Жизнь, жребий и рок-н-ролл

– Давайте помолчим, – остановила меня Марина, то ли не желая вспоминать и говорить о теракте, то ли потому, что начинала звучать новая песня.

Да, она так и сказала:

– Люблю эту песню, потому что моя лучшая песня тоже ещё впереди.

Моя лучшая песня ещё впереди.

Моё светлое завтра ещё подождёт.

Моё время придёт вот, вот, вот, вот

И я видел сто раз всё наперёд.

«7Б»

Исписанный вручную лист выпал из книги, купленной на книжном базаре. Продавец отказался от него, сказав, что не знает бывшего хозяина книги и письмо или записку отдавать некому. Знаменитая «Невыносимая лёгкость бытия» Милана Кундеры была одной из его любимых книг в отличие от экранизации романа, которую он считал неудачной. А это был незнакомый для него сборник новелл «Смешные любови», и он с удовольствием приобрёл его в свою библиотеку…

* * *

Осенняя вода стеклит взгляд дороги. Иллюзии ждущих чудес укрыты туманом забытья. Вслед за трепетом сердца падаешь в бездну забытых воспоминаний, где спрятано начало всех концов, где можно застрять в конце всех начал…

Оглядываясь назад, больно укалываться о память. От царапин воспоминаний хочется бежать. Свежий ветер рушит песочные замки надежд, и на руинах рождается ожидание чуда. Увидеть смешинки в твоих глазах, коснуться колючести твоей щеки, дыханием обнять тебя…

Договориться с судьбой стать тенью твоего ангела-хранителя, но опоздать на час… или день… или год… А судьба такое не прощает. Успеть лишь дотронуться кончиками пальцев до вздоха твоего. Прости за опоздавшую жизнь мою. Все силы готова отдать, чтобы жил ты в здравии и радости, чтоб сны твои были добрыми, мысли – светлыми, счастье – улыбчивым…

Будь! Ты только будь!

* * *

Он вчитывался в текст и никак не мог понять, что в нём его зацепило. Перечитав его перед сном, долго ворочался в постели, а ночью ему приснился странный сон.

Вокзальное кафе с прилепившимся осенним листом на окне и ввалившаяся в него весёлая компания промокших молодых людей. Томную музыку ресторанного шансона резко перекрыла ритмичная рок-музыка. Молодые люди шумно устраивались на свободные места, а от компании отделилась девушка и попросила разрешения подсесть за его столик, так как кафе из-за дождя было переполнено. Она заказала капучино и уставилась в окно, едва сдерживая слёзы. Он спросил, не может ли он чем-нибудь ей помочь, но от взгляда, полного боли, проснулся и долго не мог понять, реальность это или сон…

Исписанный лист он вложил в ту же книгу, так и не решив, что с ним делать… Неделя пролетела незаметно, а на выходные он обещал съездить на дачу к другу. Чтобы в электричке не скучать, он взял с собой книгу. Напротив сидела девушка, уставившись в окно. Он вспомнил сон и не решился обратиться к ней. Они вышли на одной и той же станции и направилась в одну и ту же сторону, подошли к одному и тому же дому. Оказалось, что это – знакомая жены его друга. А друг, когда они разводили огонь в мангале, предупредил, чтобы он не удивлялся и не пытался развеселить их гостью, так как она год назад потеряла своего парня в автокатастрофе…

Возвращались в город вместе. Ожидая электричку, зашли в вокзальное кафе. Прилипший к оконному стеклу лист вновь напомнил ему о сне. Она была молчалива, пока он не достал книгу. У неё удивлённо взлетели брови, и она попросила посмотреть её. А когда, раскрыв книгу, увидела исписанный лист, разрыдалась… Позже, успокоившись, она рассказала ему, что это – любимая книга её друга, и она вложила своё послание в неё после трагедии… для него…

Как книга оказалась на книжном базаре, для них теперь было неважно… Началом всех концов закольцована память концом всех начал…

Gus_Eva

Я не люблю, когда мне врут, но от правды я тоже устал,

Я пытался найти приют, говорит, что плохо искал.

