Адвокатские истории и другие рассказы

– Погибшие девушки были двоюродными сёстрами Ботагоз и Райхан, приехали из села Аулие Майского района, где закончили восемь классов. Обеим по семнадцать лет. Родители послали их учиться в город, потому что в их селе можно было стать только чабанами и их помощниками, совхоз был овцеводческий. Но телевидение в селе было и девочки насмотрелись передач о городской жизни и захотели для себя судьбы иной, нежели пасти и стричь овец. Майский район самый удалённый, а их совхоз вообще на краю земли, куда и асфальтовой дороги нет, там уже горы начинаются, как в Баян-ауле, только, в основном, лысые. Я там бывала, видела. Недалеко Семипалатинский атомный полигон, до него километров сорок. В июне родители привезли девочек в ПТУ, подали документы. Мы предоставили девушкам общежитие. Я лично рассказала им о будущей профессии, перспективах работы, будущих средних заработках и о жизни в большом городе.

– Скажите, а как девушки учились? -задал вопрос представитель обвинения Плотников.

– Не могу сказать. Ведь занятия ещё не начались, группа была не сформирована. Общее впечатление о девушках сложилось неплохое. Они были смышлёные, весёлые, любознательные, особенно Ботагоз, хорошо пели. Но, конечно, были диковатые, в городе никогда не жили. Пока занятий не было, ходили в кино, заглядывали в магазины, больше из любопытства, денег -то у них особо не было, стипендию будут выплачивать только в сентябре. А в училище их три раза в день кормили. Столовая у нас хорошая, порции большие и вкусные.

– А куда они пошли в этот последний раз? – Спросила народная заседательница.

– Вот этого я сказать не могу. Меня не было в училище, я пришла после обеда, когда всё уже случилось. – Всхлипнув, вытерев платочком глаза, сказала учительница. – Да мы днём у учащихся особо и не спрашиваем, следим, что бы они по вечерам не уходили.

– Скажите, Анастасия Петровна, – спросила судья, – почему девочки закончили восемь классов, а им уже было по семнадцать лет? Обычно восемь классов заканчивают в пятнадцать.

– Этого я точно не знаю. Скорее всего, родители поздно отдали девочек в школу. Может, жили с отарами на дальних отгонах. – Спасибо, свидетель, вы свободны. Можете остаться в зале. – Поблагодарила свидетельницу председательствующая.

     Следующим допросили главного инженера мехколонны, где работал Мургиш, Якова Карловича Винтера.

– Мургиш Дмитрий Степанович работает у нас больше пятнадцати лет. – Сообщил свидетель после ответов на формальные вопросы. – Является лучшим крановщиком, передовиком производства. Никогда замечаний не имел, не за что было их давать. Исполнительный, трудолюбивый, лишнего не болтает. Свой автокран содержит в полном порядке. В тот раз автокрану проводили плановое обслуживание и ремонт. В том числе заменили все тормозные колодки. После ремонта выпустили агрегат в рабочий рейс.

– Трудовую дисциплину Мургиш не нарушал? – поинтересовался прокурор. -Как у него обстоят дела с алкоголем?

– Насколько я знаю, последние два года Мургиш вообще не пьёт. – Отвечает Винтер. – Да и раньше никогда не злоупотреблял.

     На этом допрос главного инженера был закончен, приступили к допросу дежурного механика.

– Назовите ваши фамилию, имя и отчество. – предложила Сауле Мухитовна.

– Аушарипов Амангельды Сергеевич. – Ответил высокий, толстый и рыжий мужчина среднего возраста.

     Судья с некоторым недоумением посмотрела на него. Фамилия и имя вроде казахские, а отчество русское, и сам рыжий и голубоглазый. Может быть, отец русский, тогда почему фамилия, опять же, казахская. Недоразумение какое-то.

– Расскажите о рабочем дне четырнадцатого июня. – предложила судья, – – начинайте с утра и всё по порядку.

– Если имеется в виду день аварии, то было так. Я, как всегда, начинаю работать с восьми часов утра, сижу на контрольном пункте у ворот и выпускаю и впускаю машины. Утром, конечно, выпускаю, а днём и вечером впускаю. Все выезжающие машины проверяю на исправность систем безопасности – рулевое управление, тормозная система, свет и звуковые сигналы. Если выезжает автокран, вышка или другая специальная автотехника, то проверяю, правильно ли и хорошо закреплены навесные механизмы.

