Поэма о Шанъян. Том 1–2

У меня перехватило дыхание, по спине пробежал холодок. Стиснув зубы, я снова взяла себя в руки, стараясь сохранить голос ровным и спокойным.

– Если хочешь убить меня, тогда сделай это на глазах моего мужа Юйчжан-вана. Пусть поглядит, как ты расправишься со мной.

Ухмылка тронула его губы, торжественный взгляд задержался на моих глазах.

– Думаешь, я боюсь его?

– Это же твой план – похитить меня и отвезти к северной границе. Разве нет?

Я не сводила глаз с его сердитого лица, с растекающихся по одежде пятен крови. Похоже, моя догадка оказалась верна – передо мной сидит заклятый враг Сяо Ци. Стоило ему услышать титул моего мужа, как его зубы заскрежетали от гнева.

Если бы он хотел, то давно убил бы меня, еще во время праздника в Хуэйчжоу у всех на глазах. Но нет – он похитил меня, связал, засунул в гроб и отвез куда-то на север. Я, наверное, точно где-то недалеко от пограничной заставы. Его целью была не я. Похоже, я стала его заложницей или приманкой, чтобы выманить Сяо Ци.

– А это значит, что я тебе нужна живой и что умирать мне пока нельзя.

Я неторопливо отошла к старому стулу, стряхнула с него пыль и изящно села. Он прищурился – и смотрел на меня глазами волка, оценивающего свою добычу, – от этого взгляда у меня руки похолодели.

– Верно, ты очень полезна. Но все зависит от того, как я захочу тобой воспользоваться.

Он злобно улыбнулся, снова оглядывая меня с ног до головы.

Я сжала кулаки – сердце пылало от злости.

– Твой муж вообразил себя героем. Что же он будет делать, когда узнает, что его ванфэй лишили целомудрия хэланьцы, которых он беспощадно истребил?.. – От его улыбки веяло холодом, а в глазах блуждали огоньки. – Как думаешь, что почувствует главнокомандующий Сяо?

Меня будто молнией ударило. Хэлань! Он из племени Хэлань [77]… Стертого с лица земли и преданного забвению руками Сяо Ци…

Более века назад племя Хэлань выросло из небольшого кочевого народа. Они смогли основать собственную страну, установили ее границы, выплачивали ежегодную дань правящей династии, а также успешно занимались торговлей. Многие из хэланьцев создавали семьи с жителями Центральной равнины и постепенно перенимали их традиции – их язык и правила этикета ничем не отличались от языка и этикета жителей Центральной равнины.

Потом началась война, и туцзюе, воспользовавшись этим, вторглись на их земли. Чтобы защитить себя, хэланьцы сдались туцзюе, обезглавили воинов Центральной равнины, разграбили торговцев и разорвали отношения с правящей династией. Они стали врагами.

Впоследствии туцзюе захватили Северный Синьцзян и сдерживали его много лет, пока не потерпели поражение от рук Сяо Ци в битве при Шохэ. Три года спустя они бежали в пустыню.

Сяо Ци предложил правителю Хэлани сдаться, но тот отклонил его предложение и обезглавил посыльного Сяо Ци. Обратившись к туцзюе за помощью, он устроил засаду на торговых путях и сжег провиант и фураж для войск Сяо Ци. Последний, в то время еще генерал Ниншо, разгневался и собрал десять тысяч лучших воинов, чтобы взять в блокаду столицу Хэлани и перерезать все пути к воде и продовольствию. Правитель Хэлани снова обратился к туцзюе и просил у них людей, но у тех не было времени даже о себе позаботиться – они вынуждены были противостоять многочисленному войску Сяо Ци.

Когда положение Хэлани изменилось в худшую сторону, наследник трона поднял восстание, вынудил отца покончить с собой и сдал город Сяо Ци. Тот принял капитуляцию, назначил наследника новым правителем Хэлани, заставив присягнуть на верность правящей династии. Оставив в городе гарнизон, Сяо Ци отправился со своими войсками на север, на туцзюе.

Но, воспользовавшись отъездом Сяо Ци, правящий род Хэлани снова поднял восстание. Перебив всех в гарнизоне, они напали на туцзюе, затем нагнали Сяо Ци, возглавлявшего десятитысячную конницу, и попытались совершить покушение. Вот только они недооценили лучших воинов Сяо Ци, особенно его приближенную стражу. Больше пятидесяти тысяч хэланьских солдат проливали на пески кровь два дня и две ночи. Кавалеристы Сяо Ци сохранили жизнь пяти тысячам солдат, что позорно бежали в столичный град.

