Из кладовой памяти…

Пробираюсь с большим трудом к входу, отдаю пять копеек… Вы слышите? – пять копеек, которые всегда можно было найти, выпросить у старших сестёр, у родителей, товарищей, занять… Я в зале! Здесь яблоку негде упасть, не шучу… Сидят, кроме стульев, на окнах, перед экраном на полу, стоят возле стенки, сидят за экраном, правда, изображение в зеркальном отображении, но это не страшно. Какая разница, в каком направлении летят самолёты или танки идут в атаку, для зрителя главное действие… Наступает момент, когда на экране пошли первые кадры, ударила по ушам музыка фильма, ты внедряешься в канву событий, глаза расширяются увиденным… Ты попал!

Весь окунаешься в процесс происходящего в кино. В тебе или через тебя текут события фильма «Чистое небо». Заворожено, не совру, находишься почти два часа в сюжете жизненных коллизий картины. Как было не пробиться на такой сеанс? Внимательно слежу за главным героем и девочкой героиней, которая влюбилась в лётчика, воздушного аса… Сцены в госпитале, сцены проезда военного эшелона по станции, где хоть на мгновение, хоть на миг увидеть бы лицо, лицо родного, любимого человека, сцены свиданий… Всё соткано из жизни, все артисты вплетены в жизнь фильма так, что ты не видишь игры в кино, а смотришь жизнь… Жизнь трудную, военную, где не всё просто решается, «как в кино», а как в жизни, через тернии… И вот финальные кадры фильма, выходит главный герой и показывает на ладони своей звезду Героя Советского Союза. И тебя не интересует, что это герой фильма, а сыграл актёр кино… Так талантливый актёр исполнил главную роль и сумел воплотить на экране человека сложной судьбы, это тот человек, на которого ты хочешь быть похожим… Последние кадры, каким великим сожалением воспринимаешь титры на экране «Конец фильма». Какая жалость! А продолжение будет? Хочется, хочется продолжения!..

Но на следующий день крутят кино «Крестоносцы», и не побежать невозможно… Фильм о рыцарях, людях чести и доблести славной, о битвах их за отечество и на турнирах за красоту, выбранных ими представительниц прекрасного пола… Шлемы, латы, щиты, мечи, копья – всё блестит на солнце, переливаясь цветами радуги. Можно пропустить такой фильм?..

За ним будет демонстрироваться в клубе «Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещён», «кинушка» о моих сверстниках, их приключениях, их проделках… Фильм построен на юмористических событиях, характерных для пионерских лагерей, где в основном отдыхало большинство моих одногодков. И опять штурм за право прохода в зал становиться реальным… Подступы к бастионам подхода заняты такими ребятами, как я и старше. Придётся атаковать, брать с боем редуты лестницы…

Герои фильма «Ехали мы, ехали», Штепсель и Тарапунька

И вот новая кинолента, говорят можно живот надорвать от смеха, посмотрим… А кино это называется «Ехали, мы ехали…», с участием знаменитых на то время Тарапуньки и Штепселя. Тарапунька, артист Юрий Тимошенко – долговязый украинец из Полтавы, его незабываемые «Здоровэньки булы!» и Фима Березин, Штепсель – коротышка, весельчак еврей-одессит, с задорным смехом и никогда неунывающий. Комедия о поездке главных героев на концерт в Москву, но вот незадача, тринадцатый вагон, в котором они должны ехать, забыли прицепить к поезду… Фильм оригинальный на половину игровой, наполовину мультяшный, с вороватой, нагловатой, шкодливой вороной, с песнями, девушками, приключениями и юмором, пронизывающим зрителей насквозь. Зал складывался пополам от смеха, а для нас мальчишек, то был настоящий клад готовых искромётных фраз. Многие в лёжку смотрели фильм, на полу. Всё и везде было забито зрителями.

