Сладкая теплая тьма

Признала, что Курт всегда был ревнивым типом: собственником, которому не нравится дружба Л с гетеросексуальными мужчинами. Это в некотором роде лестно, заставляет Л почувствовать, как сильно он ее хочет. Я спросил, ощущался ли когда-нибудь его контроль. Л пожала плечами и сказала, что таков Курт: хочет того, чего он хочет и когда он этого хочет.

Действую осторожно, предполагая, что собственничество и ревность часто являются реакцией на что-то внутреннее. Возможно, это проекция внутреннего беспокойства К, маскирующая более глубокий страх. Она быстро оборвала меня, сказав, что всегда была верна. Я уточнил, что не это имел в виду. Спросил, подозревала ли Л когда-нибудь, что Курт может быть ей неверен.

При этих словах Л побледнела как полотно и замолчала. Наконец, кивнула.

– Он изменяет мне прямо сейчас.

Л объяснила, что им было нелегко подобрать кандидата на роль Розмари – никто не подходил. Но потом Л обнаружила молодую неизвестную актрису и сразу поняла, что она та самая. (Здесь Л извинилась, сослалась на соглашение о конфиденциальности, объяснила, что не может назвать имя.) Но Л понимала, что именно К должен был быть тем, кто «откроет» ее, поэтому организовала ее прослушивание. В ночь после кинопроб К вернулся домой поздно и объявил, что нашел Розмари. Л уловила исходящий от него запах духов, увидела что-то похожее на засос на шее. У нее было стойкое ощущение – что-то произошло, но она ни о чем не спрашивала. Пыталась убедить себя, что ей почудилось.

Затем, при первом чтении «Ночи» на прошлой неделе, подозрения Л подтвердились. Актриса явно чувствовала себя виноватой, ей было неуютно. К демонстративно притворился, что едва знает ее, даже пожаловался на нее Л, чтобы сбить ее с толку. Но она могла сказать наверняка: К никогда не был актером.

Л считает, что актриса переспала с К, чтобы получить работу. Это было обычным делом в мире кино – просто она никогда не думала, что К так поступит. Он создал себе репутацию благодаря уважительному отношению к женщинам и усилиям по расширению их прав и возможностей. Это было не похоже на него и заставило Л почувствовать, что К не тот мужчина, за которого она его принимала.

Я спросил Л, как она относится к работе с этой актрисой в свете того, что произошло.

– О, я ее не виню. Я ни в малейшей степени не виню ее. То, что она сделала, было неправильно. Но если вы женщина в этой индустрии, то знаете: транзакционный секс происходит постоянно. И он работает. Я просто жалею, что поставила ее в такое ужасное положение, и она чувствовала, что должна была сделать это, чтобы получить роль.

Я заметил, что вряд ли это ее вина. Л была бы обязана предупредить актрису, если бы знала, но она понятия не имела. Спросил, сердится ли она на К.

– Сержусь? – Л покачала головой. – Боже, нет! Я совсем не сержусь!

Это тревожный сигнал. Неспособность Л выказать гнев, вероятно, уходит корнями в отношения с родителями, скорее всего с отцом.

– Почему нет? – поинтересовался я. – Думаю, это было бы более чем оправданно.

Л пожала плечами.

– Мне просто грустно.

Спросил почему.

И тут она расплакалась.

– Потому что мои опасения подтвердились. С самого начала я не могла поверить, что Курт действительно хотел быть со мной. Я всегда чувствовала, что должна стать идеальной, чтобы удержать его. И теперь точно знаю: меня недостаточно.

Очевидно, что отношения Л с К означают проработку неразрешенных отношений с отцом. Нужно будет рассмотреть параллели на будущем сеансе, помочь Л увидеть и лучше понять повторяющуюся динамику, но в текущий кризисный момент я не стал форсировать ситуацию.

Возразил, что неверность К связана не с тем, достаточно ли Л хороша. Корень зла в нем самом. Но Л не в состоянии это услышать. Спросил, что она планирует делать.

– Не знаю. – Л покачала головой. – Не могу представить, что потеряю Курта, не могу представить, как жить без него. И помимо этого, очень многое зависит от наших профессиональных отношений, от бренда, который мы создали вместе. Мы слишком на виду. Было бы ужасно, если бы мы расстались и в результате разрушили карьеру.

Я напомнил, что многие кинозвезды пережили драматические расставания. Л возразила, что это не одно и то же, что у них не просто романтическая история. Они вместе построили империю. Они нуждаются друг в друге.

Страх одиночества затуманивал Л разум, что еще раз указывало на то, что ее отношения с K действительно были токсичными, нездоровыми, как и предполагала Карен. Очевидно, что она испытывает стыд из-за своих мыслей, именно поэтому глубокий страх проявился только сейчас, в кризис.

