Поэма о Шанъян. Том 1–2

Так что я жила в идеальном мире, в тишине и покое. Провести жизнь в таком месте была отличная идея. Мне стоило поблагодарить мужа за такую жизнь.

Наступила осень, я наблюдала, как ветер срывал и уносил пожелтевшие листья. За осенью пришла зима, и выпал первый снег. А когда снег растаял, наступила весна, за которой последовало лето… Время стремительно, оно утекает, как вода. День за днем. Месяц за месяцем. Год за годом… Но что-то менялось, я чувствовала это.

Все началось с моего маленького слабого сердца – оно стало холодным, жестким.

Прежней малышки А-У, любимицы матушки и отца, больше не было. Теперь я, Ван Сюань, замужняя женщина. Некоторые вещи, изменившись однажды, никогда не станут прежними.

Не изменился только мой брат. Для него я была не Юйчжан-ванфэй, для него я по-прежнему оставалась Шанъян-цзюньчжу. Для него я навсегда останусь маленькой игривой девочкой. К сожалению, он не мог часто навещать меня. Он получил должность при дворе, стал чиновником, поэтому виделся со мной и писал мне письма всего несколько раз в год.

Даже Цзыдань давно не навещал меня во снах.

Траур его давно миновал, но император немедля издал новый указ, в котором он направил Цзыданя контролировать производство – теперь он должен был руководить ремонтом императорской гробницы и храма предков. На такие работы всегда требуется много времени, не знаю, когда Цзыдань сможет вернуться в столицу.

Раньше я не понимала, почему император позволил тете отправить своего самого любимого сына так далеко от дома.

Теперь понимала. Держать Цзыданя подальше от дворца был единственный способ защитить его в безумном водовороте власти и силы. Совершишь малейшую ошибку – и тут же погибнешь. Старший брат рассказывал, что император хотел сменить наследного принца, поэтому и поссорился с тетей. Когда внезапно скончалась Се-фэй, в Восточном дворце началась полная неразбериха. Ее смерть стала тяжелым ударом для императора, осознавшего, что влияние рода Ван и наследного принца стремительно расширялось. Заключив договор с Сяо Ци, император заручился поддержкой военных.

Сменить наследного принца император уже не мог. Все, что мог сделать император, – это отправить Цзыданя подальше от дворца, подальше от императрицы. Только теперь я поняла, на что пошел император. Цзыдань тоже все понимал. Именно поэтому он покорно оставил свой дом.

Я же исполнила волю судьбы – вышла замуж, как и полагается женщине. Моей радостью остались лишь сны, в которых я блуждаю по императорской усыпальнице, издали наблюдаю за Цзыданем и желаю ему счастья.

Хуэйчжоу находился на пересечении трактов с севера на юг – именно по этим дорогам и шли все поставки как по земле, так и по воде. Поэтому тут всегда собирались богатейшие купцы. Погода в Хуэйчжоу сильно отличалась от столичной: здесь было не так дождливо, летом жарко, а зимой холодно. Зато круглый год в Хуэйчжоу было солнечно.

С давних времен сюда переселялись люди как с севера, так и с юга. Жили они вместе, а потому народные нравы и обычаи также перемешались – были тут простота и открытость северян и теплота и ум южан. Стихийных бедствий тут практически не бывало, а если год выдавался неурожайным, выручала ловля рыбы.

У Цянь – цыши Хуэйчжоу, талантливейший человек и ученик моего отца. За четыре года пребывания в должности благодаря благосклонности отца он добился значительных высот в политических делах. Пока я жила в Хуэйчжоу, господин У был очень ко мне внимателен и заботлив, а его супруга, госпожа У, часто приходила ко мне в гости. Боясь показаться неучтивой, она пыталась проявить уважение ко мне самыми разными способами. Я никогда не любила все эти льстивые официальные правила вежливости, особенно со стороны женщин, но отказать госпоже У не смела.

Благодаря своим заслугам и поддержке моего отца У Цянь сделал успешную карьеру и, как ожидалось, получил повышение по службе. Его единственная дочь уже взрослая, она много лет живет в Хуэйчжоу с родителями, и у нее не было возможности познакомиться с высокопоставленными столичными господами. Совсем скоро она достигнет брачного возраста, конечно, родители ее тревожатся. Они хотят найти для любимой дочери хорошего мужа, чтобы она смогла выйти замуж в столице и зацепиться за какой-нибудь знатный род. Временами родители настолько озабочены своими детьми, что могут зайти слишком далеко.

