Гнездо неприкаянных

Голос Эльвиры дрожал от волнения. Поиск и добыча «добра» всегда вызывали у нее сильные чувства. Ася подумала, что для Эльвиры оргазм – в ее находках, в удачных покупках с большими скидками, в сбереженных вещах и продуктах. Эльвира вела строгий учет каждого потраченного рубля и экономила на чем только можно. И с радостью принимала от соседей «подарки» – поношенную одежду или излишки продуктов.

– У миксера кнопка заедает. Жми осторожно, не сломай. А то новый купишь, – она вытащила из-под стола потрепанную, но бережно склеенную коробку и достала старый миксер. Ася с сомнением взглянула на «древний» агрегат – сдюжит ли?

– И кусок торт принеси. А лучше сделай два. Один себе, другой – мне. Я же знаю, что продукты у тебя вечно портятся, и ты их выбрасываешь, – упрекнула ее Эльвира.

Ася смутилась. Она постоянно забывала, что у нее в холодильнике и порой покупала лишнее. Хозяйка из нее была никудышная. И это ее совсем не расстраивало. Для кого готовить? Одна ведь живет. Она сказала «спасибо» и побежала к себе.

Эльвира осталась одна и решила вернуться к портьерам, но по дороге глянула в зеркало. И злобно нахмурилась. Дал ей черт такую натуру! Нет, чтобы, как Аська – стройная, рыжая, легкая. Или Венерка Неверова – горячая, фигуристая. Эльвира же была сто с гаком кило и невысокого роста. Походила на буханку хлеба. Вроде, ест, как котенок, а не худеет. Сколько раз на диетах сидела – не счесть. Кило сбросит, два наберет. Плюнула и стала есть без оглядки. Все равно никто не посмотрит.

Да ведь не всегда так выглядела. Эльвира тяжко вздохнула. В двадцать была хоть и невысокой, но стройной, ладной. Вот только красивой ее и тогда не считали. Глаза маленькие, сидят глубоко, зато нос крупный, уродливый, словно с чужого лица пришлепнули. «В тебе, Элька, что и есть хорошего – это грудь и ноги», – твердил ее муж Павлик. По пьяни. Трезвый молчал и лишь иногда поглядывал с усмешкой. Характером Эльвиру не обделили. Могла так отлаять – любой уши прижмет. Теперь, к шестидесяти пяти, грудь и ноги ушли – превратились в нечто расплывчатое и толстое, а крутой нрав остался. И от того нрава доставалось всем, кто попадал на острый, как скальпель, Эльвирин язык. Особенно она невзлюбила Аську и Венерку.

Венерка живой в руки не давалась – орала, хоть уши затыкай. Зато Аська вечно пыталась сгладить углы, быть доброй и приветливой. И это бесило Эльвиру еще сильнее. Радовало лишь одно. У Аськи тоже мужика не было. Когда Аська здесь поселилась, Эльвира об этом первым делом узнала. Даже на сердце потеплело. Хоть и моложе, и красивая, а такая же неприкаянная, обделенная женским счастьем.

И живет одна, и подруги не ходят, детей нет и работает в музыкальной школе. Музыкалка – прозвала ее Венеркина дочка, языкастая Николь. Ясно в кого девка уродилась – в мать, сучку похотливую. Правда, Эльвира, как не пыталась, не могла разузнать, гуляет ли девчонка с парнями. Та, наоборот, вечно дома пропадала – пинком не выгнать. Но все еще впереди. Вот стукнет в будущем году шестнадцать, а там посмотрим. Мать-то и дня не может прожить без мужика. И орет так, будто ее насилуют. Даже окна не закрывает – бесстыдница.

