Диалог с падшим. Роковая книга вечности

– Ну и шутки у тебя, – пробормотал он, откидываясь на спинку кресла.

Голос в пустой лаборатории прозвучал громче, чем он ожидал. Стены, заставленные стеллажами с книгами и образцами старинных чернил, вернули ему эхо, искажённое, словно насмехающееся.

– Ладно, – вздохнул Артём, потянулся за скальпелем, чтобы аккуратно поддеть край страницы. – Давай посмотрим, что ты скрываешь под…

Лезвие соскользнуло, впилось в подушечку указательного пальца. Острая боль, тёплая кровь, выступившая каплей. Он зашипел, сунул палец в рот, но было поздно – алая точка уже упала на пергамент.

И тогда книга ожила.

Буквы впитали кровь, как промокашка, и на секунду Артёму показалось, что страница вздохнула. Затем символы засветились багровым, словно раскалённые угли. Тень от них дрожала на столе, превращаясь в нечто, напоминающее крыло. Он замер, не в силах отвести взгляд.

– Что за чёрт…

Где-то в коридоре скрипнула дверь. Артём резко обернулся, но там никого не было – только длинный коридор, утопающий в темноте, и слабый свет аварийной лампы где-то вдалеке.

– Марк? – позвал он, хотя знал, что Марк Белов теперь только рисует узоры на стенах психушки.

Тишина.

Он повернулся обратно к книге. Багровый свет уже угасал, но буквы теперь выглядели иначе – будто выгравированными, а не написанными. И среди них проступила фраза, которой раньше не было:

«Ты не первый. И не последний»

Артём почувствовал, как по спине пробежал холодок.

– Ладно, – прошептал он, внезапно осознав, насколько глупо разговаривать с книгой. – Хочешь поиграть? Давай поиграем.

Он потянулся за ручкой, чтобы записать новую строку, но в этот момент где-то в здании завыла пожарная сигнализация. Резкий, пронзительный звук, будто крик раненого зверя.

Артём вздрогнул, но не от страха – от досады.

– Серьёзно? Сейчас?

Сигнал оборвался так же внезапно, как начался. В наступившей тишине он услышал другой звук.

Шёпот.

Не из коридора. Не из динамиков.

Из книги.

Он медленно опустил взгляд.

Страница шелестела, перелистываясь сама по себе.

И тогда он понял.

Это не он изучал книгу.

Это книга изучала его.

                                            * * *

Артём оторвал взгляд от книги, словно ошпаренный. Его пальцы, всё ещё ощущавшие холод пергамента, непроизвольно сжались в кулаки. Лаборатория, залитая мертвенным светом ламп дневного освещения, внезапно показалась ему чужим пространством – словно он сидел не в своём кабинете, а в камере пыток, где стены помнили слишком много криков.

Компьютер перед ним гудел, экран мигал, выдавая очередное уведомление о завершении анализа. Он машинально потянулся к мышке, собираясь закрыть программу, как вдруг из динамиков раздался шёпот.

– Лоренцо…

Голос был низким, шершавым, будто просочившимся сквозь толщу веков. Артём замер, не веря ушам.

– Что за…

Он рванул наушники, швырнул их на стол, как горячий уголь. Экран программы обработки аудио оставался чистым – никаких записей, никаких посторонних шумов. Только ровная линия графика, бесстрастная, как ЭКГ мертвеца.

– Галлюцинации. Отлично. Значит, Марк не один такой, – пробормотал он, потирая виски.

Но даже в собственном голосе он услышал фальшь. Это не было галлюцинацией. Голос звучал слишком реально, слишком осязаемо, словно кто-то стоял за его спиной и намеренно выдохнул это имя прямо в ухо.

Артём резко повернулся, окидывая взглядом пустую лабораторию. Полки с реагентами, микроскоп, забытая кем-то чашка Петри с засохшим образцом – ничего необычного. Только его собственное отражение в затемнённом окне, бледное, с тёмными кругами под глазами.

И тень за спиной.

Чёрный силуэт в сутане, неотчётливый, как дым, но присутствующий – монах, которого не должно было быть.

Сердце Артёма рванулось вперёд, ударившись о рёбра, как испуганная птица о прутья клетки. Он вскочил, стул с грохотом опрокинулся назад, и в тот же миг отражение в окне стало обычным – только он, только комната, только ночь за стеклом.

– Хватит, – прошипел он себе под нос. – Соберись. Ты учёный, чёрт возьми, а не герой дешёвого хоррора.