Я хотела помочь дочери семьи У, но не имела ни малейшего представления, кто из знатных родов мог ей подойти.

Последние два дня в городе выдались людными и оживленными, ведь не было ничего лучше, чем праздник «тысячи бумажных змеев». Весной все соревнуются в этой забаве. В столице тоже так развлекались, но в основном это была забава девушек из знатных домов.

Каждой весной, на третий или четвертый лунный месяц, придворные дамы столицы приглашают лучших мастеров, чтобы те изготовили им самых красивых бумажных змеев. Затем они собирают подруг, отправляются за город, на природу, устраивают пиры, поют, декламируют стихи и соревнуются в красоте бумажных змеев… Изначально в Хуэйчжоу не было такого праздника, но с тех пор, как я приехала сюда, госпожа У сделала все возможное, чтобы проводить этот праздник на девятый день четвертого лунного месяца в саду Цюнхуа. Обычно на праздник собирался весь город.

Цзинь-эр тайком смеялась над ними, что они только строят из себя знать. Я же была очень благодарна госпоже У за все, что она делает. Она всегда заботилась обо мне и облегчала мою тоску по дому. Не было большего счастья, чем простая жизнь вдали от столицы, особенно когда запускаешь в небо собранного собственными руками бумажного змея.

Раньше мы с братом находили лучших мастеров для изготовления змея. Затем рисовали на нем портреты придворных женщин и писали стихи собственного сочинения. Змей взмывал в воздух и безмятежно покачивался на ветру. Однажды змей улетел так далеко, что мы не могли найти его. Когда какие-то люди нашли его, они посчитали его сокровищем и попытались продать. Его тогда назвали «бумажный змей красавицы».

Интересно, а в этом году кому мой брат будет так же красиво расписывать змея? Цзинь-эр была права – я очень скучала по дому.

Какими бы прекрасными ни были бумажные змеи в Хуэйчжоу, они никогда не сравнятся с теми, что расписывал мой брат. Я решила, что трех лет такой жизни достаточно, не стоит дольше мучить родителей и дальше проявлять непочтительность. Этой весной я должна вернуться домой.

Девятого числа четвертого лунного месяца в Хуэйчжоу прошло грандиозное пиршество.

Стояла середина весны, и сад пестрел красотой разнообразных цветов. Здесь собрались девушки из самых известных семей Хуэйчжоу. У большинства из них взгляды на мир были такие же, как и у госпожи У. На этом празднике каждая красавица желала продемонстрировать все лучшее, что есть у нее, чтобы завоевать расположение Юйчжан-ванфэй и подняться в высшие эшелоны знатных домов.

Для них я была недосягаемая благородная госпожа, которая одной мыслью способна изменить судьбу любой из них. Они жаждали, чтобы благородные особы как-то повлияли на их судьбы, но не знали, что и моя судьба находится во власти других людей.

В сопровождении госпожи У и нескольких влиятельных местных дам я прогуливалась по саду. Все, кто видел меня, склонялись в знак приветствия. Залитое весенним солнцем поле было усыпано яркими, непревзойденной красоты цветами [73] – один краше другого.

Три года назад я придумала, что каждый день в течение всего месяца буду носить разные прически и грим. Как же я радовалась, когда кто-то во дворце начинал подражать мне, стараясь выглядеть краше. Когда я приехала в Хуэйчжоу, я обленилась. Наносить румяна и пудру, втыкать в волосы шпильку и вдевать серьги в уши стало так обременительно. На праздник я прибыла в платье из голубой узорчатой струящейся парчи с облачным орнаментом, подпоясанном простым шелковым поясом. Волосы были убраны в низкий пучок. Единственным украшением была заколка в виде феникса, которую мне подарила моя любимая цзецзе, – я никогда не снимала это украшение, а больше на мне ничего и не было. Никакого жемчуга, самоцветов или нефрита.

Когда я оказалась в кругу местных красавиц, я невольно почувствовала себя старой. Заиграла музыка – праздник начался. В центр вышли разодетые в разноцветные одежды танцовщицы и пустились в пляс.

Под музыку и танцы в небо поднялся первый – вишнево-золотой бумажный змей-бабочка. Выглядел он великолепно, было видно, что в него вложили много труда. Похоже, это была работа дочери из семьи У.

Я мягко улыбнулась и произнесла:

– Крылья у бабочек обычно тонкие и почти прозрачные, чего не скажешь об этих. Но как же замечательно они украшены цветами.

