Из кладовой памяти…

Сияет солнце, воды блещут,На всём улыбка, жизнь на всём,Деревья радостно трепещут,Купаясь в небе голубом. [1]

Лапы Бобки коротенькие, быстро устаёт, я сажу его на рамку велосипеда, а для этого специально для него соорудил сидушку и приучил смирно сидеть, он скоро понял это и сам просился, скуля: «Возьми меня!» Мухтару нипочём, его длинные лапы мелькают спереди, то с левой, то с правой стороны дороги, которая петляет между деревьями, её недавно возвели до реки Уркан, чтобы по ней таскать в леспромхоз лес и отправлять по хозяйственным надобностям. Она пересекла Крутой в той части, что была за рекой от нашего дома и поменяла круто ландшафт, мне привычный с малых лет. Что делать? Вторжение цивилизации… Делая небольшие повороты, дорога выводит на сопку, за ней физически ехать легче, но труднее назад будет. Ещё полчаса неспешной дороги и я на Крутом. Сворачиваю направо и по бездорожью веду в руках велосипед. Здесь всё перемололи, перекрутили, когда строили дорогу. Высокие отвалы были, слева была, пожалуй, самая высокое место в бывшем прииске. На склонах которой, росли в изобилии кусты и деревья, где мы совсем недавно знали каждый уголок и играли в разные игры, здесь были поляны, усыпанные земляникой, крупной душистой, какой не было в окрестности. На самой вершине мы, дети, любили стоять и рассматривать открывающий вид, любовались окрестностями. Были видны все разрезы, извивы реки, причём обеих. Они просматривались до места слияния, здесь совсем недалеко подле Круглого разреза. Отсюда, на юг, можно было наблюдать все дома, стоящие в центре, возле магазина, конюшню, пекарню, на юго-востоке виднелась и крыша нашего дома. А на западе хорошо просматривалась вереница домов, стоящих подле леса, перед кладбищем… Всё перековеркали, всё вывезли на дорогу, горку, эту возвышенность, сравняли почти вровень с землёй. Привычный с детства ландшафт поменялся в угоду экономики великой страны.

За бывшей горкой местами болотистая почва, но в дни солнечные, высыхает – можно пройти. Скоро я возле нашего дома. Конь пасётся в пределах огороженного участка. Отец в своё время огородил обширную площадь нескольких соседских огородов, коню воля и есть где травку пощипать. В течении получаса я справляюсь с нехитрым заданием, а оно всего то наносить воды коню, дать хлеба ему, да положить корм кошке. Мы переехали, а она осталась, всем своим видом и воем показывала нежелание переезжать, пришлось оставить.

Сделал Отец ей тёплое местечко на крыше, а когда приезжали, то спускалась к нам, урча и мяукая. Зимой подкармливал наш сосед, тот у которого мы часто в зимнее время слушали радиопередачи. Дядя Митя так и остался жить на Крутом, никуда не трогаясь с места. Обзавёлся конями, сдавать их не желает никуда, любит их, прикипел… Часто останавливались у него охотники, родственники навещали, привозили необходимую снедь. Кошка наша со временем стала почти дикой, появились котята, видимо дружила с д. Митиным Васькой, тот ещё был котяра, большой, серый и крикливый, а главное, незаменимый, единственный на округу… Не раз гоняли этого ухажёра. Котята к людям не шли, и учила их мать самих, диким способом добывать пропитание. Первые годы мы на лето переезжали сюда, но в силу здоровья родителей года два, как перестали. Отец сделал в доме нары, в сенокосную пору, иногда, останавливаемся в доме, если много работы на покосе. А кто-нибудь обязательно едет в посёлок ночевать, его заранее, с покоса, отпускали родители.

Возле летней кухни, которой уже нет, остался пенёк, нами любимый. На нём часто сидел Отец и отбивал литовки, правил и ремонтировал грабли и другие сельхозорудия. Сзади топилась печь, возле неё Мама хлопотала, варила щи, а мы, облепив вокруг, сидели и грелись, домой не хотелось заходить. И сидели пока она, печь, не остывала, только тогда с неохотой шли в дом. «В старые годы, бывало, и баба кашу едала», – не раз слышал соседские говорилки. Сижу, вспоминаю, вроде давно это было, а вроде и нет, но… Но куда всё ушло? Почему так круто поменялось? В угоду чему и кому, в угоду, чьей воли и желания? Что-то в жизни сдвигается, меняется, как меняются времена года. На смену одному приходит другое, уже не такое привычное и понятное. Люди?.. И люди стареют зачем-то, вот и мои родители постарели, как-то незаметно идёт процесс, болеют часто, зачем? Почему так устроено? В чём смысл этого? Ведь должен быть смысл всего происходящего? Где ответ? Где его найти? Нет мне ответа… Должен быть!.. Чувствую должен быть!

