На краю мерзлоты

Алиса Горислав

На краю мерзлоты

ВНИМАНИЕ! Все документы, представленные ниже, были изъяты из закрытых архивов LIN-GAMMA. Их подлинность не подтверждена. Некоторые тексты повреждены. Некоторые – заражены. Читайте на свой страх и риск.

ИНСТРУКЦИЯ ДЛЯ НОВЫХ СОТРУДНИКОВ LIN-GAMMA

Архив “Северный диалог”

Классификация: Только для ознакомления

Версия: 3.7 (последнее обновление: 2029-11-08)

ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В LIN-GAMMA!

Поздравляем с назначением на должность в Консорциум LIN-GAMMA (Лингвистический Интерфейс для Наблюдения за Глобальными Аномалиями). Ваш уровень доступа Gamma-7 означает, что вы получили доступ к Архиву “Северный диалог”, содержащему материалы, связанные с объектами, демонстрирующими признаки контагиозного семиозиса.

ВАЖНО: Эта инструкция не заменяет ваше обучение по программе “Гамма-3”. Если вы читаете этот документ до прохождения базового курса, немедленно закройте его и свяжитесь с куратором. Не пытайтесь самостоятельно интерпретировать содержимое архива – это может привести к необратимым последствиям.

ОСНОВНЫЕ ПРАВИЛА РАБОТЫ С АРХИВОМ

1. ПРОВЕРКА ПЕРЕД ОТКРЫТИЕМ ДОКУМЕНТА

Убедитесь, что ваша учетная запись прошла верификацию по протоколу V-7741-Ω. Если система не показывает галочку после проверки, НЕ ПЫТАЙТЕСЬ открыть документ.

Проверьте наличие свежих записей в журнале наблюдения. Если в колонке “Активность” стоит [ ], документ безопасен. Если [✓], документ открыт другим пользователем – дождитесь завершения сессии.

Перед чтением убедитесь, что в помещении горит свет. Никаких свечей, керосиновых ламп или других источников света, не подключенных к основной сети. Темнота увеличивает риск семиотического воздействия.

2. ПРОЦЕДУРА ЧТЕНИЯ

Начинайте чтение строго с верхней части документа. Никогда не прокручивайте вниз, чтобы “посмотреть, чем закончится”. Это триггер для активации контента.

Если во время чтения вы заметите, что текст начинает повторяться (особенно сочетания 0.8 Гц или 47), закройте документ и запустите протокол “Психологическая разгрузка”.

Никогда не читайте вслух тексты. Если вы случайно произнесли что-то из запрещенного, немедленно вызовите медика и сообщите о происшествии по форме NX-90/ALR/2015.

Если во время чтения вы почувствуете пульсацию в трубах, закройте документ и проверьте, не находится ли в помещении более двух человек. Согласно Протоколу “Якорь”, одиночество усиливает воздействие.

3. РАБОТА С ПОВРЕЖДЕННЫМИ ДОКУМЕНТАМИ

Документы с пометкой [ПРИМЕЧАНИЕ АРХИВИСТА: …] содержат следы заражения. При работе с ними:

Не прикасайтесь к экрану пальцами. Используйте стилус.

Каждые 15 минут проверяйте, не появилась ли на ваших руках охристая пленка. Если да – вызовите медика и изолируйтесь.

Не пытайтесь восстановить поврежденные части текста. Это не ошибка сканирования – это защитный механизм.

Если документ содержит символы, похожие на спирали или повторяющиеся 47 раз, НЕМЕДЛЕННО закройте его и сообщите в отдел безопасности. Это признак активного контагиозного семиозиса.

4. ПРАВИЛА ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ С ДРУГИМИ СОТРУДНИКАМИ

Никогда не обсуждайте содержание документов с коллегами, если они не имеют такого же уровня доступа. Если вы заметите, что коллега цитирует тексты, которых нет в архиве – изолируйте его и сообщите по форме NX-7/SEC/12.

Если коллега начинает одержимо упоминать Новоакадемсеверск или Арктический Предел, проверьте его на наличие пятен охристого цвета за ушами.

При общении с Аминой Касымовой (учетная запись AM-KASYMOVA) НИКОГДА не задавайте вопрос “Что вы почти поняли?”. Это триггер для инцидента уровня Gamma-9.