– Неуклюжий змей моей дочери рассмешил ванфэй, – склонилась в смиренном поклоне сияющая от радости госпожа У.

Девочка в желтой рубашке встала со своего места, подошла ко мне и низко поклонилась.

Госпожа У улыбнулась и сказала:

– Моя дочь Хуэйсинь всегда восхищалась ванфэй.

Я кивнула с улыбкой, задумавшись, как дóлжно ее отблагодарить.

Передо мной стояла стройная изящная девочка в нежно-желтой рубашке. Лицо ее было прикрыто тонкой вуалью, плавно колыхавшейся на ветру. Я слыхала, что на юге еще сохранился старый обычай, согласно которому незамужние девушки должны носить такую вуаль. Но я не знала, что этот обычай до сих пор соблюдали в Хуэйчжоу. Дочь из семьи У, вероятно, воспитывали в особой строгости.

Внимательно рассматривая девочку, я вдруг услышала свист и увидела, как в небо взмыл изумрудно-зеленый змей-ласточка. Он был такой легкий, что напоминал живую юркую ласточку, летящую между деревьев. Не успела я рассмотреть этого змея, как рядом всплыл еще один – в форме карпа, расписанного золотой и красной красками. Следом взмывали персики, цветы лотоса, нефритовые цикады, стрекозы… Небо заполнилось яркими цветными бумажными змеями – даже голова пошла кругом.

Пока все восторженно смотрели в небо, дочь семьи У грациозной походкой подошла ко мне ближе и склонилась в изящном поклоне, точно стройная ива.

– Какая красавица.

Я обернулась и улыбнулась госпоже У, но лицо ее вдруг изменилось. Она испуганно смотрела на дочь, начала что-то говорить, но слова ее заглушил резкий и пугающий свист.

Я испуганно замерла – с юго-востока шквальный ветер нес гигантскую тень. В небо взмыл синий змей, похожий на ястреба-тетеревятника, размах крыльев которого достигал целого чжана [74]. Он стремительно пролетел над садом.

Перед глазами мелькнуло желтое пятно, дочь семьи У вдруг оказалась прямо передо мной и схватила меня за плечо. Боль была невыносимой. Пальцы ее с силой впились в плоть, казалось, она вот-вот переломит мне кости. Я не чувствовала собственных рук и ног, силы стремительно покидали меня.

– Ты не Хуэйсинь… кто ты? Назовись!

Под пронзительный вопль госпожи У девушка свободной рукой вздернула узкий рукав, под которым прятался смертоносный меч. Холодное лезвие коснулось моей шеи.

– Никому не приближаться, или я убью ванфэй!

Над головами черной гигантской тенью пронесся бумажный змей. Тьма заслонила небо, покрыла землю.

Я попыталась вырваться, но краем глаза успела заметить, как девушка в желтом подняла руку. Лезвие резануло плоть – я ощутила острую боль, и перед глазами потемнело… Раздался крик Цзинь-эр:

– Цзюньчжу!

Я почувствовала, как меня оторвали от земли и понесли. Последнее, что я услышала перед тем, как потерять сознание, было завывание ветра…

Хэлань

Было темно и невыносимо душно. Я проснулась от стука конских копыт и первым делом подумала, что мне приснился кошмар, но, когда поняла, что не могу пошевелиться, оцепенела от ужаса. Я не могла проронить ни звука – в рот затолкали кусок ткани. Вокруг царила кромешная темнота, хоть глаз выколи… Это был сон, это точно был сон, простой кошмар! Я хотела проснуться, и проснуться немедленно!

Я шире распахнула глаза, попыталась сфокусировать взгляд, но ничего не могла разглядеть. Я попыталась дергаться, чтобы вырваться из пут, но силы покинули меня, и я даже пальцем пошевелить не смогла. Сердце билось так быстро, грозило вот-вот выскочить из груди в этой удушливой темноте. Нечем было дышать… одежда пропиталась холодным потом и неприятно липла к коже.

Где я? Где?

Я слышала быстрый стук лошадиных копыт, хруст попадающих под их ноги веток, а еще ужасно трясло и что-то постоянно стучало в стенку… Скорее всего, я ехала в повозке, вот только меня окружало что-то деревянное… как будто я в длинном узком ящике. Неужели это был… гроб?