Задумавшись, Эльвира не заметила, как закончила с портьерами и перешла к уборке в зеркальном шкафу с посудой. Эта работа не любила суеты и спешки. Эльвира осторожно – на уронить, вынимала каждый предмет, тщательно вытирала бархатной тряпочкой, отставляла в сторону. Соседи не понимали ее тяги к вещам, втихую посмеивались над Эльвириным «собирательством». Глупые! Проживут столько же и осознают, что память человеческая кроется в вещах. С каждой чашкой, фарфоровой фигуркой, серебряным ложками, маминой эмалированной кастрюлькой с алыми маками – со всем многообразным скарбом, что притаился в Эльвирином доме, как в пещере Али-бабы, связаны воспоминания. Аська как-то сказала, что ее вещи – крестражи. Что это – Эльвира не знала и не могла оценить иронию молодой соседки. Но почувствовала, что это слово означает нечто важное, драгоценное.

Два часа Эльвира переставляла, обтирала, обмахивала сокровища зеркального шкафа, затем аккуратно, не спеша вытерла стеклянные полочки и зеркало и составила все обратно. Шкаф благодарно блеснул чистыми стеклами.

Когда закончила, скрипнула дверь, и в квартиру просочилась рыжая Аська.

– Эля, я торт испекла, обмазала шоколадной сгущенкой. Будем чай пить?

Эльвира глянула на часы – стрелки показывали три пополудни. Она вспомнила, что в хлопотах забыла пообедать, и жадно уставилась на округлый коричневый Аськин торт.

– Чай можно, – кивнула она. – Только у меня шиповник заварен. В том году собирала. Лучше всякого чая. Иммунитет повышает.

– Пусть будет шиповник, – согласилась Ася. Она знала экономную натуру Эльвиры и спорить не собиралась.

За чаем, после двух кусков торта (коржи плохо поднялись – неумеха Аська рано вынула из духовки) разговор перешел на соседей. Ася жила в этом доме недавно, соседей знала плохо. И в лице Эльвиры обнаружила неиссякаемый источник явных и секретных сведений об окружающих. Сначала речь зашла об усопшем соседе Рудольфе.

– Интересно, кто его так ненавидел, чтобы убить? – задумчиво спросила Ася, глядя на бордовую жижу в своей чашке. Кажется, Эльвира уже не впервые заварила этот шиповник.

– Разве без ненависти не убивают? – хмыкнула Эльвира. – Может, Рудольф денег кому одолжил.

– Ты хочешь сказать: задолжал, – перебила Ася.

– Девочка моя, Рудик, царствие ему небесное, в долг не брал, а давал под процент. Чего, думаешь, к нему подозрительный народ косяками шел? То-то же! Я как-то пожаловалась, что телевизор хочу новый, но денег жаль, так он тут же предложил взаймы.

– Вот оно что, – протянула Ася и для вида слегка пригубила невкусный напиток. Смерть Рудольфа ее интересовала мало – она его почти не знала. Ася хотела расспросить Эльвиру совсем о другом. Точнее, о другой. Начала издалека:

– Я ведь недавно здесь живу, и соседей еще плохо знаю. Зато ты, Эля, наверняка уже со всеми перезнакомилась.

– А то! – фыркнула Эльвира, отрезая себе еще один кусок торта. – Как облупленных знаю. Сколько лет бок о бок живем.

– Вот, к примеру, семья Неверовых с первого. Какие они? – фальшиво-равнодушный голос не сбил с толку бывалую сплетницу Эльвиру. Они прищурилась и внимательно глянула на Асю. Та с невозмутимым видом клевала торт – отщипывала по маленькому кусочку и долго мусолила во рту.

– Костя архитектором работает. Неплохо зарабатывает. Венерка раньше в той же конторе терлась, секретаршей. Но потом сбежала – видно, так себе удовольствие – под началом у муженька работать. Теперь в спортивном клубе ошивается. Дочку по-дурацки назвала – Николь! Что за имя для девки? И не татарское, и не русское. Мать с отцом то ругаются, то в постели. А девка хитрая выросла. За всеми подглядывает. Как-то у квартиры Рудольфа ее застала. В замочную скважину хотела подглядеть.

– Странно! Зачем ей это? – удивилась Ася.