Новый правитель Хэлани молил Сяо Ци о капитуляции, но тот даже не взглянул на прошение, переданное ему посыльным. Он ворвался в город и казнил больше трехсот человек правящего рода и собственными руками в знак нарушения договора о союзе обезглавил правителя и повесил его голову на крепостную стену на десять дней.

Я до сих пор ярко помню каждую деталь этой кровавой резни. Когда я вышла замуж, отец приказал прислать мне копии всех документов, в которых рассказывалось о многолетних великих подвигах Сяо Ци.

Понимая, сколько сил ушло на составление копий, да и ради отца я прочитала со вниманием каждое слово. Может, у меня с детства была и не очень хорошая память, но сложно забыть такие яркие истории о его походах. Я все еще не видела лица Сяо Ци, не слышала его голос, но знала обо всех битвах, которые он прошел за всю свою жизнь. Как будто я была там и видела все собственными глазами.

– Ванфэй, а знаешь ли ты, как твой дорогой муж добился таких высот? Знаешь ли ты, что слава Юйчжан-вана строится на костях безвинно погибших душ? – хэланьский сирота чуть склонился, глядя на меня в упор. Взгляд его был словно блестящее острое лезвие, приставленное к горлу. А лицо белое, как у ужасного призрака. – В тот день погибло больше трехсот человек из правящего рода, включая новорожденных младенцев! Мирные жители были растоптаны железными копытами его кавалерии, как муравьи!

Я закусила губу и боялась шелохнуться. Конечности немели от холода, горячая кровь прилила к ушам и щекам. Перед глазами возникали кровавые сцены тех дней. Я наблюдала за тем, как воины вырезают все население города. Глядя на безумные, широко раскрытые глаза хэланьца, слушая его ужасные речи, мне казалось, что меня окунули в ледяную бездну.

Разгорающееся пламя ненависти в его глазах было направлено на меня.

– Ванфэй, ты плод с золотых ветвей и яшмовых листьев, видела ли ты когда-нибудь сирот и вдов? Как женщины и дети замерзали насмерть или умирали от голода? Как они падали замертво посреди дороги? Видела ли ты, как дикие животные глодали их кости? Как старики своими же руками хоронили собственных детей и внуков… Как в одночасье город охватило пламя… Знаешь ли ты, каково это – просто стоять и в бессилии смотреть, как разрушается страна, как гибнут люди?

– Я знаю, что нет ничего страшнее и ужаснее. – Подавив легкую дрожь в голосе, я закрыла глаза и попыталась скрыть в темноте возникшие перед глазами кровавые образы. – Также я знаю и то, что, если бы правитель Хэлани не предал свое обещание и союз, это бы не привело страну к катастрофе.

Вдруг у меня потемнело в глазах. Единственное, что я заметила, – это движение воздуха, едва покачнувшее полы моих одежд. Мгновение назад лежащий на кане мужчина с обезумевшим лицом бросился на меня и с силой прижал к стулу.

Его пальцы яростно сжали мое горло, всем телом он прижимал меня к спинке стула, до хруста и боли. Казалось, что он вот-вот сломает мне спину.

Мне нечем было дышать, я не могла пошевелиться. Не могла даже закричать от боли. Я видела перед собой его кроваво-красные глаза. Чувствовала его дыхание.

– Хочешь сказать, что благороднейший род Хэлани должен был просто сидеть и ждать смерти?! Считаешь, что злодею мало смертной казни?! – кричал он, сжимая напряженные пальцы только сильнее, грозясь сломать мне шею.

Старый деревянный стул треснул от тяжести и разломился под нами, отчего мы вместе повалились на пол. Воспользовавшись моментом, я схватила сломанную ножку и со всей силы ударила его.

– Тварь!

Он выдернул меня с пола и вжал в стену. Я замерла на мгновение, а после – не знаю, откуда у меня появились силы, – ударила его в грудь. Он застонал от боли, и хватка его ослабла.

Я упала на пол, он отшатнулся назад, прикрывая грудь, – его белые одежды снова пропитались кровью. Он дрожал и смотрел на меня с ненавистью. Лицо его было белее бумаги. Он сплюнул кровь, губы его окрасились в алый – несколько капель крови попало и на меня.

Прикрыв рот рукой, стараясь заглушить крик, я в ужасе отшатнулась к окну, сердце билось в груди как бешеное.

Он прислонился к кану, мягко упал на подушки, открыл рот, но не издал ни звука.