Но руки дрожали.

Он налил себе воды из кулера, выпил залпом, ощущая, как холодная жидкость стекает по горлу, но ком в груди не исчезал.

– Ладно, – сказал он вслух, будто проверяя, не изменился ли его голос. – Ладно.

Возвращаясь к столу, он намеренно не глядел в окно. Вместо этого сосредоточился на книге, которая теперь лежала безмолвно, как обычный кусок пергамента.

– Так, – он провёл рукой по лицу. – Лоренцо. Кто ты такой, а?

Ответа не последовало.

Артём вздохнул, потянулся за блокнотом, собираясь записать наблюдения, как вдруг мир накренился.

Пол ушёл из-под ног. Лаборатория поплыла перед глазами, цвета смешались в грязную кашу, звуки растянулись, как раскалённый металл.

– Нет… – успел прошептать он, хватаясь за край стола.

Пальцы скользнули по гладкой поверхности.

Тьма накрыла его с головой.

                                            * * *

Он падал.

Не вперёд, не на пол – вниз, сквозь слои времени, сквозь память, которой у него не было.

Темнота вокруг была не просто отсутствием света – она дышала, шевелилась, как живая.

И тогда он услышал её.

– Найди меня…

Голос женщины, лёгкий, как шёпот листьев на ветру, но отчётливый. Незнакомый. И в то же время – знакомый до боли.

– Где ты? – попытался крикнуть он, но губы не слушались.

Ответа не было.

Только эхо, растекающееся в темноте, как чернила в воде.

И вдруг – вспышка.

Огонь.

Костёр, вздымающийся к небу, и в его центре – силуэт.

Женщина в белом платье, охваченном пламенем.

Её лицо он не разглядел.

Только глаза – широко открытые, не от боли, а от понимания.

– Лия… – прошептал кто-то за него.

Сознание рванулось назад, как пружина.

Артём очнулся на полу лаборатории, сжавшись в комок. Голова гудела, будто после удара.

Он медленно поднялся, опираясь на стол.

Компьютер всё так же молчал.

Книга лежала на месте.

В окне не было теней.

Только он.

И тишина.

– Что за чёрт со мной происходит? – спросил он пустую комнату.

Ответом ему стал лишь слабый скрип половиц – будто кто-то неслышно шагнул в темноте коридора.

                                            * * *

Артём медленно поднялся с холодного линолеума, чувствуя, как каждая кость в его теле ноет от неудобного положения. Лабораторный халат смялся, одна пола задралась, обнажив колено, на котором теперь красовалась ссадина – памятник о внезапном знакомстве с полом. Он потер ушибленное место, скривившись, и тут же схватился за голову, где пульсировала тупая боль, будто кто-то водил раскалённой иглой по извилинам его мозга.

– Вот и учёный муж, – пробормотал он себе, оглядывая пустую лабораторию, – падает в обморок от старой книжонки. Марк бы посмеялся.

Мысль о коллеге, томящемся в психушке, внезапно перестала казаться смешной. Артём провёл ладонью по лицу, ощущая щетину, которая за день превратилась в наждачную бумагу. В зеркале аптечного шкафа мелькнуло его отражение – бледное, с красными прожилками в глазах, с тёмными кругами, будто кто-то в спешке нарисовал их фиолетовой акварелью.

Он потянулся к раковине, чтобы умыться, и вдруг почувствовал жгучую боль на запястье. Закатав рукав, Артём замер: на внутренней стороне руки, там, где обычно носят часы, краснел свежий ожог. Четыре цифры – 1-5-8-9 – были выжжены с хирургической точностью, будто раскалённым штампом.

– Год казни, – прошипел он, внезапно вспомнив архивные записи о Лии дель Орсо. – Прекрасно. Теперь я ещё и блокнот для памятных дат.

Пальцы сами потянулись к ожогу, но коснуться не решились – кожа вокруг уже пузырилась, обещая долгую и мучительную боль. Артём застонал, представив, как будет объяснять это в травмпункте: «Да понимаете, доктор, древняя книга решила сделать мне татуировку…» Его бы сразу отправили к Марку, в соседнюю палату.

Телефон в кармане загудел, заставив вздрогнуть. Незнакомый номер. Артём машинально потянулся ответить, но в последний момент заколебался – пальцы замерли в сантиметре от экрана.

– Ладно, – вздохнул он, – сегодня и не такое привиделось.

