Из кладовой памяти…

В посёлке, заезжаем в гости к дяде Роману, папиному брату. Дом его находится недалеко от въезда в посёлок, конечный на улице, названной в честь самого великого вождя всех народов. Улица перед окончанием раздваивается, налево уходит к аэропорту, а прямо в самый раз к дому моего дяди… Он всегда с шуткой и улыбкой под мохнатыми чёрными бровями, при абсолютно белых седых волосах, встречает нас.

– А-а!? Маёр приехал! – приветствует он возгласом.

Меня всегда, почему-то называет «маёром», почему? Не знаю! Может от воинского звания майор? Но я привык, «маёр», так «маёр»… Черты моего дяди правильные, резкие, он даже красивее моего Отца. Папа немногим мягче своего брата, и чертами и характером, лицо слегка шире. Пока Отец распрягает коня и даёт ему заготовленный корм, они перебрасываются короткими фразами о своих новостях, делятся какими-то впечатлениями… Мне интересно наблюдать за ними, они родные братья, очень похожие и в тоже время разные. Между ними год с небольшим разницы в возрасте и дядя чуть ниже ростом, он младше… Общаются уважительно, обходительно друг с другом. Не удивительно, столько вместе прошли, такое пережили, остались едва живыми… Видимо хранил Господь.

Собака встретила нас громким лаем, её убрали под навес, но она и там всячески облаивает. На неё шикают, но бесполезно. Рвёт и мечет! «Чужие» посмели забрести на её территорию, да ещё и другим псом пахнут. Это никуда не годится…

– Славно отрабатывает свой хлеб, – замечает Отец и улыбается, а я бы подошёл, но боюсь, может укусить, ведь на лбу у меня не написано, что свой, племянник его хозяина. А-а-а! Что взять-то с него, одно слово – пёс… То ли дело у меня, Шарик, друг мой развесёлый!

Вышла тётя Клава, пригласила в дом, чай пить, пока обед готовится. Заходим… В доме пахнет не так, как у нас, и дом больше нашего, немудрено, покупался для большой семьи. Просторные сени, там и останавливаемся, лето на улице, а в сенцах полумрак и прохлада, на полу половики разноцветные, уютно… Здесь я не первый раз, но чувствую себя в гостях, я всегда был прилипшим к своей семье, к Маме, а если её рядом не было, к Отцу или к сёстрам и больше никто не мог меня очаровать, даже родной дядя, ни с кем не могли оставить, ни на миг. К стыду своему, я закатывал такой скандал и поднимал рёв, что ничего не оставалось делать, как брать меня с собой… Никакие уговоры ни к чему не приводили, решимость моя была стальной, а воля непошатной. С улыбкой пишу сейчас эти строки, сын такой же рос, ему нужны были только мама и папа, бабушку и дедушку любил, родителей жены, но мы были в гораздо большем приоритете. «Что за ребёнок? Остальные дети как дети, любят оставаться у нас, а этому подавай только родителей», – недоумевали они…

Перекусив наскоро, оставив коня у дяди, мы отправились с Отцом сначала по делам, которые требовали немедленного решения, в центр, а потом к моим сёстрам, они жили недалеко, метрах в двухстах, в двухэтажном доме, но об этом ещё будет рассказ, а пока вернусь к родным братьям, замечательные были люди они. Не писал ранее, а обойти невозможно о том, что они оба обладали такими красивыми голосами, что на праздниках, когда случалось застолье, если они начинали петь, то все смолкали и затаённо слушали их… Сейчас бы послушать Вас, мои родные, послушать не только песни душевные, но и рассказы ваши о жизни своей. Рассказали бы Вы о том, как пригнало Вас из Белоруссии в товарных вагонах бесовское племя, строившее светлое будущее на костях ваших. Как пережили Вы страшное время тридцатых? Спросить бы! Да некого… Вы и теперь вместе покоитесь под нежным светом белых берёз, недалеко друг от друга… Сколько уж лет шумят над Вами берёзы и плачут дождями тучи, давно ушли Вы от нас, детей своих… Скажите, Вы нашли покой, вечные труженики? Как Вам Там?.. Но глухо ухо наше… Царство Вам Небесное! Мы помним и любим Вас!

