Пластиковые сердца

– Это звучит красиво, Нина, но не уверена, что ты сможешь. – голос Эмили изменился, в нём исчезла легкость. – Ты не из тех, кто просто смотрит, как всё идёт своим чередом. Это всё равно, что попросить реку остановиться.

– Река ведь не знает, куда она течёт. Она просто двигается.

– Да, но она никогда не сомневается в этом движении. А ты постоянно сомневаешься.

Нина уставилась на окно, где серые силуэты города растворялись в утреннем свете. Ее мысли скользили, словно вода в той самой реке, о которой они только что говорили. А что, если движение – это не просто выбор, а неизбежность, подумала она. Может, река не сомневается, потому что не знает, что у неё есть выбор. Она просто движется, потому что другого пути нет. Но у людей всё иначе. Люди сомневаются, потому что осознают каждое направление, каждую развилку. И с каждой развилкой человек как будто оставляет часть себя в том месте, которое он не выбрал.

7. СОТОВАЯ ЗЕМЛЯ

Сет сидел на полу гостиной Лоры, прислонившись к дивану так небрежно, словно жил здесь всю жизнь. Лора свернулась в кресле, поджав ноги и сжимая в руках чашку чая.

Они говорили уже два часа, но разговор казался вечным, без начала и конца, как лента Мёбиуса, где слова не заканчивались, а плавно перетекали в новые.

– Ты когда-нибудь думал, почему Вселенная постоянно расширяется? – спросила Лора задумчиво, но с легкой насмешкой.

– Может, у неё просто клаустрофобия? – Сет иронично улыбнулся. – Я думаю, она боится замкнутых пространств и пытается сбежать от самой себя.

Лора рассмеялась. Этот смех прозвучал как взрыв маленькой звезды, короткий и ослепительный. Сету казалось, что её смех похож на музыку, которую невозможно записать.

– А если серьёзно, – продолжил он, – мне нравится думать, что это всё часть чьего-то эксперимента. Представь огромную лабораторию, где время и пространство – это переменные. Кто-то смотрит на нас снаружи и записывает: «Сегодня они снова спорили о мюсли. Любопытно. Они тратят ресурсы на анализ абсолютно бессмысленных явлений. Возможно, это механизм адаптации. Или сбой в системе.»

– Отлично, значит, мы – научный проект. Что-то вроде аквариума, только больше драмы.

– Ты никогда не задумывалась, – начал Сет, глядя на свои руки, словно там был ответ на его вопрос, – что Земля может быть чем-то совсем другим? Не плоской, не круглой… чем-то более сложным?

– Например? – Лора уже заранее знала, что услышит что-то странное.

– Ячейки или соты. – он сделал паузу, чтобы дать её воображению развернуться. – Представь себе пчелиный улей. Но не обычный, а бесконечный. Всё вокруг – это ячейки. Мы живём в одной из них, а за её границами – другие. В каждой ячейке есть своя реальность.

Лора прикрыла глаза, старалась представить это. Её лицо слегка нахмурилось – с тем выражением, что появляется, когда в чужой странной теории вдруг улавливаешь нечто по-настоящему занимательное.

– Вот, например, в одной ячейке живут кентавры. Они умные, но слишком погружены в самоанализ, чтобы строить цивилизацию. Всё их общество крутится вокруг вопросов, как выглядит бег в другую сторону.

Она рассмеялась, поднимая чашку чая, который уже давно остыл.

– А в другой ячейке – единороги. Только они не такие, какими их представляют дети. Они циничные, как рекламные агенты, и постоянно спорят о том, какие рога самые модные в этом сезоне.

Сет продолжил.

– И, конечно, существуют ячейки с обезьяноподобными людьми. У них есть всё: города, автомобили, политика… но каждый год они меняют свою историю и придумывают, что было до этого момента. И никто не задаёт вопросов. А мы в своей ячейке просто строим теории про другие ячейки, потому что ничего другого не умеем.

Они замолчали на мгновение, глядя на стены квартиры, которые вдруг показались слишком плотными, словно сами стали границами их ячейки.

– А знаешь, – голос Лоры стал более задумчивым, – что, если наша ячейка – единственная, где люди настолько любопытны, что не могут просто жить? Что, если в других ячейках все счастливы?

Сет прищурился, глядя на неё.

