Дом. Цикл готических историй о доме, который помнил и о тех, кто рискнул заглянуть внутрь себя

Элирия медленно, почти ритуально, принялась протирать пыль с мебели. Старые кресла, обитые выцветшим гобеленом, большой обеденный стол, способный вместить дюжину человек, – под слоем забвения проступала их прошлая элегантность. Комната, казалось, застыла в ожидании, словно готовясь к чему-то важному, к возвращению жизни.

На стенах висели портреты, как живые глаза дома.

Лица родни, тех, кого она не знала, но кто, по мнению Лидии, должен был быть ей примером. Их взгляды тяготили, словно кто-то прошептал древнее заклинание:

«Не забудь, кто ты не есть. И кто ты есть на самом деле».

Отцовская тётушка с суровым лицом, двоюродный дядя с хитрой улыбкой, далёкие предки с поблекших полотен, чьи имена давно стёрлись из памяти, но чьи глаза, казалось, следовали за Элирией по всей комнате.

Один портрет выделялся среди остальных, приковывая взгляд своей холодной, отстранённой красотой. Лидия Ноар. Мачеха.

Она была изображена в полный рост, в тёмном бархатном платье, её тонкие пальцы сжимали веер, а взгляд, будто высеченный из льда, пронзал Элирию, не спрашивая разрешения, проникая в самые глубины её души.

Элирия почувствовала, как по спине пробегает дрожь – не от страха, а от узнавания. В её памяти всплыл фрагмент, такой яркий, такой живой, словно это произошло вчера:

…Лидия стояла перед ней, высокая, почти прозрачная, её лицо было безмятежным, но глаза – холодными, как зимнее небо. Элирия, маленькая, лет семи, сжимала в руках любимую куклу. Лидия наклонилась, её дыхание пахло чем-то металлическим, похожим на озон после грозы.

«Она не должна была родиться, – голос мачехи был тих, но пронзителен, словно острый осколок льда. – Но если уж ты привёл её в наш дом, я сделаю из неё сосуд. Дар для себя».

Она не говорила это отцу. Она говорила это своему отражению в зеркале, что висело рядом, и её глаза светились странным, опасным огнём. А потом её взгляд упал на Элирию, и уголки губ дернулись в улыбке, полной предвкушения. Эта улыбка, не дотягивающая до глаз, преследовала Элирию в кошмарах долгие годы.

Воспоминание накатило так внезапно, что Элирия отшатнулась, чувствуя головокружение.

– «Она не должна была родиться. Но если уж ты привёл её в наш дом, я сделаю из неё сосуд. Дар для себя».

Голос Лидии пронёсся в голове Элирии, будто откололся от самой стены, живой и полный скрытой угрозы. Элирия не вздрогнула. Просто сжала кулаки, чувствуя нарастающую решимость.

Зеркала – да, это они показали ей тот день. Зеркала, что так старательно прятала от себя. Они начали открываться, раскрывая свои секреты, словно потрескавшиеся книги, из которых высыпались пожелтевшие страницы. Значит, Дом помнит. И он хочет, чтобы вспомнила и она.

В руках чёрная книга запульсировала, словно сердце. Перо, само собой, выскользнуло и стало писать на чистой странице, не обращая внимания на дрожащие пальцы Элирии.

«Она лгала. Она хотела не понять, а подчинить. Дар для себя – это всегда проклятие для других. Лидия Ноар. Её путь начался с жажды, и закончился забвением в том, что она так жаждала контролировать. Ты помнишь. Зеркало показывает правду.»

Элирия почувствовала, как холодный пот выступил на лбу. Книга знала. Она знала всё. Или… она помогала ей вспомнить?

Она подняла глаза на портрет Лидии. Теперь в её глазах не было ужаса, лишь холодная, сосредоточенная решимость. Она больше не хотела убегать. Она хотела понять. И узнать, что именно Лидия пыталась контролировать. И что с ней стало.

Она хотела докопаться до истины.

…

Лидия пришла в дом Ноар не просто как мачеха. Она пришла как волна, что сметает всё на своём пути, оставляя после себя лишь солёный привкус предчувствия. До её появления дом был пыльным, да, но живым, полным приглушённых звуков прошлого. С её приходом наступила иная тишина – звенящая, напряжённая, будто воздух вокруг неё наэлектризован.

