Из кладовой памяти…

Какие хорошие благодатные годы, годы детства, как радостно вспоминать вас, общаться с вами, словно с одухотворёнными понятиями. Не ностальгия это, а благодарность Его Величеству Детству! И в силу имеющегося таланта, если он присутствует, я пытаюсь сложить песнь ему, Детству, и именно раннему периоду, когда всё закладывается на всю оставшуюся жизнь…

Выглядываю в окно. Дождь всё идёт… В огороде, между грядками стоит вода, выходить никуда не хочется, даже если прозвучит клич от друзей. Собака куда-то забилась в сухой уголок, видимо к корове под навес и не кажет своего носа.

Мама позовёт покормить, пёс выйдет с великою неохотой, отряхнётся, потянется, запахи еды в миске влекут с силой к себе. Как можно противиться? Хозяйка приглашает – будет, чем полакомиться, зря не позовёт. Порой раздаётся свист на улице. Товарищи идут в кино, зовут, но, посмотрев на серость и дождливость улицы, на грязь, которую придётся месить, с сожалением отказываешься… А хочется! И не всегда отказываешься, чем вызываешь недовольство Отца, ворчит не серьёзно, а так для марки отцовской, надо же что-то сказать. Взгляд нарочито серьёзный, но ты знаешь уже, там прячется улыбка и может последовать очередная шутка в мой адрес.

Поспели пирожки! Какое кино?..

____________________

[1] Здесь, в смысле «побьют»

[2] Строки их стихотворения Бальмонта К. Д. Линии света

[3] Морфей – бог сна в греческой мифологии

ГОРЫ. НА ЛЫЖАХ

Земля окутана хрустальной пеленою,

В сугробы белые ныряет детвора,

Коньки наточены, и лыжи предо мною,

Метель закончилась, и в лес давно пора.

Татьяна Варламова

Солнце садится. Горит закат багровым тревожным огнём… Будет завтра сильный мороз и ветер. Примета такая. Ветер и сейчас навстречу, пробирает до последней косточки. Ушанка опущена, завязана, да не спасает – добирается-таки мороз до ушей, варежкой не отогреешь, вся во льду. Останавливаюсь, потираю пальцами и ковыляю далее. Домой бредём еле-еле, на лыжах. Ноги передвигаются с трудом, болят от ушибов при падениях, тело ломит… Начинает смеркаться… Метёт позёмка, следа лыжного почти не видно, но местность знакома до каждого кустика, бугорка, впадины – всё излазили, исходили. Ты в ледяной корке. Катание с гор всегда чревато падениями, снег набивается всюду. Падений много, всё болит. Спереди и сзади самые выносливые из нас. Нельзя никого упустить из вида. Зима, мороз, скоро вечер наступит… Перекидываемся фразами. Но тревожит тебя не ушибы, не боли, тревожит реакция Отца на то, что ушёл без разрешения. Знаю, когда придёшь домой Мама, поворчав, поменяет одежду и накормит вкусным ужином, а вот Отец? Чего доброго и огреет чем-либо. Тревожно и опасливо на душе. Потом и он отойдёт, станет весёлым и подшучивать надо мной, над моими «охами» и «ахами»… Падений, катаясь, столько!

А сейчас? Сейчас, с трудом передвигая ноги, ты прокручиваешь в голове варианты оправдания себя. Не прав я? Не прав! Что будет, то будет, лишь бы быстрее получить нагоняй и оставить его в прошлом. Не люблю быть в ожидании, любом!

А как хорошо начиналось! Кто-то из пацанов с улицы бросил клич «Пойдём с гор кататься!» и всё завертелось, закрутилось в вихре исполнения. Программа дня получена. Сборы мгновенные. Друзья ждать не будут, придётся догонять. Добыты из дома лыжи… Попробуй просто взять. А для чего, куда, зачем? – тысячи вопросов от родителей. Могут и не пустить. Уж лучше тихо так, украдкой. Рискую и принимаю решение – идти! Если нет лыж, то включаешь всего себя для нахождения их у других, кто точно не идёт, в виду разных причин. И так мы, человек пять или шесть, став на лыжи, бодрым шагом устремляемся в лес, на сопки.