ЧТО ДЕЛАТЬ В СЛУЧАЕ ИНЦИДЕНТА

1. Если вы обнаружили, что текст изменился при повторном чтении:

Закройте документ

Проверьте, не написали ли вы что-то неосознанно

Вызовите медика и пройдите тест на амнезию

Сообщите в отдел безопасности по форме NX-7/INC/08

2. Если вы почувствовали, что ваше тело “улыбается изнутри”:

Немедленно изолируйтесь в комнате с белыми стенами

Включите яркий свет

Повторяйте про себя: “Это не любовь. Это не боль. Это не дом”.

Дождитесь прибытия медиков.

НЕ ПЫТАЙТЕСЬ бороться с ощущениями.

3. Если вы услышали шепот “Не ешь суп… не дыши спорами…”:

Прекратите чтение

Проверьте, не находится ли рядом еда с оранжевым оттенком

Вызовите дезинфекционную бригаду

Сообщите в отдел безопасности по форме NX-7/INC/11

ЧАСТО ЗАДАВАЕМЫЕ ВОПРОСЫ

Q: Почему в некоторых документах упоминается "Академик-4", если ледоколы не имеют таких номеров?

A: Это не ошибка. Это защитный механизм архива. Если вы задаете этот вопрос, документ пытается вас заразить. Закройте его и пройдите тест на семиотическое воздействие.

Q: Что делать, если я проснулся с чёрными чернилами на руках?

A: Немедленно изолируйтесь и сообщите в отдел безопасности. Не пытайтесь стереть чернила – это часть текста, который вы бессознательно записали. Сохраните их для анализа.

Q: Почему в архиве есть документы от 2032 года, если сейчас 2029?

A: Не задавайте этот вопрос. Если вы его задали, уже слишком поздно. Следуйте инструкциям из раздела “Что делать в случае инцидента 2032”.

Q: Что означает “СХ-0” на схеме станции “Арктический Предел”?

A: Никогда не спрашивайте об этом. Если вы уже спросили, немедленно закройте эту инструкцию и вызовите медика.

ФИНАЛЬНОЕ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ

Архив "Северный диалог" содержит записи, которые могут изменить ваше восприятие реальности. Помните:

Не то, что сказано, а то, что стало невозможно сказать после – вот где смысл.

Если вы начнете писать спирали, немедленно изолируйтесь.

Если вы вовремя услышите, как дышат трубы – вам повезло. Пока.

Ваша безопасность – в ваших руках. Но помните: иногда руки уже не ваши.

ПРИЛОЖЕНИЕ 1: ФОРМА NX-7/IC/2015

Я, нижеподписавшийся(аяся), осознаю, что побочные эффекты работы с архивом могут включать: изменение пигментации кожи, нарушение сна, повышенную потливость, временные галлюцинации, изменение поведенческих паттернов, ощущение, что ваше тело улыбается изнутри, и желание написать спираль, повторяющуюся 47 раз. Я не имею претензий к LIN-GAMMA в случае возникновения указанных и иных ассоциированных с чтением архива явлений.

Подпись: _________________________

Расшифровка: _________________________

Дата: _________________________

Ужас севера

1

Нижеследующее повествование я публикую, задаваясь целью приоткрыть завесу тайны, павшей на скромное и не отмеченное на обычных картах поселение на дальнем севере нашей страны, где и разворачивались события столь ужасающие в своей отвратности самой сути природы, что я всякий раз внутренне содрогаюсь от одной мысли о новой предстоящей экспедиции в то мерзкое поселение. Мой истинный долг, как невольного свидетеля разворачивавшегося там и наверняка не нашедшего логического завершения кошмара, – поведать общественности о том, что произошло три месяца назад, когда N-ский университет, в котором я провёл свои студенческие годы и где после проработал всю жизнь, потерял связь с Северным геолого-биологическим научно-исследовательским институтом, и по возможности отговорить людей от дальнейших попыток изучения тех мест. Я всем сердцем желаю предостеречь человечество от неразумных потуг разгадать секреты явлений фантастического толка, способных приключаться на нашей несчастной планете, ставшей объектом пристального внимания тех, кого мы на данном этапе своего развития ещё не готовы узреть воочию, и чьи следы должны кануть в столь же непроглядный мрак, как тот, откуда родом те бестии – не иначе как космические, ибо Земля, по глубокому личному моему разумению, не способна исторгнуть из своего чрева подобных чудовищ.