И я не знаю, каков процент сумасшедших на данный час,

Но, если верить глазам и ушам, – больше в несколько раз…

«Кино»

Осенний дождь шёл под крышей неба, а бабка Люся, не оглядываясь по сторонам, ковыляла вдоль забора. Только изредка вытягивала голову, пыталась заглянуть поверх колючих стеблей, оплетающих ровные доски или, на худой конец, между ними. Но в заборе не было прорех. Он глухо охранял свои тайны от тех, кто хотел за него заглянуть.

А дело было в пышущей от удовольствия Славке, что не так давно зашла в калитку дома и вот уже полчаса как не выходила. Она долго собиралась, укладывала локоны на разные проборы, то вправо, то влево, которые, по правде если, не отличались густотой. А бабка Люся наблюдала за ней и недоумевала, что же случилось у Славки, что она так прихорашивается.

А оказывается, вот как. Ушла за забор и не выходит. Не выгоняют её. Давно за домом закрепилась нехорошая слава. То говорили, что сосед, который из города приехал, сидел долго то ли за убийство, то ли за грабёж. И так он привык одному быть, что не выносит общества и разговоров. Не перекинется с соседями и словом. Не расскажет, как ветер нынче разошёлся или жара на дух не переносится. Не расскажет и об огурцах, что давно просятся в банки на засолку. Давно уж в бочки не солят. Молодёжь по новым рецептам совсем скоро старух слушать не будет. Интернет везде.

То ходили байки, что сбежал сосед из другой страны, где он денег задолжал. Да так задолжал, что порешить его решили. Вот теперь и сидит в своём дворе, скрывается ото всех. А Славка девка ещё и не мыслит, что бывает и что ребёночки рождаются от разговоров и походов по гостям.

Мамка-то не вразумит кровиночку, совсем домой не приходит. Со своим новым ухажёром жизнь устраивает. Там и машина дорогая, и потолки новые, которые красить не нужно. Вроде рядом, а будто на другой стороне жизни живёт. Придёт, носом покрутит. Вещи, продукты оставит, посидит, как неродная, у порога – и обратно.

Смотри да смотри за молодыми. Когда успели сговориться? Телефон забирала, со двора не пускала, по надобности только. И всё равно успели дорожки пересечься.

Бабка Люся причитала, вокруг забора ходила, да не выходила. Славка сама вышла. С улыбкой на губах и застывшим восторгом в карих глазах. Не заметила ни бабку, что ей кричала, остановить пытаясь да расспросить, ни соседей, что к этому времени уже в окна заглядывали да возле своих калиток околачивались. Прошла мимо – и была такова.

Так я сидела на скамейке в парке, смотрела на парочку молодых влюблённых напротив и вспоминала бабушку Люсю и её рассказ про соседа и мою давнюю подругу Славу… И так тепло на душе сделалось. Вроде и нет давно бабки, а тепло ощущается. А Слава замуж рано вышла, детей родила, двойняшек, скоро в школу пойдут, и муж её любит…

Наталья Ясницкая

Вот не повезло:

Ты упала в мир.

До твоей звезды

Миллионы миль.

Миллионы миль,

А этот мир чужой,

Это мир людей,

Притворись своей!

«Агата Кристи»

Она часто задумывалась: какая же фея и почему не пришла к ней, когда она родилась? Вроде бы личико миленькое: глазки голубые, весёлые, брови как нарисованные, чёрные, густые ресницы. Улыбка обаятельная, ямочки на щеках, придающие особый шарм. Слегка неправильный прикус создаёт милоту. Русые кудряшки всем нравятся.

Заразительный смех, манера общения и разговора привлекают внимание.

Но… Какая же фея не пришла к ней в её день рождения?.. Все люди как люди. А у неё левая ручка на восемь сантиметров короче правой.

Однако не только фея забыла к ней прийти, мать и отец «забыли забрать» её из роддома. Хорошо, сестра отца оказалась порядочной, сердобольной, бесконечно доброй: удочерила малышку.

Конечно, она называет её мамой. Лучшей мамы на свете не сыскать. Сколько сил, времени, средств потратили приёмные мама и папа на медиков, пытаясь решить проблему с ручкой.

Наконец один известный врач, светило, посоветовал:

– Пока ещё наука не достигла высот в данном вопросе. Не то время. Эх, родилась бы попозже. Наверное, всё исправили бы. Советую адаптировать девочку к жизни: учите маскировать руку свободной одеждой, носить на плече сумку и держать на ней руку, выберите для неё профессии, не связанные с физическим трудом.