– Тогда, может быть, счастье – это просто отсутствие вопросов. Может, наша ячейка – это эксперимент, где людям дали слишком много свободы, чтобы искать смысл жизни. Как в истории про Карлу.

– Карлу?

– Да, сейчас расскажу.

8. ИСТОРИЯ ПРО КАРЛУ

(внесюжетная история, о которой можно забыть)

Карла с юности верила, что жизнь – это что-то большее, чем работа, счета и редкие моменты радости. Она всегда ощущала, что внутри неё зияет пустота, которую не могли заполнить ни книги, ни фильмы, ни отношения. Однажды, находясь на пороге выгорания, она наткнулась на слова Будды: «Жизнь – это страдание, и единственный выход – это осознание». Эти слова стали для неё как откровение. Она оставила свою квартиру, работу и привычную жизнь и отправилась искать ответы.

Её путь начался в тихом монастыре в Непале. Там, в окружении высоких гор, монахи научили её практике медитации и внимательности. Они говорили, что смысл жизни – это избавиться от желаний, от пут материального мира. Карла часами сидела в позе лотоса, пытаясь оторваться от своих мыслей, но её разум упорно возвращался к вопросам: А что дальше? Что за пределами этого покоя?

Из Непала она отправилась в Индию, где провела несколько месяцев, путешествуя по древним храмам. В одном из них, старый монах указал ей на мандалу, которую только что нарисовали из песка.

– Все усилия приводят к этому. – сказал он, а затем, одним движением руки разрушил её.

Карла почувствовала, как её грудь сжала волна разочарования. Но монах улыбнулся:

– Ты увидела иллюзию. Значит, идёшь в правильном направлении.

Её путь завёл её в Японию, где она жила с отшельником на краю леса. Он учил её видеть красоту в мелочах – в шелесте листвы, в первых лучах солнца, в дуновении ветра.

– Смысл в настоящем. – говорил он.

Но Карле казалось, что её поиски – это что-то большее, что-то за пределами обыденного. Она снова собирала рюкзак и уходила.

Прошли годы. Её путь тянулся через пустыни, горы, ледяные вершины. Она встречала людей, которые делились своими истинами: одни говорили, что смысл в любви, другие – в служении, третьи – в полном отказе от желаний. Но Карла продолжала идти. Её последним местом стал забытый храм в горах Бутана, о котором она узнала от странствующего туриста.

Храм оказался разрушенным. Там не было ни монахов, ни надписей, ни энергии, которую она ожидала почувствовать. Только абсолютная тишина. Карла провела там три дня.

На четвёртый день пребывания в храме Карла сидела среди холодных камней, вглядываясь в пустоту. Внутри неё росло разочарование, смешанное с усталостью. Она прошла так много мест, видела так много пейзажей, слышала так много слов, но ответы расплывались, оставляя лишь горечь. Вдруг её взгляд остановился на странной тени, скользящей по полу храма. Но что могло отбрасывать тень в абсолютно пустом пространстве?

Она встала, следуя за этой загадочной фигурой. Тень скользила к противоположной стене, где совершенно ничего не было. Но по мере того как она приближалась, Карла заметила, что стена начинала медленно изменяться – её поверхность колебалась, словно вода. И затем она услышала звук, тихий и резкий, похожий на шёпот, на языке, которого она не знала, но словно могла понять.

Карла осторожно протянула руку к стене. Её пальцы прошли сквозь поверхность, как будто стена была не твёрдым камнем, а плотным светом. Она сделала шаг вперёд, и мир вокруг неё мгновенно изменился.

Карла ощутила, как её тело стало невесомым, все вокруг неё начало двигаться, обнимая её мягкими потоками света. Она находилась в галактическом пространстве, где звёзды, как сотни крошечных лампочек, горели и гасли в своём загадочном ритме.

Перед Карлой медленно появилась фигура.

Она была величественной, но не внушающей страх. Это была женщина, её облик был одновременно древним и вечным. Её лицо напоминало образ Марии Магдалины со старинных картин, которые Карла видела в музеях. На её голове покоилась прозрачная вуаль с вышитыми золотыми звёздами, которые казались настоящими, мерцая синхронно с пульсом Вселенной. Её глаза, как две ясные ночи, смотрели прямо в душу Карлы.