Насколько стоит доверять моим словам и прислушиваться к моим увещаниям, пускай читатель решает сам. Рассказ я постараюсь снабдить лучшими из уцелевших карандашных и чернильных зарисовок, из-за коих светлейшие учёные умы нашего университета подняли меня на смех и намекали на некоторое моё умопомешательство, вне всяких сомнений, вызванное загадочной гибелью (или же исчезновением) практически всех иных членов первой и, как мне бы хотелось верить, последней экспедиции. К величайшему моему счастию или же сожалению, мой фотоаппарат был сломан во время панического побега из плена затхлых территорий зловещего, недружелюбного к роду человеческому севера, а извлечь из пострадавшей карты памяти необходимые материалы даже лучшим знатокам технических устройств не удалось. Быть может, я и в самом деле сошёл с ума, едва увидел опустевшее поселение, но страшные шрамы на моём теле и телах погибших товарищей есть, на мой взгляд, явное доказательство тому, что некая злонамеренная сила всё же скрывается и в заброшенных корпусах СГБ НИИ, и в обветшалых безжизненных лачугах безымянного поселения подле него.

Поводом для той злополучной экспедиции, заставившей меня после содрогаться еженощно и обливаться немыми слезами, стоит только закрыть глаза и очутиться, совершенно беспомощным пред кошмарами нашего слабого, уязвимого сознания, один на один с кромешной тьмой, послужило последнее сообщение, полученное от Северного института, после чего любая связь с ним прервалась. Руководство университета по неким своим таинственным причинам приняло решение не показывать нам, будущим участникам экспедиции, полный текст письма, ибо, как я понимаю сейчас, они сочли его пугающим настолько, что вся дальнейшая деятельность в тех местах оказалась бы под замком столь тяжёлым, что обычною человеческою рукой его не сорвать. Что было нам известно, так это то, что тамошние учёные обнаружили некий принципиально новый и кардинально отличающийся от всех виденных человечеством ранее биологический вид, в иных чертах едва ли не спорящий с самыми необычными существами, что известны современной науке, и отрицающий известные законы природы, что меня, как зоолога по образованию, крайне заинтересовало и вынудило первым изъявить желание направиться за Северный полярный круг. Все подробные описания и фотографии, коли таковые прилагались, не попались на глаза никому из тех, кто вызвался добровольцем к путешествию на просторы тундры, и теперь мне, повидавшему против воли подлинный кошмар, резоны сокрытия информации стали предельно ясны.

Всего в Северный институт направилось двенадцать человек, включая меня. Ровно половину составляли технические сотрудники, назначенные верхами N-ского университета в сопровождение, остальные же были, как и я, учёными из числа наиболее видных в своих областях. Нас всех объединяли разрушительная жажда познаний, не ведающая преград на своём пути, и, скажу без прикрас, некоторое желание признания, прославленности в глазах научного сообщества. Собирались в путешествие мы предельно быстро, пожалуй, даже торопливо, ибо тот факт, что никто из сотрудников института не вышел на связь в назначенный час, подстегнул к более стремительным сборам. Тогда мне ещё не было известно, что сеанс связи на самом деле состоялся, пускай продлился жалкие несколько секунд, которых хватило сполна, чтобы на головах свидетелей добавилось седых волос. Наша компания наивно предвкушала встречу с мёрзлыми просторами тундры, ледяными буйными волнами моря Северного ледовитого океана и неким открытым местными работниками видом. Мы ждали разоблачения сокровенных тайн, полагая, что, вероятно, откроется новое звено в цепочке эволюции и станут ясны ранее покрытые мраком этапы прогресса биологической жизни, однако ни одна из наших догадок и близко не подошла к омерзительной правде. Никто не предполагал, чем в действительности обернётся экспедиция.

Через две недели со сборами было покончено, и мы выдвинулись навстречу негостеприимному краю, чьи удивительные красоты воспело словом и кистью немало искусных творцов. Ранее мне не доводилось путешествовать в столь уединённые уголки нашей страны, и я категорически не имел представления о том, как там – среди мхов, лишайников и болот – ощущать, несмотря на тёплые одежды, неистовые порывы несущих свои вести с океана ветров, и потому измышлял, что вскоре предстоит увидеть, с чисто научной точки зрения, не украшая ожиданий и долей лиричности, как то делал мой ближайший товарищ по научной деятельности, который, увы, не вернулся.