Мой отец, человек искусства, видел в ней нечто большее, чем просто женщину. Он видел музу. Её фарфоровая кожа, тёмные глаза, что казались бездонными, и улыбка, всегда чуть отстранённая, словно она видела что-то, что было недоступно другим. Он был очарован, а я, ребёнком, не понимала, что эта отстранённость – не загадка, а предупреждение.

Лидия с самого начала была одержима зеркалами. Когда она переехала, дом наполнился ими. Она привезла свои – старинные, в тяжёлых рамах, которые казались чёрными от времени, – и вешала их везде, где только можно. В своих покоях, в гостиной, даже в моей детской.

Отец смеялся, называя это её «причудой», но я видела, как её глаза сияют странным, почти болезненным блеском, когда она часами сидела перед одним из них, что-то шепча своему отражению. Она не просто смотрелась в них. Она разговаривала с ними. И они, казалось, отвечали.

Её интерес к зеркалам не был обычным любопытством. Это была жажда. Жажда чего-то, что, как она верила, можно было найти только за отражающей поверхностью.

Вскоре я стала замечать, как её одержимость нарастает. Она проводила всё больше времени в своей комнате, которая была заполнена книгами – не об искусстве или философии, как у отца, а о чём-то ином. Древние фолианты, рукописи, пахнущие плесенью и травами, – всё это она выписывала из самых дальних уголков мира.

Однажды, будучи совсем маленькой, я подслушала её разговор. Она говорила о «Проходе», о «Пустоте между мирами», о «Дар Забытого Бога», который можно «вытянуть» через отражение. Я не понимала ни слова, но от её голоса, низкого и гипнотического, мне становилось холодно. Она верила, что каждое зеркало – это не просто стекло, а дверь. Дверь в то место, где можно найти истинную силу, настоящую, неизменную власть.

Лидия была родом из семьи, которая когда-то давно занималась прикладной магией, а потом их род стал обычными людьми. Она жила с мыслью, что у нее что-то отобрали, что ей не дали то, что по праву принадлежит, что ее родовое наследие – было отнято. В её глазах была голодная жажда вернуть то, что, как она считала, принадлежало ей по праву рождения. Эта жажда росла, как снежный ком, поглощая всё, что ей встречалось на пути.

Её целью было не просто заглянуть за зеркало, а управлять им. Стать его хозяйкой. Превратить Зеркало Мираэль, которое было сердцем дома и, как я теперь понимала, древним артефактом, в свой личный инструмент. Она искала способ не просто получить знания, а вытянуть из него силу, чтобы изменить реальность, подчинить её своей воле. И ей, как я теперь знаю, почти это удалось.

Деревня Мирэйн, когда Лидия появилась в нашей жизни, была местом, полным простых радостей и нехитрых обрядов. Её жители жили в гармонии с природой, почитали древние традиции, верили в приметы и шепот ветра в деревьях.

Они были простыми, но счастливыми людьми, их жизнь текла размеренно, как река. Они не знали ни великих амбиций, ни великих пороков. Они были сами по себе.

Но Лидия нарушила этот хрупкий баланс. Она не просто не любила деревенских. Она презирала их за их простоту, за их «неведение». Для неё они были лишь декорациями, фоном, который можно было использовать, а затем отбросить. Она начала проводить свои «эксперименты», используя магию, почерпнутую из своих древних книг.

Сначала это были безобидные вещи – странные погодные явления, потом – необъяснимые исчезновения мелких предметов. А потом всё стало хуже.

Она начала «вытягивать» из жителей деревни их эмоции. Радость, надежду, любовь – всё то, что делало их живыми. Деревенские стали бледнеть, их голоса – тускнеть, глаза – становиться пустыми. Они стали вялыми, апатичными, их песни затихли, смех исчез. Люди превращались в тени самих себя, их жизни будто медленно, но верно вытекали из них, оставляя лишь оболочки. Лидия использовала их жизненную силу, их эмоции, чтобы питать Зеркало, чтобы заставить его раскрыться, чтобы получить доступ к тому самому «Дару».

Когда отец это обнаружил, было уже слишком поздно. Он попытался остановить её, но Лидия была сильнее. Её глаза горели безумием, а сила, которую она уже вытянула, сделала её почти неуязвимой. Я помню только крик, потом удар, и кровь… Кровь на паркете. И Лидия, что стоит над ним, её лицо искажено торжеством, а глаза горят тем же безумным огнём, что и в тот день, когда она говорила с отражением. А потом она исчезла. Исчезла так же внезапно, как и появилась, оставив после себя лишь опустошённый дом, безжизненную деревню и меня, маленькую, напуганную девочку, потерявшую всё.

