Диалог с падшим. Роковая книга вечности

Диалог с падшим

Роковая книга вечности

Михаил Ордынский

© Михаил Ордынский, 2025

ISBN 978-5-0067-8923-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ПРОЛОГ

Ночь в монастыре Сан-Джорджо Маджоре была не просто темнотой, а чем-то плотным, вязким, словно сама тьма пропиталась запахом воска, ладана и страха. Свеча, воткнутая в подсвечник с выщербленным краем, металась в сквозняке, отбрасывая на стены дрожащие тени, похожие на пальцы, тянущиеся к грешнику. Лоренцо ди Кавальери стоял перед алтарём, но не молился – его губы шевелились, выдавливая из себя слова, которые звучали, наоборот, как заклинание, прочитанное задом наперёд.

«Liber Aeternitatis» лежала перед ним, её страницы, казалось, дышали. Пергамент был тёплым на ощупь, будто живым, а чернила, которыми были выведены строки, пахли не железом и дубовой корой, а кровью и пеплом. Лоренцо провёл пальцем по краю страницы и тут же дёрнул руку назад – буквы под его прикосновением сдвинулись, перестроились, сложившись в новую фразу: «Как вернуть того, кто ушёл?»

Он замер. Это был его почерк. Но он не помнил, когда писал эти слова.

– Что ты от меня хочешь? – прошептал он, и эхо вернуло ему вопрос обратно, уже искажённым, словно кто-то повторял его из глубины коридоров.

Его руки дрожали. На запястьях, там, где раскалённое железо оставило свои отметины в форме крестов, кожа пульсировала, будто ожоги были свежими, а не трёхдневной давности. Он сжал кулаки, чувствуя, как ногти впиваются в ладони, но боли не было. Было только пустое, гулкое отчаяние.

Ветер, пробирающийся сквозь щели старых стен, перелистнул страницу. На ней был рисунок – костёр, и девушка в белом платье, и толпа с оскаленными ртами. Лоренцо закрыл глаза. Он знал, что если посмотрит слишком долго, то снова услышит её крик.

                                            * * *

Кирпич. Ещё кирпич.

Он работал быстро, но пальцы не слушались, скользили по влажному раствору, в котором вместо песка был пепел. Её пепел. Лоренцо не видел, как горела Лия – его уже тащили в камеру, когда подожгли хворост, – но он чувствовал это. Каждый вдох обжигал лёгкие, будто он сам стоял в центре пламени.

– Ты обещал, – прошептал он в темноту, и голос его сорвался. – Ты сказал, что спасёшь её.

Но книга молчала. Только страницы шелестели, будто смеялись.

Раствор получался слишком жидким. Вино – дешёвое, кислое, – должно было заменить воду, но вместо этого оно разъедало пепел, превращая его в чёрную жижу. Лоренцо вытер лоб тыльной стороной ладони, оставив на коже грязный след. Он знал, что времени почти нет. Они уже идут.

Последний кирпич встал на место с глухим стуком. На мгновение ему показалось, что из-за стены кто-то постучал в ответ.

– Нет, – прошептал он. – Нет, нет, нет…

Но звук не повторился.

Тогда он достал нож – маленький, с узким лезвием, тот самый, которым Лия чистила яблоки. На мгновение перед глазами встало её лицо: смеющиеся глаза, ямочка на щеке, когда она откусывала кислую мякоть.

– Прости, – прошептал он и царапнул лезвием по камню. Буквы выходили кривыми, но читались чётко: «Они выбрали нас».

                                            * * *

Шаги в коридоре.

Лоренцо замер, прижав ладонь к свежезамурованной нише. Раствор ещё не застыл, и под пальцами он чувствовал слабую пульсацию, будто книга дышала.

– Он здесь, – прошептал кто-то за дверью.

Голос был слишком тихим, слишком… влажным, словно говорящий набирал в рот воду перед каждым словом.

Лоренцо медленно обернулся.

Тень под дверью была неправильной. Слишком длинной. Слишком тонкой. И пальцы… Боже, пальцы! Их было больше пяти, и они шевелились, будто черви, ощупывая щель под дверью.

– Входите же, – сказал Лоренцо, и сам удивился своему спокойствию.

В груди что-то кольнуло – резко, невыносимо. Он закашлялся, и на ладони остался чёрный след. Пепел.

Дверь дрогнула.

Он знал, что это конец. Но если книга будет спрятана, если она переживёт эту ночь…

– Тогда, – прошептал он, глядя на свою окровавленную руку, – может быть, и мы переживём.

