Время сбросить маски

– Вашего человека?

– Это старая история, – вздохнула девушка.

– Госпожа Ли Мэй, только не обижайтесь! – Чжао Вэйнин отложил палочки в сторону. – Я не пытаюсь оскорбить вас. Но я уже давно хочу спросить… в день нашей первой встречи вы сказали, что я похож на кого-то. Я эти слова запомнил, но не придал им значения. Однако после… вы… вы часто очень странно смотрите на меня. Мне от этого не по себе. Вы смотрите на меня, как на призрак. Даже сегодня. Сегодня вы так же смотрели на меня!

– Прости, Чжао Вэйнин! Я не хотела тебя напугать.

– Это не пугает… не совсем… Просто я очень странно себя чувствую. Вы хорошо ко мне относитесь, но все же… Эта красная одежда, колокольчик… а еще недавно вы сами расшили для меня пояс. И тот узор мне знаком. У моего дедушки был пояс с подобным узором. Сейчас в Царстве Чу таких уже не найти. Вы не просто так меня наряжаете. Я вам кого-то напоминаю. И вы хотите, чтобы я был похож на него еще больше.

Вся краска сошла с лица девушки. Ли Мэй закусила губу и опустила глаза. Она молчала некоторое время, и Чжао Вэйнин не торопил с ответом.

– Это правда, – наконец проговорила девушка. – Ты очень на него похож. Одно лицо! Я забываюсь порой, когда тебя вижу. Ничего не могу с собой поделать!

– Вы, очевидно, хорошо относились к тому человеку. Судя по всему, это ему я обязан вашей заботой.

– Все совсем не так! Ты мой друг и брат моего повелителя, а он – мой спаситель! Не приди он мне на помощь, меня бы здесь не было. Я жива, а он погиб очень давно, мой человек… и каждый год на Цветочном фестивале я спускаю для него фонарь вниз по течению. Что еще я могу поделать?

– Я уже пожалел, что спросил. Это было жестоко. Простите! – раскаялся Чжао Вэйнин.

– Нет, вовсе нет. Любому стало бы любопытно. Духи ничего не забывают, а добро – особенно. Мы не остаемся в долгу. Только вот я задолжала моему человеку. Этот долг смогу вернуть лишь в следующей его жизни. И я верну.

– Госпожа… теперь я понимаю… – хлопнул себя по лбу Чжао Вэйнин. – Но боюсь, вы разочаруетесь. Я же не он.

– Этого мы не знаем, – покачала головой Ли Мэй. – Минуя реку Жошуй, души умерших забывают о прошлом. Кем бы ты ни был прежде, ты этого не помнишь. Но столь сильное сходство… это не просто так! Это не совпадение!

– Кем я был в прошлой жизни… это, на самом деле, очень любопытно! – пробормотал юноша.

– Если ты был моим спасителем, тем, кто выходил меня и заботился обо мне, Чжао Вэйнин, в этой жизни я буду защищать тебя и не позволю пасть жертвой предательства!

– Мне… мне, если честно, неловко! Не смущайте меня! Мы ведь не знаем наверняка. Но кем бы ни был ваш человек, и какое бы отношение он ни имел ко мне, я рад, что в трудный момент он оказался рядом и помог вам.

– Когда ты на меня так серьезно смотришь, то особенно похож на него. Мне даже кажется, будто не прошло всех этих лет, и я сейчас все еще в мире смертных. Сколько раз ни открою глаза, а он все пишет и пишет в полумраке. Совсем не отдыхает! Если отвлекается, то грустно смотрит на огонь, и в его глазах пляшут искры. А я не могу оторвать от него взгляд! У тебя такие же красивые, выразительные глаза, как у него, и щуришься ты точно так же. Только вот он совсем не улыбался. Быть может, он улыбался раньше… совсем как ты теперь улыбаешься, – Ли Мэй скосила глаза в сторону, наблюдала за тем, как мимо медленно, толкая друг друга, проплывали фонари. По ее щекам текли слезы.