Возвращались мы поздно, когда вечер уже касался нашего края. Луна, светившая сквозь ветви деревьев, поднималась из-за леса и бежала с нами по пути… Куда она стремилась, ко мне или по своей надобности? А вместе с ней, не отставая, бежала и тень от коня, телеги и фигуры Отца на телеге… Начиналась чудная летняя ночь, виденная мною много раз, но в этой было что-то особенное. Что? Не знаю… Быть может, я думал так о каждой ночи, что они особенные, может быть были какие-то особенные мысли мои, скакавшие с одного предмета на другой и часто на одном долго не останавливаясь. Я смотрел на луну и вспоминал ту, которая всходила над леском, где жили Алейниковы, виденная от нашего дома. Там она вставала и шла по небосводу мимо, а эта бежит за нами. И чем быстрее мы ехали, тем быстрее она следовала за нами, а когда остановились, то и она остановилась, в нетерпении ожидая нас… Зачем? Охраняла нас? Что ей надо было? И когда тронулись опять в путь, тронулась и она… Я лежал и смотрел вверх… Убегающее небо, свет блеклых звёзд, при яркой луне, сама луна… Была в этом какая-то торжественная красота непостижимого… Добавлялась прелесть мягкого скрипа телеги, фырканье коня, сидящая фигура Отца на фоне этого далёкого неба, всё складывалось в своеобразную гармонию вечера… Хорошо-то как! Телега катила дальше, вот и гора, а дальше ключ со студеной водой и начинается марь… Скорее бы домой, скорее… Вспомнил Маму, провожающую нас, скулящего Шарика… Они ждут нас! Вот сейчас сию минуту стоят возле дома и вслушиваются в звуки вечера, не скрипнет ли телега и не послышится ли голос Отца: «Но-о!.. Поживей давай!».

И стало на душе как-то спокойно, езда укачала, набежавший сон сморил меня до самого дома. Очнулся от скулившего в радости Шарика и голоса Мамы. Я посмотрел на луну. Той, что бежала за нами, уже не было, а была другая, которая стремилась мимо нас по небосклону…

Куда?.. Зачем?..

____________________

В ПЕРВЫЙ КЛАСС

То было много лет назад.

Я тоже в первый раз,

С толпою сверстников-ребят,

Явился в школьный класс.

Сергей Михалков

Нас, маленьких человечков, привели за руку в стены нашей школы и ввели в класс. С трудом оторвавшись от моих сестёр и постоянно на них оглядываясь, я сел за парту и сложил руки, как показали, одна на одну. Я весь превратился в само внимание…

Я первоклассник! Ещё не осознавая в полной мере всю ответственность моего нового положения, я интуитивно чувствовал, что в моей жизни что-то серьёзно поменялось. Пожалуй, это было первое моё вступление в новую для себя роль… Это радовало и тревожило одновременно.

Так происходит в жизни и перемены должны случаться и должны обновляться окружающие люди, обстановка, предметы и увеличиваться требования к себе и окружающих к тебе. Перемена мест и желательна и необходима, чтобы всё естество наше не прирастала к одному месту, с которым срастается органически, мы как бы врастаем в него и от которого не так легко освободиться. Ценность перемены мест и частых передвижений в том, что ты не притягиваешься незримыми нитями к каждому из окружающих тебя предметов, и сознание не делается благодаря этому неподвижным. Тогда я ещё не знал, что эти перемены я с лихвою прочувствую на себе, и частые переезды станут естественным образом моей жизни.

Первый класс. Школа №156, май 1964 года. Я в верхнем ряду, пятый слева

Летом необходимо было подготовить документы для оформления меня в первый класс. Отец привёз меня в райцентр и мои сёстры должны были пройти со мной все инстанции по сбору нужных справок и пройти проверку моего здоровья у врачей. Родители оставались на Крутом, у них не было возможности оторваться от ежедневной работы. Несколько дней меня водили к докторам, где проверяли слух, зрение, горло, выслушивали сердце, стучали пальцами по груди, брали анализы крови и…, и всего остального… Мне нравились похождения по инстанциям и прохождения докторов, было весело, интересно и тем, что в нашей компании была девочка, моя ровесница. Она была младшей сестрой Олиной подруги. Подготовкой к школе также занималась её старшая сестра. Пройдя всё и вся, подготовив документы, Оля отдала их в школу и меня зачислили в первый «Б» класс. Назад к родителям, под кров родного дома ушли пешком, наслаждаться остатками беззаботной дошкольной жизни. Отца не ждали, когда он за нами приедет. Двенадцать километров одолеть без транспорта было привычным делом для сестёр, а я шагал бодро, стараясь и вида не подать об усталости. За работой на покосе, огороде, собирая грибы и ягоды, купаясь в чистых озёрах, загорая в свободное время, мы и не заметили, как пролетело лето и подошло время собирать себя морально и физически в школу.