С детства её учили языкам… Французский, немецкий, английский, итальянский… Как ни странно, легко дались арабский и японский.

Она любила музыку, окончила музыкальную школу, играла на флейте и хорошо пела.

Благодаря родителям, помимо языков, выучилась на юриста и экономиста. Имея способности к языкам, могла бы свободно работать переводчиком или устроиться где-то за рубежом.

Но короткая ручка ограничивала многие возможности, плюс девушка никак не могла побороть в себе зацикленность на физическом недостатке.

Она с подругой часто ходила в ночной клуб, любила слушать живую музыку. Одноклассник, который выступал с группой музыкантов, приглашал её исполнить какую-либо композицию, зная красивый, немного хрипловатый сильный голос и способность увлечь публику.

В клубе девушки познакомились с молодым мужчиной, который стал ухаживать за ними. Приятельница рассказала новому знакомому, когда он восторгался голосом певицы, о её проблеме.

Мужчина воскликнул: «Беру её с руками, ногами, языками. У нашей фирмы много контрактов с другими странами. Мы и мечтать не могли, чтобы получить настолько уникального сотрудника, сведущего и в юриспруденции, и в экономике!»

– А рука, она же не будет подписывать ею ничего, – добавил он, – свободная одежда скроет. Будем надеяться, наступит час, когда медики научатся наращивать кости. Я потрясён пением девушки. Уникальная личность, редкость.

«Ну и что, раз рука такая, – подумала она. – И с таким недостатком прорвусь в жизни благодаря родителям и хорошим людям на своём пути. Видимо, не фея не пришла, а я поспешила родиться».

Ирина Ширяева

Всё, что осень нагадала,

Не сбылось, ты так и знай.

Колыбель в ночи качалась:

Для тебя – забава, мне же — через край…

Мне же через край, через край…

«Калинов Мост»

В маленьком городе жизнь течёт неспешно. Все друг друга знают. Девчонки мечтают о принцах. И однажды принцы приезжают в провинцию. С концертом. Толпы девчонок визжат от восторга, караулят музыкантов у гостиницы, лезут через ограждение стадиона, оттесняя охранников.

Она не лезла. Она – не толпа. Она вообще – дочь мэра. В музыкалку со скрипочкой, в библиотеку, на бальные танцы и в художественную школу – вот и все её дороги.

Подружка такая же – не от мира сего. Заслуженная золотая медаль.

Первый поцелуй на рассвете – в день выпускного. Парень давно её любил, ей же просто было интересно, как это бывает. Получилось слюняво, пошло и противно. Потому что чувств с её стороны – ноль. Только любопытство.

Неожиданно для всех осталась в родном городке. Закончила медучилище, потому что университетов в городке не было. А дома – ежедневная практика. Лежачая больная, бабушка. Сиделку нанимали только на те часы, пока девушка училась. Это была не жертва, это была любовь. Бабушка умерла, а у внучки жизнь по-прежнему была несовременной. Дорожки – в библиотеку и в парк с мольбертом. Рисовать по-прежнему любила.

А его группу она слушала. Восхищалась. Но знакомиться не стремилась. Папа принёс ей билет в первом ряду. Подарила цветы. Солист группы заметил её со сцены – хорошенькая, но грустная. И несовременная какая-то. Платьице в цветочек, не хватает только белых носочков, чтобы совсем уж ретро.

На следующий день он «замаскировался»: надел обычные джинсы вместо обожаемых белых брюк, солнечные очки с тёмными стёклами. И пошёл гулять по городу один. Зашёл в кафе выпить кофе. А за столиком – она. Одна. Перекинулись парой слов. Он снял очки.

Она поразилась тому, какого необычного цвета у него глаза. Жёлтые! Янтарно-медового оттенка, с небольшими вкраплениями коричневого и зелёного. Она никогда не видела таких глаз у людей. Только у кошек.

Выпила кофе, встала и ушла. Парень вышел за ней, хотел проводить. Она сбежала – прыгнула в подъехавший автобус, тот быстро закрыл двери. Испугалась собственных чувств. Кто он? Звезда. А она? Медсестра из провинциальной больнички.