Спросил, планирует ли Л объясниться с К по поводу его неверности. Она побледнела и заявила, что никогда бы не смогла этого сделать. Я настаивал, что, по-моему, ей это необходимо.

– Если я это сделаю, он меня бросит. Я не могу.

Сказал Л., что у меня большой опыт помощи парам, столкнувшимся с изменой; отношения можно восстановить. Все меняется, проблемы устранимы. Но это необходимо обсудить, причем прямо сейчас, чтобы, если или когда они примут пожизненное обязательство вступить в брак, их отношения были абсолютно прозрачны. Если К партнер, которого заслуживает Л, он не сбежит. Он захочет стать лучше ради нее. Сказал, что, если Л не в состоянии сделать это сама, она может привести его сюда. Можно было бы провести сеанс для пары, я мог бы направлять беседу. Возможно, Л чувствовала бы себя в большей безопасности.

При этих словах Л практически затрясло.

– Джона, пожалуйста! Он не должен знать, что я встречаюсь с вами. Он ужасно разозлится.

Интенсивность реакции Л застигла меня врасплох.

– Это было всего лишь предложение, – успокоил ее я. – Вы не должны делать ничего, что доставляет вам дискомфорт.

Но это явно не успокоило ее. В глазах паника, дыхание учащенное и неглубокое – признаки начинающейся панической атаки.

– Вы должны пообещать мне, что наши отношения останутся в секрете, – пробормотала Л.

– Конечно. До тех пор, пока вы этого хотите, наша совместная работа будет оставаться полностью конфиденциальной.

Л начала учащенно дышать. Спросил, не нужна ли вода. Она покачала головой, хватая ртом воздух, потянулась к моим рукам. Я колебался.

– Пожалуйста, – всхлипнула она. – Пожалуйста, Джона. Я не могу… дышать…

Я взял ладони Л в свои, нежно сжал их. Ее дыхание сразу же начало замедляться.

– Лила, – начал я, когда она пришла в себя. – Мне нужно, чтобы вы пообещали кое-что. Обещайте, что мы продолжим разговор о том, как найти способ разобраться с изменой Курта. Я гарантирую вам, что это на пользу. Чем скорее, тем лучше.

Л прерывисто вздохнула и кивнула.

Я нежно сжал ее пальцы.

– Я здесь ради вас, Лила. И не собираюсь вас бросать.

Я попытался отстраниться, но Л вцепилась в меня.

– Обещайте, что никогда не предадите меня, – произнесла она так тихо, что я едва расслышал. – Обещайте, что вы никогда не разрушите мое доверие.

Я колебался.

– Обещаете?

Я вдохнул и, несмотря на здравый смысл, кивнул:

– Обещаю.

6

Она попросила их встретиться с ней в любимом «Метрополе», находившемся по соседству, – он нравился ей антуражем, да и стейки тоже были неплохими. Она выбрала место во главе сверкающей белой стойки бара, сидела, маняще задрав туфли на шпильке, разбираясь с последней катастрофой, произошедшей на «Ночи». Вполуха слушая бессмысленную болтовню на другом конце провода, рассматривала окружающую публику, в общем-то, такую же, как обычно: переработанный образ разведенных мужчин (с предательским автозагаром, с отвисшими щеками, напомаженные, в обтягивающих костюмах), заядлые гуляки (которые еще не успели бросить жен и, вероятно, никогда бы этого не сделали, но прощупывали почву, оценивали обстановку – прежде всего, определяя, насколько они сами желанны). И конечно же женщины, соблазнительно восседающие на стульях, за которыми маячили мужчины. Неестественные черты от избытка косметики, пряди намеренно уложены пучком, дабы скрыть редеющие волосы; шелковые блузки прячут недостатки фигуры. Губы напряжены, глаза острые и бегающие. Их отчаяние – изюминка, подброшенная в воздух.

Карен Вулф любила это место, любила за чувства, которые оно в ней пробуждало. Модный дизайн – оттенки шартреза, лаванды, мандарина на фоне сияющей белизны; чистый квадратный крой и изящное встроенное освещение – все это так же отвратительно предсказуемо, как и его клиентура. Ей нравилось подслушивать их нудные разговоры, всегда одни и те же – жалкая демонстрация медленного и одинокого обратного отсчета. Обычно она приходила, занятая звонком по работе, поэтому телефон стал ее оружием, щитом, тонким, как бритва. Завсегдатаи смотрели на нее с любопытством, а иногда кто-нибудь наиболее смелый (или пьяный) даже пытался заговорить с ней, и в этот момент она указывала на камеру, прогоняя их прочь. Никогда больше. Никогда она не станет одной из тех женщин, охваченных истерией из-за того, что их выбрали. Теперь она считала себя выше всего этого, и навсегда. Она на собственном горьком опыте убедилась, что мир безжалостен в своих диаметральных противоположностях, и всю оставшуюся жизнь Карен Вулф будет угнетательницей, нежели позволит кому-либо снова угнетать ее.