В гроб кладут только мертвецов… По телу пробежал холодок. Меня начали одолевать страшные сомнения – а действительно ли я жива? Если не считать боли в руках и ногах и того, что я не могу пошевелиться, других повреждений я не чувствовала. Похоже, я все-таки была жива. И кто осмелился бы убить меня? Политические противники отца? Его давнишние враги? А может, мятежники и разбойники… ну ограбят они меня, дальше что? Зачем им заходить так далеко?

Сотни, тысячи мыслей проносились у меня в голове, тело безудержно трясло, страх и ужас нахлынули на меня и погрузили во тьму. В удушающей темноте я отчаянно боролась, старалась вырваться на свободу, как вдруг… я ударилась о что-то мягкое и теплое… нет… только не это… человек… рядом со мной в этом тесном, узком и темном гробу и в самом деле лежал человек!

Я так перепугалась, что хотела закричать, но из горла не вырвалось ни звука.

Вдруг рядом со мной раздался холодный голос:

– Тише.

Я замерла.

– Не буди меня. Если ты еще раз ко мне прикоснешься и разбудишь…

Человек говорил медленно, очень тихо и растягивая слова, а еще он постоянно вздыхал. Вдруг моей щеки коснулась холодная, как у смерти, рука. Я задрожала. Пальцы медленно скользнули по моим губам к подбородку, затем ниже, остановились на шее и начали медленно сжиматься.

– Я сломаю твою шейку…

Кто же это? Человек или злой дух? Я задрожала сильнее, сжимая губами тряпичный кляп во рту.

Лежащий рядом мужчина закашлялся – кашель был такой силы, что, казалось, человек вот-вот задохнется и умрет.

Повозка замедлилась, снаружи раздался голос:

– С молодым господином все в порядке?

В ответ послышался сердитый голос:

– Кто тебе велел останавливаться? Пошел! Вперед!

Повозка снова набрала скорость – я сильно ударилась о деревянную стенку и вся сжалась от боли. Лежащий рядом злой дух тоже застонал от боли, его холодные руки беспорядочно блуждали по моему телу, он цеплялся за одежду так, будто падал, точно терпел невыносимые муки.

Меня словно обвивала ядовитая змея. Как же мне было холодно, голодно… и страшно…

Повозка держала прежний путь. Я старалась не заснуть, цепляясь за все раздающиеся снаружи звуки… Я слышала шум воды, голоса людей с рынка, могла различить шум ветра и дождя… Лежащий рядом человек засыпал, но каждый раз, когда повозка дергалась, снова просыпался.

Не знаю, сколько времени прошло, но становилось все холоднее и холоднее. Я очень хотела есть, и было ужасно больно. Казалось, я вот-вот умру.

Я пришла в себя от громкого хлопка. Ослепительно-яркий свет ударил мне в лицо, я с трудом разлепила веки.

– Молодой господин! Молодой господин!

– Осторожнее! Быстро выведи молодого господина!

Среди беспорядочных голосов и силуэтов я разглядела, как вытащили лежащего рядом со мной человека.

В моей гудящей голове не было ни одной мысли. Я чувствовала, как меня подняли, вытащили из гроба и бесцеремонно бросили на холодную твердую землю. Силы окончательно покинули меня. В горле пересохло, я не чувствовала конечностей и не могла пошевелиться.

– Эта девка плохо выглядит. Подохнет скоро, как я погляжу. Может, позовем старину Тяня?

– Старина Тянь сейчас будет заниматься молодым господином. Бросьте ее в сарай и дайте миску каши – проживет еще немного, – ответил кто-то холодным тоном.

У первого человека был очень грубый голос и сильный акцент – на Центральной равнине так не говорят. А второй голос принадлежал женщине.

Когда глаза чуть-чуть привыкли к свету, я смогла разглядеть, где нахожусь. Похоже на ветхий дом… Поперечная балка почти развалилась, на ней образовался слой пыли и грязи.

Передо мной стояло несколько человек разной комплекции и роста. Наряды их напоминали одежду пастухов с северных земель. Лиц я разглядеть не смогла – они прятали головы под войлочными шапками. Кто-то развязал мне руки, вытащил тряпку изо рта и окатил холодной водой. Затем двое здоровенных мужчин подняли меня, потащили вглубь, бросили на покрытую сеном мокрую землю.

Через какое-то время появился еще один человек. Он вошел, положил что-то на землю рядом со мной, развернулся и ушел, закрыв за собой дверь.

