Хождение Константина Уральского в Санкт-Петербург

И пробегал где-то состав, отдавался эхом шум железа. И думал я всё – как же мне быть. И кипела во мне растерянность, и овладевал мною страх, что ночь эта будет длиться вечно, хоть и летняя она. И пошёл я зачем-то вокруг вокзала бродить, надеясь встретить того, кто решит мою проблему.

– Ты не знаешь, где тут есть круглосуточные магазины? – спросил меня кто-то, выскочив из-за угла вокзала.

– Нет, – растерянно ответил я.

И пробежал этот куда-то дальше, ища то, что искал. И бродила рядом полиция, и слышал я где-то скребет частот рации полицейской. И напряжённым мне казалось всё вокруг. И как мне было тяжело.

И пошёл я гостиницу искать, надеясь, там переночевать. И шёл я чрез выбоины и грязь – не видя пути ближайшего. А рядом – таксисты дорогу переминали, слепя меня фарами. И слышал я подростков, что шумели где-то рядом. И обнадёживало меня это, потому что означало это то, что город живой ещё, не умирший. И увидел я подростков, что шумели в темноте, но под фонарём каким-то. И решил я у них спросить – где можно переночевать в этом городе? А толпа та, у которой я хотел спросить самое важное, всё шумела, веселилась, как положенно. И стояли в этой толпе – две девочка, и два мальчика.

– Ребята, не подскажете, где у вас тут можно вписку найти? – спросил я, разглядывая одну из девушек, что улыбалась постоянно.

– Где-то тут гостиница должна быть, – ответил один из пареньков.

И пошёл я дальше – искать себе прибежеще. И видел я, что непадалёку таксёрики теснились на площади вокзальной. И решил я спросить у них – где же та гостиница, про которую подростки говорили? И подошёл я к перво попавшейся машине, и спросил я то, что хотел.

– Не подскажите, где у вас тут гостиница? – спросиля я.

И смотрели таксёрики на меня удивлённо, выглядывая из водительских кресел.

– Нет, не знаю, – ответил один, – где-то тут, вон там, – показывал он в темноту.

И знал я, что таксёрики знают всё, кроме названия улиц и домов черёд. И пошёл я опять к вокзалу зачем-то. И увидел я там объявление с номером телефона, и в объявлении этом, было сказано то, что можно найти койко-место за деньги небольшие. И набрал я этот номер, и позвонил я тут же, решительно.

– Здравстуйте, – сказал я в очередной раз, – у вас койко-место есть?

– Нет, сегодня нет, – ответил забуханный голос паренька.

И стало мне обидно, что неприкаянный я, как всегда, и почувствовал я обречённость свою.

И думал я – может место здесь такое, особенное? А в это время мне Натаха писала – спрашивала и донимала – где я и с кем. И было мне тошно от этого ещё больше. И пошёл я обратно, по той же дороге, к вокзалу. И зашёл я на вокзал, и увидел я, что путник тот уже спит сидя, кивая головой, а на другой скамейке всё так же спал бомж, и была свободна третья скамейка – для меня. И видел я ту же злую кассиршу, что скрывалась за стеклом пластиковым, и смотрела она в зал стеклянным взглядом – ничего не видя. И почему-то решил я, глядя на скамейку пустую, что она, всё-таки, не для меня. И ушёл я с вокзала – по новой гулять вокруг. И вышел я опять на привокзальную площадь, а там всё таксёрики переминались на машинах своих, клиентов выжидая.

И слышал я подростков, что кричали в праздновании ночи летней. И шёл я вперёд, думая – а что если прогуляться по этому городку, уйти туда, к тёмным улицам, и гулять там до самого утра. И было мне непосебе от того, что представил я себя, бродящего по незнакомым улицам, что скрыты тьмой. И повернул я голову туда, куда не должен был. И увидел я дверь, что освещалась зачем-то. И стоял я, на том самом месте, где я спрашивал у подростков про вписку. И поднялся я по ступеням разрушенным, к двери, что свет отвещал тёплый. И постучал я в стекло один раз, и позвонил в звонок, всякий случай, и посиучался ещё раз. И дребизжало стекло от стуков моих, и видел я в нём своё отражение. И увидел я, что кто-то за дверью, и открылась дверь, и трещал замок и открылась ещё одна. И вышла старушка со злым лицом.

