Диалог с падшим. Роковая книга вечности

«Сестра Лия, 1923. Последний день перед очищением.»

– Очищением?

– Сожжением, – прошептала Алиса. Она вдруг почувствовала жар на спине – там, где были её ожоги-крылья. – Они сжигали её. Снова и снова.

Артём взял её за руку. Его пальцы были тёплыми, но это не помогло.

– Это не ты.

– А кто тогда?

В углу подвала что-то шевельнулось. Тень, слишком густая для этого освещённого помещения. Алиса почувствовала, как по спине пробежали мурашки.

– Нам пора идти.

– Куда?

– Туда, где начался этот кошмар.

Он достал из кармана ключ – старый, железный, с гравировкой «LA».

– Я нашёл его в книге. В той, что ты бросила вчера.

Алиса покачала головой:

– Я не бросала никакую книгу.

Они посмотрели друг на друга, и в этом взгляде было понимание:

Что-то (или кто-то) стирает её память.

И заменяет её чужой.

                                            * * *

Артём сидел за кухонным столом, его пальцы нервно перебирали пожелтевшие страницы дневника Нины. Утренний свет, пробиваясь сквозь запылённое окно, рисовал на бумаге причудливые узоры, превращая каждую строку в таинственное послание. В воздухе витал запах старой бумаги и чего-то ещё – горьковатого, напоминающего миндаль. Его взгляд зацепился за фразу, написанную с таким нажимом, что чернила проступили на обратной стороне листа:

«Ищи там, где отражение лжёт»

Он поднял голову и увидел Алису, застывшую перед зеркалом в коридоре. Она стояла в неестественной позе – слишком прямо, слишком неподвижно, будто забыла, как дышать. Её пальцы слегка дрожали, касаясь собственного отражения, словно проверяя его на прочность.

– Зеркало Тенисласа… – прошептал Артём, и слова повисли в воздухе, как дым от погасшей свечи. – Это же то самое, что антиквар Геннадий Фёдорович показывал нам. Ты помнишь? Он говорил, что оно отражает не лица, а души.

Алиса не ответила. Её отражение в зеркале было чуть размытым, как на старых фотографиях, снятых с большой выдержкой. Артём медленно подошёл ближе, его ботинки скрипели по половицам. Он увидел, что глаза Алисы смотрят не на него, а сквозь него, в какую-то точку за его спиной, где ничего не должно было быть.

– Алиса? Ты меня слышишь?

В зеркале что-то изменилось. Нина появилась не внезапно – скорее, Артём осознал, что она всегда там была, просто до этого момента оставалась незамеченной, как тень в углу зрения. Она стояла за Алисой, её бледные, почти прозрачные руки лежали на плечах подруги – руки, напоминающие восковые фигуры в музее мадам Тюссо.

– Ты… ты видишь её? – прошептала Алиса, не шевеля губами, будто голос звучал только у неё в голове.

Нина в зеркале медленно подняла руку. Её пальцы дотронулись до цепочки на шее – точной копии той, что носил Лоренцо на портрете XVI века, который они нашли в архивах. Затем её рука скользнула к горлу Алисы, где не было никакого украшения, но где вдруг проступили красные полосы, будто от верёвки, туго затянутой вокруг шеи.

Артём резко схватил Алису за руку и оттащил от зеркала. Его пальцы впились в её запястье так сильно, что остались белые отпечатки. Отражение Нины исчезло, но на стекле остался запотевший след – цифры «1589», которые медленно стекали вниз, как слёзы по щеке.

– Это не просто зеркало, – сказала Алиса дрожащим голосом. Её пальцы непроизвольно потянулись к горлу, где уже не было следов, но где осталось ощущение жжения. – Это дверь. И она… она приоткрыта.

Ночью Алиса проснулась от ощущения, что кто-то гладит её по волосам. Она резко села на кровати – комната была пуста, только лунный свет, пробивавшийся сквозь щели в шторах, рисовал на стенах причудливые узоры, напоминающие древние руны. В зеркале напротив она увидела своё отражение, всё ещё лежащее на подушке с закрытыми глазами.

Сердце бешено заколотилось, когда она подняла руку и увидела, что отражение этого жеста не последовало. Затем «спящая» Алиса в зеркале открыла глаза – они были полностью чёрными, без белка и радужки – и улыбнулась такой улыбкой, от которой кровь стыла в жилах.

Настоящая Алиса вскрикнула и схватилась за волосы, будто пытаясь вырвать из головы этот образ. В этот момент видение исчезло, но в руке она ощутила что-то твёрдое. Подойдя к окну, она разжала пальцы – на ладони лежал кусочек обугленного дерева, ещё тёплый, будто его только что вынули из костра. От него исходил едва уловимый запах гари и… лаванды.

Утром, расчёсывая волосы перед тем же зеркалом (которое теперь отражало всё как положено), она заметила нечто странное. Одна прядь, у левого виска, была полностью седой. Не просто светлой – белоснежной, как у глубокой старухи, как будто время в одном этом месте ускорило свой бег. Пальцы сами потянулись к ней, и в этот момент в голове пронеслось, как эхо:

«Каждый раз, когда она прикасается к тебе, ты теряешь часть себя. Сначала волосы. Потом память. Потом имя.»