И так почти на каждый сеанс. Редко, когда можно свободно и просто пройти в кинозал. Район аэропорта, дальних улиц, а ещё и леспромхоза все стекались в этот кинозальчик, всех привлекал своей дешевизной билетов и удобством расположения. Голод на новые впечатления был высок, а читать любил не каждый, вот и заменяли на кино. Прошло несколько лет, его закрыли. Почему? Не ведаю… Разочарование было большим, привыкли люди к нему, прикипели! Ничего более не оставалось, как ходить в железнодорожный клуб…

А по пути домой нужно было проходить через стадион, в народе так и называли – аэропортовский. Был он необустроенным, без трибуны и без мест для зрителей, но он жил… Жил постоянными играми в футбол, играть приходили, и воинские части, и школьники, и наспех сформированные импровизированные команды, в основном дворовые. В летнее время, пока не стемнело, на нём было множество кричащих, снующих и ликующих пацанов и девчат. Стадион жил мальчишескими забавами, догонялками, игрой в лапту и волейбол. В углу высилась большая деревянная горка, вечно облепленная ушлыми непоседами. До блеска был отполирован её скат «пятыми точками». Сновала неугомонная детвора вверх-вниз, вверх-вниз… А когда играли в футбол серьёзные взрослые команды, за счастье было приносить и бросать в игру, выбитый в аут мяч.

«Морозко»

Как живется сиротке без матери?

Все работаю долго без отдыха,

Злая мачеха мной недовольная.

Только батюшка ведает горюшко,

Как же тяжко живется в неволе мне… [1]

В посёлке, кроме маленького кинозала в аэропорту, в центре был выстроен ещё в 30-х годах клуб железнодорожников, где для просмотра кино и художественной самодеятельности был большой просторный зал с балконом. В дни, когда демонстрировался новый фильм, был этот зал набит битком зрителями и, чтобы получить в руки входной билет, надо было отстоять длинный змеевик очереди…

Долгожданный билет куплен! Не без труда… Проходим в зал через неусыпное око билетерши. Ею долгое время работала женщина, которую боялись даже профессиональные «зайцы», всё видела и знала наперечёт их возможности и уловки, поэтому проскочить в зал незаметным (я этого не делал), практически было невозможным, но они вновь и вновь продолжали придумывать новые возможности прокрадываться в зал без билета. После того, как погаснет свет, кто-нибудь из тех, кто прошёл в зал легально, под прикрытием темноты пытался открыть двери, на которых горела надпись зелёным цветом «выход» и впустить своих «подельников». Проникнув на заповедную территорию, безбилетники пытались прятаться между рядами или за портьеры. Не единожды, включался свет среди сеанса и «злоумышленники», выдворялись из зала за шкирку… Карала их беспощадно! Но удивительно, не было с их стороны мести… Билетерша выполняла свою работу, и это принималось неукоснительно…

Весной, когда я заканчивал второй класс, на экраны кинотеатров и клубов вышел новый, потрясающий детское воображение, фильм-сказка «Морозко».

«Фильм создан душой, огромной русской душой! Я с радостью буду показывать его, своим внукам и сама буду смотреть всегда с удовольствием. И не нужны спецэффекты, все просто, но качественно и с большим художественным вкусом, никакой Голливуд не дотянется и не сможет нас переплюнуть…», – так в отзывах спустя много лет написала женщина. Видимо первый раз, как и я, посмотрела это кино ребёнком, да так и осталась полна тех чувств, которыми напитал этот фильм наши детские души… Много нас, людей восторженных, воспитанных на киносказках Александра Роу, возвращавшихся много раз к его произведениям? Много! Сможете возразить, дети шестидесятых?

Сидим… Кто притихший, кто возбуждённый предстоящим просмотром фильма… Ждём начала сеанса. Вокруг происходит привычная возня маленьких зрителей, хлопанье деревянных откидывающихся кресел, стоит монотонный гул переговаривающихся, в общем, как всегда. Зал постепенно заполняется. Скорее бы! Слышится топот ног нетерпеливых и их выкрики: «Давай кино!» Мы привыкли… Не у всех терпение является качеством характера. Мы разные: тихие и молчаливые, беспокойные и ёрзающие, словно имеется шило в одном месте, крикливые и шустрые – всякие… Мы дети! Как скучно было бы, если все были одинаковыми…

Долгожданный миг наступает, гасится свет, появляются черно-белые мелькающие кадры и потом на голубом фоне выхватывается название кино и слышится развесёлая, разудалая музыка, звук гармони и балалайки, внутренняя глубина которых вызывает ассоциации с Русью – матушкой и иллюстрирующие несущуюся тройку с колокольчиками— бубенцами. Фильм на противоположностях, на ярких контрастах построен, где добро и зло, где чёрное и белое, практически без середины… Проникновенно, до корней русского быта автор сказки вникает и ведёт зрителя и заставляет всмотреться в знакомые картины с детства, и русского пейзажа и крестьянского устройства…