– Здравствуйте, – сказал я опять, – это гостиница?

– Да, – ответила старушка.

– А у вас есть свободное койко-место? – спрашивал я.

– А ты один? – спросила она настороженно.

– Да, один, – ответил я.

– Проходи, – сказала она, уступив мне путь в дверь.

И зашёл я в гостиницу тёмную старую. И оглянулся я, и видел, как старушка боязно обглядела улицу, и быстро закрыла дверь. И шёл я вперёд, не видя куда иду. И шла старушка за мной, что-то ворча. И извинялся я перед ней, за то, что потревожил её. И попросила она паспорт мой, чтобы убедиться, что я легальный человек. И попросила денюшку за то, что койку-место мне обеспечит. И отдал я ей денешку, потому что мне не жалко было, в такой ситуации. И разместила она меня в комнате, где было три кровати. И остался я, наконец, один. И был я рад тому, что буду спать в условиях комфортных. И была возможность у меня сходить в душ, и иные блага циливизации. Но, чем больше я находился в гостинице этой, тем заметнее было для меня то, что гостиница эта, так, возможно, и не изменилась со времён союза. И лёг я на мягкую постель, не веря тому, что тело моё отдыхает. И писал я про это Натахе, и писала она мне в ответ, что рада за меня. И выключив я свет, пытался быстро уснуть, чтобы поспать подольше. И думал я обо всём, о том, какой длинный был мой день. И слышал я шаги чьи-то в коридоре, и ворчанье ещё. И понимал я, что это старушка та, что за гостиницей следит в ночное время. И думал я всё, перебирал, что если бы мне на пути попались бы не добрые люди, то могло занести меня ещё более не туда, чем я оказался. И слышал я ещё за окном шумы уличные, что окружали меня, когда я ночлег себе искал. И уснул я сладким сном в покое, каким давно не засыпал. И спал я ночью этой хорошо, только слышал шаги и бурчание в коридоре, что будили меня однажды. И знал я, когда засыпал, что рано мне придётся проснуться. И проснулся я утром от духоты. И открыв глаза, увидел я, как солнышко комнату мою освещает. И надо было вставать мне быстрей, чтобы посмотреть город, где бывали декабристы. И тяжело я проснулся, с неохотой, но нужно мне было отправляться дальше, куда там я ехал. И слышал я какие-то разговоры в коридоре, и не спали уже все, хоть и было времени не больше, чем шесть утра. И позавтракал я теми орехами, что Натаха мне дала, да чаем из термоса. И не охота мне было уходить, покидать комфорт, потому что не отдохнул я толком, ведь ждала мне долгая дорога, без конца. И умыл я лицо заспанное, и ощутил я ещё раз социализм упущенный, прогуливаясь по коридору гостиничному. И собрав вещи, в рюкзак свой тяжёлый, вышел я вон из комнаты, что ночлегом мне служила прошедшую ночь. И шёл я по коридору деревянному, и слышал я, как сплетни в воздухе летали. И видел я, как старушка та, что-то с белобрысой женщиной обсуждала. А старушка эта, не была злой, на самом деле, удмуртом по национальности она оказалась. А женщина та, что белобрысая, как-то опасливо на меня оглянулась, и тут же попрощалась и ушла. И я отдал ей ключи от комнаты, прощаясь.