Погода прекрасная, хотя и морозно, но нам-то что? Мы в юности развесёлой… Дорога мимо «Ромашек», по стадиону воинской части «Гриф», так мы её обзывали, не знаю правильно или нет, но многие знают, о чём я пишу. Переваливаем за пригорок. Здесь дорога раздваивается. Направо на Крутой, а прямо на Горчаки. Нам на горчаковские горы… Впереди «белая будка», за ней марь, лесок и цель наша уже скоро… Бежим ходко, лыжи хорошо скользят, подготовили… Усталости нет! Бодрость, устремлённость и жизнерадостность! Показался первый спуск и друзья, они немногим старше, уже устремились с горы и только спины, в вихре поднятого снега, показываются далеко внизу… Я у края, сразу съезжать не решаюсь. Слышу снизу:

– Что ты менжуешься? – любимое выражение друзей, выражающее крайнюю трусость… Следует хохот… Хохот? Это уже слишком…

Ничто так не воодушевляет на «подвиги», как усмешки и хохот друзей. Отталкиваюсь и через мгновение устремляюсь вниз. И всё бы хорошо, если бы не трамплинчик, сооружённый из снега. Лыжи отрываются от земли, ноги уносит вперёд, перегруппироваться не успеваю и тело моё становиться неуправляемым… Смех и шутки надо мной. Я не в обиде, так принято подзадоривать неудачника и я уже через минуту взбираюсь на гору, лыжи ставлю лесенкой или ёлочкой, так надо, иначе и метра не одолеешь… Друзья разжигают костёр. Быть в лесу и без костра – невозможно представить. Пока костёр разгорается, я добираюсь до вершины и полный решимости съезжаю вниз. Удачно! Значит место возле костра обеспечено. На снег вываливаем еду, чем богаты, кто успел дома прихватить сало, хлеб, кусочек колбаски, солёный огурец – здесь, в лесу это приобретает особую вкусность, приправленную здоровым морозным воздухом и дымом костра. Попробуйте поспорить – вряд ли удастся…

Пока поджаривается сало, потрескивая на огне, оглядываюсь вокруг… Далеко, до самых Горчаков, убегает пойма речушки, здесь у многих летом сенокосные площади. Справа сопки, покрытые соснами и редким низким леском, на них мы катаемся. Слева за рекой начинается лес, потом первозданная тайга, которой нет конца и края. Что за ней?.. Вдоль берега усыпано невысокими деревцами, ивами, ветки которых в летнюю пору свисают до самой воды и тем самым образуют нечто вроде шатра. Летом, не часто, ездим сюда купаться на велосипедах, вода чистая, прохладная и заводи встречаются широкие. А иные товарищи и удят рыбу здесь, хвастаются потом. Понимаю их – сам такой… Сейчас ивы стоят, убелённые инеем и весь лес в уборе подобном. Стоишь, любуешься видом и дышишь клубами пара… Зима! И как не вспомнить любимых поэтов?..

Чародейкою ЗимоюОколдован, лес стоит,И под снежной бахромою,Неподвижною, немою,Чудной жизнью он блестит. [1]

Всегда любил поэзию, настоящую, отличную от просто стишков. В ней, в сжатой форме выражено то, что можно описывать томами. «Живопись – это поэзия, которую видят, а поэзия – это живопись, которую слышат». [2] Как лучше и не скажешь! Творческое начало каждый имеет, просто выражена она в той или иной степени. У одних развито, у других спит до времени. Эмоции, чувства, размышления у каждого выражаются по-своему на события и явления жизни и заставляют радоваться или горевать. Стараюсь радоваться, ибо радость есть особая мудрость! А поэзия выявляет в любое время дня и ночи, при любых обстоятельствах эту радость… Радуйтесь! Радуйтесь жизни, детям, природе, солнцу, дождю, снегу… Умейте радоваться. Приглядитесь к детям – они умеют радоваться…

Вот морозы затрещалиИ сковали все пруды.И мальчишки закричалиЕй «спасибо!» за труды. [3]

Хорошо зимой, присев на корточки, вытянуть руки к огню и наслаждаться его тёплыми, порою горячими ласками. Из одежды поднимается пар, сушится она, а ты крутишься возле него, то спиной к огню, то лицо подставляешь, при этом на длинной веточке успеваешь что-нибудь поджарить и с хрустом съесть… Перекусили, отдохнули, погрелись у костра, пора забираться в горы повыше. Известным способом ёлочкой взобрались на горку и углубляемся в лес на сопках к самой высокой вершине. Вот с неё и будем показывать класс, каждый свой. Получится ли у меня? Посмотрим, во всяком случае, до сего дня не удалось ни разу, но «дорогу осилит идущий…». Будем осиливать! Вперёд…