– Понятно. А когда выезжал автокран Мургиша? – Спросила судья.

– Мургиш Дмитрий Степанович выезжал где-то около одиннадцати часов. Три дня машина была на ремонте. В тот день с утра автомеханики кое-что доделывали, а потом Мургиш стал выезжать. Я его проверил, как всех. Тормоза сработали с первого нажатия педали, пневматика работала, колодки сжали барабаны. Я поставил отметку в путёвке и выпустил автокран на работу.

– А какие особые требования предъявляются к автокрану при выезде после ремонта? – Спросил прокурор Плотников. – Ведь такой механизм нужно осмотреть более тщательно.

     Рыжий свидетель заметно покраснел, почувствовав подвох в вопросе прокурора. Мол, механик не доглядел.

– Никаких особых требований моя должностная инструкция не предусматривает. – Отвечает свидетель Аушарипов. – Да я вообще мог не знать, что машина выезжает после ремонта. У нас парк большой – больше сотни машин, за всеми не уследишь. Для тщательной проверки есть начальник колонны, механик колонны, начальник ремонтного участка. Они ремонтируют машины и проверяют их.

– Скажите пожалуйста, – в свой черёд задаю вопрос я, – вы давно работаете механиком?

– Восемь лет. А раньше пять лет работал здесь же водителем. Потом закончил заочно техникум и меня перевели механиком.

– С высоты вашего опыта, что вы можете сказать, почему в машине пропали тормоза? – Интересуюсь я. – Такие случаи бывают?

– После замены колодок иногда бывают. – Отвечает механик.– Может, слесарь не до конца прокачал тормоза, может новые  колодки сначала схватили, а потом отошли на своё место и при следующем торможении не плотно прижались к тормозным барабанам, вот и не сработали. Через некоторое время они приработаются. Но прокачка тормозов – это не дело дежурного механика, так что я ни причём. – После этой фразы механик с облегчением вздохнул, мол, я ни в чём не виноват.

– Ещё вопросы есть? – спросила судья. – Или отпускаем свидетеля.

     Вопросов у сторон не было. Дмитрий Степанович вообще вопросов не задавал. Он сидел, опустив голову, молчал, и только изредка глубоко и тяжко вздыхал. Я глядел на него с опаской, как бы не пришлось просить остановить процесс и вызвать скорую. Оглядывался на жену и дочь глазами вопрошая их о состоянии Дмитрия Степановича, но они глазами же отвечали, мол, пока ничего.

     Затем были допрошены потерпевшие – отец девушки Райхан и мать Ботагоз. Между собой они были братом и сестрой. Что один, что другая рассказали, мешая русские и казахские слова, что девочки были хорошие, здоровы, послушные, хорошо учились, но не хотели жить в ауле и пасти овец. Отпускать от себя их не хотели, но в конце концов привезли их в город, убедились, что училище хорошее, есть где жить, есть казённая еда и будет потом работа.

     У судьи и прокурора вопросов не было, а я спросил у мужчины.

– Скажите, вы живёте в самом совхозе или на отгоне?

– Больше на отгоне, в горах, где отарам больше корма. Но зимой, когда начинается окот, овцы живут в кошарах. Тогда мы живём в своём доме в ауле, принимаем у овец роды.

– У вас в совхозе много машин, движение по аулу большое? –   Спрашиваю.

– На машинном дворе машин пять-шесть ГАЗов и ЗИЛов. Директор ездит на УАЗике. У чабанов есть четыре машины, у всех «нивы», на них по пологим холмам можно ездить, баранов пасти. Но ломаются быстро. А я всегда на лошади передвигаюсь, и многие так. Лошадь не подведёт.

– Так выходит, что движение машин на улице не сильное? – Снова повторяю вопрос.

– Да какое движение! Да у нас в ауле и улиц нет. Всё движение в райцентре, в Белогорье, а у нас движения нет.