– Кто знает? В такой семейке и умом тронуться недолго. Мать за молодую себя считает. Красится ярко и одевается, будто ей двадцать. А самой уже сорок – уж мне-то не знать. Я же в доме старшая. Все паспорта видела. А Костя во всем им потакает.

– А чего ты вдруг о них спрашиваешь?

Эльвира пристально уставилась на золотистое, в веснушках, Асино лицо. Смотрела – будто раздевала взглядом, желала проникнуть вглубь, туда, где роились Асины мысли и прятались самые жгучие тайны.

– Вид у нее всегда такой гордый, здоровается – едва головой кивнет, – отбрехалась Ася.

– А что ты хотела? – хмыкнула Эльвира. – Ее мать с детства растила, как принцессу. Единственная дочь. Вот и вырастила – мнит себя королевой красоты.

– Красота ничего не значит, Эля, – печально вздохнула Ася. Ее пальцы теребили потертую чашку с остатками бордового пойла из шиповника.

Эльвира доела последний кусок торта – как же он быстро закончился – и колко взглянула на Асю:

– Что бы ты понимала! Ты же красивая. Смотришь в зеркало и радуешься. Даже если больше радоваться нечему. А я каждое утро вижу в зеркале свое лицо. С крупным носом, маленькими глазками и толстыми щеками.

– Но я же не замужем, а у тебя был муж, и сын есть, – оправдалась Ася.

– Дело вовсе не в мужиках, – махнула рукой Эльвира. – Я себе не нравлюсь. Говорят, сытый голодного не понимает. Ты и Венерка никогда меня не поймете. Вот если бы ты хоть день прожила в моем теле – по-другому бы заговорила.

В открытое окно ворвался пронзительный визг колесных шин. Красная машина Венеры тронулась с места и выехала со двора.

– Куда это Венерка намылилась? На ночь глядя, – Эльвира даже приподнялась на стуле, пытаясь разглядеть, в какую сторону умчалась машина соседки.

Ася встрепенулась и вдруг засобиралась к себе. Бойко сунула худые ноги в шлепанцы и выбежала за дверь. Эльвира задумчиво посмотрела ей вслед. Странная какая эта Аська. Выспрашивала – вынюхивала про Неверовых, а потом сорвалась и убежала. Эльвира решила, что это неспроста и задалась целью разузнать об отношениях Аськи с Неверовыми как можно больше.

Глянув с тоской на пустое блюда из-под торта, она тяжело поднялась и отправилась мыть чашки. Чаю попили – можно ужин не готовить. А припасенные продукты и завтра пригодятся. Довольная очередной экономией, Эльвира пустила холодную воду – не расходовать электричество, и принялась, напевая, ополаскивать новые-старые чашки.

Глава пятая. Первихины

Григорий Палыч, депутат городской думы и по совместительству владелец торговой сети, бережно запер дверку своего холеного «БМВ» и вальяжно направился к дому. Солнце неистово грело дворовый асфальт, обволакивало плотного Григория Палыча душным жаром. Он чувствовал, как намокла тонкая рубашка, а по спине предательски заструился потный ручеек. Еще месяцок поработать – и в Турцию. Путевки уже купили, Юлька с утра до ночи шмотки примеряет. Скоро этот асфальт, и пыль, и мусор останутся позади, а перед глазами с утра до ночи будет пронзительно синее море, и запах соленых брызг и белые яхты, качающиеся на волнах. И Юлька, ласковая, податливая, горячая, неутомимая. При мысли о гладком, упругом теле жены, у Григория Палыча взыграла кровь. Молодая жена, как виагра. С ней будто десяток лет с плеч.

Григорий Палыч стукнул плотной дверью подъезда и облегченно вздохнул. Дом на Гнездовой старинный, с широкими лестницами, высокими потолками. Летом в доме прохладно, а зимой тепло. Эх, умели раньше строить, не то, что сейчас – он невольно покосился на дверь Костика Неверова – архитекторишки.