Жизнь великих призывает,Нас к великому идти,Чтоб в песках времен остался,След и нашего пути… [2]

Посидел какое-то время на любимом пеньке, с грустью повспоминал былое и с чувством выполненного долга в обратный путь. Конь, напившись, отошёл к траве. Собаки мои на природе занюхались, где-то помечают усиленно территорию, что делать? – такова природа их… Свищу им и они, как Сивка-Бурка встали вмиг предо мною, готовые на собачьи подвиги. До дороги Бобку не сажу на велосипед, я и сам иду пешком. Кошка так и не вышла к еде, но выйдет, после меня спустится, будет принюхиваться, потом накормит своё потомство. Отчаливаю…

Завтра опять буду здесь, с другими темами дум. Какими? Будет новый день, будут новые думы…

май 2020 года, Кировоград

____________________

[1] Строки из стихотворения Тютчева Ф. И.

[2] Строки из стихотворения Лонгфелло Генри

ПЕРВОЕ МАЯ!

Сон не шёл…

Заглядывал молодой месяц в окно, заглядывали звёзды, доносился лай бодрствующих собак, где-то далеко шумел поезд, отстукивая колёсами свой бег на стыках рельс.

Сон не шёл…

Закрывал глаза, смыкал их в желании заснуть и вскоре открывал – сон не шёл… Не приходил он, не хотел… Где блуждал? Почему я не мог уснуть?

Встал, вышел на улицу, взглянул на ночной небосвод, густо усеянный звёздами. Млечный путь раскинулся по всей космической дали и терялся в астрономических парсеках [1], Стожары [2] пламенели в глубине космоса, под ними мерцал загадочным цветом пояс Ориона, семь Мудрецов [3], семь звёзд Большого ковша, наблюдали за планетой яро и оберегали её от крученых галактик и таинственных туманностей далёкой бездны. Подумалось, пригодились-таки познания и интерес к астрономии, когда часами рассматривал и прочитывал учебник старших сестёр, что-то стало различимо на ночном небе. Осмотрел всё внимательно, месяц своим серпиком зацепился за облачко, всё хорошо, всё идёт своим ночным чередом, спокойно, как всегда… Пёс, почувствовав меня, вылез из будки, встряхнул свою залежалую шерсть, сладко зевнул и подошёл ко мне. Читался у него недоумённый взгляд: «Мол, ты чего? Вверенной мне территории всё спокойно…». В стайке тряхнул уздечкой конь, зазвенели стальные удила, ему ответила вздохом корова, вздох глубокий с тихим мычанием и всё стихло… В воздухе пахло просыпающейся землёю, весна живила всё вокруг, выбрасывала потоки энергии и под её руководством вспахивались поля под посевы, засаживались огороды овощными культурами, наливались деревья будущими плодами.

Что я искал? Что было причиной моего неспокойного поведения?.. Когда же началось это волнение, какой-то внутренний страх, что может произойти непоправимое, набрести трагедия на наш дом и случится лихо?

А началось это первого мая…

К празднику готовились заранее, срезали веточки берёзы, вербы и ставили их в воду, чтобы они показали свои зелёные листочки. К веточкам девочки привязывали самодельные цветы и такие бело-зелёные кустики во множестве устремлялись потоком в колоннах, ими махали девочки, приветствуя стоящих на трибуне местных руководителей партии. Мальчики несли транспаранты, кто постарше флаги и знамёна. Всегда тщательно готовились к празднику, и всегда было у всех предпраздничное настроение – будет демонстрация, будут общие сборы, будет всеобщее ликование трудящихся всей земли… Так нам говорили, так мы и чувствовали причастность к этому всеобщему празднеству. У нас, уверовавших в такую идеологию, лица светились предпраздничным светом, будущим участием в торжестве социализма, который обязательным образом победит на всей матушке планете. Вот где-то так или почти так!

Мы тоже, с ребятами нашего уголка, что подле аэропорта, готовились к походу на демонстрацию. Уже в центре включились громкоговорители, и местами, прерываясь расстоянием, понятная всем, разливалась песня:

Утро красит нежным светомСтены древнего Кремля,Просыпается с рассветомВся Советская земля.