Теперь я знала. Лидия не просто исчезла. Она растворилась в том, что так жаждала контролировать. Зеркало поглотило её, превратив в часть своей бесконечной тайны.

И теперь, когда я вернулась, Дом, Зеркало и Тени, что стали моими собственными, – они ждали.

Ждали, что я закончу то, что начала Лидия, или, возможно, исправлю её ошибку. И, возможно, обрету свой собственный дар.

Глава 5

Азарий и следы памяти

Дом затих.

Не та вязкая, прогорклая тишина, что встретила меня при первом входе, а иная – тревожная, звенящая, словно он затаил дыхание, ожидая чего-то.

После откровений книги о Лидии и моих собственных тенях, каждое дуновение ветра, каждый скрип половицы казались голосом, шепчущим тайны.

Я бродила по комнатам, и каждая из них хранила отголоски моего детства – того, что, как мне казалось, я прожила здесь. Помнится детская кроватка у окна, кружевные занавески, смех отца, который теперь казался таким далёким и нереальным.

А теперь?

Обои облезли, как старая кожа, мебель покрыта саваном пыли. Словно сама память старалась исчезнуть, раствориться в забвении.

Ночью Дом преображался. Мрак в коридорах становился плотнее, как будто стены сдвинулись ближе, поглощая остатки лунного света. Тени двигались. Не так, как положено теням. Они были слишком отчётливы, слишком осязаемы для обычных фантомов. Уголки зрения обманывали. Кто-то стоял у камина? Нет. Просто занавес. Или…

Они появлялись в сумерках, и в ночной тишине, становясь всё более реальными. Семь фигур – не людей, не призраков. Сгустки эмоций, отголоски чувств, что я так долго прятала. Я слышала их шёпот, иногда собственным голосом, иногда – голосами давно забытых людей.

Иногда одна из них подходила ближе, её безмолвное присутствие обдавало холодом. Я уже различала их, по отдельности: Бессилие, Злость, Вина, Память, Потеря, Отрицание, и, конечно, Страх. Седьмая Тень – она всегда стояла ближе всех, её присутствие было почти физически ощутимым. Она была самой зловещей, самой неотступной.

Я сидела у окна в своей комнате, прижимая к груди чёрную книгу. Она была тяжёлой, её страницы пульсировали, как живое сердце. Пламя свечи на прикроватном столике дрожало, отбрасывая причудливые тени.

В комнате было прохладно, но это был не обычный холод, а холод, проникающий в кости, будто кто-то вытягивал из воздуха всё тепло.

– Ты опять не спишь, – голос прозвучал как скрип старой скрипки – почти жалоба, почти музыка, обволакивающая моё сознание. Я вздрогнула, хотя и ожидала его. Он стоял у окна, сотканный из ночной тьмы, словно был там с самого начала. Азарий. Высокий, тонкий, с силуэтом, который казался высеченным из камня. В его глазах отражался не свет, а что-то иное – как будто сама ночь смотрела через него, проникая в душу. Это не были человеческие глаза. Это были бездонные колодцы, полные древней, безмолвной мудрости и какого-то вселенского спокойствия.

– Не доверяешь дому? – спросил он, не оборачиваясь, его голос был глухим, как эхо в глубокой пещере, каждая фраза отдавалась в стенах комнаты.

– Я не доверяю себе, – прошептала я, чувствуя, как дрожит мой голос. Ведь книга показала мне, что Лидия и Дом – это лишь внешние зеркала моих собственных страхов.

Он усмехнулся – уголками губ, не глазами, словно эта усмешка была лишь маской, надетой на что-то гораздо более древнее.

– Здраво. Сомнение – ключ к разуму. Но не к спасению. Спасение – в принятии.

Я села на кровати, зажала в ладонях пульсирующую свечу. Она трепетала, как моё дыхание, готовое оборваться в любой момент.

– Кто ты? – выдохнула я. – Что ты здесь делаешь? Какова твоя роль?

– Я? – Он наконец повернулся, и его взгляд пронзил меня насквозь. Мне показалось, что он видит не только меня, но и тени за моей спиной, и далёкое прошлое, и то, что скрыто в глубине моего сердца. – Я тот, кто остался. Когда прочие исчезли. Когда память стала слишком острой, чтобы быть выносимой. Я – хранитель равновесия. И твоих тайн.