– Пожалуйста, не плачьте! – воскликнул Чжао Вэйнин. Он почувствовал себя совершенно беспомощным. Ему не следовало поднимать эту тему! Не следовало! Проклятое любопытство! – Вот ведь напасть! Что нужно сделать, чтобы вы не плакали? Выглядеть серьезным? Так? Вот, могу еще сильнее сдвинуть брови. Так больше похож? И совсем не улыбаться тоже могу!

– А помолчать не можешь, глупый?! – Губы Ли Мэй тронула слабая улыбка. Девушка утерла слезы рукавом и снова посмотрела на Чжао Вэйнина.

– Быть может… когда-нибудь вы расскажете мне, кем был ваш человек и каким он был? Даже если я – это не он, все равно расскажите. Вы кому-нибудь о нем рассказывали?

– Я немного рассказывала о нем прабабушке и сестрице Ланфэн…

– Если пожелаете, расскажите и мне. Пусть даже я – не он. Скажите мне все, что хотели сказать ему, и не плачьте больше из-за него. Раз он спас вас, думается мне, он был добрым человеком. Он бы не хотел, чтобы кто-то так долго оплакивал его. Не грустите и отпустите его!

– А если я не хочу отпускать?

– Тогда вы напрасно будете страдать, – вздохнул Чжао Вэйнин. – Есть долги, которые нельзя вернуть. Мертвый с вас ничего не спросит.

– Если мой человек забыл, это не значит, что я забуду. Я была не единственной, кого он спас. Для него, возможно, это был пустяк. Но не для меня.

Ли Мэй вновь умолкла на некоторое время. Чжао Вэйнин снова положил в ее миску кусочки мяса, но к еде девушка так и не притронулась.

– Когда я была лисенком, в Запредельном краю шла война, – начала рассказ Ли Мэй. – Великие семьи отчаянно боролись за власть, и некому было урезонить их. Со всех сторон нас окружали враги, а народ бедствовал. Семья Ли серьезно пострадала… мои родители погибли, прабабушка была тяжело ранена. Тогда мы выживали, выживали, как могли. Помню, что весь восточный уезд был объят пламенем! Оно ревело, как огромное чудовище, оно уничтожало все на своем пути, и не было нигде спасения. Потому прабабушка отправила меня и других детей в мир смертных. Пребывая там в истинном обличье, мы могли спрятаться понадежнее и переждать бурю. Никто из нас еще не был способен принять человеческий облик в Тянься. Но и там для нас не нашлось места; даже там нас без устали преследовали и стремились убить. Наши враги желали стереть семью Ли с лица земли и не останавливались ни перед чем.

Я так привыкла бояться, что уже больше ничего и не чувствовала, кроме страха. Настал день, когда я была разлучена со своими близкими, я бежала и бежала прочь, без отдыха, не разбирая дороги. Во мне жил только животный страх. Я боялась остановиться, боялась быть обнаруженной, боялась быть убитой. У меня оставалось так мало сил…

Чжао Вэйнин потянулся было к руке Ли Мэй, однако в последний момент не решился к ней притронуться. Но вдруг девушка вцепилась в его ладонь, переплела их пальцы. Ее рука была холодной, и Чжао Вэйнин был готов поделиться с ней своим теплом.

– В ту пору и земли Тянься были охвачены войной, – продолжала Ли Мэй. – Я видела… видела всякое… Так много боли, горя и потерь… Это невозможно было вынести! Я осталась одна в целом мире, устала и была голодна. Меня все время кто-то преследовал. Однажды я, совершенно измученная и истощенная, скатилась в глубокий овраг и поломала две лапы. Я лежала на сырой земле, и отовсюду веяло холодом. Я смотрела на далекие звезды и прощалась с прабабушкой, с братьями и сестрами, с нашим большим домом на острове и с вечно хмурым господином луном, жившим в озере. Ночь была такой долгой, бесконечно долгой… но почему-то никто не пришел добить меня. Я не могла сдвинуться с места, лежала и думала о том, что скоро увижу матушку и отца, которые ждут меня у Желтых источников. Я закрыла глаза и почти ничего не слышала. Я думала, что так и умру в одиночестве.