Добрую часть пути, пока то представлялось возможным, мы проделали на самолёте, а остаток – на корабле, вниз по устью не скованной и малейшим слоем льда широкой реки. Ещё на подступах мною овладела глубочайшая волнительная неприязнь, вследствие которой я беспокойно бродил по палубе, хмуро всматриваясь в линию горизонта и точно бы ожидая уловить некое жуткое откровение, ниспосланное мне высшими силами. Издалека я приметил, что из труб не поднимается дыма, чему, впрочем, постарался найти какое-нибудь логическое обоснование вроде иного способа отопления помещений, а также, когда от пункта назначения отделала пара километров ухабистой заболоченной местности, я поглядел через бинокль на домишки и не увидел признаков жизни, что, опять-таки, постарался списать на ранний час.

Наше судно причалило в небольшом портике, стоявшем на губе реки, в шесть утра по местному времени. Первым, что поразило всех членов экспедиции, была ненормальная, какая-то порождавшая самые мрачные думы болезненная запущенность порта, недовольным молчащим стражем взиравшим на наше судно, хотя все мы знали, что не прошло и более месяца со дня некоего неизвестного происшествия, вынудившего научных сотрудников НИИ не выйти на связь. Казалось, время точно стремглав рванулось вперёд и обратило некогда прочный причал в ветхие доски, что держались на качающихся столбах на честном слове. Древесина прилично подгнила и чернела, по всей видимости, не из-за одних лишь морских вод. Что ещё было странным, так это решительное отсутствие каких бы то ни было рыбацких лодочек, коих, на мой взгляд, здесь должно быть немало: водоёмы тундры богаты рыбой, да и попытать счастья в море имело смысл.

Я шагнул с палубы по мостику на пирс, не казавшийся особо надёжным, и с удивлением обнаружил, что доски, пускай заунывно скрипели под моим шагом и прогибались, не трещали и не ломались. Пройдя несколько метров и пристально глядя себе под ноги, я наконец подал остальным знак, мол, здесь безопасно и идти можно. Теперь я, ожидая прибытия остальной части экспедиции, мог ближе рассмотреть приземистое желтоватое здание порта, лишённое всякого архитектурного изыска, и заглянуть в его мутные, точно безжизненные глаза рыбы, частично выбитые окна. Определённо, строили здание из практических соображений, не руководствуясь чувством прекрасного и экономя ресурсы; впрочем, то не помешало неизвестному архитектору украсить фасад выступающим белым рельефом якоря.

Из-за порта виднелась груда металлолома. Оглянувшись на корабль, я не без внутренней дрожи отметил, как работа по выгрузке необходимого оборудования шла полным ходом, и что помощь моя в силу скверной физической подготовки вряд ли понадобится, и решил покамест в одиночестве осмотреть окрестности и приблизиться к металлолому, для чего понадобилось обогнуть закрытое здание порта справа. То оказался частично выволоченный на берег корабль, чью корму неторопливо лизали солёные волны. Он насквозь проржавел и казался будто бы сломанным пополам чьей-то могучей рукой, а его деревянные палубы обратились в щепки и густо поросли вездесущими мхами и лишайниками, из-за чего я нахмурился и сделал несколько фотографий. Способа проникнуть внутрь я не нашёл, но зато, стерев рукавом грязь, прочёл название некогда грузового судна: «Эдельвейс» – и оно насторожило меня ещё больше, ибо я точно помнил, что «Эдельвейс» направлялся в это поселение с провиантом на борту пару месяцев назад. Вследствие каких деструктивных воздействий он столь скоро уступил ржавчине и растительности?

Мой интерес воспламенился из-за того, что по «линии слома», как мысленно дал я название подозрительной трещине в корабле, я приметил некую субстанцию нездорового желтовато-металлического оттенка. Она не сверкала в косых лучах солнечного света, а, казалось, фосфоресцировала изнутри. Дотянуться до субстанции не получилось, и потому пришлось разгребать завал и отодвигать скрипучие и лязгающие обломки в сторону. Наконец, после длительной возни с различного рода мусором, я сумел приблизиться вплотную к привлёкшему меня веществу. По консистенции таковое напоминало небезызвестную феррожидкость, и, пускай на ощупь было довольно вязким и с лёгкостью обволакивало со всех сторон инородные объекты, мне всё же пришлось воспользоваться пинцетом, чтобы подцепить его и опустить в пробирку. Лишь закупорив её, я смог свободно вдохнуть морозный воздух тундры: субстанция имела отвратное свойство источать запах столь омерзительный и дурной, что затмил бы иные химические соединения.

