя только билетами между странами. Проживание я, так и быть, ему прощу, так как одноместных квартир все равно нет, а путешествовать по хостелам я уже вырос. В конце концов, нам с ним начал идти четвертый десяток, и надо уже потихоньку обрастать солидностью.

На вторую неделю ожидания визы я обрисовал Шурику черновой план всего предприятия. Он прилетает ко мне к моменту получения моей визы, мы чуть больше суток гудим на Адриатическом побережье, потом с больной головой летим в Афины, отмечаемся там с его визой в районе Акрополя, через сутки садимся на самолет до Берлина, пару дней смотрим на рассадник европейской непристойности, затем дергаем в Париж, влюбляемся на несколько дней в каких-нибудь парижанок, а оттуда рвем в божественную Италию упиваться вином и красотой архитектурного рая, откуда уже потом отчаливаем кто куда. Везде перемещаемся исключительно общественным транспортом и на своих двоих, а между странами летаем почти на стоячих местах за бесценок.

– Да я посмотрел, Саня, там лоукостеры возят за пятнадцать евро между странами! Билеты вообще день в день можно брать!

Однако дьявол кроется в мелочах. На третью неделю ожидания, или, если точнее сказать, – за пару недель до начала шуриковской визы, мы столкнулись с проблемой стратегического масштаба. Великолепно-возбудительный план путешествия, который идеально выглядел в моей голове и пересказе Шурика, никоим образом не стыковался с реальностью, в которой мы с ним жили на самом деле. Исторические события на родине накладывали ощутимые ограничения на «легкий» выезд Сан Палыча, а состыковать легко и непринужденно все намеченные между собой страны оказалось непосильным трудом в условиях ограниченного бюджета поездки.

– Андрюха, я все понял, мы возвращаемся к плану бэ! – в момент коллективного отчаяния выдал Сан Палыч.

Несмотря на то, что план носил вторую букву алфавита в своем названии, по существу это был изначальный план путешествия. Шурик прилетает ко мне тремя или четырьмя самолетами, мы праздно шалопутничаем некоторое время в Черногории, а потом летим на несколько дней искать Зевса в афинский Акрополь. Иными словами, мы сдались обстоятельствам и условиям, не позволяющим нам спланировать хоть сколь-нибудь интересный отпуск, и выбрали вариант классической поездки за границу.

– Но-но, это для тебя классическая поездка за границу, Андрей. А мне предстоит несколько пересадок сделать, чтобы до тебя добраться!

Мы условились, что Шурик купит билеты до меня и обратно на последний визовый день из Афин, а когда именно мы полетим в эти самые Афины из Черногории, решим по состоянию нашего самочувствия. В целом такое развитие ситуации достаточно быстро примирило меня с мыслью, что не все перемены в жизни всегда кардинальны. Мы попытались, у нас не получилось, но мы нашли подходящий нам сценарий и приняли его. В конце концов, выехать куда-то со старым другом – это уже хорошо.

Хотя, может, я просто опять недостаточно постарался?

В ожидании, пока хорваты одобрят мне визу, а Шурик прилетит аж четырьмя самолетами в Черногорию ради экономии отпускного бюджета, я размышлял о том, как все же сложно жить в историческое время. Или просто – жить. Потому что жизнь неизбежно найдет способ выбить из тебя дурнину, наставить на истинный путь и тыкнуть тебя носом в то, от чего ты пытаешься сбежать. Жизнь придумает тебе самые извращенные испытания, чтобы ты, наконец, понял, как ты заблуждаешься и что-то там себе переосмыслил. Например, что эмиграция – это не просто. С другой стороны, никто и не обещал такого, но все же – попадая в другую социальную среду и структуру, ты неизбежно оказываешься где-то у ее основания, и чтобы получить какие-то примитивные, всем доступные по сути блага, тебе нужно напрячься куда сильнее, чем ты привык. Кто-то из экспатов говорит, что такое закаляет и делает сильнее, но, по правде говоря, это ломает до такого состояния, что напившись, ты дерешься с пластиковой бутылкой газированной воды. Потому что больше не можешь пить эту «другую» воду. Для тебя здесь все другое, да и ты для всех – другой. Ты просто пытаешься устроить свою жизнь где-то подальше от тех мест и событий, которые хотят свернуть тебя в бараний рог своими изощренными методами, далеко не сразу осознавая, что меняешь шило на мыло. До отъезда сюда я слышал, как мне говорили что-то вроде «да кому ты там нужен, тебя же там никто не ждет, ты там ни к чему». А я стоял тогда и думал – так меня и не должны где-то «там» ждать. Да и где меня в таких масштабах могут ждать? Эмиграция – это темный, непроглядный лес, в котором на опушку можно выбраться только при должном понимании, как вообще лес может быть устроен.