За занавеской ничего видно не было. Даже если кто-то что-то и слышал, то это были его оскорбления, звук разрываемой на мне одежды, хруст ломающегося стула, как я сопротивлялась… Никто не станет врываться, чтобы нарушать «добрые дела» своего молодого господина.

Окно было плотно заколочено, а вот на кане лежал кинжал. Я решительно бросилась вперед и схватила кинжал. Освободив его из ножен, я встретилась с ослепительным металлом. Он почти такой же, как кинжал моего брата, рукоять которого была сделана из чистого железа с морского дна.

Стиснув зубы, я ударила им по окну – пары ударов хватило, чтобы сбить доски. Молодой господин распахнул глаза, открыл рот и собрался закричать.

Сердце на мгновение пропустило удар. Я подскочила к нему и направила острие прямо ему в грудь – он был тяжело ранен, а потому не оказал сопротивления. Он прекрасно понимал, что достаточно одного удара, чтобы убить его.

Я крепко сжала губы, руки мои дрожали, когда я смотрела в его ненавидящие, бесстрашные глаза.

Кровь продолжала разливаться по его груди, из горла вырвался тихий стон. Его худое тело содрогалось от боли, лицо стало белее снега, кожа была почти прозрачной. В его темных глазах отражался блеск моего кинжала… В одно мгновение ненависть в его глазах стала горячее огня, он словно лишился страха. Пусть он был и ужасный человек, но стоило восхищаться его храбростью.

Но действительно ли он был ужасный человек? Я занесла кинжал и уже собралась нанести удар, как меня начали одолевать сомнения.

Я вспомнила его слова о том, что благороднейший род Хэлани должен был просто сидеть и ждать смерти, что злодею мало было смертной казни. В моих глазах он – отблеск воспоминаний иного народа. В его глазах я – смертельно опасный враг иного народа. Королевский род или простолюдины – каждый заслуживает право на жизнь. Я опустила руки и посмотрела в его ледяные глаза. В какой-то момент мне стало его жаль.

Да, он варвар [78] и инородец, но его красивое, выражавшее одиночество лицо было подобно морозу и снегу. Глядя на него, я вдруг вспомнила человека, которого прятала глубоко-глубоко в сердце… Цзыдань… Когда он болел, то выглядел таким же слабым и беспомощным. Цзыдань…

Суровый взгляд этого человека наложился на ледяной взгляд Цзыданя, пронзив самую мягкую часть моего сердца. Вот и все… Перехватив кинжал, я приставила его к шее мужчины и сказала:

– Юйчжан-ван убивал твой народ, его долг – уничтожать врагов своей страны. Решив отомстить за свой народ, ты не делаешь ничего плохого, я не стану убивать тебя.

Он не сводил с меня налитых кровью глаз. И вдруг в его взгляде мелькнула неподдельная скорбь.

В лицо ударил порыв ветра, когда я освободила окно от досок. За ним растянулось желтоватое пастбище. Стиснув зубы, я пролезла в окно и спрыгнула вниз. Упала я на мягкий стог сена. Спотыкаясь, поднялась, а после побежала так быстро, как только могла.

Не успела я пробежать и несколько чжанов, как запуталась в подоле и упала на землю, больно ударившись коленями. Перед глазами замерцала холодная сталь. Сердце упало на самое дно. Заскрежетав зубами, я медленно подняла голову.

– Думаешь, что с десяток мужчин слепы и просто так дадут тебе сбежать? – раздался грубый мужской голос. Мужчина рассмеялся, затем протянул руку, чтобы поднять меня с земли.

Я отмахнулась и холодно сказала:

– Не трогай меня! Я сама пойду.

– Ого-го, какая суровая женщина! – На этот раз он все-таки схватил меня.

Я резко подняла голову и строго посмотрела на него.

– Да как ты смеешь!

Он пораженно замолк.

Я встала, спокойно оправила одежду, развернулась и пошла к дому, из которого только что сбежала. Только я перешагнула порог, как земля из-под ног снова куда-то поехала, в ушах зазвенело, а на щеке вспыхнула жгучая боль. Передо мной оказалась одетая в мужскую одежду женщина – это она только что ударила меня по лицу.

– Мерзавка! Если еще хоть раз тронешь молодого господина, тебе конец!

В глазах потемнело, а во рту показался вкус крови. Я посмотрела на женщину – она снова замахнулась, как вдруг кто-то крикнул:

– Стой! Сяое.