В глазах Ли Мэй отразились золотые огни духов. Она смотрела сквозь Чжао Вэйнина, глядела вдаль, в свое печальное прошлое. Юноша крепче сжал ее руку.

– Но тут кто-то сказал: «Поглядите, этот зверь плачет!», и я открыла глаза. Надо мной склонился смертный. Он подозвал других людей, и они тоже разглядывали меня.

«Этот зверь умирает, – проговорил другой смертный, – мой генерал, вам бы отдохнуть. Давайте вернемся в лагерь».

«Ступайте, а я последую за вами», – ответил первый смертный. Он остался, а все остальные ушли. Я смотрела на него, а он глядел на меня и гладил между ушами. В другой руке смертный держал факел, и потому в его глазах плясали огненные искры. У него были добрые глаза, потому мне не было страшно. У него были самые грустные глаза на свете! Много после я ни раз задавалась вопросом: мог ли он разглядеть мою вторую сущность? Кого он видел тогда: лису или израненного и смертельно уставшего ребенка? От него сильно пахло кровью, но я так и не почувствовала опасности.

Потом человек поднял меня, положил на сгиб локтя и забрал с собой. Я укусила его, наверное, раз пять, но он все равно меня не отпустил.

«Знаю, что больно, но это не продлится долго, – сказал он. – Бедное создание! Кто так жестоко обошелся с тобой?»

Чтобы кости правильно срослись, смертный привязал к моим лапам гладкие дощечки. Он сделал для меня постель из соломы, пуха и одеял, кормил, гладил и носил на руках, когда мне было особенно больно. Я так и жила в его шатре, пока не поправилась и снова не смогла ходить. Но и после он меня не прогнал. Он выхаживал многих животных и птиц. Среди них были и духи, пребывавшие в истинной форме. Но все они, поправившись, покидали его. Кроме меня, с ним осталась только красная птица. Помню, я ей совсем не нравилась. Она много раз пыталась клюнуть меня в лоб или целилась когтями в глаза, а я старалась вырвать все перья из ее хвоста. Однажды мы гонялись друг за другом по шатру и устроили ужасный беспорядок. Мой человек не стал нас наказывать, но выглядел таким расстроенным, что это было куда хуже наказания. Мы доставляли ему хлопоты, но он все равно был добр к нам. Пока я была с ним, я чувствовала себя в безопасности. Удивительно, но никто так и не пришел убить меня! Я могла спать у него на коленях и всюду ходить за ним хвостом. И все видели во мне лишь безобидного зверька.

За спиной моего человека стояли тысячи солдат, все считали его великим героем и полагались на него. Я с ранних лет жила в постоянном страхе смерти и не знала ни одного мирного дня. На долю моего человека выпало такое же несчастье. Другие смертные ждали от него многого, они взвалили на его плечи неподъемный груз ответственности. А я ничем не могла помочь. Я совершенствовалась и день и ночь, чтобы вырастить второй хвост и научиться принимать человеческий облик в Тянься. Я хотела заботиться о нем так же, как он заботился обо мне, и облегчить его жизнь. Я хотела, чтобы он однажды узнал, кто я на самом деле, научился доверять мне. И тогда, быть может, я смогла бы защитить его, смогла бы найти для него место, неважно, в Тянься или в Запредельном краю, где он был бы в безопасности. Где ему не пришлось бы изо дня в день рисковать жизнью, страдать от ранений и видеть смерть друзей. Он был так молод! Вся жизнь впереди! Он… он был прекрасен! Создан для свободы и счастья! Я хотела ему помочь, но была слишком слаба и ничего не смогла сделать.