Кадр из фильма Александра Роу «Морозко»

Ты с замиранием и трепетом следишь за Настенькой, уже влюблённый в неё, хотя и малой. То негодуешь на несправедливое отношением к ней со стороны старухи и Марфуши, то возмущаешься малодушием и бессилием старика… Уж я бы показал им всем, как надо поступать, как надо бороться с несправедливостью, ну всё внутри протестует, возмущает! Я писал ранее, что если действие фильма увлекает, то ты с головой уходишь в суть картины и участвуешь в жизни героев, словно сам являешься героем сюжета.

Пожалей меня, Зорька ясная!Пожалей меня, Солнышко красное!Дай кончить вязание,Не то будет мне наказание. [2]

И ты веришь… Как не поверить такой Настеньке? Она сама милость, само совершенство… Для неё и солнце красное службу сослужит добрую и Петя-петушок крик остановит и Морозко, очарованный ею, сотворит чудо…

Выходишь из зала ещё весь в действе фильма… И по дороге домой перед глазами мелькают то Баба Яга, то Марфушенька, вызывающая явное отторжение, то милое, голубоглазое лицо Настеньки и в душе у тебя радость, всё поёт, что так по-доброму, счастливо кончилось, словно наблюдал это в самой жизни, переживал и оно вот так славно разрешилось…

Долго ещё слышались колокольчики-бубенцы летящей в жизнь тройки… Они и сейчас звенят и тревожат, и летит жизнь-тройка по просторам Земли-матушки вдаль, вглубь наших лет… Звенят прожитыми годами, звенят невыполненными делами, звенят истраченными бесцельно моментами… Ах! Если б вернуть… Но звенят бубенцы жизни-тройки, всё скачет и скачет она в количество наших лет…

Одесса, июль 2019 г.

____________________

[1] Слова песни из фильма «Морозко» песня Настеньки

[2] Там же

НА ПЛОТАХ в ДОГОНЯЛКИ

В пятом классе, нашу школу закрыли на ремонт… Нам пришлось ходить в здание вечерней школы, которая располагалась за железнодорожной линией. Это было одноэтажное деревянное строение, практически без школьного двора, так что разгуляться озорникам на переменах было негде… Вот и придумали обстреливать туалеты осколками кирпичей, я попадал под этот град не единожды. Стоял хохот, хотя смешного здесь было мало и тому, кто оставался запертым (открывать дверь туалета было нельзя), ничего не оставалось, как быть в клетке туалета до конца перемены… Зимой обстрел сменился снежками. К слову сказать, в шестом классе, когда мы вернулись учиться в родные пенаты, у нас на каждой перемене происходило серьёзное сражение между нашими смежными классами, я учился в «Б», а битву устраивали с «А». Побед великих не было, так как силы были приблизительно равны, и перевес был то на одной стороне, то на другой… В этих снежных «боях» не было и травм, снег был рыхлый, снежки получались неболезненными при попадании, но…

Часто «но» пресекает какие-то традиционные «соревнования», а почему? Мне смачно залепили в глаз, залепили снежком так, что света белого не взвидел, в таких случаях говорят «небо в алмазах». Хорошо помню это состояние, когда в азарте снежного боя вдруг потемнело в глазах, а из правого глаза сыпануло снопом ярких искр. Я закрылся руками, меня шатнуло, но товарищи, «бойцы моего подразделения» вовремя поддержали своего товарища. Привели меня в санчасть, а потом отправили домой, уже не помню, но кто-то провожал… Мне потом сказали, что в снежок, который прилетел мне в око, кто-то положил льдинку, вот она и поставила мне «фонарь». Глаз отошёл от опухоли, а я ещё какое-то время светил фингалом.