– Ты пришла… – мягко сказала она, её голос был похож на шелест звёздного ветра. – Ты долго искала.

Карла не могла отвести взгляд. Она чувствовала, что её сердце забилось сильнее.

– Я искала смысл жизни. – голос Карлы звучал тихо, но внутри неё всё кричало.

Мать Мироздания улыбнулась.

– Ты думала, что смысл – это тайна, которую нужно раскрыть. Но смысл всегда был с тобой.

– Что это значит? – Карла едва успела произнести эти слова.

Мать Мироздания сделала шаг вперёд, и её вуаль засияла ярче. Она указала рукой на золотые линии, соединяющие звёзды.

– Смысл жизни – это не найти ответы. Это понять, что ты уже являешься частью чего-то большего. Ты не отдельна от этой сети. Ты – её узел. Каждый твой выбор, каждая мысль, каждое действие добавляет новое звено к этой связи.

Карла стояла в молчании, её разум пытался вместить то, что она только что услышала. Это был не ответ, который она ожидала услышать, но он казался единственно правильным.

– Но что теперь? – спросила она.

Мать Мироздания наклонилась ближе, и её голос стал едва слышным.

– Теперь ты решаешь, кем ты хочешь быть. Узлом в сети, частью бесконечного… или отдельной искрой, которая исчезнет.

В этот момент золотые линии вокруг неё начали двигаться, превращаясь в миллионы потоков света. Карла почувствовала, как её тело начинает растворяться, как её сознание становится частью этой Вселенной. Она больше не была человеком, но она чувствовала каждую звезду, каждую планету, каждый вдох и выдох других живых существ.

Она выбрала быть связью. Быть частью. Быть всем. Она наконец-то нашла ответ.

9. ИССЛЕДОВАТЕЛИ ПРЕДЕЛА

Берлин, 1938—1945 г.г.

Они начали понимать это ещё до войны. Не сразу, не открыто – сначала как ощущение, почти слух, который никто не проверял, но который невозможно было игнорировать.

Где-то в 1938 году Гиммлер собрал первый круг. Не стратегов, не учёных. Людей, которых называли «исследователями предела» – тех, кто умел видеть за границей карт. Они говорили мало, смотрели пристально, а в голосе у них звучало терпение, какое бывает у тех, кто уже принял неизбежное. Они верили, что Земля – не шар, а структура. Разветвлённая. Разделённая. Как улей. Сота – так они это называли.

Мир, в котором жили остальные, был просто одним отсеком – плоским по духу, поверхностным по логике. Но были и другие. Там, за ледяной стеной, за эхом ветров, за холодом, который был не просто концом известного пространства, а чем-то более сложным.

Они искали вход.

Экспедиции направлялись в Антарктиду под официальными предлогами: метеорологические наблюдения, изучение морской географии, тектонические процессы. На самом деле цель была иная. Они искали портал. Так говорилось в дневнике Шаубергера:

Лёд – это не барьер, а дверь. Его глубины – не просто масса, а коридор, тонкий, как лезвие. За ним – не продолжение, а мир, в котором всё повернуто на несколько градусов в сторону невозможного.

В феврале 1942 года среди вечной бури одна из экспедиций исчезла. Сигнал прервался просто и окончательно, без ошибок. Через шесть дней в Берлин прибыл металлический ящик, лишенный каких-либо опознавательных знаков. Внутри была карта, покрытая рунами и шестигранным узором. Рядом с ней лежала фотография: силуэты людей, стоящих на фоне гигантской ледяной арки. В небе над ними сияла луна. Но не наша. Луна без кратеров, гладкая, чужая.

И тогда они поняли: вход найден.

Последние месяцы войны они не скрывались. Они собирались.

В железнодорожные вагоны грузили генераторы, ящики с жидкостями, символы, письмена на языках, которые не числились ни в одном справочнике. Дети с непроницаемо спокойными лицами смотрели в окна. Кто-то думал, что они бегут. Но они не бежали. Они переезжали.

Весной 1945 года несколько подводных лодок покинули норвежский порт. Официальные отчеты фиксировали исчезновение. В реальности они достигли цели.

Подо льдом они нырнули в безымянную трещину, где компасы замолкали, а приборы начинали показывать вчерашний день. После этого их здесь больше не было.

Но Гитлер не хотел в другую соту. Он хотел владеть этой, полностью, без исключений.