За дверью раздался смешок.

И щеколда медленно поползла вверх.

                                            * * *

Лоренцо провёл рукой по рукаву сутаны, ощущая под грубой тканью очертания того единственного, что осталось у него от Лии. Нож скользнул в ладонь, холодный и знакомый, будто продолжение его собственных пальцев. В тусклом свете дрожащей свечи лезвие блеснуло тускло, как глаза умирающей рыбы, выброшенной на венецианские мостовые.

– Маленький предатель, – прошептал он, разглядывая едва заметную гравировку у основания клинка – две переплетённые буквы: LA. Лоренцо и Алиса? Нет, слишком рано для таких мыслей. Лоренцо и Лия. Хотя… какая разница теперь?

Палец сам потянулся к острию. Кровь выступила мгновенно, тёмная и густая, будто не кровь вовсе, а чернила, которыми пишутся судьбы. Капля повисла на кончике лезвия, дрогнула и упала на раскрытую страницу Liber Aeternitatis. Пергамент втянул её жадно, как иссохшая земля – первый дождь.

– Пей, – скривился Лоренцо. – Пей и дай мне то, что обещал.

Книга ответила ему. На странице, где только что была пустота, проступило пятно – не кровь, не чернила, а нечто живое, мерцающее, похожее на слезу, застывшую в лунном свете. Оно пульсировало, будто сердце, вырванное из груди, но продолжающее биться в чужих руках.

– «Слеза Люцифера», – выдохнул Лоренцо, вспомнив слова старого алхимика, который когда-то, в другой жизни, показывал ему подобное. – Так ты существуешь…

Палец, ещё липкий от крови, дрогнул над пятном. Что-то в нём пугало и манило одновременно – как пропасть, в которую так хочется заглянуть, даже зная, что назад пути не будет.

Прикосновение было подобно удару молнии.

Перед глазами вспыхнуло видение: комната, заваленная книгами, человек в очках, склонившийся над Liber Aeternitatis… и его собственное лицо, отразившееся в окне за спиной незнакомца.

– Артём… – прошептал Лоренцо, хотя откуда взялось это имя – он не знал.

Пятно исчезло так же внезапно, как появилось. На пальце остался ожог – крошечный, но жгучий, в форме птичьего крыла. Лоренцо прижал руку к груди, чувствуя, как боль пульсирует в такт его учащённому сердцебиению.

– Ну конечно, – усмехнулся он, глядя на книгу. – Ты всегда берёшь плату заранее.

Тишину разорвал скрип половиц в коридоре. Не шаги – нет, шаги хотя бы отдалённо напоминали человеческие. Это было похоже на то, как если бы кто-то волочил за собой мешок с костями.

Лоренцо медленно поднял голову.

В дверном проёме стояли они. Трое. В чёрных одеждах, с капюшонами, натянутыми так низко, что под ними не было ничего, кроме тьмы. Их руки – слишком длинные, слишком гибкие – свисали до колен, пальцы шевелились, как у паука, почуявшего дрожь попавшей в паутину мухи.

– Отец Риккардо прислал нас, – прошептал один из них. Голос звучал так, будто слова пропускали через сито с пеплом.

Лоренцо сглотнул. Он знал, что Риккардо мёртв. Он сам видел, как тот упал с колокольни Сан-Марко, разбившись о камни площади в тот самый день, когда сожгли Лию.

– Он… прислал вас? – Лоренцо медленно отодвинул книгу, нащупывая нож за спиной. – Как мило с его стороны. Жаль, не передал вам лиц в дорогу.

Тени замерли. Казалось, даже воздух перестал дрожать от их дыхания.

– Он придёт за ответом, – прошипел средний, поднимая руку. Палец – длинный, костлявый – был направлен прямо в грудь Лоренцо. – И мы придём с ним.

Лоренцо рассмеялся. Смех получился хриплым, неровным, больше похожим на предсмертный хрип.

– Тогда передайте ему, – он вскочил на ноги, выставив перед собой нож, – что ответа нет. И не будет.

Тени заколебались, будто их кто-то дёрнул за невидимые нити. Их плавные, неестественные движения вдруг стали резкими, порывистыми.

– Ты не понимаешь, – зашептали они все разом, голоса сливаясь в один жуткий хор. – Она выбрала нас.

Лоренцо почувствовал, как что-то тёплое и липкое стекает по его виску. Кровь? Пот? Слёзы?