Артём, войдя в ванную, замер на пороге. Его взгляд перешёл с седого локона на лицо Алисы, где уже читалось понимание того, что это не просто случайность, не стресс или болезнь, а нечто куда более страшное.

– Она берёт плату за свои визиты, – прошептала Алиса, накручивая седую прядь на палец. Голос её звучал устало, будто она прожила не двадцать с небольшим, а все восемьдесят. – Часть моих воспоминаний. Часть моей жизни. Скоро… скоро от меня ничего не останется. Только пустое место у зеркала.

Артём молча подошёл и обнял её. В зеркале за их спинами на мгновение мелькнула тень – женская фигура в старинном платье, держащая в руках что-то похожее на книгу в кожаном переплёте. Затем она растворилась, оставив после себя лишь слабый запах ладана и ощущение, что в комнате стало на одного человека больше. А на зеркальной поверхности, там, где только что было отражение, проступили и тут же исчезли три буквы:

«LIA»

                                            * * *

Лаборатория университета была пустынна в этот поздний час. Только слабое гудение оборудования нарушало тишину, напоминая о том, что мир за стенами продолжает существовать. Артём сидел перед микроскопом, его глаза покраснели от долгого вглядывания в окуляр. На столе перед ним лежал маленький конвертик с сероватым порошком – тем, что осталось от Нины после её исчезновения.

– Ну же, покажи мне свою тайну, – прошептал он, добавляя последний реактив в пробирку.

Жидкость зашипела, приобретая кроваво-красный оттенок. Компьютерный анализатор начал выводить на экран данные, строки цифр и графиков, которые для Артёма были понятнее любых слов. Его пальцы замерли над клавиатурой, когда на экране появилось то, чего он никак не ожидал увидеть.

– Это… невозможно…

Он снова проверил данные, затем сравнил их с образцом ДНК Алисы, который взял неделю назад «на всякий случай». Цифры совпадали с пугающей точностью. Пыль, оставшаяся от Нины, содержала генетический материал Алисы. Но как?

Артём откинулся на спинку стула, его взгляд устремился в потолок, где мерцала люминесцентная лампа, издавая едва слышное жужжание. В голове крутилась одна мысль: Нина не просто похожа на Алису – она буквально сделана из неё. Как фотокопия, только из плоти и крови. Или, если точнее, из пепла и памяти.

Дверь лаборатории скрипнула, и Артём резко обернулся, ожидая увидеть Алису. Но в проёме стоял Марк Белов, его бывший коллега, теперь – живое напоминание о том, что бывает с теми, кто слишком глубоко погружается в тайны Liber Aeternitatis. Его глаза были мутными, а на рубашке красовалось свежее пятно от пролитого кофе.

– Ты нашёл её, да? – голос Марка звучал хрипло, будто он давно не пользовался им для нормальной речи.

– Кого?

– Вторую. Тень. Она всегда приходит за теми, кто читает книгу.

Артём почувствовал, как по спине пробежали мурашки. Он никогда не рассказывал Марку про Нину.

– Что ты знаешь об этом?

Марк ухмыльнулся, обнажив пожелтевшие зубы, и сунул руку в карман. Когда он разжал кулак, на стол упал маленький клочок пергамента.

– Она не твоя Лия. Найди меня.

Артём перевернул записку – на обратной стороне был адрес антикварной лавки Геннадия Фёдоровича и время: «Завтра, в час ночи».

– Откуда у тебя это?

Но когда он поднял голову, Марка уже не было. Только дверь медленно раскачивалась, будто кто-то только что вышел. Или вошёл.

                                            * * *

Алиса спала беспокойным сном, её пальцы сжимали простыню, а на лбу выступили капельки пота. Во сне она снова стояла перед зеркалом, но теперь отражение не просто не совпадало с оригиналом – оно говорило.

– Ты устала, – шептало отражение, и его голос звучал как голос матери, которую Алиса не помнила. – Отпусти меня. Я буду жить за нас обеих.

Алиса попыталась закричать, но во сне её голос не слушался. Она видела, как её отражение протягивает руку, как стекло зеркала становится мягким, как вода, как бледные пальцы касаются её лица…

Она проснулась с резким вдохом, сердце колотилось так сильно, что казалось, вот-вот выпрыгнет из груди. В комнате было темно, только лунный свет падал на тумбочку, где лежал кусочек обугленного дерева, принесённый ею из сна накануне.

Алиса потянулась к нему, но в последний момент остановилась. Что-то было не так. Комната… в комнате было слишком тихо. Даже часы на стене перестали тикать. И тогда она почувствовала – чьё-то дыхание у себя за спиной.

Она медленно повернула голову. В углу комнаты, там, где сходились тени, стояла Нина. Не её воображаемый образ, не видение – настоящая, плотская, одетая в то самое чёрное платье, которое Алиса нашла в своём шкафу.