Ведь власть – это не только жизнь. Власть должна быть продолжительной, непрерывной. Если его время здесь ограничено, он найдёт способ продлить его – не в книгах, не в легендах, а в самом себе.

Осознанная реинкарнация была процессом, которому он доверял так же, как механике войны. В его окружении ходили слухи о записях, схемах, исследованиях, посвящённых не смерти, а переходу.

В некоторых документах встречались термины: «перенос сознания», «перезапись плоти», «цикличная идентичность».

В архивах обнаруживали странные диаграммы – силуэт человека, окружённый линиями, подобными электросхеме. И подпись:

Цикл не завершается, а начинается снова.

10. ТЕОРИЯ ЧАСОВЩИКА

Вашингтон, 2018 г.

Сет просто написал: «Нашёл место, которое тебя удивит. Приеду за тобой через пятнадцать минут».

Бар назывался «Узлы времени». На фасаде крупными буквами красовался слоган: «Здесь не тикают часы – здесь замирает реальность». Лора, мельком прочитав его, едва заметно закатила глаза, но всё же шагнула внутрь. Сет шёл следом, с лёгкой улыбкой. Его уже успела очаровать сама идея этого места, даже если оно окажется наполненным людьми, которые говорят о квантовой физике только потому, что недавно увидели её упоминание в сериале.

Внутри всё выглядело так, словно дизайнер решил воплотить детские мечты о машине времени: часы на стенах, которые явно не показывали реальное время, старинные карты, намекающие на путешествия в неизвестность, и мягкий свет, который заставлял каждого посетителя казаться немного потерянным.

Сет выбрал столик у окна, хотя за ним не было никакого вида, кроме собственного отражения в темноте.

– Ну, что думаешь? – спросил он, взмахнув рукой в сторону интерьера.

– Думаю, что это место слишком старается быть атмосферным. – ответила Лора, усаживаясь напротив. – Но знаешь, я люблю странности. Это делает жизнь чуть менее скучной.

Сет заказал виски, Лора выбрала джин с лимоном, и они молчали до тех пор, пока официант не принес их напитки. Этот бар, думала Лора, олицетворял разговор с Сетом: каждый объект, каждый глоток был частью неразгаданной тайны, которую можно просто наблюдать, но не обязательно понимать.

– Ты когда-нибудь слышала о теории часовщика? – спросил Сет, задумчиво крутя стакан в руках.

Лора нахмурилась, пытаясь вспомнить.

– Часовщика? Это что-то вроде философской идеи?

– Философская, конечно. – усмехнулся он. – Уильям Пейли говорил, что мир – как часы. Если ты находишь их на пляже, ты ведь понимаешь, что они не могли появиться сами по себе. Их кто-то создал, поработал над каждой шестерёнкой, каждым механизмом. И если мир – это часы, то должен быть и часовщик.

– Ты хочешь сказать, что кто-то сидит где-то там и следит за нашими шестерёнками? – Лора отпила свой джин, её взгляд стал чуть более сосредоточенным.

– Может быть, он уже ушёл. Оставил часы тикать, а мы теперь ломаем голову, почему они вообще идут.

Лора задумалась, её пальцы лениво скользили по краю стакана.

– А что, если всё это – не часы? Что, если это симуляция?

Сет посмотрел на неё, его взгляд был смесью лёгкой усмешки и неподдельного интереса.

– Симуляция? В каком смысле?

Лора поставила стакан и слегка наклонилась вперёд.

– Когда-то давно я видела женщину. Она стояла в центре площади и говорила сама с собой. Люди проходили мимо, будто её не существовало. А она просто повторяла одно слово: «Сбой». Я не выдержала и подошла к ней. Спросила, что она имеет в виду. Знаешь, что она сказала?

– Что?

– Она сказала: «Система ломается. А ты не заметила?». И ушла.

Лора пожала плечами, её глаза были сосредоточены на его реакции.

– Ты думаешь, она говорила правду? – Сет остановил вращение стакана, его взгляд стал серьёзным.

– Думаю, да. Всё это – симуляция. Все эти дежавю, случайные фразы, люди, которых ты видишь впервые, но кажется, что ты их знаешь – это сбои кода, баги. А мы просто марионетки в чьей-то программе.