Голос подал сгорбленный длинноусый старик у двери. Чуть приподняв занавеску, он сказал тяжелым голосом:

– Молодой господин приказал не причинять ей вреда.

– Что с ним?!

Девица вмиг забыла обо мне.

Старик равнодушно посмотрел на меня. Меня вернули в сарай.

На этот раз, дабы наверняка предотвратить мой побег, руки и ноги мне связали толстыми грубыми веревками. Когда дверь сарая захлопнулась и я осталась в кромешной тьме, я горько улыбнулась. Если бы знала, что не смогу сбежать, лучше бы убила этого их «молодого господина».

Среди ночи девица в мужской одежде, которую звали Сяое, вытащила меня из сарая и затолкала под войлочный шатер на заднем дворе. Там меня ждало ведро с горячей водой и одежда. Пусть и грубая, но чистая.

Я облегченно вздохнула – что нужно было для счастья? Ведро с горячей водой, чтобы искупаться. И уже было все равно, какие они преследовали цели. Я переоделась, высушила волосы, завязала их и вышла с новыми силами.

Сяое без лишних слов подошла ко мне и снова связала мне руки пеньковой веревкой – специально потуже.

Я неохотно улыбнулась.

– Мужская одежда тебе не очень идет. Та желтая рубашка смотрится на тебе лучше.

С холодным выражением лица она больно ущипнула меня под ребрами. Тетя как-то говорила мне, что женщины пытают женщин гораздо ожесточеннее мужчин.

Меня снова отвели в комнату молодого господина. Он лежал на спине – такой же бледный. Он мрачно посмотрел сначала на мое лицо, а затем на руки.

– Кто тебя связал? – нахмурился он. – Иди сюда.

Он протянул руку и чуть потянулся, чтобы развязать веревку. Пальцы у него были тонкие и очень холодные, ни намека на тепло.

– Синяки остались! – Он взял меня за запястье.

Я убрала руку, отступила на шаг и холодно посмотрела на него.

Он долго спокойно разглядывал меня. Затем чуть нахмурился и спросил:

– Жалеешь, что не убила меня?

– Неважно, возможно, у меня появится еще шанс.

Я улыбнулась, ожидая, что еще он придумает, чтобы попытаться унизить меня.

Он рассмеялся и сказал:

– Сяо Ци косит людей, как коноплю, но в жены он взял добрую и очень интересную женщину!

– Генерал убивает врагов ради страны. – Я улыбнулась. – Я не хочу запятнать руки кровью, но если я буду вынуждена кого-то убить, то решительно пойду на этот шаг.

– Ты так заботишься о своем муже. – Он усмехнулся. – Как же жаль, что Юйчжан-ван не может ответить тем же такой красавице, ведь ложе новобрачных пустует вот уже три года.

Я сжала губы, унимая наливающиеся в сердце стыд и гнев, боялась, что он заметит хоть тень моего смущения.

– Какое посторонним дело до моих семейных дел? – холодно спросила я.

– О твоих обидах, ванфэй, знают во всем мире. К чему тогда держать лицо? – Его губы тронул злорадный смешок.

– Ты не был на моем месте, откуда тогда тебе знать, что со мной поступили несправедливо? – Я подняла брови и улыбнулась. – Мой муж – человек чести. Он сражается за нашу страну. Он не подлый злодей, который только и может, что чинить козни женщинам и детям. О каких обидах речь?

Он снова взглянул на меня своим пронзительным взглядом, лицо исказилось от гнева, а улыбка стала коварной и злой.

– Похоже, тебе нравится быть брошенной женой.

Я сердито рассмеялась.

– Не нужно завидовать своему врагу, у которого хотя бы жена есть!

Грудь его вздымалась от гнева.

– Пошла прочь! Выметайся!

Опасная дорога

Прошло несколько дней. На ночь меня по-прежнему запирали в сарае, а днем приводили к раненому главарю банды. Я стала его новой служанкой – подавала ему воду и лекарства, а затем сидела в сторонке и слушала его болтовню и очередные язвительные комментарии в свой адрес. Я была покорна и молчалива, смысла сопротивляться я не находила, но терпеливо выжидала удобный случай для побега.

Раны разбойника иногда мучили его, а иногда он как будто забывал о них. Нрав у него тоже был изменчив: временами он спокойно разговаривал со мной о самых обыденных вещах, напрочь забыв, что я – жена его врага. Но затем он без видимой причины раздражался – срывался и на мне, и на своих подчиненных, сурово их наказывал. Когда же он ненадолго засыпал, то выглядел таким беспомощным, разговаривал во сне.