Всякое бывало! Разве только это? Школьное время у всех ассоциируется не только с уроками, но и с шалостями, происшествиями, выходками на уроках и выгоном тебя из класса. Выгоняли и меня, а однажды и из школы, за какие грехи точно не помню, но три дня просидели мы под сараями возле школы, всё надеясь, что пронесёт – не пронесло, вызвали родителей и распекали по всей строгости тогдашних школьных законов. Говорили, что такие «шалопаи» и сами не учатся (я хорошо учился, но попал под общую раздачу) и другим не дают и стыдили родителей, в моём случае Маму, что не занимаются нашим воспитанием, вот мы и отбились от рук. Помню, стояли мы, руки по швам, возле доски и тупо глядели на распекаемых нас учителей, но пугало совсем не это, а то, что после этого «полоскания» предстоит основательная «стирка» дома… Уж как мне удалось! уговорить Маму сказать Отцу, что вызывали её просто на родительское собрание? Что уж скрывать, побаивался я своего родителя… Удалось! Покачивая головой, глядя на меня своими голубыми всепонимающими глазами, строго сказала мне:

– Последний раз я краснею за тебя, следующий раз пошлю Отца, – этого достаточно было, чтобы во мне шалопай «приказал долго жить», а я закончил восьмилетку без троек…

Замечательное время, упомнить бы всё, да найти время и возможность описать! Каждый, читая это, убежит в свою память и вспомнит озорное неунывающее время, время школьных лет! А сражаться снежками после моего случая нам запретили, да и пацаны вряд ли хотели бы повторить мой «подвиг».

Здание, ставшее в силу необходимости временным нашим пристанищем, по меркам нашего посёлка, располагалось немногим дальше, чем здание родной школы. Путь от аэропорта, недалеко от которого я жил, лежал по разным задворкам жилых двухэтажных домов и через территории различных производств ШЧ, НГЧ, ПЧ, не помню точно, но подобные названия были у нас в посёлке на слуху, а также по вспомогательным железнодорожным путям, к виадуку. Виадук! Этот мостик через пути, соединяющий Верхний посёлок и Нижний (так негласно их обозвал народ) был для нас и наблюдательной площадкой, с которой мы наблюдали останавливающие поезда и бегающие маневровые паровозики, а со временем и тепловозы. Ждали паровоз и чтобы непременно быть над ним, а тот в свою очередь должен дать струю дыма… Когда совпадало, и ты оказывался в клубах густого белого дыма, то в первое мгновение остальной мир переставал существовать, густая пелена выброшенного паровозом дыма-пара скрывала от тебя всю видимость: и перрона, и поездов и всю перспективу Нижнего посёлка, с прекрасной панорамой виднеющихся сопок.

Но вернёмся на путь к виадуку… Там, где шли ветки путей, рядом были котлованы, низины, в которых ещё с осени, после дождей собиралась вода, вода зимой естественно замерзала, что служило нам прекрасным катком и присмотренные щепки служили что-то на подобии коньков. Одной ногой отталкиваешься, а другой, стоя на щепке, скользишь по глади льда до очередного падения. Падения неизбежны, ведь стараешься как можно быстрее, быть впереди товарищей, а те в свою очередь пытаются тебя обогнать. Так и соревнуешься, забыв, что на уроки опаздываешь. Спохватываешься и летишь, что есть силы в школу, но это не единственное было наше развлечение…

Смекалка ребяческая работает, с помощью подкладок, которыми крепят рельсы к шпалам и костылей мы из шпал сбивали плоты, на которых в пору, когда подтаивал снег, и низины заполнялись водой, мы гоняли на плотах в догонялки или наперегонки… Водная поверхность была немалой, как маленькое озерцо, это было нам на руку, было здорово!.. Стоя на ногах на сколоченном плоту, в руках у тебя шест, которым отталкиваешься от дна, ты скользишь по водной поверхности… Рядом товарищи, они такие же и хотят тебя обогнать, но и ты прилагая усилия, с силой отталкиваешься шестом. Кто придёт первым? Кто знает? Но ты получаешь удовольствие!

В один из чудных весенних дней, когда солнышко пригрело, и ночной лёд подтаял, часть его опустилась на дно. Я вышел в школу раньше, чтобы подольше покататься на плотах… Солнце светило совсем по-весеннему, по-весеннему пели птицы, и небо поднялось выше и голубое, далёкое радовало глаз… Скоро с товарищами был возле наших плотов. Их иногда захватывали старшие ребята, но сейчас, благо весне! никто не эксплуатировал.