Голос в трубке был гладким, как шёлковая петля, с едва уловимым акцентом, который нельзя было привязать ни к одной стране:

– Доктор Лазарев, вы сделали удивительное открытие. Позвольте предложить вам помощь в.… интерпретации текста.

Артём почувствовал, как по спине пробежали мурашки. Он не называл своего имени. Телефон был новым, купленным после смерти жены.

– Кто вы? – спросил он, стараясь, чтобы голос не дрожал.

– Друг. Поклонник ваших работ. Человек, который может защитить вас от последствий… неосторожного чтения.

В лаборатории стало заметно холоднее. Артём подошёл к окну – на улице по-прежнему стоял тёплый вечер, но здесь, среди стеллажей с книгами, вдруг запахло зимой. И чем-то ещё – ладаном? Серой? Он не мог определить.

– Спасибо за предложение, – сказал он, сжимая телефон так, что треснул защитный экран, – но я предпочитаю работать один. Как и все нормальные люди в три часа ночи.

В трубке раздался мягкий смешок, похожий на шелест страниц:

– Вы ошибаетесь, доктор. Сейчас ровно пятнадцать минут шестого. Время, когда ангелы отворачиваются. Посмотрите на часы.

Артём взглянул на электронные часы над дверью – 3:15. Но его собственный телефон, компьютер, даже наручные часы, валявшиеся на столе, показывали 5:15.

– Что за…

– Мы свяжемся с вами снова, доктор Лазарев. Когда вы будете… готовы. Помните – 1589 год не так далёк, как кажется. Особенно для таких, как она.

Щелчок в трубке. Тишина.

Артём медленно опустил телефон, ощущая, как цифры на запястье пульсируют в такт его сердцу. Он подошёл к книге, лежавшей на столе – таинственной, молчаливой, опасной. Страницы были чисты, чернила больше не светились. Но теперь он знал – это лишь затишье.

Он потянулся к книге, затем резко отдёрнул руку, словно обжёгшись. Нет, не сейчас. Не в этом состоянии.

– Ладно, – прошептал он, глядя на своё искажённое отражение в полированном корпусе микроскопа, – значит, так.

Он собрал вещи, выключил свет и вышел, не оглядываясь. Но в коридоре, перед тем как повернуть за угол, Артём не удержался – бросил последний взгляд на дверь лаборатории.

В узком оконце кто-то стоял.

Высокая фигура в тёмном.

И наблюдала.

Артём зажмурился, открыл – оконце было пусто.

– Определённо, мне нужен отпуск, – пробормотал он, направляясь к выходу.

Но где-то в глубине души он уже знал – отпуска не будет. Только вперёд.

Только вглубь.

Только к той, чей голос он слышал во тьме.

К той, что просила: «Найди меня».

Глава 3. Осколок зеркала

Сумерки в библиотеке имени Ленина были особенными – не просто отсутствием света, а чем-то вроде старого фильтра, наброшенного на мир. Солнечные лучи, пробивавшиеся сквозь высокие окна, уже не освещали, а лишь подкрашивали воздух в золотисто-серые тона, будто страницы древнего фолианта, пожелтевшие от времени. Артём шёл между стеллажами, пальцы скользили по корешкам книг, выискивая нужный раздел – оккультизм, демонология, всё то, что ещё неделю назад он считал бредом сумасшедших.

– Где же ты… – бормотал он, щурясь в полумраке.

Пыль висела в воздухе, медленно кружась в лучах заката, и ему вдруг показалось, что это не пыль, а пепел – тонкий, едва уловимый, оседающий на губах солоноватым привкусом. Он провёл языком по нёбу, сморщился и вдруг услышал звон.

Тонкий, хрустальный, будто кто-то разбил стакан в соседнем зале.

Артём обернулся – и увидел её.

Девушка стояла у витрины с редкими экспонатами, её пальцы только что выпустили старинное зеркало в серебряной оправе. Оно падало в замедленной съёмке, переворачиваясь в воздухе, ловя последние блики заката, и разбилось с таким звуком, будто вздохнуло в последний раз. Осколки рассыпались по полу, как ртуть, сверкая десятками маленьких солнц.

– Чёрт! – девушка – стройная, в сером пальто, с небрежно собранными волосами – присела, протянула руку, но тут же дёрнулась назад, будто обожглась.

Артём сделал шаг вперёд.

– Вам помочь?