– Это не ответ.

– Ответы – тени. Вопросы – свет, – произнёс он, и в его словах была загадка, которую я не могла разгадать.

Он подошёл ближе. Я сжалась, чувствуя себя пойманной в ловушку.

– Не бойся, – сказал он тихо, и в голосе его не было тепла, лишь холодное спокойствие и какая-то древняя, нечеловеческая мудрость. – Я не причиню тебе вреда. Пока ты не попросишь. Пока ты не будешь готова.

Внезапно снаружи что-то скрипнуло.

Дверь в коридоре. Нет. Кто-то другой. Или что-то.

Я вскочила, свеча выскользнула из рук, погаснув, и тьма будто выдохнула на меня. И я увидела Тень – ту, что до этого была ближе всего, Страх. Она теперь была ещё ближе, темнее, гуще, словно сгусток кошмара, вырвавшийся из самых глубинных уголков сознания. Она… копировала мои движения. Но с задержкой. Искажённо. Её безликая маска была теперь не просто пустой – она была жадной.

– Это… я? – прошептала я, чувствуя, как холодок пробегает по спине, как мороз обжигает кожу.

– Это то, что осталось от тебя, – шепнул Азарий, его голос был теперь почти неслышен, словно он говорил из глубокой бездны. – И то, что ты прятала.

Тень шагнула – и я отшатнулась, споткнувшись о край кровати. Она не спешила. У неё не было глаз, но я чувствовала, как она смотрит. Прямо внутрь меня, проникая в самые потаённые уголки души. Я хотела закричать – и в тот же миг она рванулась вперёд, растекаясь, как дым, обволакивая мои руки, лицо, грудь. Холодно. Колко. Будто вспоминалось всё сразу: отец, лежащий на полу, его кровь, расплывающаяся по старинному паркету. Зеркала, отражающие ужас. Мачеха, Лидия, шепчущая своё имя в отражение, её лицо, искажённое безумием и жаждой власти. Моё собственное лицо, искажённое ужасом, застывшее в беззвучном крике. Я тонула в этом потоке воспоминаний, в этом прикосновении чистого, всепоглощающего Страха.

И тут – вспышка. Яркая, почти ослепляющая. Кто-то сорвал штору с окна, впустив свет полной луны, и тогда я увидела Азария.

Он стоял, выпрямившись во весь свой рост, вокруг него – сфера света, трещащая, как хрупкое стекло под давлением, отталкивающая Тень. Он был не просто человеком. Он был… чем-то иным. Тенью света в этом мире тьмы.

– Хватит, – сказал он. Не мне. Ей. Тени. И Тень отпрянула, вжавшись в угол, сжавшись в чёрную, пульсирующую лужу. Она не исчезла. Она просто ждала.

Я рухнула на колени, пытаясь унять дрожь, что сотрясала всё тело. Дыхание хрипло вырывалось из груди, словно я только что вынырнула из ледяной воды.

– Что это было?.. – прошептала я, обнимая себя руками.

Он подошёл. Протянул руку, но не дотронулся, его прикосновение было лишь намёком, потоком холодного воздуха.

– Первое из семи. Твой Страх. Ты носила его под кожей. Я всего лишь подсветил. Он нужен тебе. Чтобы двигаться дальше.

– Почему ты не остановил её сразу?.. Почему позволил мне это пережить?

– Потому что ты должна была почувствовать. Чтобы признать. Чтобы понять, что ты – не жертва. Ты – часть этого. И они – твоя сила, когда ты их примешь.

Вдруг, чёрная книга на прикроватном столике вспыхнула ярким, но холодным светом, зашуршав страницами, словно сама отзываясь на происходящее. Перо, привязанное к ней, само собой вывелось из петли и стало скользить по странице, записывая невидимые слова.

«Вторая Тень – осознана. Имя её – Бессилие. Оно сковывает, когда ты боишься действовать. Но в его корнях – сила, что ждёт своего часа. Азарий – твой проводник во тьму, твой страж, но не твой враг. Он лишь показывает тебе то, что ты отказывалась видеть.»

Я в ужасе посмотрела на книгу, затем на Азария.

– Это ты? – шепнула я, чувствуя, как сердце колотится в груди.

Азарий отвёл взгляд, его лицо оставалось непроницаемым, словно маска, высеченная из ночи.