     Больше вопросов пришибленным горем родителям я не задаю, и никто не задаёт. Наступила очередь допроса эксперта, Бориса Ивановича Гребешкова, эксперта бюро судебных экспертиз. Он повторил выводы, изложенные в заключении. Сообщил, что наезд на пешеходов произошёл в результате отсутствия у автокрана тормозов. Подтвердил, что скорость была не выше сорока километров в час.

– Скажите, пожалуйста, – вопрошаю, – как вы установили причину отсутствия тормозов?

– Как вы понимаете, в нашем бюро отсутствуют стенды, на которых можно испытать тормозную систему многотонного грузовика. -Пояснил эксперт. – Поэтому проверка тормозов производилась на базе девятнадцатой мехколонны, которой кран и принадлежит. Кран был доставлен туда на жёсткой сцепке буксиром. В мехколонне на яме механиками предприятия были разобраны тормозные барабаны, и эксперты убедились, что с первого нажатия на тормозную педаль тормозные барабаны, а, следовательно, и колёса, не зафиксировались жёстко.

– Но всё-таки как-то зафиксировались, то есть эффект торможения всё же был? – Спрашиваю. – При таких тормозах машина всё-таки бы остановилась?

– Да, машина бы остановилась, но далеко за пределами технических данных, предусмотренных для торможение этого автомобиля.

– Адвокат! Вам понятен ответ эксперта? – Нетерпеливо сказала судья. – Что вы ещё хотели узнать у эксперта?

– Я хотел узнать причину неэффективности тормозов. Виноват ли в этом водитель, наш подсудимый.

– В сложившихся условиях я на этот вопрос ни положительно, ни отрицательно ответить не могу. -Заявил эксперт Гребешков.

– Прошу занести этот ответ в протокол судебного заседания. – Привстал я со своего места. – Эксперт утверждает, что вина водителя в отсутствии тормозов не доказана.

– Хорошо, товарищ адвокат, будет занесено в протокол. -Успокоила Сауле Мухитовна.

     -И ещё один вопрос эксперту, -продолжаю я, – Борис Иванович, скажите пожалуйста, какова скорость реакции водителя на внезапно появившуюся опасность, в данном случае-начало обратного движения потерпевших? И сколько время проходит от осознания водителем опасности, и передачи сигнала от мозга к ноге и каково время движения ноги к тормозной педали и её нажатию?

     -У каждого человека скорость реакции индивидуальна. У мужчин и женщин она разная. У молодого человека, здорового и спортивного, скорость реакции составляет от трёх десятых секунды, у тренированного боксёра -ещё быстрее. Скорость передачи сигнала тоже разная.– Пояснил эксперт, полистав принесённую с собой методичку.

– Меня интересует скорость реакции мужчины пятидесяти восьми лет отроду, полного, имеющего хронические заболевания. -Уточняю.

– В данном случае скорость реакции водителя, согласно справочнику, составляет от восьми десятых до одной секунды. Плюс время движения ноги до двух десятых секунды. Точнее можно ответить только после медико-технического исследования человека. Но разница будет небольшая – до одной-двух десятых секунды.

– Спасибо, -говорю, – больше вопросов к эксперту не имею. Можно вопрос подсудимому. – Скажите, подсудимый, каков вылет стрелы вашего автокрана в сложенном, то есть, транспортном состоянии?

– Три с половиной метра над кабиной. – Отвечает Мургиш.

– А с чего вы решили, что у вас пропали тормоза?

– Ну, я нажал тормоз, а машина не остановилась.

     Судья объявила часовой перерыв на обед. В коридоре я спросил у механика Аушарипова.

– Извините, пожалуйста, это к делу не относится, просто любопытно. Вы казах?

– Чистокровный. Отца назвали Сергеем в честь дедушкиного друга Сергея, вот и я Сергеевич.

– Да, но вы голубоглазый и рыжий…    – – Друзья говорят, что я экспериментальный казах. – Засмеялся Амангельды Сергеевич Аушарипов.