– Или, может быть, мы и есть баги. – Сет улыбнулся, но в его голосе появилась странная уверенность. – Может, мы – шум в системе, который заставляет её ломаться.

В баре звучала музыка, тихая, как шёпот. За окном темнота не показывала ничего, кроме их отражений. Они сидели там, окружённые часами, которые так и не начали тикать, и создавали свои собственные баги в мире, который, возможно, никогда не был настоящим.

– Я расскажу тебе историю про Эмму. – сказала Лора, сделав небольшой глоток джина.

11. ИСТОРИЯ ПРО ЭММУ

(внесюжетная история, о которой можно забыть)

Эмма сидела в маленькой закусочной на шоссе, глядя на стакан с ледяным кофе, который начал таять. Вокруг неё почти не было людей – только официантка с розовыми волосами, играющая на телефоне у кассы, и мужчина в дальнем углу, читающий газету. Снаружи неоновые огни вывески «Лучший бургер на шоссе» мерцали, как умирающая звезда.

Эмма только что получила работу в маленьком офисе компании, которая продавала какой-то программный продукт. Её работа была настолько обыденной, что она уже начала думать, что все дни – это вариация одного и того же понедельника. Она приехала в эту закусочную просто так, как будто хотела убедиться, что жизнь есть где-то за пределами экрана её компьютера.

– Будете что-то ещё? – спросила официантка, не отрываясь от телефона.

– Нет, спасибо. – ответила Эмма, улыбнувшись, как если бы её существование зависело от этой улыбки.

Она достала из сумки старую книгу – сборник эссе, которые она читала, когда была студенткой. Одна из строк была выделена маркером:

Каждый человек – это непрочитанный черновик, потерянный среди миллиардов других

Эмма закрыла книгу и посмотрела на часы на стене. Время казалось каким-то неправильным, словно оно не двигалось, а просто наблюдало за ней.

Мужчина, сидевший в углу, положил газету и ушёл, оставив на столе немного сдачи и книгу. Эмма взяла её. Это была коллекция рассказов, которые она читала в колледже. Внутри книги лежала закладка, на которой было написано: «Ищи меня за пределами обыденности».

Она вышла из закусочной, и её мир вдруг стал другим. Шоссе исчезло вместе с вывеской и кафе. Она стояла посреди пустыни, где горизонт был бесконечным. Ветер поднимал песок, а где-то вдали она видела неясную расплывающуюся в пространстве фигуру.

Эмма шла по пустыне, ощущая странную лёгкость. Её тело теряло вес, а её мысли становились всё яснее. Силуэт впереди застыл, как монумент, но с каждым шагом Карлы его очертания всё больше теряли человеческие черты, распадаясь на нечто неопределённое.

В конце концов, когда она остановилась в нескольких метрах, она увидела, что перед ней стоял старый торговый автомат.

На его стеклянной поверхности виднелись следы песка и царапины. Внутри были расставлены разноцветные газированные напитки с яркими этикетками, которые казались почти сюрреалистичными на фоне бесконечной пустыни. На верхней панели автомат мерцала зелёная строка с текстом: «Нажми для начала».

Эмма улыбнулась. Всё это было нелепо, но не менее реальным, чем её жизнь в офисе. Она протянула руку и нажала на кнопку.

Автомат загудел, и в небольшом отсеке появилась баночка лимонада. Но когда Эмма взяла её, она почувствовала что-то странное. Баночка была холодной, но тяжёлой, как будто в ней содержалось нечто большее, чем просто напиток.

Эмма вскрыла баночку, ожидая увидеть лимонад, но внутри обнаружилась свернутая записка, края которой разъела лимонная кислота. На бумаге было написано: «Любой выбор – это открытая дверь. Иди навстречу пустоте».

Эмма стояла с баночкой лимонада в руках, чувствуя, как она становится всё тяжелее – её содержимое приобретало свою собственную гравитацию. Записка внутри осталась липкой, пропитанной лимонной кислотой, но текст внезапно начал размываться, исчезая в процессе, который казался необратимым.

Эмма оглянулась на торговый автомат, но он уже выглядел так, словно существовал здесь тысячелетия, истершийся под ветром времени. Песок вокруг начал двигаться, вихри поднялись, и всё стало казаться неустойчивым – как старая киноплёнка, которая вот-вот порвётся.