Теперь она потягивала «грязный» мартини[7] и морщила нос (Каталина – барменша, работающая по четвергам, приготовила его не так «грязно», как ей хотелось), катала оливку языком, пока в телефоне продолжался монотонный монолог. Затем внезапно все вокруг встали по стойке «смирно». Они явились (естественно, с опозданием), и толпа их выцепила взглядами. Она подняла палец, когда они приблизились, затем, наконец, прервала голос на другом конце провода.

– Честно говоря, Джерри, мне насрать на то, что ты не согласен. Это прописано в ее контракте. Прочти сам, если не веришь мне. Я хочу увидеть образцы, на которых видно ее лицо, где ее не перекрывает гребаный «подвал»[8]. Господи, я думала, вы, ребята, профессионалы. Образцы, которые вы прислали, вторичны, это пустая трата нашего времени. Вам придется сделать все заново. И не звоните мне больше, пока не найдете что-нибудь стоящее.

Она со вздохом повесила трубку, изящно промокнула капельку пота на верхней губе, затем холодно улыбнулась во весь рот.

– Привет, Курт. – Карен приподняла подбородок и подставила щеку для поцелуя.

– Извините за задержку. Примерка кольца Лилы заняла больше времени, чем ожидалось, а потом мы столкнулись с небольшим затруднением. – Он слегка склонил голову набок: конечно же снаружи ресторана уже собрались папарацци, в сумерках сверкали камеры, телохранители настойчиво оттесняли их прочь.

– Ну и хорошо, что не у меня. – Карен жеманно поджала губы, затем повернулась. – Лила, дорогая, ты выглядишь сногсшибательно, как всегда.

Лила тепло поцеловала ее в щеку.

– Как ты, мама?

– Боже, не спрашивай! Я прекрасно себя чувствовал, пока не увидела новый постер. Кто нанял этих идиотов?

– Я, – проговорил Курт, облокачиваясь локтем на стойку. – Возможно, вы помните, я работал с ними над последними пятью проектами, включая оба моих «Оскара». Есть какая-то проблема?

Она склонила голову набок.

– Надеюсь, Курт, мне не нужно напоминать тебе о пункте контракта Лилы. Эти недоумки в настоящее время заставляют нас смотреть на ее гребаный затылок. Я не эксперт, но как, во имя всего святого, это может считаться крутым маркетингом?

– Я не знаком с контрактом Лилы, – ответил Курт, – но доверяю нашей команде. И мне казалось, что на постере изображены и Лила, и Доминик – в профиль.

– Ага, профиль! Если “профилем” теперь называют торчащий нос. – Карен неторопливо отпила мартини, получая огромное удовольствие. – Мне наплевать на Доминика, но, как менеджер Лилы, я напоминаю, что в ее контракте оговорено, что на постере должно быть лицо моей дочери. И как исполнительный продюсер адаптации, которая якобы посвящена расширению прав и возможностей женщин, я добавлю свои два цента, что нынешний макет, в котором Лила скромно отворачивается, является гребаной пародией. Но давайте не будем смешивать бизнес и удовольствие, хорошо? Особенно на публике. – Ее взгляд метнулся к сидящим поблизости посетителям, не скрывающим любопытства, Карен смотрела на них до тех пор, пока они не покраснели и не отвели глаза. – Ну и народу набилось, яблоку негде упасть! Может, займем столик?

Их провели к обычному месту Карен, в укромный уголок; к удовольствию Лилы и Курта, соседние столики пустовали, несмотря на людей у входа, ожидавших, когда их посадят.

– Итак, Лила, – снова заговорила Карен, как только они устроились, – как у тебя дела? Расскажи мне все.

– Я в порядке! – Лила нетерпеливо кивнула. – Мы невероятно рады, что наконец-то приступили к съемкам! Правда, любимый?

– Сольные сцены Доминика, верно? – Она использовала камеру телефона, чтобы осмотреть идеальные, сверкающие зубы. – Ты присутствовала на площадке?

Курт посмотрел на Лилу.

– Она видела отснятый материал.

– Правда? – Карен перевела взгляд на дочь. – Я удивлена, что ты не захотела присутствовать.

– Конечно, Лиле рады на съемочной площадке в любое время, – дружелюбно начал Курт, откладывая меню. – Но я думаю, что смогу справиться с режиссурой самостоятельно, не так ли, Карен? Кроме того… – Он накрыл ладонью руку Лилы. – Наше видение совпадает.

Карен натянуто улыбнулась.