Я лежала на сене, мне было холодно и больно – кровь стремительно приливала к онемевшим конечностям. Мне казалось, что я сейчас лишусь чувств. Вдруг я почувствовала странный запах, из-за которого сильно захотелось есть. Впервые в жизни я почувствовала, что значит быть голодным – словно когти тысяч обезьян раздирают внутренности. В трех шагах от меня стояла потрескавшаяся миска, наполовину наполненная чем-то серым и вязким.

Этот запах… он исходил из этой миски, там было что-то из зерна.

«Обезьяньи когти» заскребли сильнее. Из последних сил я приподнялась и протянула руку – но никак не могла достать до миски хотя бы кончиками пальцев. В глазах у меня потемнело. Я легла на землю и поползла. Достав миску, я проглотила липкую кашу одним большим глотком. Грубая кожура от отрубей оцарапала пересохшее горло – мне захотелось ее выплюнуть.

И тут я почувствовала во рту что-то соленое и горькое – это слезы потекли по моим щекам, и я глотала их вместе с плевелами. Миска опустела, горло болело, сладкий вкус зерен таял на кончике языка. Мне стало заметно лучше. Казалось, что это была вкуснейшая еда за всю мою жизнь.

Утерев губы тыльной стороной ладони, я тяжело опустилась на сено. Силы начали постепенно возвращаться. Наконец я поняла, что в мире не было ничего важнее жизни. Я выживу, выйду отсюда живой и живой же вернусь домой.

Голос в голове повторял эту мысль снова и снова. Еще я сказала себе: дочь рода Ван из Ланъи не должна умереть зазря здесь, в сарае! Отец и брат обязательно придут, чтобы спасти меня. Придет Цзыдань, чтобы спасти меня. Тетя придет, чтобы спасти меня… Может быть, даже Юйчжан-ван придет, чтобы спасти меня.

Юйчжан-ван…

Вдруг, будто сквозь пелену холодного тумана, у меня перед глазами всплыли образы того дня, когда награждали войска Юйчжан-вана. Черные доспехи, его черный шлем с копной белого конского волоса. Как он сидел на коне с прямой спиной, как держал меч… вот только ступал он теперь не по столичным улочкам – под конскими копытами хрустели высохшие кости северных варваров – ху [75]. Развевались на ветру бунчуки и знамена, вершил их флаг с иероглифом «Сяо»… Бог войны, герой, мой муж, способный покорить весь мир!

Верно. Мой муж был непревзойденным героем, способным принести мир во всем мире. Он запросто мог перебить нескольких разбойников.

Пока я лежала на сырой холодной земле и дрожала, эти мысли придали мне сил и подарили надежду. Приятное тепло разлилось по конечностям. Вот только если сейчас кто-то зайдет сюда, он увидит лежащую на земле и дрожащую, как умирающее животное, жену Юйчжан-вана… Нет, я должна быть сильной! Никому не позволено видеть меня униженной!

Держась за стену, я медленно поднялась и шевельнула онемевшими ногами.

Глаза привыкли к темноте, и я смогла увидеть слабые очертания сарая. Пусть тут сыро и холодно, но это лучше тесного гроба. По крайней мере, тут есть сухая копна сена, не трясет, и рядом нет ужасного змееподобного человека с ледяными руками.

Задумавшись о человеке, к которому обратились «молодой господин», о его холодной руке на моей шее, я упала на сено и свернулась калачиком.

Как же я скучала по дому. По родителям. По брату. Скучала по Цзыданю… Когда я думала о близких, каждый раз, представляя их лица, я обретала немного смелости. В итоге я снова начала думать о Сяо Ци. Именно тот человек, за которым в прошлом я наблюдала издали с высокой башни, оказал мне самую твердую поддержку.

Усталость навалилась на меня горой.

Во сне я распахнула глаза и увидела Цзыданя – он сидел под ветвями цветущей глицинии в простых зелено-голубых одеждах. Он протянул мне руку. Я хотела коснуться ее, но не смогла даже пошевелиться.

– Цзыдань! – кричала я. – Скорее! Сюда!

Он медленно приближался ко мне, но его лицо постепенно растворялось в тумане, а одежды превращались в пронизанные холодным светом доспехи. Я испуганно попятилась. Он ехал верхом на черном, похожем на дракона крепком коне, выдыхающем из раздувающихся ноздрей пламя. Всадник склонился ко мне и протянул руку. Но лица его я так и не разглядела.

Я проснулась от хлопка двери – кто-то вошел и толкнул меня.