Было приподнятое настроение, всё дышало ощущением праздника, митинга, демонстрации…

Кипучая, могучая,Никем непобедимая страна моя,Москва моя, —Ты самая любимая!»

Тщательно утюжились брюки, чистились ботинки, одевалась чистая, лучшая рубашка. Ведь надо по-праздничному выглядеть, все будут такими и я вместе с ними. Пойдём все вместе в центр, к школе, а потом разбредёмся по классам. И уже в колонне класса, потом школы последуем на стадион, где перед футбольным полем, высилась трибуна и там, на недосягаемой для нас высоте, будут приветствовать проходящих местные партийные вожди. Покровительственно будут сверху посматривать на нас, а голос отработанный и поставленный, в микрофон и далее через репродукторы, огласит о торжестве пролетариата всех стран мира и его солидарности между собой, выкрикивая:

– Да здравствует, «Первое Мая!» – международный день трудящихся всей Земли! Ура, товарищи! – и мы дружно подхватывая, голосами сотен глоток заорём в синее небо:

– Ура-а-а! Ура-а-а! – «ура» летело в пространство, оповещая близлежащие улицы и переулки о празднике, о необходимости готовить праздничный обед и садиться за стол – скоро вернуться демонстранты. А многие из них уже успели до походной церемонии «развеселить» себя всякими горячительными напитками, кто «огненной водой», кто вином, а кто и самогоночкой побаловался. Всё это было быстро оприходовано в подворотнях и заедено шматком сала, чёрным хлебом и солёным хрустящим огурчиком. Мужики умели вкусно закусывать! Хорошо пилось им на свежем воздухе, да при звуках духового оркестра, который, не переставая, звучал на весь посёлок и далеко раздавались марши «Славянки», «Будённого»…

Прохождение маршем перед трибуной закончилось, класс разбежался, и мы, «аэропортовские», отправились на обед по домам, чтобы потом встретиться и закатиться куда-нибудь по своим мальчишеским интересам. Всё складывалось, как всегда… Демонстрация, дом, обед, игры до самой темноты. Погода стояла хорошая, а она, как по заказу, была тёплая, солнечная, что не всегда характерно для нашего края. Были времена – снегом заметало. Дом меня ждал праздничным обедом, вся семья собралась за столом и старшие пили за здоровье друг друга, за будущие хорошие урожаи, обильно поедали приготовленное кушанье, вели разгорячённые брагой разговоры…

В самый разгар застолья послышался на улице истошный крик, крик, который всегда мгновенно заставляет трезветь и вскакивать, как по команде:

– Пожар! – разрезал наше праздничное настроение, и первая мысль, что горит у нас, в мгновение ока заставило высыпать наружу, но было всё спокойно, огляделись… По улице бежали соседи, кто с чем, с ведром, лопатой, кто с багром, и мы все устремились за ними…

На углу, пересечения улицы и переулка – горел дом, горели наши соседи… Пожар охватил летнюю кухню и пробовал переселиться на дом, и как на грех, стояла сухая погода, был ветерок. Скоро пламя, набрав тягу, легко перекинулось на дом, он загорелся. В толпе зевак, в которой был и я, при этом прокатился стон и дружное «Ах-х!». Мужики кто мог, тот помогал тушить, женщины помогали родственникам вытаскивать из дома кой какое добро, но жар скоро отогнал их, было нестерпимо находиться рядом с бушевавшей пляской огня. Занялась крыша дома и шифер, что покрывал её, стал нещадно лопаться, разлетаться в стороны, своей стрельбой отогнал зевак подальше. Языки пламени, соединяясь, превращались в гудящее всепожирающее огненное чудовище. Скоро всё потонуло в хаосе развернувшейся стихии. Подъехали пожарные и стали работать двумя расчётами, однако сила пламени была такова, что струя воды из шланга успевала превратиться в пар, не долетев до огня. Подъехала третья «пожарка» и она уже дежурила возле соседских домов, чтобы вовремя пресечь аппетит пожара. Куски горящего материала высоко взметались в небо, и ветром разносило их по крышам соседних изб, где уже дежурили хозяева. Временами по возгласам людей смотрящих за этим действием можно было судить, что где-то начинало гореть новым очагом. Быстрота, с какой орудовали пожарные и хозяева, быстро пресекался растекающийся по воздуху пожар.