Она вздрогнула, резко подняла голову, и он увидел её глаза – серые, почти прозрачные, с расширенными зрачками, словно она только что увидела призрака.

– Нет, я.… – она попятилась, наступила на осколок. Хруст.

– Осторожно!

Он схватил её за локоть, чтобы удержать от падения, и в этот момент босоножка девушки скользнула по полу. Она резко дёрнулась, рука Артёма соскользнула вниз, ладонью прямо на острый край разбитого зеркала.

Боль была мгновенной и острой, как удар током. Он вскрикнул, отпрянул, но было поздно – капля крови упала на осколок.

И тогда…

                                            * * *

Площадь.

Огромная, вымощенная булыжником, запруженная народом. В центре – костёр, высокий, как дом, языки пламени лижут небо, оставляя на нём чёрные подпалины дыма. В воздухе – смесь вони: жареное мясо, смола, человеческий пот.

И крики.

Не страх, не ужас – ликование.

Толпа рвётся вперёд, и сквозь мелькающие спины он видит её —

Девушку в белом платье, привязанную к столбу.

Лицо её спокойно, будто она спит, но глаза…

Глаза знают.

Он хочет закричать, броситься вперёд, но тело не слушается.

И тут он видит себя – в толпе, в одежде монаха, с капюшоном, надвинутым на лицо.

Тот, другой он, поднимает руку —

И крестится.

                                            * * *

– Вы тоже это увидели?

Голос вырвал его из видения. Артём очнулся на полу библиотеки, прислонившись к шкафу. Перед ним стояла девушка – бледная, дрожащая, её пальцы сжимали его плечо так сильно, что ногти впивались в кожу даже через рубашку.

– Площадь… костёр… – прошептал он.

Её глаза расширились ещё больше.

– Вы видели.

Она резко отпрянула, будто он стал ядовитым, сделала шаг назад – прямо к осколкам.

– Подождите! – Артём вскочил, схватил её за запястье.

Кожа под его пальцами была неестественно горячей, будто девушка горела изнутри. Она попыталась вырваться, но он не отпускал.

– Кто вы?

– Отпустите! – её голос сорвался на шёпот. – Вы не понимаете… они чувствуют, когда кто-то видит…

– Кто чувствует?

Она резко дёрнулась, её свободная рука потянулась к карману пальто – инстинктивно, будто за оружием.

– Они. Те, кто сжёг её тогда. Те, кто ищет сейчас.

Артём почувствовал, как по спине пробежали мурашки.

– Лию?

Девушка замерла. Её губы дрогнули, будто она хотела что-то сказать, но в этот момент где-то в глубине библиотеки скрипнула дверь.

Она вздрогнула, как загнанный зверь.

– Мы должны уйти. Сейчас.

– Почему?

– Потому что, – она наклонилась к нему, и её шёпот был похож на шелест старых страниц, – если они поймут, что вы видели, вас ждёт та же участь, что и Марка Белова.

Имя коллеги прозвучало как удар.

– Откуда вы…

Но она уже тянула его за собой к чёрному ходу, оставляя за собой осколки зеркала, в которых, если присмотреться, ещё мелькали отражения – но не библиотеки, не их лиц…

А далёкого костра, пожирающего женщину в белом.

                                            * * *

Они выбежали в узкий коридор служебного помещения, где пахло старыми переплётами и химикатами для реставрации. Девушка – Алиса, как она наконец представилась сквозь прерывистое дыхание – прижалась спиной к шкафу с архивными папками, её пальцы дрожали, когда она доставала из кармана перчатки. Артём заметил, что это были не обычные перчатки, а специальные, реставрационные, с тончайшей подкладкой.

– Не трогайте меня голыми руками, – прошептала она, натягивая их с болезненной тщательностью. – Это… сложно объяснить.

Он протянул руку, неосознанно желая успокоить её, но едва его пальцы коснулись её запястья поверх ткани, он дёрнулся назад. Даже через материал кожу словно прожигал раскалённый металл.

– Боже, да вы… – он разжал пальцы, рассматривая покрасневшую кожу. – Как будто прикоснулся к утюгу.

Алиса усмехнулась, но в её глазах не было веселья – только усталая покорность человека, давно привыкшего к такой реакции.

– Я предупреждала. Это мой «подарок» – видеть прошлое вещей через прикосновение. А иногда… – она замялась, – иногда прошлое решает потрогать меня в ответ.