– Врете, – прошептал он. – Она выбрала меня.

Нож в его руке блеснул в последний раз, прежде чем тьма накрыла всё.

А где-то далеко, в будущем, которое ещё не наступило, Артём Лазарев вскрикнул и уронил книгу, чувствуя на своём виске чужую кровь.

                                            * * *

Лоренцо откинул тяжёлый занавес и шагнул на узкий балкон. Ночной воздух венецианской лагуны, обычно пропитанный запахом соли и рыбы, сегодня отдавал медью и гарью. Он опёрся о каменные перила, чувствуя, как холод проникает сквозь тонкую ткань сутаны, и посмотрел вниз.

Каналы были полны крови.

Не метафорически – не красного отблеска луны на воде, а настоящей, густой, медленно движущейся массы, в которой плавали обрывки чего-то, что когда-то было живым. Лоренцо сжал перила, ожидая, что видение исчезнет, но оно лишь стало чётче. Где-то вдали, у моста Риальто, по кровавой жиже плыла женская туфля, такая же, какие носила Лия.

– Прекрасный вечер, не правда ли? – он засмеялся, и смех его разлетелся по пустым переулкам, где не было ни гондольеров, ни пьяных купцов, ни влюблённых парочек. Только кровь и тишина.

Луна висела низко над городом, огромная и бледная, как лицо утопленника. Лоренцо поднял голову, чтобы не видеть каналов, и тогда заметил – в лунном отражении было не её холодное безжизненное лицо, а чьё-то другое. Женское. Незнакомое и в то же время бесконечно родное.

– Алиса… – прошептал он, хотя никогда не слышал этого имени.

В этот момент колокола Сан-Марко ударили пятнадцать раз. Потом ещё пятьдесят девять. Звук был настолько громким, что Лоренцо прижал руки к ушам, чувствуя, как кровь стекает по шее. Он знал – это не просто колокола. Это отсчёт.

– Время собирать коллекцию, – пробормотал он, вспомнив странную привычку Вальтера останавливать все часы в его дворце на 15:59.

Небо ответило ему шелестом.

Сначала Лоренцо подумал, что это ветер треплет страницы оставленной в келье книги. Но звук шёл сверху. Он поднял глаза и увидел их.

Четверо. С крыльями не из перьев, а из пергамента – того самого, на котором писались запретные тексты. Их лица были гладкими, как только что вылупившиеся яйца, без глаз, без ртов, без намёка на что-либо человеческое. И всё же он знал – они смотрят на него.

Один из ангелов (если это были ангелы) взмахнул крылом. Перо – нет, не перо, страница – отделилось и медленно поплыло вниз. Лоренцо протянул руку, поймал его и тут же вскрикнул от боли. В пальцах у него был уже не пергамент, а горсть пепла, тёплого, как только что погасший костёр.

– Ты выбрал нас, – прошептали ангелы, хотя ртов у них не было. Голос звучал у него в голове, как его собственные мысли, только чужие.

Лоренцо отпрянул назад, ударившись спиной о дверной косяк. В этот момент где-то внизу хлопнула дверь, и по лестнице разнёсся топот десятка ног.

Он бросил последний взгляд на небо, но ангелы исчезли. Только луна по-прежнему смотрела на него глазами той девушки – Алисы, которая ещё не родилась.

Дверь в келью распахнулась с такой силой, что от удара о стену посыпалась штукатурка.

– Лоренцо ди Кавальери, – раздался голос, который он узнал бы среди тысяч.

Вальтер.

Он стоял на пороге, молодой, красивый, с холодными глазами, в которых не было ни злости, ни торжества. Только пустота. За его спиной теснились инквизиторы, но Лоренцо видел лишь их тени – длинные, безликие, точно такие же, что приходили к нему минуту назад.

– Я не буду сопротивляться, – сказал Лоренцо, вытирая окровавленные ладони о сутану.

Вальтер кивнул, будто ожидал именно этого.

– Где книга?

Лоренцо улыбнулся. Он посмотрел на замурованную нишу, где лежала Liber Aeternitatis, затем на Вальтера, потом снова на нишу.

– Они не должны её найти… – он сделал паузу, чувствуя, как слова складываются сами, будто кто-то диктует ему из будущего, – но она уже выбрала его.

Вальтер нахмурился. Впервые за всё время в его глазах мелькнуло что-то, кроме равнодушия.

– Что это значит?

Но Лоренцо лишь покачал головой. Он и сам не знал.