Скоро рухнула крыша, потом обвалился потолок дома, новый столб искр и пламени взметнулся в небо и пожар стал постепенно терять свою силу. Только сейчас вдруг вырвался обезумевший крик о хозяине сгоревшего дома. Где он? Родные метались среди людей, ища его и призывая обозначиться… Когда же все поиски показали, что они напрасны, все как один, обернулись к стихающему пожару, который скоро тушили пожарники. Крик истошный, полный всемирного горя огласил округу…

Пламя всё ещё не хотела смириться, унять свою губящую прыть, то там, то здесь происходили возгорания, ещё горел пол и подполье под ним – опасные ловушки для тушителей, можно провалиться и мгновенно задохнуться. Всё дымилось, не было видно ничего, а к дыму прибавлялся и пар от воды из пожарных шлангов. Метр за метром проходили пожарные, заливая остатки возгораний и…, вдруг толпа расступилась, качнулась, бабы завопили, оттесняя нас на задний план. Четверо спасателей несли нечто такое, которое трудно описать. Протиснувшись через строй замерших онемевших людей я очутился рядом с тем, что вынесли пожарные… Остолбенел от увиденного… Передо мною лежал чёрный обугленный предмет, похожий на фигуру человека. Я даже и не понял сразу что это? Вой протяжный безысходный опрокинул воздух и вернул меня в состояние реальности… Скоро догадался, кто передо мной, вернее то, что осталась от него, я стал задыхаться, еле передвигая ноги, отошёл за толпу, которая до сих пор стояла онемелая, но окружила родственников погибшего и не пускала к нему…

Сосед наш (я его буду так называть), насколько его помню, всегда был тихим, спокойным. Вяло бродил по улицам, сидел подолгу на скамейке возле дома и никогда у него не было на лице улыбки, вернее я её не помню, конечно же была она в каких-то временах, ведь рос он как все… Был ребёнком, подростком, молодым человеком и появилась семья. Хорошая семья, заботливая, сосед всегда был одет опрятно, чисто и никто, из близко проживающих соседей, не замечал за ним какой-то агрессии. Сознание его, видимо, было сдвинуто на какие-то другие уровни, которые в нашем обычном понимании называется сумасшествием. Поговаривали, что страдал он тихим помешательством, которое, как молва вещала, не излечивается. Я ни в коем образе, не пытаюсь осудить или дать оценку его состояния душевного, описываю лишь то, о чём поговаривали люди и то, что произошло впоследствии. Мы мальчишки его обходили стороной и никогда не задевали, относились с пониманием. Так продолжалось годы, не знаю два, три или пять лет, память не зацепилась за это. Но вот что-то где-то в уголках его сознания сработало, из глубины чуть теплившегося понимания действительности зацепилось – взять спички… Он взял… Далее произошло то, что произошло… Долго стоял остов сгоревшего дома, пока новые хозяева участка не снесли его, не раскидали на дрова, а на его месте построили новый добротный дом… Угол пересечения улицы и переулка ожил!

Не знаю, как эта трагедия подействовала на моих друзей, таких же подростков, годом старше, годом младше, которых много было рядом в мою отроческую бытность. Но на меня, легкоранимого, впечатлительного, впервые виденное горе такого уровня, подействовало «обухом по голове». Я представил масштабность трагедии, которая может постигнуть любую семью и сон, до сих пор валивший меня, только голову до подушки – не шёл… Долго я валялся при храпе Отца, вставал, чем вызывал недовольство его, выходил на улицу, проверял, всё ли на месте, нет ли где возможного возгорания. Меня охватывала тревога, одолевал смутный, расплывчатый страх по поводу возможных отрицательных событий, предотвратить их и все сделать для благополучного исхода.

Вот и сейчас я обошёл наш дом, заглянул в стайку, осмотрел летнюю кухню – на всём лежала печать сонного ночного состояния, лишь собака, потревоженная мною, сопровождала меня, до сих пор недоумевая моим брожением. Я потрепал его милую собачью морду, умную и участливую и удовлетворённый проверкой пошёл спать. Отец проворчал, ворочаясь, что шастаю по ночам. Что я им мог рассказать, как объяснить моё беспокойное состояние, поделиться своими страхами в первую очередь за них самих, конечно же только хождением «до ветру…». Родителям не жаловался, пытался сам справиться со своим беспокойством и справился.

Время многое излечивает, жизнь берёт своё. Быстрота смены детских впечатлений отрицательные заменила положительными. Нам не давали расслабиться домашними обязанностями, а справившись с ними, беспокойный детский народ накачивал себя новыми чувствами и эмоциями, мы забывались в детских играх, забегавшись, запыхавшись…

Жизнь продолжалась…

____________________

[1] Парсек – единица измерения расстояния в астрономии, название образовано из сокращений слов «параллакс» и «секунда», равная 3, 26 светового года.