– Нет. Это ты. Только другая. Та, что начинает вспоминать.

Он исчез, не объяснив, кто он, откуда, зачем.

Остался только запах ночной грозы, витающий в воздухе.

И ощущение, что он знал обо мне всё – до того, как я начала вспоминать. Тени, казалось, стали чуть более чёткими. Они ждали. И я понимала: это не был конец.

Это было только начало.

Глава 6

Раэль. Гость из пепла

Дни потянулись, словно вязкий, густой мёд. После ночи с Азарием и Страхом, Дом казался одновременно и менее чужим, и более опасным.

Каждое моё движение, каждый шорох казались теперь подчёркнутыми, будто сама реальность Дома прислушивалась.

Я больше не пряталась от Теней. Я их видела, чувствовала их присутствие, но всё ещё не понимала их истинной природы, их цели. Они были частью меня, но ощущались как отдельные существа, движущиеся по своим, неведомым мне законам.

Моя чёрная книга стала моим единственным спутником, её страницы продолжали самопроизвольно заполняться, открывая всё новые и новые грани моей собственной души и истории Дома.

Я проводила много времени в старинной библиотеке. Пыль здесь была не просто пылью, а слоем забытых столетий. Я сидела за огромным столом, покрытым паутиной, и перебирала книги Лидии – те самые, что когда-то пробудили её одержимость. Они были написаны на древних языках, наполнены странными символами и иллюстрациями, от которых по коже бежали мурашки. Я искала ответы. Ответы на вопросы, которые не давали мне покоя: что такое Зеркало Мираэль? Какова его истинная сила? И что, на самом деле, произошло с Лидией?

В один из таких дней, погружённая в чтение какого-то ветхого трактата о сновидениях и их отражениях в реальности, я почувствовала движение рядом. Я подняла голову.

Раэль.

Она сидела на пыльном подоконнике, сложив тонкие ноги, и смотрела на меня. Это была не та мимолётная, пугающая Тень, которую я видела раньше. Теперь она была абсолютно чёткой.

Её волосы цвета воронова крыла падали на плечи, обрамляя лицо с тонкими, аристократическими чертами. Глаза были глубокими, цвета летнего неба перед грозой, полные какой-то странной, невысказанной печали. Она была одета в простое, но элегантное тёмное платье, словно сошедшее с одной из старинных гравюр. На её губах играла лёгкая, почти неуловимая улыбка, но в ней не было ни радости, ни тепла.

Скорее – горькая ирония. Она была воплощением моего Бессилия, но в то же время – удивительно сильной.

– Ты несёшь слишком много, – прошептала она, и её голос был похож на шелест осенних листьев, тихий, но настойчивый. – И слишком мало берёшь. Ты должна перестать искать в книгах. Ответы – внутри.

Я вздрогнула. Она говорила. Она была здесь.

– Кто ты? – спросила я, чувствуя, как пульсирует в висках.

Раэль наклонила голову, её взгляд скользнул по книге в моих руках.

– Я – та, кого ты давно знаешь. Та, кого ты пыталась забыть. Твоё Бессилие. Твоя потеря. Твоё желание отступить, когда мир обрушивается на тебя. Но я – не только это. Я – и та часть тебя, что умеет выживать, несмотря ни на что. Та, что никогда не ломается.

– Я… я не понимаю, – прошептала я.

Раэль соскользнула с подоконника и медленно подошла ко мне. Её движения были грациозны, но в них чувствовалась какая-то невыносимая усталость.

– Ты прятала нас за стеной. Строила вокруг себя крепость из отрицания и страха. Но Дом не терпит лжи. Зеркала не терпят лжи. Они отражают истину. И сейчас… сейчас ты готова её увидеть.

Она протянула руку. Её пальцы были тонкими, почти прозрачными, но я чувствовала от них слабое тепло.

– Ты ищешь Лидию, – сказала она. – Но сначала ты должна найти себя. Лидия пыталась контролировать нас, Тени. Пыталась использовать нас для своей силы. Но мы – не инструменты. Мы – чувства. Части души. И когда их используют не по назначению… они разрушают. И того, кто использует. И то, что ими питается.

Я смотрела на неё, и в её глазах, полных печали, я увидела себя. Свою собственную боль, свою утрату, своё бессилие перед лицом прошлого.

– Что я должна делать? – голос мой дрожал.