Больше всего он терпеть не мог, когда его жалели. Если кто-то от чистого сердца пытался прийти ему на помощь, он выходил из себя и кому-то приходилось очень несладко.

Несмотря на его самонадеянность и крайнюю чувствительность, подчиненные были преданы ему – как бы он ни срывался на них, они всегда отвечали ему с должным уважением и никогда не жаловались.

Семь дней прошло, а я до сих пор не знала, где находилась. Четвертый лунный месяц выдался ветреным, а последние два дня еще и очень дождливыми. С очередным порывом ледяного ветра бумага отклеилась от окна, я потянулась, чтобы приклеить ее обратно, но зацепилась рукой за деревянную планку и задела торчащую из стены щепку – на тыльной стороне руки осталась кровавая царапина.

– Все еще хочешь сбежать?

Главарь проснулся и приподнялся на кане, хмуро и холодно глядя на меня. Ответа он не получил – я плотно заклеила окно и разглядывала рану, из которой текла кровь.

– Подойди! – приказал он.

Я медленно подошла и остановилась в шаге от него. Он схватил меня за руку, осмотрел сочащуюся рану и впился в нее ртом, чтобы высосать кровь. Когда его горячие губы коснулись кожи, я испуганно отдернула руку. Он смерил меня ледяным взглядом и процедил сквозь зубы:

– Неблагодарная!

Лицо мое пылало – какой стыд! Я взглянула на то место на руке, которого только что коснулись его горячие губы. Как же мне хотелось стереть это ощущение!

Молодой господин глядел на меня и вдруг от души расхохотался.

– Господин? – Занавеска приподнялась, и из-за нее выглянула Сяое, ее очень удивил смех хозяина.

Как только девушка попалась ему на глаза, он крикнул:

– Вон! Только попробуй войти! Выйти у тебя уже не получится!

Сяое ошеломленно глядела на своего господина, но не проронила ни звука.

Тогда он схватил миску с лекарством и яростно швырнул в ее сторону.

– Прочь!

На глаза Сяое навернулись слезы. Побледнев от испуга, она скрылась за занавеской.

Я вжалась в угол комнаты и не сводила глаз с лежащего мужчины – он походил на загнанного дикого зверя. За последние несколько дней раны его практически затянулись. Конечно, он еще не полностью поправился, но сил у него стало значительно больше. Обычно, когда ему становилось лучше, он сразу хмурился, вел себя непредсказуемо да злился без причины.

Сейчас он сорвался на Сяое, но легче ему от этого, похоже, не стало.

– Где лекарство?! – сердито и резко спросил он. – Я должен его принять!

Я вышла из своего угла и направилась к двери.

– Бесстыдница! Разве я не приказал и тебе убираться прочь?! – снова закричал он.

– Ты только что разбил миску. Для лекарства нужна миска. – Я замерла у двери не оглядываясь. Воцарилась тишина.

Вдруг он спросил:

– Я тебе противен?

Я вздрогнула и поняла, к чему был этот вопрос, – он видел, с каким отвращением я смотрела на руку, которую он трогал. Мне пришлось ответить:

– Когда мужчины и женщины что-либо передают друг другу, руки их не должны соприкасаться [79]…

Он ничего не ответил. Раздался шорох, и в тот момент, когда я собралась обернуться, пара рук обхватила меня за талию, и я оказалась в его объятиях.

– Ты об этом? Когда мужчина и женщина соприкасаются… – Он злобно улыбнулся и выдохнул мне на ухо: – Ванфэй же никогда не обслуживала Сяо Ци, верно?

Меня затрясло от страха – меня поймали в ловушку, из которой я не могла вырваться. Слова застряли в горле, все накопившиеся печали, гнев и обида до боли стиснули сердце.

Нежеланная свадьба, потом ночь в покоях новобрачных, откуда мой супруг сбежал, не попрощавшись, затем меня похитили и моей жизни угрожала опасность… И все это случилось по вине человека, которого я так и не увидела! Я терпела все эти унижения только из-за него! Но где он был сейчас? Меня похитили больше десяти дней назад. Родители мои были далеко, в столице, и мне никак с ними не связаться. А мой муж – что это за главнокомандующий северной границей, который даже свою жену защитить не может! Я терпела унижения и оскорбления этого отвратительного похитителя в ожидании спасения, но теперь во мне не осталось ни капли надежды. Ярости моей не было предела.

– Ты ванфэй лишь номинально и все еще хранишь свою девственность для мужа, верно? – Он развернул меня к себе, заставил запрокинуть голову и посмотреть ему в глаза.