Ему долго не открывали, и Григорий Палыч уже полез в карман за ключами, как вдруг дверь распахнулась и перед ним предстала жена, завернутая в полотенце, с влажными светлыми волосами на плечах. Палыч шагнул в квартиру – хлопнул дверью и крепко обнял Юльку.

– Какая ты у меня душистая, сладкая, – шептал он, прижимаясь к жене. Одна рука разматывала полотенце, другая жадно тискала Юлькину попу.

– Гришка, не сейчас, отстань. У меня дела, – пыталась отстраниться Юлька.

– Какие дела? Муж домой пришел. Сначала секс, – он, наконец, сдернул полотенце, прижал Юльку к прохладной стене и крепко вдавил своим плотным телом.

Пока Григорий Палыч старательно пыхтел, овладевая Юлькой, ее лицо кривилось брезгливой гримасой. Секс с толстым Палычем давно потерял для Юльки всякий интерес, да и раньше-то не особо радовал. Она с ним из-за денег связалась, хотя и пыталась скрывать свою меркантильность за фальшивой страстью.

Когда Григорий Палыч отстранился, Юлька уже улыбалась.

– Заинька, тебе хорошо со мной? – его взгляд сыто обшаривал стройное Юлькино тело.

– Да, Гришенька, – Юлька быстро чмокнула мужа в щеку и бросилась в ванную.

Под душем она яростно терла разгоряченное тело скрабом и дрожала от нахлынувшего адреналина. Гришка на час раньше пришел. Еле успела от Сашки вернуться. Надо прекращать встречаться в этом долбаном доме. Не дай бог соседи заметят, как она выходит от Сашки, и донесут мужу. Эльвира только и рыщет, подглядывает в глазок. Своей-то жизни нет, вот и тешится чужими страстями.

Когда Юлька вышла из ванной, Гришка, уже переодетый в растянутые домашние треники и футболку с надписью «Депутат Григорий Первихин» тоскливо разглядывал внутренности холодильника.

– Что на ужин, зайка? – спросил он жену.

– Не успела приготовить. Давай роллы закажем, – отмахнулась Юлька. Она крутилась перед зеркалом – укладывала волосы феном.

– Чем целый день занималась? Обедаю на работе. Тебе всех дел – ужин приготовить. Трудно постараться для любимого мужа? – в голосе Григория Палыча слышался еле сдерживаемый гнев. После секса он любил хорошо поесть. А здесь на весь холодильник пара йогуртов да кусок сыра. Пельмени что ли из морозилки достать?

– Я на фитнесе была, – оправдывалась Юлька, – А потом Лильку Макову встретила – в кафе посидели. Мы два месяца не виделись. Они с мужем в Доминикане отдыхали. Ты же обещал меня туда свозить.

– На будущий год, если дела будут идти хорошо, – проворчал Григорий Палыч и достал из морозилки упаковку пельменей. – Свари-ка пельмешки, а я пока пиво открою – жарко.

Он вытащил две бутылки пива и неспешно отправился в гостиную – посмотреть футбол и скоротать время до ужина.

Юлька остервенело швырнула ледяную пачку в раковину и прикусила губу.

Григорий Палыч встретил Юльку в спортзале. Два года назад он вдруг решил сбросить вес и по совету друга отправился в самый большой и понтовый спортклуб города. В клубе долго и придирчиво выбирал тренажеры, опасаясь, что штангу не осилит, а на велотренажере будет смотреться неуклюжим кабаном. Вдруг его взгляд зацепил стройную девушку на беговой дорожке. Тонкая, юная, свежая, с торчащей под футболкой маленькой грудью. Григорий Палыч мигом забыл про тренажеры, уселся в кресло неподалеку и мысленно раздел красавицу. И остался доволен. Все части тела девушки были в самый раз для него. Грудки, чтоб умещались в ладонях, круглая попа и ноги, ровные, натянутые, как у молодой косули. Когда незнакомка закончила тренировку, он деловито подошел к ней и протянул свою визитку. Юлька окинула его равнодушным взглядом, потом глянула на визитку и тут же улыбнулась. Назавтра они вместе ужинали, а через месяц расписались в местном ЗАГСе и улетели на Мальдивы.