Побросали портфели, проявив определённую сноровку, без неё нельзя, мы были на «гоночных аппаратах». Через минуту уже летели к противоположному берегу, если брать в длину нашу водную гладь… Легко отталкиваясь шестом, напрягая свои имеющиеся мышцы, почти оторвался от своих товарищей, ещё момент! Я буду первым! Потом буду долго говорить им, друзьям, как я их сделал, а они понуро искать причину проигрыша. Никто не любит проигрывать, я тоже. В этот самый момент мой шест скользит об опустившийся лёд и…, я в воде! Поначалу не понял в чём дело, однако студёная вода быстро привела меня в чувство, я мигом вылетел на берег. Как идти в школу? А домой? Влетит дома однозначно, но не в школу же идти мокрым и грязным, в воде плавали жирные пятна мазута… Поплёлся домой, потом полетел – холодно! Отец дома устроил допрос, «намылил шею»… Мама переодела, и мигом отправила опять в школу, речи о пропуске уроков даже не могло быть, набедокурил по своей воле – вперёд!

После этого случая, моя сестра Оля, не пускала меня раньше времени в школу… Мой товарищ забежит ко мне, а она отнимет портфели и сиди до времени, чтобы только дойти до школы и успеть к урокам. Как не пытались её уговорить, пускать слёзы и даже стращать – бесполезно. Стояла непоколебимо на посту своём, а дружок, не заходя ко мне, уходил без меня на плоты. Той весной, не только я «плавал» в воде, были случаи и с другими школьниками. Работники скоро разобрали наши плоты, и нам пришлось довольствоваться виадуком с пыхтеющим паровозом под ним…

Развлечение так себе, но всё же…

октябрь 2019 года Кировоград

____________________

ВЕСНА В ПОСЁЛКЕ

Дом, приобретённый родителями, располагался на улице, на которой весенними днями густо цвела черёмуха и запах, медовый, густой опьянял нас весенним настроением, скорыми летними каникулами, радовал глаз белым нарядом груш, ранеток, ароматом распускающихся листьев кустов малины и смородины. В нашем краю, именно на нашем переулке, первом от аэропорта и последним по улице Первомайской, было множество цветущих деревьев, звонкий от детского смеха, говорливый от бабьих собраний на лавочках и кричащий по вечерам:

– Санька, пропади оно пропадом, иди домой! – «пропадом», как последний аргумент звенел в вечернее небо, или:

– Колька, ента, как его? – живо домой! – «Ента», так и осталась в прозвище бабки моего товарища, одноклассника, потом плавно перешла в прозвище «Ета», а потом в «Тае». Да так и прилипло намертво «Бабка Тае». Трансформация слов в народе удивительная, живучая…

И уж, как допёкшее до конца родителя, взрывало вечерний воздух:

– Лёнька, туды твою налево, домой! – после таких «призывов» точно надо было спешить под кров.

– Бегу! Я на сеновале буду спать, – успокаиваю Отца, главное сейчас не попасть под горячую руку…

Наш переулок по утрам просыпался от рёва садящих и взлетающих самолётов, от рожка пастуха, зовущего своих рогатых клиенток, ответного мычания скотинки, от перелива петушиного пения, заведёт один «ку-ка-ре-ку» и, тотчас, ему вторят соседние, так и покатится по посёлку на разные голоса хор пернатых…

Переулок жил! Жил неунывающей детворой, снующей туда-сюда, играющей в различные игры и убирающей свою территорию метлами, да лопатами, после проезда машин в дождливое слякотное время. Жила и детвора своей юной, весёлой особой жизнью, отличной от взрослой, беззаботной, беспокойной в шалости и гораздой на выдумки. Во взрослой жизни то и дело встречались слова: «нужда», «болит там», «кольнуло здесь», в лексиконе детворы таких слов не было… Детвора жила! Жил и переулок!

Просыпаюсь от звона струй молока о дно подойника. Мама доит корову, значит, скоро зазвучит призыв пастуха, и стройным шагом бурёнки выстроятся маршем на пастбище. Издалека, еле слышно, звучит рожок и хлопанье бича, сбивая коров в единый строй. Каждый пастух научился мастерски щёлкать кнутом. Хлопанье такое, словно стреляют из ружья, выстрелы всё слышней и вот уже раздаются на соседней улице, пора выгонять и нашу кормилицу. Научились и мы «стрелять», да так хлёстко, кто лучше… Мы тоже делали себе бичи, длинные с короткой ручкой, не для коров, а чтобы перед собой и друг другом хвастануть. «Стрелял» и я, мастерски, как заправский пастух.