Когда инквизиторы схватили его за руки и поволокли вниз по лестнице, он бросил последний взгляд в келью. В замурованной стене что-то шевельнулось. Один кирпич, потом другой. Liber Aeternitatis перелистывала страницы сама по себе, будто кто-то невидимый читал её, готовясь к встрече с новым хозяином.

Где-то в Москве, через четыреста тридцать два года, Артём Лазарев проснулся в холодном поту, с криком «Лоренцо!» на губах и вкусом крови во рту.

А книга ждала.

Часть 1. ТЕНЬ ПРОШЛОГО

Глава 1. Liber Aeternitatis

Конверт лежал на столе, как нераспечатанное предупреждение. Черный, плотный, с восковой печатью, оттиснутой крылатым демоном, который, казалось, усмехался в полутьме кабинета. Артём Лазарев провел пальцем по краю, ощущая подушечками шероховатость старинного пергамента, скрытого внутри прозрачного полиэтиленового пакета.

– Ну конечно, – пробормотал он, – именно так и должен выглядеть пакет с проклятием.

Он повертел конверт в руках, ища обратный адрес, но его не было – только печать, да и та выглядела так, будто её поставили не раскаленным воском, а чем-то другим. Чем-то, что пахло не свечой, а гарью и старыми книгами, оставленными гнить в подвале.

Нож для бумаг скользнул по краю с лёгким шелестом, и конверт раскрылся, будто вздохнув. Внутри лежал пергамент, аккуратно упакованный в прозрачный пакет, словно музейный экспонат. Но музеи не присылали посылки по почте, особенно такие, от которых холодели пальцы ещё до прикосновения.

Артём вытащил пакет и положил его на стол. Пергамент был старым – настолько старым, что кожа на его поверхности потемнела и потрескалась, как земля во время засухи. Буквы, выведенные чернилами, поблёкли, но не исчезли, будто кто-то намеренно сохранил их, несмотря на время.

Он развернул пакет и коснулся пергамента.

Пальцы онемели мгновенно. Не просто затекли – будто перестали существовать, превратившись в куски льда. Артём дёрнул руку, но было уже поздно: буквы на странице зашевелились, поползли, как муравьи, и сложились в новую фразу:

«Ты не первый»

– Охренеть, – прошептал он, откидываясь на спинку кресла.

Фраза держалась несколько секунд, потом буквы снова рассыпались, вернувшись на свои места. Артём моргнул, ожидая, что это галлюцинация, но текст перед ним был снова неподвижен – латинские слова, переплетённые с символами, которые он не мог прочесть.

– Ладно, – он провёл рукой по лицу, чувствуя, как дрожь медленно отступает. – Ладно.

Он потянулся за блокнотом, чтобы записать увиденное, но в этот момент зазвонил телефон.

– Лазарев, – ответил он, не отрывая глаз от пергамента.

– Артём, это Ирина. Ты должен приехать. С Марком что-то не так.

Голос коллеги звучал так, будто она говорила не из больницы, а из-за грани реальности – прерывисто, с паузами, словно боялась, что её подслушают.

– Что случилось?

– Он… он рисует. На стенах. Те же символы, что были в той книге, которую вы изучали.

Артём почувствовал, как по спине пробежал холодный паук.

– Какой книге?

– Ты знаешь, о чём я. Той, что пришла без адреса.

Он посмотрел на пергамент. Буквы снова шевелились, но теперь они складывались в другое сообщение:

«Они в чернилах»

– Я еду, – сказал Артём и бросил трубку.

Больница пахла антисептиком и страхом. Белые стены, слишком яркий свет, тихий плач за закрытыми дверями – всё это сливалось в одно пятно усталости.

Марк сидел в углу палаты, обхватив колени руками. Его пальцы были испачканы чернилами, а на стене за его спиной красовались те же символы, что и на пергаменте – переплетённые буквы, круги, стрелы, будто кто-то пытался нарисовать карту ада.

– Марк? – Артём осторожно шагнул вперёд.

Марк поднял голову. Его глаза были красными, будто он не спал неделями, а на губах застыла улыбка, которая не обещала ничего хорошего.

– Ты пришёл, – прошептал он. – Они сказали, что ты придёшь.

– Кто они?

Марк указал на стену.

– Они в чернилах. Они всегда в чернилах.

Артём посмотрел на символы. И вдруг понял – они не просто нарисованы. Они двигаются.

Медленно, почти незаметно, но линии ползли, как змеи, образуя новые узоры. Новые слова.