Поначалу Юлька не собиралась изменять Григорию Палычу. Из порядочности. Они ведь словно заключили негласный контракт: от него деньги, от нее – секс и за домом следить. Деньги муж исправно переводил Юльке на карту. В ответ она тешила самолюбие и удовлетворяла сексуальные желания Григория Палыча. Юльке только исполнилось двадцать три, до того замужем не была. Выучилась на страхового агента, но работать не собиралась. Ее вдохновлял пример старшей подруги – Лильки Маковой. Та очень выгодно устроилась с мужем из местных «олигархов». Денег немерено, покупай, что хочешь.

Григорий Палыч при своих деньгах все же был прижимист. Поначалу, еще обалдевший от Юлькиных красот, исправно подкидывал на карту пару сотен тысяч, а порой и больше – в удачный месяц. Машину купил – элегантный «мерседес». И дважды в год исправно возил на курорты. Юлька до замужества жила на скудные родительские деньги, и в браке с Григорием Палычем будто расцвела. И от денежного изобилия, и от безделья кайфовала и была счастлива. Поначалу. А потом начала изменять. Как ни посмотри – мужу сорок восемь. К тому же фигурой не вышел. А вокруг молодые, сильные тела, которые так и манят горячую Юльку.

Впервые изменила мужу в Турции, куда он повез ее справить годовщину свадьбы. Григорий Палыч так ошалел от халявного алкоголя, что в первый же вечер надрался в баре и еле добрался до широкой супружеской кровати. Юлька, раздосадованная ранним «уходом» мужа, вернулась в бар и не пожалела. Познакомилась с молодым и горячим турком и провела офигенную ночь в его тесной комнатушке под бодрый скрип узкой кровати. Наутро, помятая и насытившаяся любовью, вернулась к мужу, закинула длинную ногу на его бедро и крепко прижалась – будто всю ночь провела в супружеской постели.

Григорий Палыч даже не заподозрил. С утра привычно овладел Юлькой и ее картинные стоны принял за чистую монету. Григорий Палыч мнил себя молодцом – любовником и ни минуты не сомневался, что полностью удовлетворяет молодую жену.

С того дня Юлька исправно вечером подпаивала мужа, и все ночи проводила с безымянным любовником. Они даже не разговаривали – не до того было. К тому же Юлька говорила только на русском, который любвеобильный турок совсем не знал.

Две недели спустя молодые супруги вернулись домой, каждый довольный по-своему. Григорий Палыч хвастался друзьям-приятелям о преимуществах брака с молодой женой. Юлька же вошла во вкус и продолжала жить «на два фронта». За день успевала насытиться с любовником, а вечером терпеливо принимала неуклюжие ласки мужа.

Впрочем, был у Юльки помимо секса и другой интерес. Она жадно, с такой же неистовой страстью питалась сплетнями о чужих жизнях. Своя жизнь – что в ней интересного. Секс и шоппинг. А чужие с их страстями, разводами, трагедиями манили, завлекали Юлькину душу. Когда она знакомилась – тут же хотела узнать о человеке все. Где родился, на ком женат, сколько зарабатывает, с кем спит и где шоппится. И какие тайны за душой прячет.

В доме на Гнездовой Юлька знала все про всех. Даже грузная Эльвира не могла с ней тягаться. Где уж ей, старой ведьме? Эльвира с Юлькой сразу невзлюбили друг друга. Когда Григорий Палыч молодую жену привез, Эльвира, как привыкла, знакомиться пришла. Стаканы какие-то принесла, старые, ненужные. Григорий Палыч ей коньяка плеснул и давай нахваливать молодую жену. Юлька сидела на краю дивана и удивлялась, что это он перед бабкой заливается.

Эльвира же глаз с нее не спускала. Разглядела все: каждую родинку, шрам на руке – паром обожглась, засос на шее – след мужниной страсти, темные корни волос и прилипшую к груди блузку – Юлька терпеть не могла лифчики и упорно игнорировала этот предмет туалета. После, уже знакомые, они чинно, но холодно здоровались на лестнице, однако, не разговаривали. Да и о чем ей с этой старухой общаться? Она же в прошлом веке родилась.