– Принять, – ответила Раэль. – Принять нас. Всех. Каждую Тень. Потому что в каждом твоём страхе – скрыта сила. В каждой потере – новый путь. В каждом бессилии – возможность найти опору. Лидия пыталась вытянуть из людей их эмоции, чтобы питать Зеркало. Но она не понимала: эмоции – это не ресурс. Это путь. Путь к познанию.

Она повернулась к старинному зеркалу, стоявшему в углу библиотеки. Оно было затянуто пыльной тканью, но я чувствовала его присутствие, его холодное, ожидающее дыхание.

– Зеркало – это не проход, который можно открыть силой, – прошептала Раэль. – Это отражение. Отражение души того, кто в него смотрит. И если душа искажена… то и отражение будет искажено. Лидия не открыла его. Она сломала. И теперь ты должна это исправить.

В этот момент ворон, сидевший на ветке старого дуба за окном, издал пронзительный крик. Он не просто кричал – он словно предупреждал. Его голос был полон отчаяния. Я резко повернулась к окну. И увидела.

На дальней поляне, между деревьями, мелькнул силуэт. Мужчина. Он был далеко, но я почувствовала его присутствие. Он стоял, едва различимый в сумерках, и смотрел на Дом. И на меня.

– Кто это? – прошептала я, чувствуя, как сердце сжимается от нового, непонятного страха.

Раэль обернулась, её взгляд метнулся к окну, и в нём на мгновение промелькнуло нечто, похожее на панику.

– Это… – её голос оборвался. – Он пришёл. Тот, кого мы не ждали. Тот, кто жаждет того же, что и Лидия.

Прежде чем я успела задать новый вопрос, Раэль растворилась в воздухе, словно дым, оставив после себя лишь слабый запах осенней листвы и едва уловимую грусть.

Я осталась одна. Снова.

Но теперь я знала, что не совсем. Тени были здесь. И они ждали. И теперь кто-то ещё пришёл в этот Дом. Кто-то, кто тоже искал. И это предвещало новую опасность.

Дом Ноар затих, как зверь, затаившийся перед прыжком.

***

Новый день не принёс покоя.

Утро в Доме было наполнено неясной тревогой. Даже пыль в лучах солнца, казалось, танцевала иначе, не так безмятежно, как прежде. Вчерашнее появление незнакомца у леса, его взгляд, направленный прямо на Дом, словно он видел меня сквозь стены, и испуганный шепот Раэль – всё это сплелось в тугой узел предчувствий.

Кто он? Что ему нужно? И как он связан с Домом, Лидией и Зеркалом?

Я не могла сидеть сложа руки. С чёрной книгой в одной руке и свечой в другой, я снова принялась обходить Дом, но теперь не в поисках воспоминаний, а в поисках ответов. Мне нужен был способ понять, что происходит, что это за человек, и как защитить себя и, возможно, этот Дом.

Ворон неотступно следовал за мной, его блестящие глаза были полны какой-то зловещей мудрости, он изредка издавал тихий, гортанный звук, словно пытался что-то сказать, предупредить.

Я спустилась в подвал. Его существование было для меня всегда чем-то неизбежным, но я никогда не решалась туда спуститься. Деревянные ступени скрипели под ногами, каждая из них казалась старым стоном. Воздух здесь был тяжёлым, сырым, с запахом земли, плесени и чего-то ещё… чего-то, что было здесь слишком давно и слишком сильно.

Никакого света. Только абсолютная, непроницаемая темнота, которую не мог пробить даже огонек моей свечи.

Там, в самом центре подвала, стоял ещё один огромный зеркальный шкаф.

Не просто зеркало, а целая конструкция из тёмного, почерневшего дерева, инкрустированная причудливыми, почти зловещими символами. Его дверцы были закрыты на массивный замок, и от него веяло таким холодом, что даже свеча в моей руке задрожала, грозя погаснуть. Я чувствовала, что это не просто шкаф, а нечто гораздо большее. Его присутствие было таким же сильным, как присутствие самого Дома. Это было не просто хранилище. Это было… хранилище.

В тот момент, когда я прикоснулась к холодной поверхности шкафа, раздался грохот. Не изнутри Дома, а откуда-то снаружи. Будто что-то тяжёлое ударилось о землю. Я обернулась – и увидела его.

Он стоял на верхней ступеньке подвала, его силуэт был выхвачен из темноты светом, пробивающимся из верхних этажей.