     После обеденного перерыва заседание продолжилось. Я заявил ходатайство о приобщении к материалам дела несложного арифметического расчёта, составленного мной, где говорилось, что сорок километров это сорок тысяч метров, поделенные на три тысячи шестьсот секунд составляют более одиннадцати метров в секунду. Из показаний свидетелей нам известно, что в момент, когда девушки побежали назад, они нагибались, что бы не удариться о тросы крюка. Пусть девушки стали уклоняться заранее, метра за три-четыре до натянутых тросов и сами тросы находятся в верхней точке у стрелы на три с половиной метра. Итого девушки, побежав обратно, находились примерно в семи-семи с половиной метрах от фронта кабины. С учётом сведений, полученных от эксперта, водителю Мургишу для нажатия на тормоза, даже если бы они были в полном порядке, потребовалось одна целая две десятых секунды. А за это время автомобиль проезжает больше тринадцати метров. Кроме того, и это самое важное, при срабатывании тормозов машина сразу остановиться не может. В соответствии со справочником, применяемым при прохождении техосмотра тормозной путь автомашины МАЗ на сухом асфальте при скорости 40 км\час составляет 22 метра. Итого при прекрасных тормозах машина Мургиша проехала бы тридцать пять метров. А девочки находились самое большее в семи с половиной метрах. То есть, наезд был неизбежен.

– Товарищ адвокат, вы не эксперт. – Заявила судья. – Как мы можем доверять вашим расчётам? Судьи тоже не эксперты.

– Это понятно, товарищ судья. – Мягко заявляю я. – Но для моих расчётов, как и для их проверки, не требуется никаких специальных знаний. Достаточно знать четыре арифметических действия, Аэти знания даются в начальной школе. Думаю, что весь состав суда, и прокурор тоже, в четвёртом классе начальной школы когда-то учились. Неужели нам нужен эксперт для сложения и деления простых чисел? Ведь эксперт – это специалист, который обладает специальными знаниями, а не просто знает школьную арифметику.

– Вижу недовольство на лице судьи, но сама напросилась. Пошептавшись с заседателями, судья сказала.

– Хорошо, суд приобщает ваши расчёты к материалам дела, а оценку им даст в совещательной комнате.

     Потом суд заслушал двух девушек-сокурсниц погибших. Те ничего существенного не сообщили, так как погибших девушек почти не знали, только успели познакомиться.  Затем суд изучил письменные материалы —схему дорожно-транспортного происшествия, заключение автотехнической и судебно-медицинских экспертиз, характеристики на Мургиша, справки об отсутствии судимости и прочие непринципиальные бумажки.

– У кого есть дополнения, ходатайства? – Спросила судья Омарханова. – Если нет, суд переходит к прениям сторон. Для поддержания обвинения слово предоставляется заместителю прокурора района товарищу Плотникову. Плотников рассказал о событиях так, как было написано в обвинительном заключении, сделал вывод о виновности Мургиша и попросил назначить ему наказание в виде восьми лет лишения свободы с отбыванием наказания в колонии-поселении для лиц, совершивших преступление по неосторожности. У меня за спиной послышался негромкий вскрик жены Дмитрия Степановича. Я сам с недоумением посмотрел на прокурорского -уж сильно предлагаемое наказание было жёстким.

     Дальше судья предоставила слово в прениях Мургишу, но он от него оказался. Дошла очередь до меня.

     Я изложил свою версию, указав, что при выезде за ворота предприятия дежурный механик проверил тормоза, они были в исправности. Водитель при движении не может и не должен проверять без конца тормозную систему. Она проверяется сама по себе, когда требуется снижение скорости. Но у водителя на пути его следования не было ни одного светофора, был лишь один поворот направо и дальше прямое движение до места катастрофы. Правила движения запрещают выезд с неисправными тормозами, но это правило водитель не нарушил, что доказано материалами дела и судебным следствием.  До момента разворота девушек и движения (бегом) в обратном направлении дорожная ситуация была, практически нормальной, если не брать во внимание, что и первоначально девушки начали пересечение проезжей части вне пешеходного перехода, не убедившись в безопасности пересечения дороги и перед близко идущим транспортом. А уж разворот на середине проезжей части и движение в обратном направлении – это катастрофические действия пешеходов.  Я ни в коем случае не хочу сказать, что в катастрофе виноваты сами девушки Райхан и Ботагоз. Конечно, нет. Это не вина девушек, а беда. Девочки были из глухой сельской местности, правил движения не знали, с городским интенсивным движением никогда не сталкивались. Вот и перепугались и не зная, что им делать побежали обратно. А испугались они, и я считаю, что судебным следствием это установлено, серой легковой машины, которая начала обгон и, следовательно, оказалась на встречной полосе проезжей части. Эта цепь трагических событий и привела к ужасным последствиям. Повторю цифры, представленные мной суду. Для остановки автокрану под управлением Мургиша требовался отрезок пути длиной больше тридцати пяти метров. А девушки, побежав назад, находились, максимально, в семи, семи с половиной метров от лобовой части автомашины, а может быть и ближе. Из всего вышесказанного можно сделать лишь один, печальный, но верный вывод. Плохие тормоза автокрана ни при чём. При идеальных тормозах наезд на девушек уже был неизбежен. Виноват ли в случившемся мой подзащитный Мургиш Дмитрий Степанович? Я отвечаю с полной уверенностью – Нет, не виноват! А раз так, то мой подзащитный подлежит оправданию в связи с отсутствием в его действиях вины в случившемся. Я потребовал оправдания подсудимого.