«Ты следующий»

Марк засмеялся.

– Добро пожаловать в клуб, коллега.

                                            * * *

Лунный свет струился сквозь жалюзи, расчерчивая полосами бледного серебра страницы древнего манускрипта. Артём не спал третью ночь подряд – каждый раз, когда он закрывал глаза, перед ним возникали те же символы, что Марк вывел чернилами на больничной стене. Он провёл ладонью по лицу, ощущая под пальцами щетину и влажную прохладу собственного пота. На столе перед ним лежал пергамент, безмолвный и загадочный, будто насмехаясь над его попытками расшифровать текст при искусственном свете.

– Ну же, – прошептал он, наклоняясь ближе. – Покажи мне, что скрываешь.

И книга ответила.

Там, где днём были лишь потускневшие буквы, теперь проступали новые строки. Чернила будто оживали, поднимаясь из глубины пергамента, образуя чёткий вопрос:

«Как вернуть того, кто ушёл?»

Артём отпрянул, ударившись спиной о спинку кресла. Этот вопрос преследовал его с тех пор, как умерла Ольга. Те же слова, что он твердил себе ночами, те же слова, что выцарапал ножом на внутренней стороне обручального кольца, которое теперь лежало в ящике стола. Он потянулся к книге, но в этот момент луч луны скользнул по краю страницы, и он увидел – чернила пахнут.

Не чернилами. Железом. Кровью.

Он прижал страницу к лицу, вдыхая этот запах – старый, затхлый, но всё ещё узнаваемый. Это была кровь. Человеческая. И ей было не меньше четырёхсот лет.

– Чёрт возьми, – пробормотал Артём, хватаясь за телефон.

Он набрал номер лаборатории, где работала Ирина, но тут же положил трубку. Что он скажет? «Привет, можно проверить, человеческая ли кровь в чернилах древнего манускрипта?» Его бы моментально отправили в ту же палату, где сейчас сидел Марк.

Вместо этого он аккуратно соскоблил крошечный фрагмент чернил скальпелем (подарок Ольги на последний день рождения) и поместил в пробирку. Завтра он отнесёт это Ирине. Без объяснений. Просто скажет, что нашёл странный образец.

Он уже собирался закрыть книгу, когда в дверь постучали. Три резких удара, будто кто-то бил костяшками по дереву.

– Кто там? – Артём нахмурился, бросая взгляд на часы. Три ночи. Никто из нормальных людей в такое время не ходит в гости.

– Это я, Валентина Петровна, – дверь ответила скрипучим голосом, который мог принадлежать только его соседке, старушке с пятого этажа. – Открой, мальчик. Мне надо.

Артём вздохнул и потянулся к дверной ручке. Валентина Петровна стояла на пороге в рваном халате и тапочках, которые когда-то были розовыми. Её седые волосы торчали в разные стороны, будто её только что разбудили, а в глазах стояло то выражение, которое обычно бывает у людей, увидевших призрака.

– Вынеси эту книгу, – прошептала она, не здороваясь. – Вынеси её, пока не поздно.

Артём почувствовал, как по спине пробежали мурашки.

– О какой книге вы говорите?

Старуха засмеялась – сухой, трескучий звук, похожий на скрип несмазанных петель.

– Не притворяйся, мальчик. Я слышу, как она шепчет по ночам. Сквозь стены. Сквозь сны. – Она сделала шаг вперёд, и Артём невольно отступил. – Она рассказывает мне историю. Историю о монахе, который любил слишком сильно. О девушке, которая сгорела заживо. О тебе.

– Валентина Петровна, вам надо лечь спать, – Артём попытался закрыть дверь, но её костлявая рука вцепилась в косяк с силой, неожиданной для такого хрупкого тела.

– Ты думаешь, я сумасшедшая? – она зашипела, и в её глазах вспыхнул огонь, которого он никогда раньше не видел. – Я знаю, что ты видел в больнице. Я знаю, что Марк теперь рисует на стенах. И если ты не выбросишь эту книгу прямо сейчас, завтра ты будешь делать то же самое.

Она отпустила дверь так внезапно, как и схватила её, и повернулась, чтобы уйти. Но на пороге остановилась, не оборачиваясь.

– Она уже выбрала тебя, мальчик. Но ты ещё можешь убежать.

Дверь закрылась с тихим щелчком, оставив Артёма наедине с книгой, лунным светом и вопросом, который теперь горел в его голове ярче, чем любая надпись на пергаменте.