– Ты не должна была возвращаться, – прошептала Нина. Её голос звучал как скрип несмазанных дверей в старом доме. – Он выбрал тебя. Но книга выбрала меня.

Алиса хотела закричать, позвать Артёма, но губы не слушались. Нина сделала шаг вперёд, и лунный свет упал на её лицо. Это было лицо Алисы, но… исправленное. Более совершенное. Без шрама над бровью, без морщин у глаз, без того лёгкого искривления носа, которое Алиса всегда ненавидела в себе.

– Что ты такое? – наконец выдавила из себя Алиса.

– То, чем ты могла бы стать. Если бы не испугалась. – Нина протянула руку, и Алиса увидела, что на её запястье татуировка – те самые цифры, 1589, только теперь они выглядели как часть кожи. – Я пришла за тем, что мне принадлежит.

Алиса почувствовала, как её сознание начинает плыть. Последнее, что она увидела перед тем, как погрузиться в темноту – это собственную руку, которая на глазах покрывалась новыми седыми прядями, будто кто-то ускорял время, забирая её молодость, её жизнь…

А утром Артём нашёл квартиру пустой. На зеркале в прихожей было написано помадой: «Ищи там, где отражение лжёт». А на столе лежал ключ от антикварной лавки и новый локон седых волос, аккуратно перевязанный чёрной лентой.

Глава 13. Фраза в отражении

Антикварная лавка Геннадия Фёдоровича пряталась в глубине арбатского переулка, за витриной, настолько запылённой, что прохожие редко замечали само заведение. Артём толкнул тяжёлую дубовую дверь, и его встретил звон колокольчика – слишком высокий и тонкий для такого старого здания. Внутри пахло воском, ладаном и чем-то ещё – горьковатым, напоминающим миндаль. Полки ломились от странных предметов: от бронзовых астролябий до фарфоровых кукол с треснувшими лицами.

Геннадий Фёдорович появился из-за стойки, будто вырастал из полумрака. Его пальцы, длинные и узловатые, как корни старого дерева, перебирали чётки из жёлтого янтаря.

– Я знал, что вы придёте, – прошептал он, и его голос напомнил Артёму скрип пергамента. – Особенно после того, что случилось с вашей подругой.

Алиса, стоявшая за спиной Артёма, вздрогнула. Её пальцы непроизвольно потянулись к седому локону у виска – новому, появившемуся прошлой ночью.

– Мы ищем зеркало, – сказал Артём, доставая из кармана записку Марка. – Зеркало Тенисласа.

Антиквар замер, его глаза – необычно светлые для такого возраста – расширились. Чётки в его руках замолчали.

– Это не просто зеркало, молодой человек. Это дверь. И ключ одновременно. – Он повернулся и исчез в глубине лавки, его шаркающие шаги постепенно затихли где-то за стеллажами.

Алиса осмотрелась. На стене за прилавком висели десятки старинных зеркал – от крошечных дамских до огромных трюмо в золочёных рамах. В каждом из них отражалась она, но… с небольшими отличиями. В одном её волосы были полностью седыми, в другом – чёрными, как смоль. В третьем она вообще не отражалась.

Геннадий Фёдорович вернулся, неся что-то, завёрнутое в чёрный бархат. Он развернул ткань с церемонной медлительностью, будто совершал священный ритуал.

– Вот оно.

Зеркало в барочной оправе было меньше, чем представлял Артём – не больше книги в твёрдом переплёте. Но в этом была странная гармония: Liber Aeternitatis и её зеркальное отражение. Серебряная оправа покрыта сложным узором – переплетённые ветви, между которыми угадывались лица. Одно из них Артём узнал сразу – Лоренцо.

– Это из сна, – прошептала Алиса. – То самое, что я видела.

Она потянулась к зеркалу, но антиквар резко одёрнул его.

– Оно не для простых прикосновений. Оно для тех, кто готов увидеть правду. И заплатить за это.

– Мы готовы, – сказал Артём, хотя в глубине души сомневался, что вообще значит «быть готовым» в их ситуации.

Геннадий Фёдорович вздохнул и положил зеркало на прилавок. В его отражении не было ни Артёма, ни Алисы – только тень в монашеском одеянии, стоящая спиной.

– Возьмите. Но помните: то, что вы увидите, нельзя будет забыть. Даже если очень захотите.

Алиса коснулась зеркала кончиками пальцев – и мир взорвался.

Венеция. Площадь Сан-Марко, залитая криками чаек и рёвом толпы. Дым костра, перекрывающий солнце. Она – нет, не она, Лия – стоит на помосте, и верёвки впиваются в запястья. В толпе она видит его – Лоренцо, его лицо искажено болью. Их взгляды встречаются, и в этот момент…

– Алиса! Алиса, очнись!

Она снова была в лавке. Колени подкашивались, а пальцы онемели, будто она действительно несколько минут провела на морозе. Артём держал её за плечи, его глаза были полны тревоги.

– Ты… ты просто застыла. На целых три минуты. Не дышала.

Геннадий Фёдорович наблюдал за ними с каким-то болезненным интересом, его пальцы продолжали перебирать янтарные бусины, но теперь быстрее, нервно.