…Итак, сидим за партой, молчаливы и сосредоточены, ни тени баловства или просто лёгкой шалости. Слушаем внимательно – требования, правила поведения в школе, расписание уроков и какие будут в ближайшие дни. Поглядываем на родных, они стали возле стены, наблюдая и слушая происходящее. Скоро они вышли из класса, и мы остались одни с учительницей Галиной Фёдоровной. С ней, с нашей первой учительницей, мы зашагали по школьным годам до пятого класса, изредка теряя нерадивых учеников, которые по неуспеваемости оставались «на второй год». Звучало, как приговор – «На второй год».

Попасть под этот приговор было одно из самых постыдных. Галина Фёдоровна умело вносила знания в наши лопоухие головы, да лопоухие, уж у меня – точно, соответствующие возрасту и уровню сознания. Мягкая, негромкая, в ней одновременно уживались и твёрдость и умение заставить себя слушать и внимать урок. Сейчас внимательно смотрю на её фотографию и, возможно впервые, понимаю, что была она красива, не той яркой сразу бросающей в глаза красотой, а внутренней, мягко проступающей из души. Была в ней какая-то особая притягательная сила…

Карасова Галина Фёдоровна, учитель начальных классов

– Мы писали, мы писали, наши пальчики устали. Мы немножко отдохнём, и опять писать начнём! – прерывая урок, Галина Фёдоровна переключала наше внимание, на так называемые, физкультминутки и после выполнения нами их, продолжала занятия по предметам. Многие запомнили эти «пальчики» на всю жизнь… Запомнил и я!.. Применялись эти физкультурные минутки по методике известного русского физиолога А.А.Ухтомского, который открыл чудесную способность организма человека настраиваться на выполняемую работу. Если учитель правильно использует эту способность, то он поможет ребенку более успешно трудиться на уроках чтения и письма. Эту же методику я замечал на детских концертах, когда внимание маленьких человечков, быстро рассеивается и начинает отклоняться от идеи концерта, тогда ведущий проводит с ними какую-либо игру… После переключения внимание возобновляется у юных зрителей…

Не раболепствовали мы перед учителями, а чинопочитали их, в хорошем понимании этого слова. Проходя мимо кабинета, где висела табличка «Директор школы» мы автоматически делались дисциплинированными, немного «правильнее»… Учитель приобретал в наших глазах именно роль Учителя, не преподавателя, не того кто отчитал свои часы и с глаз долой, а человеком способного не только донести знания, но и подвергнуть внутреннему преобразованию процессы мыслительного действия. Этого естественно тогда не знали и не замечали, только годы спустя, вспоминая и анализируя школьную пору, приходишь к подобным выводам, сколь многое дали нам учителя школ…

Старое здание, куда мы были зачислены в первый класс и которое по окончанию восьми классов покинули, перейдя в среднюю школу, не сохранилось. Оно было уютным и тёплым, с разветвлениями коридоров и «карманами» для сопутствующих помещений. Здесь учили преподаватели старой закалки, которые могли и линейкой «измерить» лысину, если она забывала, как надо вести себя. Нина Моисеевна, Любовь Алексеевна, Тамара Владимировна, Ольга Константиновна, Ирина Николаевна и другие, простите, что не всех упомянул. Умели учителя раньше создать понятие храма знания, коей и являлась школа.

Удивительная и колоритная Нина Моисеевна! Учила оригинально! До сих пор помню её уроки физики, когда она объясняла что такое молекулы и атомы. Себя представляла молекулой, а атомом какого-либо ученика – говорила:

– Видишь, какая я большая, а ты маленький по сравнению со мной и, когда ты сталкиваешься со мной (при этом она толкала ученика), то я передаю тебе энергию, – ученик отлетал от неё, но энергия памяти и благодарности об этой учительнице оставалась на всю жизнь.