И она попрощалась со мной. И шёл к дверям гостиницы старой, а она шла вслед за мной, что-то бурча. И подумал я, что ругает она меня за то, что не сидится мне дома, и что побеспокоил я края их болотные. И вышел я из гостиницы, и пошёл я гулять по улицам, что уходили куда-то к болотам. И встречал я людей, что похожие были на страшуку ту, один в один. И гулял я по улицам городка, в котором оказался случайно, надеясь выйти к реке той, что, наверняка, видели декабристы. Но, как бы долго я не шёл, так и 6е вышел к ней. И видел я пустые улицы, и спящие дома. И казалось мне всё каким-то чужим, хоть и узнаваемым. И видел я те же берёзки, что и дома, и что видел по пути, и везде они казались одинаковыми. И понимал я, всё-таки, почему страна наша такая большая и многонациональная, что хоть и разные народы живут в ней, но очень они похожие друг на друга. И побежал я на вокзал – боязь уже на электричку опоздать. И видел я уже совсем другой вокзал, не такой, что я запечатлел вчера. И забежал я на вокзал, узнать – где же моя электричка, что следующей в западную Россию едет. И увидел я там тоже самое, что видел, когда уходил – путник тот – всё так же спал, как и бомж, на другой скамейке. И понял я, что электричка та, которая мне нужна, уже скоро отправляется. А вокзал всё наполнялся народом шумным. Было так шумно, и эхо, шума этого, отдавалось на весь вокзал, и путник тот, захмурил голову свою, что лежала на мягком рюкзаке. И понял я, что электричка моя – отправляется с первого пути первой платформы. И объявляла эту информацию всё та же женщина, что злая за окном сидела на кассах дальнего следования. И побежал я скорее к платформу первую искать, и подальше от этого вокзала. И попалась мне на проходе женщина, что большие сумки волочила на вокзал. И помог я ей, хоть и опаздывал, потому что добрый. И пока я ей помогал, заметил я путника того, ведь прошёл он мимо меня, на ту же электричку торопясь. И выбежал я к путям железнодорожным, но не было суеты вокзальной, что бывает пред утренним рейском электрички пригородной. И не было никого. И не видел я электричку, которая скоро уже отправлялась.

– Куда едешь? – спросила меня полная женщина, что курила в сторонке.

– До Кирова, – ответил я.

– До Кирова вон там стоит, – показывала она рукой с сигаретой.

И побежал я туда, куда направляла меня женщина эта.

– Беги скорей, – кричала она мне вдогонку, – а то она скоро отправляется.

И бежал я, суетливо месли перебирая, не зная – туда ли я бегу? И видел я поезда и электрички, и не понятно было мне – где та, в которую мне надо было. И прибежал я туда, куда должен был. И видел электричку, только двери её, створки – были закрыты. И крутил я головой, не мог понять – куда же мне идти. И стоял я на перроне, разглядывая поезда и рельсы, на которые они готовы были наехать, и хотелось мне уже перешагнуть, пойти по рельсам, блуждать, искать ту электричку, что увезла бы меня дальше. И услышал я за спиной шум створок дверей электрички. И оглянулся я, и увидел, что двери ваготов открылись той электрички, что стояла пустой, отрешённая, где-то на крайнем пути. И взобрался я в тамбур серый, пересчитывая до трёх. И наделся я, что зашёл я правильно. И увидел я в вагоне контролёров, что беззаботно болтали.

– Это до Кирова идёт? – кричал я им с самого входа.

И отвечал та, что была в очках, но не слышал я ответа из-за шагов своих.

– Эта электричка до Кирова идёт? – спросил я ещё раз.

– Да, до Кирова, – повторяли оба контролёра.

И выдохнул я с облегчением, садясь на мягкое кресло. И заметил я тут же, как комфортно в этой электричке. И кресла какие-то мягкие вместо обшарканный скамеек, на которых мне приходилось сидеть до этого. И как-то чисто в вагоне, прибранно. И всё думал я – а вдруг кто-то ошибся? А вдруг контролёры сказали не то случайно; а вдруг я услышал то, что хотел услышать? И объявил машинист, что едем мы все до Кирова. И дёрнулась электричка вперёд. И успокоился я, наконец, что сел я правильно. И подошли контролёры ко мне, и отдали мне билет до нужной станции, продолжая болтать между собой. И разговаривали они с охранником ещё, что спал беззаботно. А в вагоне и не было толком народу – только я, да контролёры с охранником спящим.