А потом Юлька встретила Сашку Светова – соседа, и все закрутилось – завертелось. И тут, наконец, Эльвира вышла из тени. Вытащила наружу свою подлую, гадкую натуру. Как-то раз, уже после смерти Рудольфа – старого развратника (так и норовил притиснуться, когда встречались на лестнице) Юлька украдкой выскользнула из Сашкиной двери и в ужасе наткнулась на Эльвиру. Старуха торчала посреди лестничной площадки, руки в бока, и презрительно глядела на шкодливую Юльку. Дверь захлопнулась, и они остались один на один. Юлька попыталась отпереться:

– Ноут ему отнесла – починить.

Эльвира глядела осуждающе, как на преступницу.

– Муж-то знает про этот ремонт? – тихо, но подло спросила она пристыженную Юльку.

– Знает, конечно, – убедительно кивнула та.

– Что-то сомневаюсь, – ухмыльнулась старуха, шагнула на лестницу и скрылась с Юлькиных глаз.

С тех пор Юлька жутко боялась, как бы Эльвира не рассказала Григорию Палычу и даже какое-то время не бегала к Сашке. Надолго ее не хватило. Оба сидели дома. Сашка работал, Юлька бездельничала. И при мысли о его молодом, энергичном теле ее охватывала такая сильная дрожь, что терпеть не было сил. И Юлька изменяла, снова и снова.

Глава шестая. Саша Светов

– Антивирус обновил, печать настроил. Готово, Анастасия Николаевна, – Саша повернулся в кресле на колесиках и приветливо улыбнулся хозяйке.

– Сколько с меня? – смущенно спросила Ася. В руках у нее был кошелек.

– По-соседски бесплатно, – отмахнулся Саша, выпустил из руки мышь и резко встал. Он был на голову выше Аси и крепче в плечах. Удивительно, что зарабатывал парень настройкой и ремонтом компьютеров, из дома почти не выходил, а выглядел, как атлет.

– Не могу бесплатно, – мотнула она головой. – Может, хотя-бы кофе выпьете? Горячий, из турки.

– Кофе можно, – кивнул Саша и прошел за хозяйкой на кухню. Из жильцов дома на Гнездовой Ася въехала последней, и мебели у нее пока было не густо. В кухне вместо гарнитура лишь стол, мойка и плита. На подоконнике горбатилась микроволновка – Ася редко готовила, чаще разогревала. Зато кофе обожала. Варила его по правилам – с двумя пенками, в блестящей турке. И разливала в крошечные чашки с голубой росписью. Саша осторожно взял свою чашку двумя пальцами – фарфор казался таким хрупким, тонким – не сломать бы. За кофе разговорились.

– Вы же в музыкальной школе работаете? На чем играете? – спросил он, приглядываясь к Асе. Рыжие волосы сверкали, переливались в лучах вечернего солнца, серые глаза манили загадочной глубиной. Не старая, но и не девочка. Фигура стройная, даже чересчур.

– Фортепиано, – призналась Ася. Она тоже пристально разглядывала Сашу. Лет двадцати пяти или чуть старше, лицо свежее и кожа нежная, словно у мальчишки. Не сравнить с загорелым, твердым лицом Костика. И взгляд у Костика пристальный, тяжелый. А у Саши прозрачный и светлый. Будто, никакие горести и волнения его не касаются. Проходят мимо.

– Почему в доме нет инструмента? Обычно, когда играют, есть инструмент. У Рудольфа, например, гитара была. Семиструнная.

– Оставила у родителей, – махнула Ася. – В школе инструментов хватает, а дома я не играю. Разве что слушаю музыку.

– Да, я заметил, у вас хороший проигрыватель для винила, – кивнул Саша.

– Давай на «ты», – вдруг предложила Ася. – Ты же не собираешься ко мне в ученики?