По переулку растянулось стадо разношерстных коров, телят и потянулась колонной на окраину посёлка, а дальше на поля, на траву, которая в обилии манила сочностью и разнообразием. Петух вдруг озаботился своим происхождением, захлопал крыльями и завопил на округу громким петушиным криком. Красавец, что не говори… Ор его стоял такой, что не выдержали соседние коллеги, и понеслась петушиная симфония из края в край. Солнышко пробудилось от их криков, вывалилось над горизонтом, нехотя, зевая, плеснуло на посёлок, накопившееся за ночь, тепло и свет. У петухов важность – солнышко разбудили и ну! опять друг перед другом горлопанить по чём зря… Переулок ожил! Детвора спала… Спал бы и я, если бы ночевал в доме… Здесь тепло, крыша над головой, редкий писк комара и докучливая надоедливость мух… Они хуже комаров, тех хоть можно прихлопнуть, а мух? здесь надо проявить неимоверную скорость, чтобы усмирить крылатую навеки. Я не сплю. Вставать в рань нет желания, валяюсь, попробую завалиться на другой бок, хочу уснуть… Правда скоро взревут моторы садящих и взлетающих самолётов, я к ним привык, сну не помешают… Сон, не за горами, тут, как тут, сразу берёт меня в оборот, время моё молодое – сладко спится. «Пришёл сон из семи сёл, пришла лень из семи деревень», поговаривала иногда Мама, приводя народную поговорку.

Проснулся, когда солнце давно завернуло к полудню, стоит жара и комары, противно пищащие, попрятались на свой дневной отдых, чтобы ночью с новой силой и настойчивостью донимать живность и людей… Сквозь щели пробиваются лучи солнца, встречаясь с пылью, оставляют в пространстве полосы света, которые убегают вглубь сеновала. Пахнет прошлогодним сеном, где-то лают собаки, слышится говор соседей… Наблюдаю, прислушиваюсь… Хорошо! Сегодня ещё не надо идти на покос, уже не надо работать на огороде, но надо ехать на Крутой, там конь пасётся… Каждый день, я сажусь на велосипед и кручу педали двенадцать километров в одну сторону и столько же назад. Весело мне! Коня надо напоить и проведать всё ли как следует. Прошу друзей составить мне компанию, но не всякий раз кто-то захочет отмотать более двадцати километров на двухколёсном. Вчера спрашивал своих «подельников» по переулку, не один не захотел одолеть со мною расстояние, придётся в одиночестве «радоваться жизни». Не унываю, привык! Возьму собак…

Позавтракав, осмотрев велосипед, я в дороге… Рядом бежит коротколапый Бобка, высунув язык, и Мухтар, пёс высокий сильный, боевитый, с ним не страшно. Шарика, собаки которая долгое время была мне незаменимым другом, уже нет на свете, кто-то пальнул от скуки в него из ружья, он и отошёл в мир иной, пожив несколько дней. Жаль его! Отец взял где-то Бобку, а тот через некоторое время привёл к нам щенка, вислоухого, шатающегося на длинных тонких лапах, худого и замученного голодом. Оставили, не выгонишь тварь Божью, заботиться надо… Эта «тварь Божья» через месяцы превратилась в красавца, боевого пса, с могучей шеей, на толстых длинных лапах, с высокими торчащими ушами, почти по литературному «гадкому утёнку». Гроза местных псов, но как! он любил Бобку и перед ним робел и благодарно облизывал ему мордочку, словно был тот ему отцом. Да так и было – приёмный родитель. Мухтар не выносил никакого собачьего соседства и, если загулявшая дворняжка подходила близко, он вмиг был подле неё, сбивал грудью и та вопила под ним остервенело, подняв лапы на милость победителя. Я с трудом отбивал несчастную и уводил взъерошенного, рычащего пса.

Кручу педали… Бежит под колёсами велосипеда дорога, мелькают придорожные кусты деревья, а в спину греет то солнце, что утром было ленивое и зевало. Сейчас же оно весёлое, тёплое, нежное, даже где-то горячее и припекает… Мне радостно! Правда!.. весело на душе… Часа через три выполню задание и буду дома, а потом закатимся с товарищами куда-нибудь… Куда? Да придумаем, первый раз что ли!