И поехала электричка потехоньку двигаясь на запад. И сам я не верил тому, что снова в дороге я. И разгонялась электричка наша, там, где были поля и только. И ведь видел я горизонты те, что дома видеть привык. И останавливалась электричка на станциях тихих. И заходили в вагон люди после каждой остановки. И заполнялась электричка людом, что пробуждался, и торопился по делам дня грядущего. И будили заботливо контролёры охранника, что сопел где-то в конце вагона. И проснулся охранник, и вышел он к людям, расхаживая по пятам за контролёрами; и был он щуплым каким-то, худым. А электричка всё чаще останавливалась, забирая пассажиров с одной станции, и перенося их на другую. И смотрел я всё в окно, наблюдая одни и те же виды. И знал я, что скоро мы проедем станцию Глазов, где Сталин с Дзержинским были, да ещё и Александры, что императорами были. И ждал я остановку эту из-за любопытсва человеческого. И остновились мы у Глазова , и стала наполняться электричка народом. И сели рядом со мной мужики рабочие – трое. И первый севший, что напротив меня, тут же схватил свой смартфон, и стал пальцами тыкать в него жмакать. Второй, что сел справа от меня – притащил на руках собачку маленькую. И держал он бережно её, как ребёнка, а собачка эта, на всё происходящие, лишь выпучила глазки свои большие. И поглаживал её мужик по головке, успокаивая. Напротив второго, и рядом с первым – сидел странный старик – всем довольный он улыбаясь чему-то. И поехала электричка дальше, и ехали пассажиры куда-то в полном вагоне. И молчали они сначала в троем, увлечённый каждым своим, выжидая остановку свою. Но что-то произошло, и стали они разговаривать, и понял я, что работают они на железной дороге. И смотрели они все на каждой остановке в окно, и чью-то работу осуждали. И самым авктивным среди них был тот, что тыкал в смартфон всё время. И вертел он им как указкой, показывая коллегам недоработки халтурщиков, что были видны его глазу.

И соглашались с ним другие – и смеялся как-то странно старик, и говорил своё мнение тот, что с собакой был, и гладил её активно. И проезжали мы станцию за станцией, и обсуждали они каждую. И рассказывали они, по очереди соответствующей, истории и случаи на работе своей. И успокоилась собачка, что была на руках у второго, и облизывалась она что-то, поскуливала выпучив глаза, и гладил её хозяин большой рукой. А тот, что первый, уж и не тыкал в смартфоне уже, и лишь для того, чтобы паузу сделать между репликами своими. А старик, что третим был, говорил вообще своё, не в тему. И переговаривались рабочие, через весь вагон, что-то уточняя. И смотрел я вместе с ними на бетонные постройки, что далеко построены были, в лесной глуши. Так мы и ехали, как неожиданно остановились у станции одной. И вылез куда-то народ путейный, на работу, что притянула их у местам диким. И оказался я вновь один, станции Киров дожидаясь. И видел я в окне деревеньки небольшие, и обычные, русские домики. И тянулись эти деревеньки в пространстве, за дикими лесами скрываясь. И было моё настроение хорошим, потому что путь мой продолжался, и видел я в окне город больше вдалеке. И видел я уже пригород Кирова, что начинался одноэтажными домами, и сменялся вид этот на гаражи и панельки, что обозначали то, что в город мы въехали. И ждал я уже с нетерпением, когда пойду гулять свободным по улицам Вятки. И видел я охранника в вагоне, что сидел на другой стороне, и сидел он напротив контролёра, что считала выручку. И сидел он с понурым лицом, выжидая, когда же, наконец, закончится его смена, и приедет электричка в Киров. И перебирала рельсы электричка, меняя пути. И пересчитывала мелочь контролёр, звеня монетами. И пошли все к выходу, чтобы покинуть электричку скорей, что пронесла всех сквозь пространства огромные. И объявил машинист, что прибыли мы в Киров, и слышно было на вокзале эхо объявления, что сообщало тоже самое. И скопился народ в тамбуре, ожидая, когда откроются двери. И самый первый, кто ближе стоял к дверям, был охранник. И свисаоа у него сумка на плече худом. И упирался его взгляд в ту самую надпись. И остановилась электричка, неприятно затормозив.

И открылись створки дверей вагона с тупым грохотом. И увидел я, сквозь силуэты людские, что стояли в тамбуре пред мною в очереди хаотичной, вокзал старый.

– Всего доброго, – сказал охранник контролёру, и стал спускаться по железным лесенка куда-то вниз.

– Всего доброго, Гоша, – ответила контролёр, спускаясь вслед за Гошей.