Настал день, когда мне пришлось покинуть его. Прабабушка призывала меня домой. В восточном уезде наступили короткие дни мира, и семье Ли надлежало воссоединиться. Я не хотела уходить одна. Я собиралась забрать моего человека в Запредельный край. Моя вторая тетя как-то привела в наш дом смертного, и семья приняла его. Он всю жизнь прожил среди духов и ни в чем не знал нужды. Я желала такой же судьбы для моего человека. Но я не смогла забрать его с собой. Тогда битва не прекращалась ни днем ни ночью, тогда он не мог оставить своих людей. Я дала клятву вернуться и позаботиться о моем человеке, попросила птичьих духов приглядывать за ним. Я совершила ужасную ошибку! Следовало забрать его с собой! Следовало забрать его любой ценой!

Лицо Ли Мэй исказило страдание.

– По возвращении домой меня ждала грустная картина. Восточный и юго-восточный уезды были объединены под властью семьи Ли. Но за победу мы заплатили дорогую цену. Многие… многие мои родные погибли, многие умерли после, так и не оправившись от ран. То было тяжелое время! Те страшные дни невозможно забыть! Мои уцелевшие родичи делали все возможное для скорейшего восстановления восточного уезда. И я помогала, чем могла. Не могла думать ни о чем другом. Но все же я надеялась, что мой человек дождется меня.

Вот только птичьи духи принести мне печальную весть. Он погиб в бою, и вместе с ним полегли многие его соратники. Даже тела не осталось, чтобы его можно было похоронить в усыпальнице его семьи. У него впереди была целая жизнь, и так быстро, так трагически она оборвалась! Мое горе трудно передать словами! Столько злых и жестоких людей, столько коварных духов и безжалостных демонов, столько равнодушных бессмертных живут на свете, живут долго-долго, а кто-то честный, отважный и благородный должен умереть молодым. Небеса несправедливы!

Ли Мэй высвободила руку из хватки Чжао Вэйнина и сжала ее в кулак.

– Я не желала более возвращаться в Тянься. Какой в этом был смысл? Мне не к кому было вернуться. Я усердно помогала прабабушке и совершенствовалась. Со временем… Все забывается со временем. И даже воспоминания о тех, кем мы дорожили, меркнут. Но я все помнила. Я жила, более не расставалась со своими близкими, у меня было все… но я никогда не забывала, что лишь благодаря моему человеку я смогла уцелеть. Я надеялась вернуть ему долг крови, отыскать его в следующей жизни.

Я сто пятьдесят лет посвятила совершенствованию и только после этого вернулась в Тянься. Так много изменилось в мире смертных, и так много осталось неизменным! В человеческом обличье я странствовала по царствам Тянься и тогда-то, совершенно случайно, узнала, что на самом деле случилось с моим человеком. Скрыли ли от меня правду птичьи духи? Или им просто не было дела до правды? Некому теперь дать мне ответ.

Но я узнала, что моего человека несправедливо обвинили в измене. Семья отвернулась от него, а лучший друг свидетельствовал против него и назвал «величайшим бедствием». В том бою мой человек, как и его соратники, должен был выжить. Он должен был вернуться домой с победой и восстановить свое доброе имя, но ему не дали этого сделать. Всех его друзей перебили, и он сам был убит предателями. Его имя было смешано с грязью, и даже страшная смерть не смогла очистить его.

Я ничего не смогла сделать для моего человека! Я вернулась слишком поздно! Предавших его смертных уже не было в живых. Я бесполезна! Даже отомстить за него не смогла! Мне так стыдно!

– Госпожа Ли Мэй, вы не виноваты ни в чем! Не мучайте себя напрасно! В трех мирах много несправедливости, увы, этого не изменить. Вы должны жить дальше! Вы должны отпустить. Я прожил на свете куда меньше вашего, но я знаю, сердце способно исцеляться. Вы полюбите снова. Отпустите мертвого, чтобы найти свое счастье среди живых.