На следующий день у неё был выходной. И она рисовала в парке золотую осень. Он подошёл со спины: «Как здорово у вас получается… Не с фотографической точностью, а с душой. Лучше, чем в натуре. Личное отношение чувствуется, грусть о том, что скоро вся эта красота опадёт, а впереди зима».

А вечером она вновь пошла на их концерт. Потом они долго гуляли в парке. И целовались до самозабвения. А ночью ей снились его кошачьи глаза.

Он предложил ей поехать с ним на гастроли. Она упросила больничное начальство уволить её без двухнедельной отработки. А дальше был Витебск. И она ощущала себя парящей над городом в стиле Шагала.

И были три месяца счастья. А потом его кошачьи глаза остыли, уже не светились при взгляде на неё. Её стремление устроить кочевой быт не ценилось, отношения тяготили. Она спросила напрямую: «Ты хочешь, чтобы я уехала?» Его молчание было весьма красноречиво.

Вернулась домой, работала в больнице. Была счастлива, узнав, что беременна. Ему ничего не стала сообщать. А зачем? Если она ему не нужна, то ребёнок не нужен тем более. Зачем вставлять палки в колёса тому, кого она любит?

Дочь унаследовала его кошачьи глаза. И с колыбели не агукала, а пела. Она пела на всех концертах в детском садике и в школе, выигрывала городские и областные конкурсы.

А потом сказала матери, что поедет в Москву, на шоу «Голос». Мать даже вздрогнула, узнав, какую именно песню девочка выбрала для отборочного тура. Её пел когда-то её отец. Давно, на излёте прошлого века. Девочке очень хотелось пройти отбор, чтобы заявить о себе. Её маме хотелось, чтобы Он услышал девочку. Лучше всего, конечно, чтобы он был в жюри. Ну, или пусть хотя бы в зрительном зале сидит.

Да пусть хотя бы и по телевизору…

Ирина Евгеньевна Ломакина

Где блукают вкруг да около,

Называя жабу соколом —

веры на пятак.

Где согласных на «и краткое»,

Превращают острым в гладкое,

ставлю «твёрдый знак».

«Алиса»

Конец 60-х и начало 70-х двадцатого столетия… Обострение советско-китайских отношений… Государственная программа усиления укрепрайонов на Дальнем Востоке… Среди сопок в падях (долинах между сопок) разбросаны отдельные батальоны Дальневосточного военного округа… Типичная картина: две казармы, столовая, пара деревянных двухэтажных домов для семей офицеров… Вода – на водовозке… Свет – в керосиновой лампе… Тепло – в печке…

По будням старенький зиловский автобус возит в школу стайку ребят 8—14 лет в ближайшее село. Автобус часто ломается, и домой ребятам приходится добираться пешком или на попутном транспорте – от уазика до бэтээра… Весело и познавательно! Хуже, когда идти приходится пешком… Путь – неблизкий, скучный, но выручают игры… Самая подходящая и любимая – казаки-разбойники! Вот где раздолье прятаться! Вдоль дороги достаточно разросшихся кустарников, разнотравье – по пояс, а чуть дальше – заброшенные и обновляемые доты (ДОТ – долговременная огневая точка, отдельное малое капитальное фортификационное сооружение из монолитного или сборного железобетона, камня на растворе, железных балок с арматурой и броневых закрытий).

Осенний день был солнечным и ветреным… Спрятавшихся «разбойников» – Валерку и Сашку – искали все вместе: и «казаки», и найденные «разбойники»… Потом присоединились родители и солдаты…

В первый день тревожно возмущались и ругали ребят за безответственность и баловство… На второй – привезли разыскных овчарок… Мальчишки хмурились… Девчонки всхлипывали…

Их нашли ближе к вечеру… Закат был кроваво-красным… Сашка был без сознания: много крови потерял, хотя Валерка и пытался перетянуть ему руку, но была задета артерия. Он никак не мог вспомнить, что случилось, почему дверь дота захлопнулась, а Сашка пытался её удержать…

Родители Сашки были вольнонаёмными: мама работала в столовой, а отец – в автопарке. Ребят на похоронах Сашки не было… Но с тех пор никто из них никогда не играл в казаки-разбойники…

* * *

Весёлой игры в

казаки-разбойники

горькая память…

* * *

Заигравшиеся взрослые не помнят горечь детских слёз…

Gus_Eva

Я сотру следы на камне —

Их тебе не отыскать.