И пробирался народ в тамбуре к выходу медленно. И дошла очередь до меня. И чувствовал я, как за мною люди толпятся, недовольные тем, что оказался я впереди их. И переступил я три ступеньки быстро, оказавшись на перроне людном. И пошёл я за всеми, куда бы они не шли. И знал я точно, что приведёт меня толпа эта к городу, минуя вокзальные лабиринты и залы. И действительно, шёл я за толпой, и вёл её, возможно, кто-то, только не видно было его, чрез тела человеческие. И вышел я на привокзальную площадь Кирова, и видел я, как расползался народ по разным сторонам. И пошёл я по улице той, что тянулась куда-то налево. И шумели машины, и хрипели автобусы старые на дорогах с ремонтируемых. И знал я, что в гости ждёт меня пара молодая. И пришёл я к аллее какой-то. И сел я на скамейку – отдохнуть. И бросил я рюкзак свой рядом, что плечи давил мне всё время в пути. И видел я, как люди гуляют рядом, что туристами были, потому что сидел я напротив гостиницы. И знал я, что не могу позволить себе остановиться в гостинице ещё раз. И волен был я только скитаться по хатам, и проситься к людям чужим. И пошёл я искать дом, где та пара живёт, что согласилась взять меня к себе. И шёл я в лабиринт панельный. И бродил я в лабиринте этом, пытаясь найти дом нужный, и подъезд, куда бы меня впустили. И бродил всё я, вокруг одинаковых домов, и не мог понять – какой же из них есть их дом?

И видел я вокруг себя дворы и дома, как и в любов другом городе. И шёл я по заброшенным каким-то местам, а рядом пацаны на самокатах катались, и матерились, а вслед за ними бежал ещё один. И видел я цифры на доме, что были чёрными на белом, и что означали, что нашёл я правильный дом, хоть и прошёл уже мимо несколько раз. И вышел я к подъезду, где была квартира парочки той. И поднялся я к двери, к домофону. И готов был уже я позвонить, но собирался с мыслями, чтобы объяснить всё, и рассказать о себе. И позвонил я, нажав цифры правильно, и только напряжение во мне возникло, как тут же двери открылись мне. И зашёл я в подъезд дома мне не знакомого. И поднимался я по лестнице на этаж следующий. И видел я, что ухоженный подъезд этот, хоть и не изменился, похоже, он с социолистических времён. И поднялся я на этаж, что был где-то между пятым и шестым. И решил я, почему-то, завернуть направо. И окрикнула меня девушка, та, что ждала. И ушёл я налево, к ней. И увидел я Иру, что решилась принять меня. И поздоровались мы, как путник, и хозяин дома, что гостя принимает. И прошёл я в дом, квартиру, что на две ночи домом станет моим. И разулся я, и скинул рюкзак свой, что надоел мне окончательно.

– Будешь манную кашу? – предложила Ира.

– Да, буду, – согласился я.

И прошёл я сразу на кюхну, попутно руки помыв, и стояла на столе чашка с манной кашей – меня ожидая. И рассказал я Ире, набивая рот кашей, что как и куда еду. И налила она мне ещё чаю фруктового.

– А я автостопом поеду, – хвасталась Ира.

– Куда? – стало интересно мне.

– От Владивостока, – говорила Ира, – Байкал посмотреть, Алтай.

И вспомнил я Андрея, что тоже рассказывал, как он ездил на юг автостопом.

– Автостопом – это серьёзно, – бубнил я, – ты не боишся?

– Да не, – отвечала Ира, – главное с фуриками о политике говори и всё.

– Ну всё-равно – не каждый решится на такое, – говорил я.

– Да я уже ездила однажды, – говорила Ира, – никаких проблем.

А я всё кушал манную кашу, что Ира приготовила.

– Ладно, ты кушай тут, а я пойду, если что – бери тут всё, не стесняйся, – и скрылась она за стенами квартиры.

И смотрел я на стол кухонный, где было несколько сортов чая, и сладости для гостя. И закончил я быстро кушать, и убрал за собой, как приличный человек. И пошёл я по квартире – Иру искать. И вышел я в зал большой, где был диван только, маленький стол, да телевизон. И сидел на диване парень Иры. А на столе был ноутбук на котором двигалась игра. И играли они в игру, что я помнил со времён студенчества.

И протянул мне парень этот руку.

– Саша, – сказал он.

И протянул я свою в ответ.

– Костя, – ответил я.

И поздоровались мы.

– Это моё? – спросил я, смотря в угол, где лежал спальник.

– Да, – ответила Ира, не отвлекаясь от Саши.

А Саша, помимо того, что играл с Ирой на ноуте, ещё успевал тыкать в смартфон, покорно опустив голову.