В полумраке коридора её лицо казалось высеченным из мрамора – красивым, но неестественно бледным, будто лишённым жизни. Только глаза выдавали внутренний огонь, тот самый, что обжигал при касании.

– Вы видели Лию, – сказал Артём не вопросом, а утверждением. – В зеркале. Так же, как и я.

Она кивнула, доставая из внутреннего кармана небольшой предмет, завёрнутый в бархатную ткань. Развернув, она показала ему нож – небольшой, с изящным клинком и рукоятью из тёмного дерева. В основании лезвия была выгравирована надпись: «LA».

– Лоренцо и Алиса, – прошептал Артём, тут же пожалев о своей догадке, когда увидел, как дрогнули её губы.

– Вы знаете. Конечно знаете, – она провела пальцем по гравировке. – Я нашла его в коллекции университета. Когда прикоснулась… – её голос сорвался, – я три дня не могла говорить на современном языке. Только на тосканском диалекте XVI века.

Артём хотел рассмеяться – не от веселья, а от абсурдности ситуации, но в этот момент из-за угла донёсся скрип двери. Алиса мгновенно спрятала нож, её глаза расширились.

– Нам нужно уходить. Сейчас.

Она потянула его за собой вглубь коридора, к туалетам для персонала. Запах хлорки здесь перебивал все другие ароматы, а жёлтый свет лампы над раковиной придавал всему болезненный оттенок. Алиса заперла дверь на задвижку, затем резко развернулась к зеркалу – обычному, прямоугольному, в пластиковой рамке.

– Смотрите, – её голос звучал сдавленно.

Артём подошёл ближе и увидел – на стене, прямо под зеркалом, чьей-то дрожащей рукой было выведено: «Он придёт за ответом». Буквы казались влажными, тёмными… Артём наклонился, почувствовал знакомый металлический запах.

– Кровь, – прошептал он. – Та же фраза, что в моей лаборатории.

Алиса прижала ладонь к стене, затем резко отдёрнула её, как от огня.

– Свежая. Не старше часа. – Она обернулась к нему, и в её глазах читалась паника. – Они уже здесь. Они знают, что мы видели.

Артём потянулся к надписи, но Алиса схватила его за руку.

– Не надо! Вы же не знаете, чья это кровь. – Она достала из сумки флакон с прозрачной жидкостью и побрызгала на надпись. Буквы начали пузыриться, затем исчезли, оставив после себя только бурое пятно. – Лучше так.

За дверью раздались шаги – медленные, размеренные. Кто-то остановился прямо перед туалетом. Алиса застыла, её дыхание стало настолько тихим, что Артём невольно тоже затаил своё.

– Доктор Лазарев? – раздался голос за дверью. Мужской, вежливый, с лёгкой хрипотцой. – Это библиотекарь Василий. Вам звонят из университета. Говорят, это срочно.

Артём взглянул на Алису. Она покачала головой, её глаза кричали «нет» громче любых слов.

– Я сейчас занят, – крикнул он в дверь, удивляясь собственной глупости. – Перезвоню.

Тишина. Затем – мягкий смешок.

– Как скажете, доктор. Но помните – время идёт. А вопросы требуют ответов.

Шаги удалились. Алиса выдохнула, её плечи дрогнули.

– Василий умер три дня назад, – прошептала она. – Я видела его в морге, когда прикасалась к книге, которую он последней держал в руках.

Артём почувствовал, как по его спине пробежали мурашки. Он посмотрел на исчезающее пятно на стене, на дрожащие руки Алисы, на нож в её кармане – тот самый, что когда-то принадлежал Лоренцо.

– Нам нужно уходить, – сказал он. – И, кажется, мне наконец-то есть что вам показать.

                                            * * *

Они выбрались через служебный выход, где пахло мокрым картоном и старыми чернилами. Уличный воздух после библиотечной духоты показался Артёму неожиданно свежим, хотя на самом деле это был обычный московский вечер – с выхлопными газами, ароматом жареных каштанов из ларька через дорогу и той особой электрической напряжённостью, что висит в воздухе перед грозой. Алиса шла рядом, закутавшись в серое пальто, хотя на улице стояла вполне комфортная температура. Её перчатки – те самые, реставрационные – выглядели теперь не просто профессиональным аксессуаром, а доспехами, защищающими мир от её прикосновений.

– Кофе? – предложил Артём, кивнув в сторону небольшого кафе через дорогу. Оно называлось «У Птолемея», и в витрине стоял телескоп XVII века – то ли подлинник, то ли искусная копия.