Кататься с гор не просто, но здорово! Здорово! Захватывая дух, летишь с вершины по лыжне, уже старшими ребятами проложенной, согнув колени, как бы немного присев. Снизу доносятся крики восторга, ликование – кто-то, не упав, удачно съехал. А тебе сейчас не до этого… Свистит ветер в ушах, глаза полные тревоги и, что греха таить, страха. Только бы не упасть, только бы… Маленькая оплошность и, собирая весь снег за собой, летишь кубарем. Спуск не удался, да разве только этот?! Отряхивая себя, выбивая снег из-за пазухи, медленно поднимаешься на вершину, чтобы снова и снова покорять её. Сколько таких падений за день, но один удачный съезд и гордость переполняет тебя и никакого утомления, всё уходит куда-то, словно и не было. Потом, в конце дня усталость вернётся, но это потом, потом…

____________________

[1] Строки из стихотворения Тютчева Ф. И. «Чародейкою зимою»

[2] Слова, приписываемые Леонардо да Винчи

[3] Строки из стихотворения Есенина С. А. «Зима»

ХОККЕЙ

Я братьев знал; но сны младые,

Соединили нас на миг:

Далече бедствуют иные,

И в мире нет уже других

Баратынский Е.

С каждым ударом кайла летят крошки льда в разные стороны, в том числе и в лицо. Морщусь… Неприятно… Да и откуда приятности взяться, очищая стойло скотины. Взмах… Удар! Летят крошки, удар опять в лицо… Разогнувшись, прислушиваюсь к шуму на улице. Играют! Быстрее бы разделаться с этим, тьфу! опять в лицо…, заданием! Отец поручил – надо выполнять. Ослушаться немыслимо, нагоняй будет обеспечен. Получу «по полной», да и не пустит следующий раз никуда. Хвала Всевышнему! часть работы уже выполнена… Дрова наколол, воды натаскал домой, но вот здесь застрял, а ещё сеном надо забить кормушки коня и коровы. Морозы сделали своё дело, от них «окаменели» отходы родной скотинушки… Взмах… Удар! Летят крошки… Скорее, скорее сделать и вывести всё на огороды. Весна наступит, огороды пойдут, будет удобрение… Всё внутри меня бежит быстрее тела физического, торопит… Как там ребята без меня? Уже не раз кричали: «… выходи!» Последние «штрихи» и я свободен, не забегая домой, прихватив клюшку, быстрей на улицу…

Напротив моего дома излюбленное место игры в хоккей. Льда нет, нет коньков, нет того хоккея в обычном понимании этого слова, есть наш, дворовый с берёзовыми клюшками и консервными банками, вместо шайбы… Разделившись на две команды, мы с азартом гоняем резиновый мячик по снежной площадке, стараясь вогнать его в ворота противника. Ворота импровизированные, обозначенные двумя чурочками дров. Я вливаюсь в состав одной из команд, якобы усилив их игровую мощь и, уже весь целиком забываюсь игрой… Удар-гол! Забившая команда ликует… Другая на кого-то пеняет, виноватит, мол «шляпа последняя» не смог защитить ворота… Потом роли меняются, когда вторая команда забивает гол и уже первая избирает виноватого, того «шляпу», по вине которого команде загнали «шайбу в лузу», любимое выражение… А игра покатила дальше, уже все забыли про голы и сейчас, в эту самую минуту надо приложить все усилия, чтобы не закатили мяч в ворота. Шум, крики, истошный вопль:

– Пас!.. Мне пас!.. Что ты делаешь? Ослеп, остолоп, что ли? – и так далее, и в таком же духе…

А вообще мои друзья – отличные ребята, хорошие и дружные. Сейчас азарт игры разгорячил! Шумим не всегда, когда между собой играем, а при встрече с противником с соседних улиц, мы друг за друга горой, сплочённые…