И растелил я спальник, желая отдохнуть, на полу твёрдом. И разлёгся я в самом углу, склонив голову на стену. И видел я рядом место, где собака когда-то спала. И говорили Ира с Сашей о своём, не замечая меня. И понял я, по разговорам их, что квартира эта её сестры, что на лето уехала в Турцию отдыхать. И понял я ещё, что Ира на вврача учится – медицинская сфера ей по душе. И говорила она с Сашей о его животе, что диареей переболел он недавно. И лежал я всё в углу, как собака, а хозяева, что подобрали меня, так и не замечали меня. И будто не замечали они меня, разговаривая между собой. И лежал я на твёрдом полу, слушая их разговоры. И говорили они о том, что все говорят. И заняты они были тем, чем заняты люди их поколения в свободное время. И портил тихо воздух Саша, и смеялась на это Ира, заботливо его журя. И стало мне понятно, что для любящей женщины, газы кишечника мужчины, что она любит, как благовония воспринимаются. И засутелись они что-то, потому что звонили им друзья их. И жаловалась Ира на Сашу, что не выходили они из квартиры несколько дней. И звали их друзья на пляж, ведь погода хорошая была. И зазвенел, неожиданно, сигнал домофона. И открыла дверь Ира, ещё гостей ожидая. И зашёл в квартиру парень в чёрной футболке, и широкими плечами, а за ним девушка маленькая, худенькая. И ни сколько не легче мне было от того, что пришли люди, а не плохие. Ведь проскочила у меня мысль неприятная, что неожиданные гости, и Ира с Сашей, могли оказаться ворами, что наивных путников грабят. И поздоровались мы с тем парнем, что в чёрной футболке был.

– Сава, – сказал он, и прошёл дальше к дивану.

– Ой, какие-то мужики у тебя тут Ира, – говорила светлая худенькая девушка, что Леной звали.

И как-то неловко мне было, что лежу я в углу на коврике мягком.

– Полный дом мужиков у тебя Ирка, – всё говорила Лена, гуляя по квартире.

И гостям новым тоже было неловко, что в доме оказался ещё кто-то, кроме тех, кто должен был быть. И заприхорашивалась Лена, поправляя волоса, и обвиняя Иру, что не сказала, что мужиков её полон дом. И понравилась мне эта Лена, потому что волосы её были светлые. И ругил друзья Иру и Сашу, что те ленятся ходить куда-то. И говорил им Саша всем, что нечего ему там, где-то, что-то смотреть, что ему достаточно того, что у него под боком. И ругал он Иру за то, что она была как все.

– Ойвсё, – говорила Ира на это, якобы обиженно.

И показывала она улыбку свою белую, и ямочки на щеках. И стали все суетиться, собираясь на пляж. А я всё думал – возьмут ли меня, хотя бы, как собачку ручную? И собрались быстро Саша и Сава, и ушли куда-то вон.

– Ой, сколько мужиков у тебя Ира, – всё говорила Лена.

И выбросил я лишние вещи из рюкзака. И ведь не знал я – еду ли я с ними, или нет, и что вообще меня ждёт? И накинул я облегчённый рюкзак на плечи, и надел я обувь. И оделать Ира, стояли мы с ней, Лену дожидаясь. А Лена суетилась всё – забыв что-то. И прихорашивалась она находу, и стройна Лена была, и был оголён её худой живот, и была она в шортиках маленьких, и видел я ножки её тонкие. А ведь Ира тоже в шортах была, но не интересно мне казалось это. И собралась, наконец, Лена. И пошли мы в троём к лифту. И опять я оказался в лифте тесном, и было рядом со мной, по девушке от каждой руки. И чувствовал я, что мог уже стать парнем Иры, несмотря на Саву, если бы жил в этом городе. И стояла, по правую руку от меня, Лена, волосы свои белые поправляя. И видел я её глаза голубые, и румянец небольшой на щёчках маленьких. И стояла по левую руку мою Ири, и были у неё волосы тёмные и глаза карие, и смотрела она как-то строго на Лену, когда переглядывались они. И ехали мы в лифте молча и улыбаясь. И всё поправляла Лена волосы притягивая мой взгляд. И вышли мы из лифта. И шли рядом со мной две девушки, что были в коротких шортиках, но совсем не знал я их. И вышли мы из подъезда, и не знал я до этого момента – где я укажусь через час. И представлял я пляж дикий, что на реке Вятка был веками.