Не забывала огреть линейкой зарвавшегося недоросля. Правду скажу, побаивались мы её, строга была. Она была завучем школы и провинившиеся ученики попасть к ней на «ковёр» считали за пренериятное наказание! Воспитание, право слово, было самым плодотворным у Нины Моисеевны! Одним оком поведёт, и ученик знал, как ему себя вести.

Никто никогда не жаловался родителям – виноваты-то сами.

Любой учитель мог сделать тебе замечания, а ты внимай и слушай и, чтобы бегать по школе, кричать, да ещё и в шапке?.. Преступлению было подобно, наказывалось тут же, на месте. Действенным наказанием было поставить «под часы». В центральной части школы, холле, висели часы, под ними и ставили провинившегося ученика. На перемене, при всех стоял проказник под улюлюканье собравшихся, но если ловили на «дразниловке», то рядом под часами оказывался этот смельчак.

При входе в школу со двора, сразу направо был буфет, притягательной силой обладал он и манил первоклашек вкусным чаем и коржиком, иногда кольцом, густо посыпанном какими-то вкусностями. Надо было сдать учительнице всего лишь десять копеек, всего-то…, но и они порою отсутствовали, а твои товарищи на перемене уминали за обе щёки эти самые коржики. Коржики – какая малость! Но как хотелось их! когда отсутствовали в кармане несчастные десять копеек…

Через годы и годы, вспоминая школу, учителей, хочется сказать: «Сердечное спасибо!», – и сделать низкий поклон Вам, наши дорогие Учителя! В нашей юности профессия учитель была не только уважаема, но и престижна. А многие учителя были от Бога.

Одесса, июль 2019 года

____________________

НА КВАРТИРЕ КОММУНАЛЬНОЙ

Два первых класса начальной школы жил я с сёстрами в коммунальной квартире. Общая кухня на трёх хозяев, мы занимали одну комнату, которая была закреплена за нами. Если не подводит память, предоставили её в пользование старшей сестре Ирине, а она на момент моего поступления в школу, уехала из Магдагачи и жила у родной тётушки в Кемеровской области. Позже, после окончания школы, к ней уехала другая сестра Оля. Там они и остались жить, появились семьи… К ним в городок Юрга я смог приехать только после девятого класса, в городок чистый и уютный, от которого веяло ухоженностью и провинциальностью.

Соседями по комнатам и кухне были, одинокая пьющая женщина преклонных дет и мужчина лет тридцати пяти. Работал он на железной дороге путевым обходчиком в бригаде, проверяющей пребывающие составы, вдруг где-то колёсная пара имеет дефект. Помню ощущение, с которым провожал его на работу, в зимнее время, в ночную смену… Мороз понижал отметку на градуснике ниже тридцати. Смотрел я в окно на горящий багровым пламенем закат, на узоры инея на окне, слушая тревожные сигнальные гудки паровозов, ко мне закрадывалась жалость… Как можно работать в таких условиях? Был он безобидный, даже с заботливым участием к нам, детям, чего нельзя было сказать о женщине… Она по какому-то праву, понятному только ей, посчитала себя хозяйкой на кухне и частенько высказывала вслух своё недовольство. Молча, сёстры и я, выслушивали её продолжительные «разговоры» о том, какими нам надо быть в её понимании. Оля пыталась что-то возражать ей, но тем больше доводила нашу соседку до белого каления. Что сильнее распаляет разнузданных людей, как то, что они не получают достойного отпора, никто не «разговаривает» на их языке.

Дом, в котором мы жили, был двухэтажный, деревянный с двумя подъездами. По улице, на которой стоял он, было десятка два. В зимнее время дома отапливались дровами, и весело струился над ними дым, окутывая окружающее, дурманящим запахом готовящейся пищи и мы знали где, у кого, что вариться. Даже, если дома было приготовлено тоже самое, то хотелось, страсть, как хотелось поесть у соседей и часто это удавалось… Все знали друг друга, про всё знали друг о друге, мы были как на ладони, поэтому отношения царили, в основном, добрососедские, но не без исключений… Наш дом был последний, по правой стороне, как идти к аэропорту, сейчас его нет уже, снесли… Многие подобные дома, стоят полуразрушенные, пугают жителей своей пустотой, нежизнью, глазницами пустых окон. Детский смех, перемол прохожих бабскими языками, обстоятельный разговор мужиков, сидящих на брёвнах, курящих самокрутку с махоркой, сплёвывающих попавшуюся крошку наземь, переместился в другие дома. Той беззаботности, что царила выходными днями уже нет. Время закрутило в вихре по добыче прибыли, а многих заставило добывать в поте лица хлеб насущный, с трудом сводя концы с концами.