– Замолчи, Чжао Вэйнин! – рассердилась Ли Мэй. – Что ты понимаешь?! Нет другого такого, как он, во всех трех мирах!

Чжао Вэйнин только головой покачал. Вот ведь упрямая! Как ее переубедить?!

– Госпожа Ли Мэй… не злитесь, не злитесь! Я не желаю вас обидеть. На самом деле… история, которую вы рассказали, кажется знакомой. Меня не покидает странное чувство… Ваш человек командовал большой армией и был великим героем. Его обвинили в измене, и семья отказалась от него. Он должен был вернуться с победой, но его предали и убили, а вместе с ним полегла и его армия… Хм… Вы ни разу не назвали имя своего человека. Как его звали?

Ли Мэй не торопилась отвечать. Она пристально смотрела на Чжао Вэйнина и хмурилась. От столь пронзительного взгляда юноше вновь стало не по себе.

– Все, кто служил моему человеку, называли его «генералом» или «главнокомандующим». Я никогда не видела никого из его родни. Друг звал его «А-Фэн». И он носил на шее серебряный замок с иероглифом «Фэн». «Фэн» как «ветер»[17]. Такое красивое имя! «Ветер все дует… Глаз не сомкнуть мне, я ночью заснуть не могу. Все мои помыслы, все мои думы – о нем»[18]…

– «Фэн» как «ветер», – пробормотал Чжао Вэйнин, – великий генерал… главнокомандующий. Двести лет назад… Быть может, потому я и он… мы так похожи! Генерал Чжао Фэнлун. Мы с ним одной крови!

– Когда я впервые услышала твое имя, тоже так подумала. – кивнула Ли Мэй. – Я пыталась узнать больше о тебе и твоей родне, но ты не желал рассказывать. Я все думала, мог ли мой человек переродиться в той же семье? Или это лишь совпадение? Нет! Не может это быть совпадением!

– Как бы там ни было, мои связи с семьей навеки разорваны. Не хочу иметь с родней ничего общего! Хм… но в детстве я восхищался генералом Чжао.

Когда-то мои предки правили северными землями Чу, не одно столетие обороняли границу. Долгое время наша семья ничем не отличалась от других знатных родов, но двести лет назад генерал Чжао Фэнлун стал главнокомандующим войск Чу и одержал немало великих побед. Мой прадед был его двоюродным братом. Прадед умер задолго до моего рождения, но, как глава семьи Чжао, он сохранил память о генерале. Двести лет назад наш род был на вершине славы и могущества, но, когда генерала Чжао обвинили в измене, все было разрушено. Сейчас никто из моей родни не винит его, все знают: генерал был невиновен, его оклеветали и убили. Недруги хотели уничтожить семью Чжао. И у самого генерала было немало врагов, которые желали ему смерти.

– Ты знаешь о моем человеке… больше, чем я! – воскликнула Ли Мэй. – Расскажи все, что знаешь!

– Часть этой истории я узнал от матери, а кое-что почерпнул из записей, оставленных предками. Не могу сказать, правдива она или нет. Слишком много в ней странностей…

– Все равно расскажи! – настаивала девушка. Она бросила на Чжао Вэйнина столь пылкий взгляд, что он засмущался.

– Хорошо… как скажете… История эта началась вот как: хоу Чжао, тогдашний глава моей семьи, выдал дочь замуж за главу одного из могущественных родов Юэ[19]. Этот брак был поддержан самим юэским гуном[20] и должен был укрепить отношения с Царством Чу. Незадолго до этого юэсцы одержали победу над воинственным соседом, Царством У, и перенесли столицу в область Ланъе. Туда и отправилась дочь семьи Чжао. Для хоу этот брак был очень важен, он хотел, чтобы его потомки переняли редчайшее искусство юэсцев – кровавый узор. Было оговорено, что второй и четвертый сыновья госпожи Чжао будут воспитываться в доме деда. Но так вышло, что у госпожи родился только один сын, и он, будучи наследником семьи, не мог уехать в Царство Чу.