И снова то, что есть, останется с тобой,

И то, что будет…

Всё оставлю я тебе на счастье.

Настя Полева

– Мам, мама, ты идёшь или нет? Ну где ты? Сколько тебя ждать? – Лёля стояла, подпрыгивая у двери, и не могла понять, почему мама не может быстро собраться и пойти на Солнцеворот.

Ярко-красными буквами о событии писали на стендах, плакатах. А в сетях – в картинках и фото. По телевизору мелькали репортажи. На праздник съезжаются со всех ближайших районов. Будут представления коллективов.

А Лёля уже месяц представляла, как она, в голубом коротком сарафане, будет приплясывать под песни и частушки. Девушки и парни в ярких народных костюмах из выступающих коллективов будут ходить в перерывах между выступлениями, предлагать купить у них заколки или какие-нибудь детские игрушки. Но, главное, с ними можно будет сфотографироваться! А потом показывать фотки Людке и Польке. А Глашка пусть обзавидуется. У неё мамка на смене будет и велела никуда не ходить. Вот и пусть порадуется, как другие гуляют.

– Ну мам, ты соберёшься сегодня или нет? – прошло уже несколько минут. – Отчего так долго копаешься?

Так бухтела Леля и представляла, как купит воздушной сахарной ваты, что на языке таять будет, а ещё – большой сладкий леденец. Наверняка его будут продавать. Не может же быть, что его не будет. На прошлой ярмарке был, когда масленицу организовали, потом еще на празднике Купалы. И сейчас наверняка будет. Леденцы всегда спросом пользуются.

Хоть и не маленькая уже, но хочется и детство вспомнить. Вот с родителями, когда гуляли перед Новым годом, на коньках катались, потом на горках, ещё чай пили. Леденцов, правда, не было. Не в тот раз. Да, в другой.

А был уже отец, нет? Вроде не было. Тогда с мамой пошли, ёлка большая, в три обхвата, люди кругом становились, за руки держались и Снегурочку звали или деда Мороза, не важно. Но отца уже не было, и мама улыбалась, и меня за руки держала, а сама нет-нет – да рукавом по лицу проводила. «Как так? – думала я. – Зачем лицо тереть, если ничего на нём и нет?»

Это потом поняла уже, что слёзы – не аллергия, а папа не по работе уехал.

А может, и Митька придёт. Он высокий, и его легко увидеть. Выше, чем наши задохлики, что рядом за партами сидят да за косу дёргают. Они и не знают, что не дёргать нужно, а другое. Целовать, например. Как же, целовать! Дождёшься от них. А вот Митька… Он такой, такой. Взрослый, да. Школу закончил и в городе учится. На праздники приезжает. Тепло от него, жарко, как он папы…

– Мам, ты готова? Всё, идём быстрее, а то опоздаем…

Наталья Ясницкая

Стою в раздумье над прошедшим днём,

Как в ожиданье радости неспетой,

Как будто луч грядущего рассвета

Меня коснулся ласковым огнём.

«Воскресение»

– А я говорила, что не нужно на машине ехать, всю ночь за рулём. Первый паром только в шесть утра, – в голосе Марины звенели тревожные нотки.

– Ложись спать, через несколько часов увидимся, – Кирилл щурил сонные глаза, но руки продолжали сжимать руль.

– Очень жду тебя, не смогу уснуть, наверное. Сегодня за ягодой ходила, будем чай пить с калитками с брусникой и морошкой, когда приедешь, – напряжённый голос Марины приглушённым эхом звучал в салоне автомобиля.

– Навигатор сбоит, не пойму, куда заехал. Люблю, будущая жена. Скоро увидимся, – Кирилл начал ослаблять правую ногу, выжимавшую газ до предела, ожидая ответ Марины, но на весь салон прозвучал голос услужливого робота: «Извините, связь прервалась».

– Вы ушли с маршрута, – вторил навигатор.

– Да вы сговорились, что ли? – Кирилл раздражённо закричал, часы на приборной панели оповещали о наступлении трёх часов ночи.