В тот же момент затрещала рация и послышался голос моего ближайшего друга, обнаружившего моё загадочное и бесследное исчезновение. Его беспокойный тон взволновал меня, и я, кратко поведав ему о странной находке на остатках «Эдельвейса», изъявил намерение немедленно выдвинуться в поселение – так сказать, разведать обстановку и отыскать местных жителей. В ответ тот, в шутку прикинувшись «младшим по званию», отрапортовал, что наша команда успешно разгрузилась, обустроив в здании порта нечто вроде временного лагеря, и что внутри царила необычная разруха, точно кто-то силился, проломив стены, выбраться наружу. На том сеанс связи закончился, оставив у меня в душе неприятный осадок. Я не видел трещин, описанных товарищем, однако его замечание о как бы сглаженном характере повреждений не на шутку обеспокоило меня, ибо о разломе на корабле можно сказать то же самое. Потеряв всякое спокойствие, я немедленно выбрался на открытое пространство и, вдруг вспомнив о пробирке, убрал её в поясную сумку.

Пусть всё это казалось мне нагнетающим жути, пусть глубоко внутри я уже жаждал немедленно взойти на борт нашего корабля и направиться домой, к безопасным серым громадам цивилизации, справедливости ради вынужден признать, что, если вскарабкаться на груду камней неподалёку от ржавых обломков «Эдельвейса», вид на местность открывался потрясающий и отвлекал от мысленных метаний. По правую руку от меня лежали тёмно-синие просторы, увенчанные белыми барашками волн, а впереди, приблизительно за пятьсот метров от порта по неровной, покрытой частыми некрупными озёрами с поросшими вокруг осокой и кустарничками местности, лежало селение с едва видневшимся вдали институтом.

Безымянный посёлок подле СГБ НИИ располагался на берегу одного из морей Северного ледовитого океана. Так, сиротливо брошенный островок цивилизации с двух сторон окружали просторы, захваченные подушками переплетающихся побегов мха, где с трудом различались ползучие карликовые деревца, сильными ветрами и многолетней вечной мерзлотой с запада и юга, а с двух оставшихся – беспокойные волны моря с севера и узкая губа реки, несущей свои воды ещё далеко вглубь страны, на востоке. Посёлок, в шутку прозванный местными Циферным, состоял всего из пяти улиц, имевших названия Первая, Вторая, Третья, Четвёртая и Пятая. Основной являлась Первая, потому как именно её пересекали на манер решётки четыре короткие улочки и именно она вела к трём скомпонованным корпусам НИИ.

В одиночестве я двинулся по с трудом проложенной дороге, единственной связывающей порт и селение. Даже находясь за десятки метров, я слышал, с каким рёвом разбиваются о прибрежные скалы волны, своими воплями разрывая свистящие причитания ветра, словно стремившегося предупредить незваных путников об опасности, и по мере приближения сознавал, что плотно прижавшиеся друг к другу дома, будто съёжившиеся в ожидании первозданных ужасов, точно так же заброшены, как и недавно увиденный порт. Дойдя до первого ряда строений по Первой улице, я с замиранием сердца созерцал проломившиеся крыши, разбитые окна и с яростью вывернутые двери. Некоторые из них выглядели неплохо, не имея явных внешних повреждений; не тронутыми оказались местные почта и продуктовый магазин, в то время как то, что являлось некогда строгой кирпичной школой и бело-серой трёхэтажной больницей, обрушилось более чем наполовину или же было разнесено едва ли не до самого основания. Думы мои чернели, как зияющие провалы слепых окон, и обволакивались тошнотворной дымкой сомнений. Как исследователь по натуре своей, я привык подвергать со всех сторон всякий новооткрытый объект сомнениям, однако здесь, в этой обители неизвестных тайн, я менее всего стремился познавать.