[2] Старое название созвездия Плеяд.

[3] Созвездие Большой Медведицы называют созвездием Семи Мудрецов в индийской астрономии.

ДОЖДЬ. ЧТЕНИЕ

Обложные дожди. Обложные дожди…

Значит, солнца неделю не жди.

Значит снова с утра, будет дождь моросить, В наши окна стучать и о чём-то просить…

Татьяна Афанасьева

Дождь идёт день, второй, третий… Неделю идёт дождь, мелкий упорный. Небо низкое, серое, облака стелются над землёю вот – вот зацепятся своими рваными краями за верхушки деревьев или за сопки с лесом. Просвета не видно. Хорошо у кого убрано всё сено. Сгниёт… Вода поднимается в руслах ручьёв, рек, постепенно выходя из берегов, заполняет прибрежные покосные луга. Часто копна стоят в воде. Не речка, а река мерно катит свои мутные воды вдаль через ту местность, которая ещё недавно цвела и благоухала под солнцем. И посёлок наш притих, притаился под дождём. В ненастные дни строения словно пригнулись и кажутся ниже, чем в ясные… В солнечные дни улицы людные, с визжащей от восторгов и радости детворы, с «приклеенными» к лавочкам судачащими, шушукающими бабушками и курящими, обстоятельно что-то обсуждающими мужиками. А сейчас загнала сырость всех под крышу домов, промозглость и прелость от всего, что видит глаз…

А дождь идёт и идёт… Надвинуло его жизнью, он и поливает её… В народе его прозвали обложной. Сижу дома и читаю, читаю запоем. До дождя не было времени, покосная пора, вечерами возвращаясь, убегаешь с друзьями по своим неотложным интересам, а их, интересов у подрастающего поколения, много.

Домой приезжаешь усталый, но стоит только умыться, поесть и усталость, словно рукой волшебной снимает. Ещё мгновение и ты возле суетливой говорливой ребятни. Она, как «голь на выдумки хитра», уже придумала план своих действий и в потоке собственных мыслей, живо воплощает его в жизнь. Мысли говорливой ребятни заводят её на футбольное поле для состязания с командой, что живёт на окраине посёлка, да и поле там же находиться. Наше вечное противостояние! Сколько баталий разыгрывалось, выявляя победу то одной стороны, то другой и, попробуй выиграть…, «отметелят» [1] лихие пацаны противоположного лагеря. Но каждый раз, с завидной настойчивостью мы договаривались на игру, а выигрывая, были биты, иногда и мы их бивали, наподобие старинной – «стенка на стенку», здесь команда на команду.

А пока, дождь идёт, сижу возле печки… Рядом хлопочет Мама. Пахнет чем-то вкусным! Замесила тесто на пироги, с морковкой, мои любимые. Знаю, напечёт много, чем и побалую не только себя, но и ребят с улицы. Любят! Печь топится дровами, они потрескивают, что неумолимо ведёт к особому домашнему уюту. Горящие дрова и теплота печи создают особую атмосферу и расположение к чтению, дрёме, к тому, что на свете всё хорошо и никогда это не должно заканчиваться. Мухи, вечные спутники деревенских домов, греются, сидя на печи. Выгнать их в непогоду невозможно. Взмахнёшь рукой, они роем и шумно поднимутся, сделают круг по помещению и спокойно усядутся на прежнее место.

В таком уюте, тепле, возле самых родных мне людей заснёшь, забудешься коротким сном и снится, что весь в приключениях с героями книг крадёшься по дикому лесу Северной Америки, словно «последний из могикан», выслеживаешь бледнолицых. Читая книги, разворачиваешь перед собой всю картину описываемых событий, представляешь себя никем другим, а именно индейцем, пиратом, мушкетёром. Мушкетёром со шпагой в руке, отстаиваешь честь и достоинство своё и друзей, пиратом покоряешь морские пространства и берёшь на абордаж торговые судна, испанские галеоны, а индейцем сражаешься за свободу и независимость своих территорий…

Дождь идёт и идёт… Просыпаешься от монотонно стучащих капель о стекло. Смотришь в окно, на фоне тёмных предметов видны повисшие струи дождя, висят и висят. Шелестит листва в саду, вздрагивают от падающих капель цветы. Сыро и промозгло кругом, но я люблю всё это… Любил и люблю, когда идёт дождь. Идущий и стучащий о стёкла, он мне всегда внушал бег времени, жизнь бегущую, которую можно почувствовать здесь и сейчас… Как поток воды несущейся мимо реки, ассоциировался мне с бурным течением и водоворотами страстей и эмоций, а падающая вода, с непрекращающимся потоком знаний.