– Ну, это вряд ли, – усмехнулся он, на щеке выдавилась милая ямочка. – Хотя, раньше мечтал освоить гитару. Даже просил Рудольфа меня научить.

– Научился?

– Не успел, – вздохнул Саша. – Убили его.

Оба резко замолчали. Саша смотрел в чашку, Ася в окно.

– Каждый раз, когда о нем говорят, мне неловко, – будто оправдывалась Ася. – Я же совсем его не знала, только имя. На лестнице здоровались, и все. А ты хорошо был знаком с Рудольфом?

– Друзьями не были. Но пару раз пиво пили на скамейке у подъезда. Да комп я ему настраивал.

– Странно как получилось, – задумчиво пробормотала Ася. – Я только в этот дом переехала, и его сразу убили. Будто специально.

– Должники его убили. Рудольф деньги одалживал под проценты. Кто-то не захотел возвращать, – предположил Саша.

– И Костя так думает, – невольно проговорилась Ася и тут же испуганно посмотрела на Сашу. – То есть, я слышала, как он кому-то об этом говорил.

Снова повисло неловкое молчание. Ася отчетливо слышала, как стучит ее сердце.

– Ну, я пойду, – сказал Саша. Она облегченно вздохнула.

Скрипнули шаги, потом дверь. И она осталась одна. Как нехорошо вышло! Вдруг, Саша заподозрит, что они с Костей? Она прижала ладони к горящим щекам. Сердце колотилось от стыда и страха.

Несколько дней Ася смущалась, встречая Сашу на лестнице. Ей казалось, он смотрит на нее с упреком, словно на преступницу – связалась с женатым Костей. От того Ася старалась при виде Саши пробегать как можно скорее. И прятала взгляд.

Сашка быстро забыл о сказанном Асей – сплетни его не интересовали. Ему было глубоко наплевать, кто с кем спит. Он ведь и сам не безгрешен – связался с замужней Юлькой. Как-то раз столкнулись в подъезде, взглянули в глаза друг другу – и понеслось. Юлька приходила после обеда и оставалась до вечера. Сашка не возражал. Он терпеть не мог наглого депутата – Юлькиного мужа, и даже слегка злорадствовал, когда спал с его женой. Первихин как-то отдал Сашке в ремонт ноутбук, а когда дело коснулось оплаты – долго ерепенился, что дорого. Не хотя расплатился, да потом долго не упускал случая пожаловаться соседям на Сашкину «жадность» и непомерные цены. Даже не поленился отыскать Сашкину рекламу в сети и написать гадкий отзыв.

Однажды после встречи с Юлькой Сашка отправился в магазин. И на лестнице встретил Первихина. Тот нагло растопырился посередине лестницы, Сашке пришлось вжаться в стену, чтобы не столкнуться с этим уродом. Первихин, проходя мимо, вдруг подозрительно втянул ноздрями, будто принюхиваясь. Уже на улице Сашка смекнул, что от футболки попахивало сладкими Юлькиными духами, и широко, мстительно улыбнулся.

– Бросай Первихина, живи со мной, – уговаривал он Юльку.

– У тебя денег не хватит, – фыркала та в ответ. – Мне придется работать. А работать, милый, я не хочу. Работающая женщина быстро старится и теряет свою женскую энергию.

– Где ты этой ерунды набралась?

– В сети, где же еще?

– А жить с этим жлобом, продавать себя нормально?

– Все так живут. Женщине нужны деньги. Иначе я превращусь в такую воблу, как Аська – без маникюра и одетую не пойми во что.

– А что с Асей не так?

Как он ни пытался, не смог убедить Юльку оставить Первихина. Они продолжали видеться тайком и чем дальше, тем гаже Сашка ощущал себя. Не из-за Первихина – ему было глубоко плевать на депутата. Из-за себя. Каждый раз собирался порвать с Юлькой. А потом видел ее, смотрел в ее наглые, зовущие глаза и сдавался. И не любил ведь ее. Но отказать не мог.