Как вернуть того, кто ушёл?

И главное – стоит ли?

                                            * * *

Сон настиг Артёма внезапно, как удар ножом в спину. Одна минута он сидел за столом, вглядываясь в таинственные символы, следующий миг – его сознание провалилось в бездну, где время текло иначе, а стены дышали запахом ладана и страха.

Он стоял в узкой монастырской келье, где воздух был густ от копоти свечей. Перед ним, спиной повернувшись, склонился над каменной стеной монах в изодранной сутане. Его руки, исчерченные шрамами и ожогами, дрожали, когда он закладывал очередной кирпич в нишу. Артём попытался закричать, спросить, что происходит, но губы не слушались – будто кто-то зашил их древними нитями.

– Они не должны её найти, – прошептал монах голосом, от которого по спине Артёма побежали мурашки. Это был его собственный голос, только измождённый годами страданий. – Но она уже выбрала его.

Монах обернулся. В глазах его горело безумие, но в глубине – там, куда не добирался огонь костров – Артём увидел то же выражение, что каждый день видел в зеркале. Тоска по женщине, которую невозможно вернуть.

– Лоренцо… – попытался сказать Артём, но вместо слов из его рта вырвался клуб пепла.

Он проснулся с криком, вскочив так резко, что опрокинул стакан с остывшим кофе. Коричневая лужа растеклась по столу, добираясь до краёв пергамента, но странным образом жидкость обтекала страницы, будто книга отталкивала её. Артём провёл языком по губам – на вкус было горько, как после костра. В зеркале напротив он увидел, что его рот испачкан чем-то чёрным. Пепел.

Телефон зазвонил, заставив его вздрогнуть. На экране – неизвестный номер.

– Алло? – голос Артёма звучал хрипло, будто он и правда наглотался дыма.

В ответ – тишина. Но не обычная, а плотная, тяжёлая, словно кто-то на другом конце линии специально задержал дыхание, чтобы услышать каждый его вздох. Артём уже собирался положить трубку, когда тишину разрезал шёпот:

– Он выбрал нас.

Три слова. Три ножа. Артём бросил телефон, как раскалённый уголь. Устройство ударилось об пол, экран треснул, но голос продолжал звучать из динамиков, теперь уже громче, чётче:

– ОН ВЫБРАЛ НАС!

Последнее, что увидел Артём перед тем, как телефон наконец отключился – как буквы на пергаменте передёрнулись, складываясь в новое послание:

«Ты следующий»

За окном, в ночной темноте, завыл ветер. Где-то вдалеке зазвонили колокола, отсчитывая время, которого не должно было быть – три часа ночи. Артём подошёл к окну и увидел, что на пустынной улице стоит фигура в чёрном. Не шевелится. Не дышит. Просто смотрит вверх, прямо на него.

И тогда Артём понял – охота началась. И книга уже выбрала свою следующую жертву.

Глава 2. Ожог памяти

Лаборатория тонула в сизом полумраке, будто её заполнила густая вода, не пропускающая свет. Артём щурился, разбирая строки на пергаменте, который лежал перед ним, как труп на секционном столе. За окном уже давно стемнело, но городское небо, затянутое рыжей дымкой фонарей, не позволяло тьме стать абсолютной. Он потянулся к чашке с кофе – жидкость остыла, покрылась плёнкой, но горечь всё ещё была ощутимой на языке, как после плохой шутки.

Камеры в углах потолка мигали красными точками, будто подмигивая ему с одобрением. «Наблюдайте, наблюдайте, – подумал он с лёгкой дрожью раздражения. – Может, вы наконец поймёте то, чего не могу понять я». Но через мгновение лампочки погасли, и в тишине осталось только мерное жужжание компьютера, звучащее, как дыхание спящего зверя.

Буквы на странице Liber Aeternitatis не желали подчиняться правилам ни одного известного ему языка. Латинские лигатуры внезапно расползались, как чернильные кляксы в воде, и складывались вновь – уже энохианскими символами, острыми и угловатыми, будто вырезанными ножом. Артём провёл пальцем по строке, и кожа немела от прикосновения, будто он дотронулся до льда. На полях, там, где в средневековых манускриптах рисовали ангелов и демонов, проступали контуры виселиц. Нечёткие, словно набросанные дрожащей рукой, но от этого ещё более жуткие. Одна из них была детализирована с почти клинической точностью: верёвка, петля, силуэт с неестественно вывернутой шеей.