Хоккейный мяч совсем недавно приобрели, до него его роль выполняли консервные банки. Банка жила недолго, превращаясь в избитый металлический блин. В поле бросалась следующая и её постигала та же участь. За клюшками ходили специально в лес, долго выискивая соответствующее искривление на дереве и, чтобы обязательно берёза… Клюшки из других видов древесины быстро ломались. Зимой играем в хоккей часто, редко какой день пропускаем, но бывает, ходим на каток, кататься на лыжах, в кино… Запара игры идёт до самых сумерек, а когда на небе полная луна, то до криков и ругани родителей (загнать не могут) или соседей – шумим ведь. При луне видно хорошо, фонарём висит над нами, освещая площадку таинственным светом. По усталости в теле чувствуем – пора расходиться, утомлённые, но весёлые, покрытые снегом, а местами и коркой льда. Идём домой…

На площадке становится тихо, только слышно, как лают собаки в посёлке, не злобно, для необходимости собачьей, да на луну ещё – славно так тявкнуть и прислушаться, откликнется ли кто? Откликаются… За шумом игры, за криками пацанов, их не было и вот проступили в зимнем пространстве, зазвучали, загавкали… Перестали играть, прошёл азарт… И ворвалась жизнь посёлка, не громкая, не суетливая, как летняя, а зимняя…

Далеко шумит удаляющийся поезд, зимой, при морозе, звук идущего поезда слышен отчётливо и мнится, что рядом проходит железнодорожный путь, за огородами. «Стук-стук, стук-стук!», – переговариваясь между собой, отстукивают колёса… Светит огромная луна, да незабываемый скрип снега под ногами… Дым от труб свечкой вздымается в небо. Звёзды блёклые при полной луне проступают на небе, а в месте, обратной от луны они пышут ярко, сверкают радужно, там небо темнее. Виден Большой ковш, Малый ковш, Полярная звезда и пояс Ориона. На крыльце останавливаюсь, прислушиваюсь, всматриваюсь в ночь…

Она прекрасна!

Пишу эти строки, закрываю глаза, и из далёкого прошлого ко мне хором врываются отзвуки детства, не один, не два, а целый сонм их, так явно выступают из глубины времени до щемления внутри, до почти тоскливого состояния невозвратимости тех дней…

Уже почти ночь.

– И бог знает, что ты там находишь, до такой темени гулять? – тихо ворчит Мама…

Находил, Мама, представь себе, что находил, много чего – разве опишешь?

Быстро поужинав, прослушав нотацию родителей (как без неё?), ложусь спать. Засыпая, думаю; странное дело, недоумеваю я, когда Отец поручит какое-либо дело, то вскоре чувствуешь усталость, вялость. Играя со своими друзьями, можешь от зари до зари гонять по снегу мяч, кататься на лыжах, крутить педали на велосипеде десятки километров и не вспомнить о еде, о холоде, о болезнях. Последние, завидев разгорячённых ребят, драпают от них к другим, укутанным в тёплые пальто, вялым и скучным… Почему? А потому, что пребывали мы в радости и счастье, ими было насыщено всё пространство, которое пело и звучало детской радостью на ключе детского счастья.

Внутри нас создавались волны торжественности, её вибрации служили своего рода кольчугой, обороняющей от посягательства многих болезней. Мы жили, мы горели нашими интересами, нашими играми, отдавая себя полностью во власть движению их, и ничто не могло поколебать или сбить. Мы были целеустремлёнными, не было ни тени зависти, ни злобы, этих разрушителей защитной оболочки. После игры, не выходя внутренне из неё, делились и радостью и огорчениями, анализировали, почему проиграла та или иная команда. Причины находили разные от подбора игроков, до стороны, где солнце светило и слепила глаза… Но всегда и везде нас соединяла дружба и всякие недоразумения забывались напрочь.

Быстро поужинав, прослушав нотацию родителей (как без неё?), ложусь спать. Засыпая, думаю; странное дело, недоумеваю я, когда Отец поручит какое-либо дело, то вскоре чувствуешь усталость, вялость. Играя со своими друзьями, можешь от зари до зари гонять по снегу мяч, кататься на лыжах, крутить педали на велосипеде десятки километров и не вспомнить о еде, о холоде, о болезнях. Последние, завидев разгорячённых ребят, драпают от них к другим, укутанным в тёплые пальто, вялым и скучным… Почему? А потому, что пребывали мы в радости и счастье, ими было насыщено всё пространство, которое пело и звучало детской радостью на ключе детского счастья.