Все изменилось, когда супруг госпожи Чжао попал в немилость к гуну. Его обвинили в измене и приговорили к казни. Подобная участь ждала и его наследника. Но госпожа Чжао заявила, что сын ее умер от болезни. Она даже показала могилу мальчика. Судебные чиновники при дворе гуна поверили ей, ребенок был объявлен умершим. Госпожа Чжао пережила его ненадолго.

Вот только спустя год на пороге дома хоу появился мальчик, Юэ Фэн, который назвал себя сыном госпожи Чжао. Вернее… не назвал… следующие несколько лет он совсем не разговаривал. История путешествия Юэ Фэна, которую он записал для хоу Чжао, до сих пор хранится в моей семье. Вместе с рукописью ребенок отдал хоу два серебряных замка. Такие дарят человеческим детям, и на них обычно указывают дату рождения. Хоу Чжао узнал замок своей дочери с иероглифом «фэн». Фэнли – детское имя госпожи Чжао. Так или иначе, хоу не прогнал мальчика, более того, признал внуком и повелел воспитывать с другими детьми рода. Кем бы на самом деле ни был ребенок, он, несмотря на юный возраст, был воспитан и образован. Он мог читать и писать, как на нашем языке, так и на юэском. А еще он владел кровавым узором, и, думается мне, потому хоу Чжао решил его оставить. Сам мальчик написал, что по дороге в Чу он потерял защитников и был разлучен со всеми провожатыми. Он остался совсем один и многие месяцы бродил по дорогам. Он познал боль, голод и жажду, страх и тяжелую болезнь. Он чудом остался в живых. Видел горе обездоленных, жестокость и равнодушие, видел немало смертей. Но так как мать наказала ему найти хоу Чжао, он продолжал идти, заставлял себя двигаться вперед и потому не умер.

Многим после, когда его обвинят в измене, генерал Чжао Фэнлун объявит перед двором гуна, что он не имеет никакого отношения к роду хоу. Скажет, что он всего лишь сирота без дома и семьи, который желал хорошей жизни. Скажет, что украл вещи госпожи Чжао и обманул ее родню. Удивительно, но многие ему поверят.

– Разве он не сказал это потому, что хотел защитить свою семью? Смертные ведь часто судят не только одного человека, но и весь его род.

– Я тоже так думаю! Тем досаднее, что семья отреклась от него. Верю, был бы жив старый хоу, он бы так никогда не поступил. Иначе зачем он воспитывал Чжао Фэнлуна как своего наследника? Но сыновья хоу относились к нему как к досадной помехе. И хотя генерал овеял наш род славой, они были рады избавиться от него.

Моя матушка говорила, что Чжао Фэнлун вырос в военном лагере деда. Он с юных лет изучал боевые искусства, даже практиковался с бессмертными и заслужил их одобрение. Уже в шестнадцать лет он прославился на поле боя, был принят во дворце гуна и осыпан милостями. В тот день небо над столицей окрасилось в красный цвет, и даже солнце было скрыто алой пеленой. Юный герой был назван земным воплощением Красной птицы – Хранителя Юга, одного из четырех сы лин[21]. Недаром гун повелел вышить на знаменах войск Чжао красную птицу.

– Земное воплощение Хранителя Юга? – Ли Мэй была озадачена. – Командующего третьей небесной армией? Он ведь погиб задолго до этого – в годы великой войны. Никогда не слышала о его земном воплощении!

– Бьюсь об заклад, это всего лишь выдумки! – усмехнулся Чжао Вэйнин. – Нужно же было как-то объяснить поразительные успехи армии Чжао на поле боя. Когда Чжао Фэнлуну было столько же лет, сколько мне сейчас, он уже носил жетон тигра[22] и командовал объединенной армией Царства Чу. Всего за пару лет он покорил царства Чэнь, Цай и Ци, одержал множество побед. Новые обширные земли и богатства, осевшие в казне гуна… Царство Чу в то время находилось на пике могущества! Родственники Чжао Фэнлуна заняли высочайшие посты при дворе, а золото текло в нашу семью рекой.