В один из весенних дней я пришёл со школы радостный, на уроках у тебя всё получается, тебя похвалили:

– Молодец! – сказала Галина Фёдоровна, учительница наша.

Внутри играет музыка от всего сказанного тебе, прекрасного вокруг и все люди вызывают любовь и доверие… Вы же помните такое состояние! Потолкался с ребятами нашего двора. Время было в начале весны, когда полно и сильно она охватывает природу, всё вокруг пахнет по-другому, по-весеннему… Вся детвора в это время высыпает наружу из домов и квартир, заставить сидеть в помещении не представляется возможным. В этом же доме на площадке по этажу жила моя двоюродная сестра Лилия, дочь дяди Романа. Радостный, с весны зашёл домой и с порога ударил в нос стойкий запах алкоголя, я вжался в себя, мигом проскользнул в свою комнату… Буду ждать своих сестёр. Знал, чем оборачиваются подобные «запахи» – для нас скандалом.

Пришли Оля с Валей со школы, и выползла из своей конуры «хозяйка». Как противны пьяные люди, нужно ли рассказывать… Наша соседка завелась с пол оборота, причину подыскала заранее, видимо накопилась у неё тёмная энергия и надо было ей выплеснуть на кого-то. И случай такой подвернулся, можно оторваться на моих сёстрах… Вот у кого можно подзарядиться чистой и здоровой энергией, выкинув свою отрицательную… Такие люди являются по своей сути энергетическими вампирами. Энергетический вампиризм – это расхищение чужой энергии, то есть силовой забор энергии у людей. Часто можно встретить в источниках, что вампиризм по сути своей является заболеванием, которое буквально заразило человеческие взаимоотношения. В его основе – бездуховность людей. Каким образом люди могут выйти из этого состояния? Только меняя свою энергетическую сущность, наполняя свою душу любовью и радостью.

Вряд ли соседка осознанно так поступала, скорее вследствие разнузданности характера, но нам от этого было не легче. Разойдясь в своей пьяной ярости до предела, она обзывала девочек словами недостойными для письма… Не знаю, до каких мерзостей она бы дошла?.. Но рано или поздно всё это должно было прекратить существовать, что-то должно случиться, которое обрежет щупальца безобразию. Такое случилось! В самый этот момент зашёл Отец. Видимо его прислало Божье провидение, как впоследствии шутили мы… Мгновение, постояв, остолбенело, он влетел в кухню, где бушевала «хозяйка». Бранные слова оборвались на полуслове, ужас застыл в её глазах… Через миг она, как ошпаренная, вылетела из кухни и устремилась в свою комнату, преследуемая Отцом… Таким разгневанным я видел его несколько раз… Страшен был в ярости! Из подобного состояния в нормальное могла его привести только Мама. Дверь в свою комнату соседка не успела закрыть и голос его громкий, порою переходящий на зловещий шёпот был слышен нам. Что убеждающее он ей говорил, но хмель у неё, как рукой сняло, а выйдя к нам она попросила прощения… Более заботливой соседки после инцидента трудно было сыскать. Какими «наговорами» и «шептанием» Отец излечил соседку от злобы против нас, не знаю – видимо, были они очень убедительными. Жизнь с тех пор потекла спокойная, отношения наладились. Кухня стала площадкой добрососедских разговоров, из окна которой по утрам виделся розовый восход солнца, которое выплывало из-за сопок, что раскинулись чередой за Нижним посёлком.

Этажом ниже, под нами, жила женщина с сыном, и была она в полном смысле слова «не от мира сего», в посёлке, иные помыкали ею, особенно пацаны, которым попади на язык, изведут со свету, и звали её баба Феня. Гурьбой следовали за ней неуёмный мальчишеский народ, где бы ни завидели, хором кричали вслед, преследуя:

– Феня – дурочка! Феня – дурочка! Феня, сколько время? – на что она, оборачиваясь, как бы отбиваясь от них, говорила, махая рукой.