Она сделала шаг вперёд, зажав записку в руке, и заметила, что пустыня начала меняться. Песок внезапно стал холодным, металлическим, под ногами появился блеск, будто земля была сделана из отполированного серебра. Вдалеке вырисовывались очертания чего-то огромного – это была структура, напоминающая гигантскую панель управления, её поверхность светилась неоновой подсветкой.

Эмма подошла ближе. Панель выглядела как обломок чего-то чужеродного, почти инопланетного, с кнопками и рычагами, на которых не было никаких опознавательных знаков. На главной панели мерцал одинокий экран с текстом: «Начать процесс перезагрузки?»

– Что за чёрт… – прошептала Эмма.

Она подняла взгляд на небо и впервые заметила, что это не небо. Там была бесконечная сеть – линии, как светящиеся дороги, соединялись в узлы, образуя то, что выглядело как гигантская матрица. Она осознала, что пустыня – это всего лишь часть этой системы. Она не была настоящей.

– Ты так близко. – сказал голос за её спиной.

Эмма обернулась. Позади стоял мужчина в идеально чёрном костюме, без лица.

– Кто ты? Что это всё значит? – спросила она.

– Я тот, кто следил за твоими попытками. – ответил он. – Это твоя четырнадцатая итерация. Ты всегда находишь торговый автомат, ты всегда открываешь баночку, но ты никогда не задаёшь правильный вопрос.

– Какой вопрос? – Эмма почувствовала, как гул вибрации усиливается вокруг.

Мужчина молча указал на кнопку на панели. Эмма посмотрела на экран и снова прочитала текст: «Начать процесс перезагрузки?». Её пальцы дрожали. Она знала, что это не просто программа. Это было что-то большее. Что-то, что охватывало всё.

– Что случится, если я нажму? – спросила она.

Мужчина улыбнулся. Это была холодная, лишённая утешения улыбка.

– Ты начнёшь всё заново. И, возможно, в этот раз всё будет иначе. Или же ты снова застрянешь здесь.

Её пальцы коснулись кнопки. Экран на мгновение потемнел. И тут всё вокруг разрушилось. Не было больше пустыни, не было панели, не было самой Эммы.

Когда она открыла глаза, она снова сидела за своим офисным столом. На экране горел текст: «Добро пожаловать в Проект Эмма.15.0. Все данные успешно восстановлены.»

Она посмотрела на свои руки. Они были не её. Они были сделаны из чего-то блестящего, металлического, но двигались, как настоящие. Она попыталась закричать, но из ее рта вырвался лишь механический звук. На столе стояла та же баночка лимонада с приклеенной запиской.

На этот раз на записке было написано: «Ты сделала это. Но тебе придётся начать сначала».

И впервые Эмма поняла. Она была не человеком. Она была системой, пытающейся обрести смысл своего существования.

12. ИГРА СВЕТА

Вашингтон, 2018 г.

Все началось как безобидная шутка – мысль, настолько незначительная, что могла бы раствориться в вечернем воздухе, словно она никогда и не существовала. Просто идея, которая проскользнула между словами и могла бы исчезнуть бесследно.

Лора лениво указала пальцем на заброшенный кинотеатр через дорогу, тот самый, чей неон из последних сил пытался напомнить, что когда-то он умел быть ярким. Вывески поблёскивали, будто кинотеатр не до конца осознал, что его эпоха прошла и что мир двигался дальше без него.

Кинотеатр напоминал старую игрушку, которую никто не выбросил просто потому, что она не мешала. Взгляд Лоры скользил по потрёпанному фасаду здания в поисках намёка на прежнюю жизнь.

– Давай проникнем туда. – сказала она с искрой в глазах, которая могла бы заставить даже самые скучные планы обрести смысл.

– Проникнем? Ты серьёзно? – Сет изобразил возмущение, но его улыбка предала его. Он не мог отказаться.

Они перебежали дорогу, как дети, которых никто не мог остановить. Заброшенное здание встречало их обшарпанными стенами, заплесневелыми афишами с давно забытыми названиями фильмов. Внутри пахло сыростью и ржавчиной. Казалось, само пространство было уставшим, как человек, который слишком долго оставался наедине с собой.

– Как думаешь, здесь всё ещё есть рабочий проектор? – Лора подняла руку, указывая на высокую кабину наверху.