Меня вывели из сарая, и я оказалась в ветхом деревянном доме. Наконец, я увидела изящную красавицу в желтой рубашке – «У Хуэйсинь». Она переоделась в мужскую одежду, накинула на плечи ватный хлопковый халат, голову ее венчала войлочная шапка. Глядя на ее красивое, но суровое лицо, я сразу поняла, что статус у девушки был выше, чем у здоровяков за ее спиной.

Люди эти были рослые, крепко сложенные, носили высокие сапоги, на поясах по мечу, вьющиеся бороды были заплетены в косы. Очевидно, что передо мной были не люди Центральной равнины.

«У Хуэйсинь», увидев, что я смотрела прямо на нее, смерила меня пристальным злым взглядом:

– Невежественная ты мерзавка!

Я пропустила ее слова мимо ушей и пробежалась взглядом по помещению: двери и окна заколочены, вокруг пусто, а у столов и стульев переломаны ножки. Была дверь во внутреннюю комнату, но она занавешена плотной тканью. Оттуда доносились густые лекарственные запахи.

Я не могла понять – день сейчас или ночь. За стенами слышалось завывание ветра. На Центральной равнине не такой ветер. Скорее всего, я была на севере. Меня толкнули в спину, и я, пошатываясь, сделала несколько шагов к двери.

– Молодой господин, мы привели ее.

– Пусть войдет, – раздался знакомый ледяной голос.

У входа сидел сгорбленный старик. Окинув меня взглядом с ног до головы, он медленно приподнял занавеску. Изнутри полился тусклый свет. На кане [76] полулежал человек. Комната была наполнена сильным запахом трав, смешанным с запахом мертвечины. Воняло как в том гробу…

Старик отступил, и занавеска за мной опустилась.

Лежащий на кане мужчина, похоже, был тяжело ранен. Он завернулся в толстый ватный халат, прислонился к одной из теплых стенок печи и холодно посмотрел на меня.

– Подойди.

Говорил он с трудом.

Я поправила волосы и медленно двинулась к его кровати, собрав все силы в кулак и стараясь не выказать страх. Сквозь оконную щель падал тусклый свет. Отведя от окна взгляд, я встретилась с парой темных холодных глаз.

Передо мной полулежал красивый молодой мужчина. Лицо бледное, скулы острые, брови вразлет, бескровные, тонкие губы плотно сжаты, но глаза его… яркие, притягательные. Взгляд острый, как кончик иглы. Он буквально пронизывал меня взглядом.

Это он меня похитил. Лидер разбойников, свирепый злодей, что ехал со мной в одном гробу. Его взгляд бесцеремонно скользил по мне.

– Когда я прикоснулся к тебе в той повозке, у тебя было такое мягкое и ароматное тело. Как же мне хотелось увидеть твое лицо… Ты и в самом деле настоящая красавица. Сяо Ци редкий счастливчик.

Взгляд его был злым, а говорил он словно с проституткой. Неужели он и правда считал, что у него получится унизить меня такими словами?

Я с презрением смотрела на этого отвратительного человека.

Встретив мой взгляд, он торжественно улыбнулся:

– Здесь так холодно… иди сюда и согрей меня.

Преодолев отвращение, я как можно спокойнее ответила:

– Ты болен и скоро умрешь. В таком положении только женщин унижать и можешь?

Он замер, а белые щеки начали медленно наливаться болезненно-красной кровью. Как вдруг он вскочил и попытался схватить меня.

Я отшатнулась – кончики его холодных пальцев застыли всего в миллиметре от горла.

От усталости он рухнул обратно на кан и засмеялся – сквозь боль, кашель, задыхаясь. Потрепанные белые одежды заалели от крови. Он походил на призрака, искупавшегося в крови.

– А ты храбрая.

Его пронзительный взгляд снова встретился с моим – он смотрел на меня с презрением, точно хищник, не способный достать до добычи.

– Благодарю! – Я спокойно смотрела в ответ.

Губы его растянулись в презрительной улыбке.

– Человек создал нож не просто так – рыбку нужно чем-то разделывать. Какими бы острыми ни были у человека зубы, рыбе не уйти от ножа. Почему бы тебе, рыбка моя, не подумать, как тебе было бы интереснее умереть? Может, сорвать с тебя одежду, подвесить на деревянный столб и наблюдать, как черная буря сдерет с тебя кожу? А может, вышвырнуть тебя глубокой ночью на съедение диким голодным волкам? И наблюдать, как хищники будут разрывать твою кожу, стараясь добраться до мяса… Кстати, когда волк поедает женщин, он предпочитает начинать с лица, пока не останется только скальп с волосами. Как же мне это нравится!