– Не бунтуйте меня, не бунтуйте…, – или, – Вы меня совсем забунтовали…

Взрослые же относились к ней, скорее с жалостью, как к ребёнку, которому много лет, кому нужно сочувствие и элементарное понимание, и ниоткуда её не выгоняли. Она присутствовала на поминальных обедах, которые не пропускала ни в каком случае и, где ей давали с собою впрок всякой еды, а также грелась, заходя в магазины и зал ожидания на железнодорожном вокзале… Была в ней какая-то тайна, что ли, скрытая от глаз людских, захоронена. Доброхотливые языки поговаривали, что была в прошлом эта баба Феня дворянского происхождения и вполне нормальным в обычном понимании этого слова человеком и был муж, семья и, как результат – родила сына Ивана. Ваня в обращении был прост и не чурался возиться с малышами, каким был я в то время, был начитан, насколько мне позволяло судить моё начинающее образование, много читал какую-то литературу детям. Я был часто у него в гостях…

Как он прожил свою жизнь? Не знаю… Опять же, поговаривали – плохо, но да Господь ему судья, не люди… Конечно большого следа они не оставили, но память нет, нет да и цепляется за моменты, связанные этими бедовыми людьми, выхватывается кадр бегущей детворы, наперебой дразнящей, этого блаженного человека… Почему вспомнил? Не только потому, что была когда-то соседкой, а ещё и потому, что по отношению к таким людям «не от мира сего», можно судить о моральной стороне жителей местности, в которой и проживал такой человек… Кто читал «Житие святых», должен знать о жизни блаженного Прокопия Праведного, подолгу сидящего на берегу реки, молящегося за неведомых путешественников, плывущих по реке, осеняя их крестным знамением. Со смехом и издёвками относились к нему, но он не обращая, ни на кого внимания, творил и творил молитвы за неведомых путешественников: «… В день убо яко юрод хождаше, в нощи без сна пребываше, и моляшеся непрестанно Господу Богу…» [1] Пока не случилась великая гроза и ливень с огромными градинами. Уводил тучу от города силою молитвы, умолял и уводил он людей от грозящей гибели, и увёл, и спас. И увидели тогда люди, кто рядом с ними и уверовали в него и полюбили. Так гласит предание…

Дразнил ли я? Нет! Моя Мама, как-то жёстко остановила меня в подобном действе и сумела парой-тройкой слов объяснить мне недостойное поведение.

Этим же словом, когда я уезжал поступать в институт, она запретила играть в карты на интерес и никогда не спорить, ни с кем, ни на какие темы! Эти заветы её я выполнил…

Сила Слова Матери!

____________________

[1] Слова из Жития Прокопия, с. 16.

В КЛУБАХ

Кино за пять копеек

Но есть кино, которое Искусство.

Из всех искусств важнее всех Оно.

Внедряет знания, воспитывает чувства.

Понятно всем – для всех одно Окно.

Александр Ченин

Вечернее время… Сидеть дома выше сил человеческих, просто невмоготу… Бегу в кино. Клуб, куда мы ходили в «кинушку», располагался в административном здании, что принадлежал комплексу сооружений аэропорта. Зал был маленький и всегда забитый до отказа зрителями. Ежедневно, кроме понедельника сеансы были на шесть вечера и восемь. До начала кино надо было сделать уроки, сёстры внимательны были к этому и наказывали меня сидением дома. «Сиди и делай уроки!», – звучало как приговор, слёзы не помогали, приходилось послушно соглашаться, могут ведь Отцу пожаловаться, а попадать под его пресс совсем не хотелось… Старался не проштрафиться… Получалось!..

И почти каждый вечер ходил в кино, если доставался билет, а так как народу было много и не всегда можно было пробраться сквозь толпу к входу, то оставался в этот день за бортом киноклуба. Приравнивалось к великому горю, меня охватывала грусть, я пытался прилипнуть к окну, если штора до конца не была закрыта и всё же смотреть через стекло на происходящее. Не один я был прильнувший к стеклу окна и ходил грустный… Благо форточки были открыты и звук, шедший от репродукторов, доходил до улицы, а значит до наших ушей. На вечерний сеанс детей не пускали, открывали окна, ну здесь мы блаженствовали и досматривали фильмы через створки окна и умоляли, чтобы зрители не закрывали шторы… Могут современные дети, юноши и девушки представить огромные очереди в кинотеатры, в клубы? Могут они понять тот интерес и любовь к кино, который испытывали жители любого города и городка на бескрайних просторах страны. Достань сейчас из кармана смартфон, подключи интернет и смотри любой фильм, передачу, ток-шоу…