Влажная пропасть сольетсяС бездной эфирных высот.Таинство – небом дается,Слитность – зеркальностью вод. [2]

Есть своя прелесть в идущем дожде, но есть и лениво – радостное, не надо работать в огороде, ездить на покос и, можно вдоволь читать. Как же я любил читать! Читал вечера напролёт, до полуночи, пока Отец не начнёт шуметь. И, конечно, на самом интересном месте, оторваться от чтения нельзя, прервётся нить мыслительных представлений, воображений, тех картин, о которых идёт речь в повествовании.

Быстро отвечаю:

– Сейчас! – и сюжет вновь увлекает до следующего:

– Живо ложись спать!

С великой неохотой ложусь, выключаю свет, крадусь на ощупь до кровати и, ворочаясь, укладываюсь в постель. Отец рядом, сна у него нет, я помог разворошить его. Откуда мне было знать в детстве, как это нет сна? Зачем ворчит? Голова до подушки и ты в объятиях Морфея. [3] Сейчас на себе испытал, уже знаю, вернулось мне моим сыном, когда невозможно его угомонить и загнать в кровать, всё о чём-то думает, читает, сочиняет. А я не сплю!

Под шум дождя вспоминаю о друзьях… Раскидала непогода по домам, знаю, сидят тоскуют, грустно поглядывают на низкое серое небо, вдруг проглянет солнышко, вот тогда и побегут их ноги неустанно, но небо ничего подобного не предвещает и посылает на землю новые и новые порции моросящего дождя. Не все спасаются чтением, как я, не любят: «И что ты там находишь интересного?» – часто слышу я в свой адрес. Однако дома сиди, не сиди – не высидишь, тогда собираемся в наспех сколоченном из досок домике – шалаше, возле тополей, тогда дождь не помеха – пусть идёт. Сидим, рассказываем о «наболевшем», делимся впечатлениями, вспоминаем о самом интересном и наперебой друг другу тараторим: «А помнишь? А помнишь?». В шалаше нас набивается много, тесно, сидим, плотно прижавшись друг другу, согреваемся… Приходят с соседней улицы, но они, ребята, наши, с нашей команды. Последние переулки от аэропорта улиц Курбатова и Первомайской определяли принадлежность к «нашенским», а уже с улицы Новой наши вечные конкуренты и задиры, мы с ними дрались. Вопрос зачем? А просто так, никто не смог бы объяснить причину коллективной ненависти друг к другу. Наверное, посмотрели косо на нас, да и фамилия у них была схожей. Ловили их, где угодно, напитывали их изрядными тумаками, они нас… Время такое! Не будешь драться – запрезирают и свои и чужие, кому хочется ходить в числе тех, кого товарищи игнорируют. Струсил – позор! Хочешь, не хочешь, а будешь подчиняться «кодексу чести» уличных команд.

Тем для разговоров множество и не только о славных боевых подвигах последней драки с мальчишками другой футбольной команды, где обязательным делом было прибавление себе несуществующих заслуг… И все верили, знали, что не так, но верили, ведь через минуту они сами будут прибавлять себе заслуги сверх того, что заслужили, да и рассказчик потом уже сам будет верить в то, о чём рассказывает. Ох уж эти мальчишки! С ними всегда так и сам такой же… Потом проводили «разбор полётов», причин проигрыша, не соглашаясь друг с другом в выводах. Бурно происходило обсуждение нового фильма, только что вышедшего на экраны нашего клуба: «Этот, как даст!.. А другой, как врежет!..» – то и дело восклицали мы и со стороны наш шалаш походил на разворошенный улей, то затихающий, то возгорающийся спорами с новой силой. За разговорами, спорами время стремительно приближает вечер… На улице смеркается, лица сидящих в шалаше становятся едва различимы. Так и сидим, пока родители не начнут «выдёргивать» нас по домам. Нам не хочется, страсть, как не хочется расходиться, под капающий дождь так и сидели бы за разговорами. Потом провели свет в домик наш, нашли кабель, бросили на линейные провода концы его, подсоединили патрон с лампочкой и замаскировали листвою… Да будет свет! И свет воссиял…