Семь раз генерал Чжао подавал прошение об отставке и семь раз получал отказ. Гун ни за что бы его не отпустил. В народе и при дворе говорили, что судьба генерала Чжао Фэнлуна благословлена, и он истинный бог войны, которого невозможно одолеть. Генерал же в одном из свитков написал, что его судьба проклята. Что он полностью лишен свободы, обречен сражаться, пока смерть не освободит его. Думаю, спустя годы бесконечных битв он пришел в отчаяние и мечтал о мире. Но мир Царству Чу был не нужен. Лишь могущество. В ту пору бессмертные мастера спустились с гор и прибыли ко двору гуна. Кто-то из них просил отпустить Чжао Фэнлуна в обитель бессмертных, позволить ему совершенствоваться, но гун и мастерам не побоялся отказать. Он собирался навсегда привязать генерала Чжао ко двору браком с одной из своих дочерей. Он объявил, что непобедимый генерал покорит для него все царства Поднебесной. А если он этого не сделает за три года, весь род Чжао будет истреблен. С тех пор Чжао Фэнлун искал смерти на поле боя, но всякий раз ему удавалось уцелеть.

– Я помню… Помню, каким грустным он был тогда… – вздохнула Ли Мэй. – Особенно когда его никто не видел. Мой человек оживлялся только тогда, когда встречался с лучшим другом. С бессмертным, который носил белую повязку на глазах. Порой они долгие часы что-то обсуждали, и после этого мой человек становился веселее.

– Бессмертный с белой повязкой на глазах? Незрячий? – удивился Чжао Вэйнин.

– Возможно, иначе зачем носить… а что такое?

– Да так… нет, ничего… – нахмурился Чжао Вэйнин. Юношу охватило волнение, и он не понимал почему. – Я как-то спросил у матери: почему обладая жетоном тигра, генерал Чжао не поднял восстание и не сверг жестокого гуна? Он ведь был любим солдатами и почитаем народом, в него верили, будто в бога. Так почему же он не воспользовался шансом? Этого я никак не мог понять.

– У моего человека было много причин ненавидеть гуна, но свою страну он любил. И не желал для нее смуты.

– Моя матушка сказала то же самое. И все же…

– Чжао Вэйнин, далеко не все желают власти. Мой человек хотел быть свободным. И более всего желал мира для своей страны. Я выросла в окруженном со всех сторон врагами Запредельном краю. Годы безвластия и бесконечной войны стоили нам слишком дорого. Я понимаю его. Даже если бы половина армии Чу пошла за своим генералом, вторая половина могла и дальше поддерживать гуна, а хоу и чиновники… В междоусобной войне более всего пострадал бы простой народ. Мой человек желал защитить невинных. Он думал, если его самого не станет, гун наконец уймется и перестанет желать невозможного.

– Но всякий раз он выживал, возвращался в столицу с победой и умолял гуна прекратить войну. Цена завоеваний была слишком высока. Даже обладая величайшим талантом стратега, генерал Чжао Фэнлун не мог избежать смертей. Он терял лучших солдат, снова и снова хоронил друзей. Конфликт правителя и главнокомандующего становился все глубже и глубже. И этим воспользовались хоу, которые были недовольны возвышением семьи Чжао. Придворные убеждали гуна, что главнокомандующий предал его доверие и готовится поднять восстание, уничтожить династию и основать новую. Были и те, кто напрямую обвинял генерала в измене, в связях с врагом. Все больше хоу просили гуна лишить Чжао Фэнлуна жетона тигра. Однако тот далеко не сразу их послушал. Война с Царством Цинь, которую он развязал в ту пору, оказалась особенно тяжелой. Продвижение войск на северо-запад было хоть и верным, но медленным. Гун не мог отступить, генерал Чжао был нужен ему, чтобы одержать победу. Казнить его за измену он мог и после войны.