Внутри нас создавались волны торжественности, её вибрации служили своего рода кольчугой, обороняющей от посягательства многих болезней. Мы жили, мы горели нашими интересами, нашими играми, отдавая себя полностью во власть движению их, и ничто не могло поколебать или сбить. Мы были целеустремлёнными, не было ни тени зависти, ни злобы, этих разрушителей защитной оболочки. После игры, не выходя внутренне из неё, делились и радостью и огорчениями, анализировали, почему проиграла та или иная команда. Причины находили разные от подбора игроков, до стороны, где солнце светило и слепила глаза… Но всегда и везде нас соединяла дружба и всякие недоразумения забывались напрочь.

Друзья мои! Незабываемые друзья мои, не один год мы шли бок обок… По каким-то причинно-следственным связям нас бросило в одну точку детства и в течение ряда лет мы были вместе. Со временем только крепла наша дружеская связь. Сколько игр прошло через наши «руки» и «ноги», сколько эмоций и восторгов выплеснули вместе в пространство… Занимали себя всегда, не было кислых, скучающих физиономий. Мы знали, как и где на данный момент, будем себя занимать. Находили немало интересных игр и приключений. Кроме общеизвестных таких, как лапта, городки, «выжигалка», чижик мы с удовольствием окунались в эмоции игр «верю – не верю», гоняли по близлежащим лескам в «казаки – разбойники», играли в войнушку, в догонялки по разрушенным и заброшенным строениям и, конечно же, рыбалка. Мы были радостные всегда, редко ссорились (не без этого). Нам некогда было скучать… В начале июня, когда расцветала черёмуха, всё пространство плавало в медовом запахе, когда огороды были посажены, мы уходили в леса, далеко, а возвращались, накачанные энергией первозданной тайги, голодные, неунывающие, полные впечатлений и приятных эмоций и чувств… Где здесь было гнездиться болезням? мы жили!.. Пробежали десятки лет с тех давних пор нашего босоногого детства, а память о Вас и благодарность Вам, живёт во мне и крепнет. «Иных уж нет, а те далече…». Ушли иные за черту этой жизни, другие рассеялись по полям разных стран. Вспоминаю Вас, не седыми, а озорными сорванцами, с заломаными ушами на шапках… Звучит и свистит клич Ваш в моих ушах и, кажется, вот сейчас выгляну в окно, а Вы все стоите и машете руками: «Кули-и-ик, выходи!»

____________________

КАК МЫ ИГРАЛИ…

Играли мальчики в войну,

Не так, как раньше в старину:

Фашистов били, побеждали

Не за награды и медали,

А за великую страну.

Валентин Панарин

Где-то совсем рядом, по данным нашей разведки находился противник. Мы частью наших бойцов выдвинулись на край леска, что раскинулся вдоль дороги на Горчаки и Крутой, напротив работающих локаторов «Ромашка», для уничтожения всяких вражьих попыток продвинуться в нашу сторону, с целью захвата штаба нашего летучего, быстро реагируемого подразделения. А тем временем природа вокруг ликовала… Ничего не предвещало грозные дни и будущие битвы…

Всё также заходились в пении птицы, светило солнце. Ветер лёгкий шелестел листьями, двигал по небу облачками. Они надвигались на солнышко, временно закрывая его от нас, становилось менее душно, а когда открывали его, то вновь воцарялся зной и изнуряющая духота. Пот лил градом, хотелось пить…

Мы пробирались сквозь чащу и были мужественны, выносливы, продирались сквозь заросли кустарника, осторожно раздвигали ветви, крадучись, пригибаясь, шли… Надо было скрываться и быть крайне осторожными. Отовсюду можно было ожидать нападения, словом были начеку!.. Вся обстановка требовала тайного, тихого подхода к месту возможного нападения противника. Мы и крались… Мы, это отважные бойцы того воинского подразделения, на участь которого выпала честь защищать свою землю от нашествия покорителей самого лучшего из народа. На нашу честь выпала доля защитников отечества и нашего края!.. А вы как думали? только так… Великая честь!..