Впервые встретив Марину, Кирилл точно знал, что она – та самая, с которой он готов прожить до седых волос и глубоких морщин. Волосы цвета льна, васильковые глаза, забавные веснушки цвета спелой ржи. Она была из редкой категории людей, одарённых не только внешней, но и внутренней красотой. Родители Марины были людьми консервативными, свято чтящими семейные традиции. Поэтому Кирилл вслед за Мариной, которая уехала домой на поезде, закончив рабочие дела, отправился в Карелию – просить руки Марины у её родителей.

Родина Марины Карелия встретила Кирилла враждебно: то и дело либо отключался навигатор, либо направлял путника в обратную сторону, исчезала мобильная связь. Кирилл начал было сетовать, что не догадался взять с собой карту и старый дедушкин компас, которые, в отличие от электронных гаджетов, всегда при поиске пути работали безотказно, как вдруг заметил, что асфальт под колесами закончился, а автомобиль заехал в непроглядную чащу.

– Ерунда какая-то! Никакого леса тут быть не должно! – руки ударили по рулю, и в этот миг фары осветили тёмный силуэт, мелькнувший перед капотом и скрывшийся в густой листве.

Пытаясь уйти от столкновения, Кирилл выкрутил руль влево и тут же почувствовал жёсткий удар в лицо выстрелившей, словно боксёрская перчатка, подушки безопасности.

Машина, врезавшись в раскидистую ель, остановилась. Кирилл, побарахтавшись, освободился от пленивших его подушек и вышел в непроглядную темноту.

– Эх, спасибо тебе, лось или олень! – прокричал Кирилл в темноту и начал просчитывать план дальнейших действий.

На машине дальше – никак, телефон предательски оповещал об отсутствии связи с миром. По расчётам Кирилла, до паромной переправы оставалось ехать минут сорок – значит и пешком вполне можно осилить путь до цивилизации, а там и до посёлка Марины – рукой подать. А потом они будут пить ароматный чай с калитками с терпкой начинкой из местных ягод. Кирилл, сглотнув слюну, решительно ринулся в салон автомобиля за своим нехитрым скарбом.

Собрав в маленькую сумку вещи первой необходимости, Кирилл закрыл машину и двинулся в путь по дороге сквозь молчаливый, ночной хвойный лес.

Фонарик в телефоне тускло освещал путнику дорогу. Подбадриваясь мыслями о скорой встрече с Мариной, Кирилл насвистывал себе под нос, пока глаза не выхватили из темноты фигуру, неспешно идущую впереди.

В нескольких метрах перед собой Кирилл заметил старика. В голове начали роиться мысли, футболка прилипла к спине, вязкий, липкий ужас охватил Кирилла, заставляя чувствовать себя слабым и беспомощным.

– Весьма странное время вы выбрали для прогулки, юноша. Однако, если нуждаетесь в попутчике, могу составить вам компанию, – старик, обернувшись, обратился к оцепеневшему Кириллу.

Кирилл, рассматривая незнакомца, отметил про себя его странную, даже старомодную одежду, словно из другой эпохи. Старик был облачён в потрёпанный костюм-тройку. Когда-то роскошный и элегантный, его синий пиджак был покрыт пятнами и заплатками, из кармана на клетчатом, изношенном жилете выглядывали часы с длинной, потемневшей от времени золотистой цепочкой. Высохшей рукой, покрытой кожей, словно сморщенная пергаментная бумага, он сжимал увесистый набалдашник в форме головы пса, венчавший резную трость. Старик щурил выцветшие, блёклые глаза, стараясь через пенсне, впившееся в переносицу, рассмотреть онемевшего Кирилла.

– Паром, переправа, – проглотив подкативший к горлу ком, протараторил Кирилл.

– Тогда нам по пути, юноша. Разумеется, если вы не против. Меньше часа в пути – и будем у парома, а там я вас и переправлю. Сколько себя помню, работаю на пароме, – высохшие губы старика растянулись в улыбке, глаза лучились теплом и добротой.

В сопровождении старика Кирилл добрался до паромной переправы к моменту, когда поблёкшие звёзды на небе начал сменять занимающийся рассвет. Подставив лицо тёплым лучам солнца, Кирилл, щурясь, стоял на берегу реки в ожидании скорой встречи с Мариной. Бегло взглянув на телефон, Кирилл с удивлением отметил про себя, что связи по-прежнему не было.