Приблизившись к школе, я понял, что прорваться сквозь завал кирпичей не представляется возможным, но и в своём сердце не сыскал и малейшего стремления изучить остатки внутреннего убранства, ибо по проходившей наискосок линии, которой некто как бы разрубил здание, люминесцировала всё та же субстанция. Паника нарастала в моей несчастной душе, и я подозревал неладное, но рядом не нашлось человека, которому я бы желал излить все свои наблюдения. В отчаянной и заранее обречённой на провал попытке заверить себя, что замеченные странности есть лишь ни что иное, как случайное совпадение, я направился сначала к бывшей больнице, уже не торопясь и едва ли не заставляя себя переставлять ноги. Все движения мои больше походили на механические, как у куклы, нашедшей в себе волю противиться приказам кукловода. Везде загадочно сияло, словно издеваясь, аналогичное собранным образцам вещество.

От мрачных мыслей меня отвлекла новоприбывшая к поселению группа из семи человек, среди которых был мой ближайший друг; остальные, по всей видимости, предпочли остаться в лагере – доложить о сложившейся обстановке и поддерживать связь как с нами, ушедшими в селение, так и с верхами N-ского университета. Я видел, в каком старательно скрываемом замешательстве они находятся, оглядываясь вокруг и подмечая с каждым разом всё боле и боле подозрительные мелочи. Разрушения, постигшие строения, они узрели сейчас своими глазами, а не опирались на мои краткие устные доклады, так что показывать сделанные фотографии не имело смысла, но пару пробирок, в которых фосфоресцировала субстанция, я вытащил из поясной сумки и продемонстрировал своим товарищам. Химик по образованию и призванию, мой друг осторожно перенял, точно подлинное сокровище, образец из моих рук и несколько минут пристально в него всматривался, однако ничего нового, чего не проговорил я тогда по рации, сказать не смог. Субстанция страшно его заинтересовала – то было неудивительно, но нездоровый блеск его глаз испугал меня.

Казалось, он приобрёл серьёзную одержимость, что вынудило меня, когда зашёл разговор о разделении группы, уволочь его за собой, на Четвёртую улицу. Пускай она была ближе всех прочих к пугающе безмолвному НИИ, на ней не обнаружилось ровным счётом никаких повреждений, не нашлось и следа загадочной субстанции. Товарищ неустанно ворчал, что я отвращаю его от величайшего открытия, однако пока ещё бездумные порывы страсти не затмили острого здравого смысла. И, после длительного молчания, в котором прошёл общий осмотр совершенно целых, почти новых зданий, он признался, что ему слышался некий призрачный шёпот, исходивший точно бы со всех сторон и из ниоткуда одновременно.

Связавшись с остальными, мы осознали: в поселении не осталось ни одной живой души, кроме членов нашей экспедиции.

Наш уговор был следующим: спустя час мы условились встретиться у второго корпуса института – того самого, имевшего конусообразную крышу, и вместе начинать исследовать НИИ изнутри. В душе уже не теплилось надежды отыскать среди опустошённых строений хоть одного живого человека. Понять, почему всё пришло в такое запустение, я счёл своим первостепенным долгом и по этой причине принялся искать способы проникнуть внутрь хоть одного некогда жилого дома, полагая, что это может навести на какие-то размышления. На шестнадцатой отчаянной попытке проникнуть в чужое жилище я готов был уже сдаться, но вдруг дверь поддалась и без скрипа, как новенькая, открылась, обдав нас с товарищем запахом готовившейся, кажется, манной каши. Мы, выразительно переглянувшись, перешагнули через порог и тихо закрыли за собой дверь.

Обстановка не вызвала ни у кого из нас приятных ощущений: только что помытый пол, полки без пыли, уютно-домашние ароматы, свежая еда на столе, не пробуждавшая аппетита, и отсутствие вместе с тем хозяев скорее приводили нас в чистый ужас, не затуманенный ничуть исследовательским интересом: он погиб, проиграв в неравной схватке. Мой молодой спутник даже закричал и едва ли не зарыдал, когда на кухне что-то щёлкнуло; позже мы поняли, что это вскипел электрический чайник. Я понял по выражению его лица, что нервы у него сдавали, и мы поторопились выбраться как можно скорее на чистый воздух, по возможности ни к чему не прикасаясь в квартире.