И тут я замахнулась и со всей силы влепила ему звонкую пощечину. Голова его дернулась, а на бледной щеке заалела отметина.

В ответ он одарил меня ледяным взглядом. От его улыбки мороз шел по коже.

– Я хочу знать, действительно ли Юйчжан-ванфэй целомудренна!

Послышался треск шелка – он разорвал подол моей одежды! Я не могла сдержать дрожь и закричала:

– Если ты – настоящий воин, то честно сразишься с Сяо Ци на поле брани! Оскорбив невинную женщину, ты не сможешь отомстить за свой народ! Предки хэланьцев узнают об этом, они будут стыдиться тебя!

Его рука замерла на моей груди, а красивое лицо исказилось от злости, глаза налились кровью.

– Предки узнают?! – Он громко рассмеялся. – Они стыдились меня еще двадцать лет назад! Думаешь, теперь что-то изменится?

Он сорвал с меня нижнее платье и пальцами впился в обнаженные плечи.

– Бесстыдник! – Я сопротивлялась из последних сил. Волосы рассыпались по плечам. Левой рукой я выхватила заколку в виде феникса, стиснула зубы и отчаянно, вложив в удар все силы, вонзила ее в шею противника. Я почувствовала, как глубоко она вошла.

Глаза его вспыхнули от ярости. Он сильнее стиснул мое запястье, от боли я выпустила заколку из рук. Запястье захрустело под его пальцами, казалось, он вот-вот сломает мне руку. Холодный пот заливал мою спину и впитывался в порванные одежды. Сдерживаться больше не было сил, и я вскрикнула от боли.

– Значит, ты правда хочешь убить меня, – прохрипел он.

– Я сожалею, что не убила тебя раньше, – прошептала я.

Зрачки его медленно уменьшились, от ледяного взгляда и безумной улыбки кровь стыла под кожей. Я закрыла глаза и стала ждать смерти.

Плечо пронзила острая боль – он впился зубами в обнаженную плоть.

– Ты причинила мне боль – я отплатил тебе тем же. – Тыльной стороной ладони он утер кровь с губ. Затем он выдернул из себя шпильку, воткнутую в изгиб между плечом и шеей – по груди его потекла кровь. Пальцы его сжались на моем горле, и он сказал: – Шрам этот будет тебе напоминанием о том, что отныне твоим хозяином будет Хэлань Чжэнь!

Меня заперли еще на два дня и две ночи в сарае. Кроме разносчика еды, я больше никого не видела. Стоило мне только подумать о Хэлань Чжэне, как меня в дрожь бросало. В тот день мне удалось избежать унижения, но я не знала, что еще он мог учудить. Он ненавидел Сяо Ци и вымещал на мне всю свою злобу на него. Этот Хэлань Чжэнь был безумен!

Если он хотел использовать меня как приманку, чтобы шантажировать Сяо Ци, то будет разочарован. Может, даже больше, чем я. Чем дольше я находилась в обществе этого безумца, терпеливо ожидая спасения, тем больше осознавала, что Юйчжан-вана, похоже, вообще не заботила моя жизнь. Я стала его пешкой ради союза с влиятельной и богатой семьей. Он даже не вспомнит обо мне, когда я умру, возьмет и женится на другой.

Забившись в угол, я твердила себе: вот выберусь отсюда, немедля поеду к Юйчжан-вану и потребую развода. Уж лучше всю жизнь прожить в одиночестве, чем оставаться Юйчжан-ванфэй.

Ночью я проснулась от шума. Дверь сарая распахнулась, вошла Сяое и кинула мне какую-то одежду.

– Переоденься! – Она злобно уставилась на меня, ее взгляд почти прожег во мне пару дырок. От моего платья остались лишь лохмотья, я могла прикрыться только накидкой. Я подобрала с пола пестрый комплект – такую одежду обычно носят варвары. Когда я переоделась, Сяое заплела мои длинные волосы в две косы, набросила мне на голову яркий и красивый платок, закрывающий половину лица, и вытолкнула меня из сарая.

Когда я впервые пыталась сбежать, то не успела рассмотреть местность. Теперь, оглядевшись, я поняла, что нахожусь в оживленном лагере. Несмотря на то что сейчас была ночь, повсюду мерцали огни. У дороги стояло несколько повозок. Вдали, возле земляных домиков, горели костры. Несколько женщин неуверенно жались друг к дружке – одеты они были, как и я, в платья и головные уборы северных варваров.