     За моей спиной раздался ропот возмущения родственников и близких погибших девушек.

     Судья объявила перерыв до завтра, объяснив подсудимому, что с утра заседание продолжится с последнего слова подсудимого.  Я подумал, что Сауле Мухитовна правильно сделала перерыв, посоветуется в областном суде, всё же дело очень непростое.

     На улице я остановился возле Светы Мургиш и её матери Анны Ивановны. Сам Мургиш остановился возле входа, где стояла урна, и курил.

– Виталий Ефимович, как вы думаете, какой срок назначат папе? – Спросила Света. – Неужели восемь лет, как просил прокурор?

– Не думаю. – Ответил я. – Даже если ему назначат шесть или пять лет, всё равно я обжалую приговор, потому что считаю вашего отца невиновным.

– Да мы знаем, что его посадят, Папа сам себя казнит и считает виновным, но пусть бы поменьше дали.

– Завтра увидим, вернее, услышим приговор.

     На следующее утро судебное заседание продолжалось недолго, Прокурор на заседание не пришёл, ему и так всё было ясно. Мургиш в последнем слове сказал, что согласен с адвокатом и попросил назначить ему не столь длительное наказание. Суд ушёл в совещательную комнату.

– Дмитрий Степанович! – Мы же договорились, что вы согласны со мной, а я считаю вас невиновным. А вы сейчас практически признали себя виновным. Зачем вы это сделали? Вы же поломали мою защиту!

– Дмитрий Степанович горестно махнул рукой. – Всё равно я виноват.

     Часа через два суд вышел и огласил приговор, слово в слово повторивший обвинительное заключение. В итоге – признать виновным и назначить наказание в виде восьми лет колонии-поселения.  Сауле Мухитовна огласив приговор, пояснила.

– Погибли две молодые невинные девушки. А водитель ехал без тормозов…

     Честно говоря, я оторопел. При всех смягчающих обстоятельствах и почти максимальное наказание! Да если бы он был в стельку пьян, знал, что у него не работают тормоза и клинит рулевое управление, ранее был судим за автодорожное преступление, характеризовался бы как скандалист, драчун и наркоман, и то получил бы максимум – десять лет!  Хорошо, хоть меру пресечения не изменила, оставила под подпиской.

     На улицу вышли дочь и мать все в слезах. Сам Мургиш насупился и молчал. Женщины смотрели на меня с отчаянием.

     -Как же так, Виталий Ефимович? Разве это справедливо?

– Ничего, -успокаиваю я клиентов, – я это так не оставлю. Сегодня же подам кассационную жалобу.

– Мы на вас надеемся, – Со слезами на глазах сказала Света. Мать и Гургиш кивнули.

     На следующий день я подал в суд кассацию. Апелляционного рассмотрения жалоб тогда предусмотрено не было.