Осторожно выглянув, мы увидели «врагов земли родной», они тесными колоннами надвигались на нас, и нам срочно надо было предпринимать что-то такое, граничащее с подвигом и геройством. Да! надо было приниматься за дело… И мы взялись за дело так, что всех, всех победили!.. Тяжёлыми усилиями досталась нам победа. С триумфом и торжеством возвращались мы в штаб-землянку. Уже на подходе к месту своей постоянной дислокации мы встретили другое наше подразделение во главе с Сашей Артюховым. И они всех на свете победили, врагов конечно…

* * *

Мы играли, играли в «войнушку», тогда многие мальчишки старались быть только бойцами героической Красной армии и никто не хотел играть фашистов… Мы не были дети послевоенных лет, но начало шестидесятых. Однако были живы непосредственные участники боёв на фронтах Отечественной, что пронеслась над страной. Их рассказами, романами о войне, повестями об отважных партизанах, разведчиках были буквально наполнены наши совсем юные головы. Начитавшись, наслушавшись, мы тоже желали участвовать в защите своей отчизны, а как? Играми!

Мы с ребятами играли,Понарошку воевали.Все хотели быть за наших,Не хотели за чужих!.. [1]

Враги были воображаемые, числом неперечесть, упорно и лавинами накатывающие на горстку отважных бойцов, то есть нас.

Мы играли…

Это было такое время, когда наши старшие товарищи, которые оторвались от нас года на два, полтора по возрасту резко ушли от нас своими уже совсем другими интересами, наши же увлечения существенно отстали от них. Им надо было думать о тонких девичьих талиях, о том, как нежно и томно обнимают их неумелыми руками, о загорелых ножках, о смехе звонком, девичьем, что струился вроде независимо от мальчиков, но тем самым привлекая их. Да! они, старшие товарищи, уже совсем думали о другом… О вечном, почти мистическом увлечении, красивом, чувственном, окутывающем человеческую сексуальность. Но мы этого конечно ещё не испытывали, а они не обо всём ещё догадывались. Возрастом, природой им прозвучал зов, и им не интересно было с нами, то есть мелюзгой. В представлении, сознании наших друзей – мы были мелюзгой, но не нашем… В наших же головах крутилось вообще нормальное к себе отношение, сообразно нашему возрасту. Это потом в будущих годах мы догоним увлечения старших и сами ринемся навстречу своим мыслям о девочках, и нас коснётся романтика, цветы, музыка, лунный свет, а это по сути, лишь способ, применяемый природой, чтобы сблизиться с девушками, жизнь как не крути, всё вокруг них крутится. «Черноброва и кудрява, красна девица-душа! Шепчут все:

– Петрова Клава, невозможно хороша!» [2]

Наши увлечённости тогда остались при нас… Какие? да мальчишеские! в мире и сознании которых, ещё и вовсе не селились девочки. Нет, конечно, мы играли с ними, но как с друзьями, а не как с жителями земли, но противоположного пола. Нам было просто интересно с ними бегать, играть в догонялки, в лапту, «выжигалку», «чижика», городки, а ещё завеяться далеко за околицей посёлка и изображать из себя, то казаков, то разбойников. Лазить и догонять друг друга по заброшенным домам-сараям, по срубам недостроенных домов. Летними вечерами, сидя на скамейках возле домов, под шелестящими тополями негромко отвечать друг другу в «верю-неверю» или предаваться простой, интересной забаве…

…Передавать тайно колечко или другую вещицу, которая и называлась: «Колечко-колечко, выйди на крылечко!»

Все собравшиеся усаживались на лавочке, среди них выбирался водящий. Он зажимал между ладонями кольцо или другую маленькую вещицу. Остальные также складывали ладошки лодочкой. Ведущий подходил к каждому со словами:

– Я ношу, ношу колечко и кого-то одарю!

Вещицу он вкладывал в руки одному из сидящих на лавочке, но делал это максимально незаметно, чтобы другие не смогли узнать, догадаться, кому был передан предмет. А получивший подарочек также оставался невозмутимым, хладнокровным, не выдавал себя, показывал вид, что колечко-предмет не у него.

После того, как водящий прошёл каждого, якобы всем вложил в руки вещицу, он отходил немного в сторону и говорил слова:

– Колечко, колечко, выйди на крылечко!

Игрок, кому достался приз, должен был быстро подбежать к дарителю. А остальные сидящие при этом старались заранее понять, кому достался он, и не дать этому участнику покинуть ряд. Если удавалось ускользнуть, то он становился новым водящим, если нет – руководил прежний игрок.

…В дневное время была такая игра, мы делились на две команды. С одной стороны, гусей и их хозяев, а с другой волков, «хозяева» кричали, звали.