Алиса колебалось секунду, затем кивнула. Её глаза бегали по толпе, выискивая что-то – или кого-то.

Кафе оказалось полупустым. Они выбрали столик в углу, под портретом какого-то средневекового алхимика. Артём заказал два эспрессо и круассан – не потому, что был голоден, а потому что нужен был предлог, чтобы не сразу начинать этот странный разговор. Кофе принесли быстро, в толстых керамических чашках, которые сохраняли тепло, как древние печки.

– Я вижу прошлое вещей, – вдруг сказала Алиса, не дожидаясь его вопросов. Она держала чашку двумя руками, но не пила – просто грела пальцы. – Не всегда. Не всё. Но когда предмет… значимый. Когда он помнит боль.

Она осторожно сняла одну перчатку, показала ему ладонь – тонкие шрамы пересекали её, как дороги на старинной карте.

– Каждый раз, когда я прикасаюсь к чему-то, что хранит память о страдании, оно оставляет на мне след. – Она снова надела перчатку. – Эта книга… Liber Aeternitatis… она вся состоит из такой боли. Я чувствовала её, даже не открывая.

Артём вспомнил, как кровь на страницах светилась багровым, как буквы складывались в слова, которых там не было секунду назад. Его собственный ожог на запястье – 1589 – заныл, будто в ответ на её слова.

– Вы знаете, что это за книга?

Алиса покачала головой, но её глаза говорили, что она лжёт. Или боится сказать.

– Она старше, чем кажется. И опаснее. Марк Белов не просто сошёл с ума… – она обвела чашку пальцем, не касаясь керамики, – его стёрли. Как надпись на стене в туалете.

За окном кафе сверкнула молния, хотя дождя не было. Артём заметил, как вздрогнула Алиса – не от страха, а как будто в ответ на какой-то невидимый сигнал.

– Кто они? – спросил он. – Те, кто пишет кровью на стенах?

– Они называют себя Хранителями. – Алиса наконец сделала глоток кофе и поморщилась – не от вкуса, а от чего-то другого. – Они следят, чтобы определённые знания… не всплыли. Чтобы определённые люди не встретились.

Она посмотрела на него прямо, и Артём вдруг понял, что относится ко второй категории.

– Почему я? Почему мы?..

– Потому что вы начали читать книгу, которую нельзя читать. А я… – она замолчала, достала из кармана нож с гравировкой LA, положила его на стол между ними, – я слишком много знаю о том, что было до.

Официант подошёл, чтобы забрать пустые чашки, и они оба замолчали, как заговорщики. Когда он ушёл, Артём заметил, что нож на столе исчез – Алиса спрятала его с ловкостью фокусника.

– Нам нужно уходить, – вдруг сказала она, её глаза снова забегали по толпе за окном. – И менять маршрут. Каждый раз.

– Что? Почему?

– Потому что, – она наклонилась через стол, её шёпот был едва слышен под музыку кафе – какой-то старинный менуэт, – тот мужчина у фонаря уже трижды проходил мимо окна. И сейчас он фотографирует нас через стекло.

Артём резко обернулся. В темноте вечерней улицы действительно стоял человек в чёрном пальто – высокий, с неестественно прямой осанкой. В его руках не было телефона или фотоаппарата, но, когда он повернулся, Артём увидел – его глаза были закрыты. Совсем. И тем не менее, он точно смотрел в их сторону.

– Боже… – прошептал Артём.

– Не смотрите прямо, – схватила его за руку Алиса. – Они чувствуют внимание. Идёмте через кухню.

Она бросила деньги на стол – ровно столько, сколько нужно, без сдачи – и потянула его за собой. На прощание Артём бросил ещё один взгляд в окно. Человек в чёрном стоял на том же месте. И теперь он улыбался. Широко. Слишком широко.

Кухня кафе оказалась узкой, пропахшей маслом и чесноком. Повар – грузный мужчина с татуировкой «Люблю маму» на предплечье – даже не обернулся, когда они прошли мимо. Чёрный ход вывел их в грязный переулок, где пахло помоями и старыми газетами.

Алиса шла быстро, почти бежала, её пальто развевалось, как крылья. Артём поспевал с трудом, его сердце колотилось где-то в горле.

– Куда мы… – начал он, но она резко остановилась, прижала палец в перчатке к его губам.

– Тсс. Слушайте.

Тишина. Затем – шаги. Медленные. Размеренные. Из дальнего конца переулка.