     Через месяц дело слушалось в областном суде в кассационном порядке.  Зал заседаний был большой, светлый, с рядами деревянных современного вида скамеек, на которых разместилось человек пятнадцать родственников погибших девушек и трое представителей семьи подсудимого. Ещё несколько скамеек было занято участниками других дел, вынесенных на сегодняшнее рассмотрение. Судейский стол и кресла стояли на возвышении и это придавало залу необходимую торжественность и строгость. За судейским столом в высоких кожаных креслах с гербами Казахской ССР на верхней деревянной части кресел восседали три областных судьи, которых юридическая общественность области в шутку называла «военной коллегией». Один из них, судья Канавин Михаил Андреевич действительно был участником войны, имел награды. Он был невысок, худощав, лицо его избороздили глубокие морщины, негустые аккуратно подстриженные волосы имели цвет «соль с перцем» – средний между сединой и каштаном, потому что их и было пополам – седых и каштановых. О нём я знал, что он заядлый рыбак, долгое время был прокурором Иртышского района, а в Иртышске все мужчины рыбаки. Был он человеком приятным, демократичным, никогда и ни на кого не повышал голос, для него дело уже шло к пенсии. Второй судья, Фильчиков Василий Иванович, не толстый, но с солидным брюшком, пятидесятилетний, с длинным седым чубом жизнерадостный хохмач, обожавший анекдоты и хлебное вино домашней выделки, попросту именуемое самогоном, добрейшей души человек, который хотя и выносил смертные приговоры, но крайне неохотно; был в этот раз председателем судебного состав. Третьим судьёй сидел Мухтар Кабиев, среднего роста, довольно худой «родовой» пятидесятилетний казах, славившийся тем, что когда, получив мзду, освобождал кого-либо от уголовной ответственности, то после суда говорил прокурорам, адвокатам и другим посвящённым, разводя руками и строя наивно-комическую мину, будто сам безмерно удивлён – «понимаешь, оказался невиновным!»  «Родовыми» назывались казахи из крепкого и авторитетного рода-племени, корнями уходившего в далёкое прошлое, имевшие высокопоставленных родственников во всех сферах партийно-политической и государственной жизни. Вот из такого рода Аргын и был Мухтар, ставший судьёй областного суда не за безукоризненную предыдущую службу (там у него было всякое), не за глубокие правоведческие знания, а потому что «родовой», высокая родня за него похлопотала.

     Эту троицу объединяла одна общая черта – страсть к алкоголю, за что их и прозвали военной коллегией. Мол, война – войной, а обед (конечно, с выпивкой, порой немалой) по распорядку.

     Тем не менее, эти судьи всегда выносили неотменяемые приговоры. А когда они рассматривали дела в кассационном порядке, то их определения были понятными и юридически мотивированными, основанными на законе,  и соответствовали установленной верховным судом юридической практике.   Поэтому председатель областного суда, человек опытный, знающий и строгий (судьи его боялись, как огня), видя пьянство военной коллегии, всё же не разгонял её, хотя порой и устраивал им по отдельности такую трёпку, что они выходили из кабинета, как из бани – красные и вспотевшие. После такого разноса получивший втык судья, месяц на работе не пил.

     Вот эта военная коллегия и рассматривала дело бедолаги Мургиша. Жалоба моя содержала все те же доводы и расчёты, которые я высказал в своей речи в первой инстанции. Устно я добавил, что подсудимый глубоко раскаивается и, вопреки моему твёрдому убеждению, всё равно считает себя виновным. Просил коллегию отменить приговор суда первой инстанции и вынести оправдательный приговор. Представитель областной прокуратуры, утыерждая, что подсудимый виновен, неожиданно предложил снизить наказание до четырёх лет. На предложение председательствующего Фильчикова высказать суду своё мнение. Мургиш лишь сказал.

– Прошу суд вынести справедливое решение. А я на всю оставшуюся жизнь буду себя казнить за это.

     Суд удалился в совещательную комнату.

     Выйдя из зала суда на улицу семейство Мургиш окружило меня.

– Виталий Ефимович, что будет, – как всегда, первой обратилась Света – как вы думаете?

– Успокойтесь, – говорю, – хуже, чем есть, точно не будет. – Что сейчас оправдают, я пока не верю. Скорее всего, снизят до четырёх лет, как просил прокурор. Он видимо, уже согласовал с судьями решение.

– Дай-то Бог! – Воскликнула Анна Ивановна. – Это будет справедливо.

– Справедливо будет оправдание Дмитрия Степановича, и я буду этого добиваться.

     И Света, и Анна Ивановна с недоверчивой надеждой смотрели на меня как на мессию. Они и хотели, и боялись верить моим словам. Мне даже было неловко.