– Не сомневаюсь.

– Кстати, Бобби Старр передает привет, – продолжал Курт, рассеянно поглаживая Лилу по волосам. – Он был на моем дне рождения. Сказал, что все еще должен тебе выпивку. Такой джентльмен!

– Старр – засранец, – кисло произнесла Карен и подозвала ближайшую официантку. Бедняжка сильно вздрогнула, не сводя глаз с Лилы, затем робко приблизилась.

– Добрый вечер, ребята, – пролепетала она. – Как проводите время?

– У нас все хорошо, милая, – ответила Карен. – Не нужно нервничать. Она не кусается.

Девушка покраснела.

– О, мне очень жаль. Я не хотела…

В мгновение ока Лила переключила внимание, спасая девочку от когтей матери. Она повернулась на сиденье и просияла, игриво закатив глаза.

– Не волнуйся: она просто дразнит тебя. Мне жаль. Как ты?

– Я… У меня… – Девушка запнулась, поставленная в тупик, точно ей задали экзистенциальный вопрос. – О боже! – пробормотала она наконец. – Простите, я просто ваша фанатка.

– Ты новенькая, не так ли? – спросила Карен, прищурившись.

Девушка с облегчением кивнула.

– Это мой третий день.

– Ух ты, поздравляю! Послушай, вот что я тебе скажу, – проговорила Лила, наклоняясь и дотрагиваясь до ее руки. – Если бы ты могла оказать мне услугу и проследить, чтобы нас не снимали, я буду рада сфотографироваться с тобой перед уходом. Сделаешь, хорошо?

– В самом деле? Это было бы потрясающе! Конечно! Я буду наблюдать, как ястреб. То есть… я, конечно, не буду следить за вами… я же не преследователь…

– Замечательно, – остановила ее Лила с заговорщической улыбкой и тряхнула волосами. – Боже, я умираю от желания выпить. Не могла бы ты приготовить мне водки с содовой, немного мяты и побольше лайма? Мама, что ты будешь?

Карен швырнула меню на стол.

– Еще один мартини. Передай Каталине, что, когда я говорю «экстра-грязный», я имею в виду «непристойно грязный».

Девушка моргнула.

– Коктейли перед вином? – проговорил Курт. – Тогда я возьму «Буллет». Неразбавленный. И почему бы вам не откупорить для нас «Карменер» прямо сейчас и дать вину немного времени раскрыться? Думаю, оно прекрасно подойдет к филе с кровью.

– Отличный выбор, мистер Ройалл, – выдохнула девушка. – Я сейчас вернусь с напитками.

– Не могу понять, почему тебе нравится это место, – произнес Курт, как только она ушла, оглядывая море вытаращенных глаз. – Всегда одна и та же скучная публика из Верхнего Ист-Сайда. «Метрополь» – такой унылый старый водопой.

– Идеальное место, чтобы такая загнанная лошадь, как я, отправилась на покой. Верно, Курт? – Карен подмигнула и c наслаждением постучала ногтями по пластиковой обложке меню. – О, потакайте мне и моим обывательским вкусам. Это мое тайное удовольствие. Следить за брачными ритуалами этой толпы – все равно что наблюдать за развитием событий в реальной мыльной опере. К тому же, когда вы двое здесь, я чувствую себя центром сплетен маленького городка. – Она надула губки, кожа сморщилась, как папье-маше. – Кроме того, я считаю, что ты у меня в долгу. Учитывая, что меня не пригласили на ужин в честь помолвки моей дочери.

– Мама, – вспыхнула Лила, – ты знаешь, что это был ужин в честь дня рождения Курта. Предложение было импульсивным.

Карен фыркнула.

– Импульсивным, как же! Я знаю тебя, Лила: если что-то делаешь, дорогая, то поступаешь обдуманно. В твоем прекрасном миниатюрном теле нет ни единой косточки, отвечающей за спонтанность.

Лила многозначительно посмотрела на мать.

– Мы только что забрали мое обручальное кольцо. Неужели ты не хочешь на него посмотреть?

Карен застонала.

– Не могу поверить, что после всего, через что мы прошли с твоим отцом, ты все еще достаточно наивна, чтобы верить в брак. А теперь еще и кольцо! Кто ты нынче – собственность? Лила, я потрясена. Почему бы нам не обсудить приданое, раз уж мы заговорили об этом?

Курт издал скептический смешок.

– Мама, – произнесла Лила, прищурившись, – только потому, что ты больше не веришь в брак, не значит, что я тоже должна отказаться от него, не так ли?

– О, прекрасно! – Карен закатила глаза и выдернула запястье дочери из-под стола. – Давай посмотрим на это чертово кольцо.

На мгновение все трое замолчали и уставились на украшение: бриллиант с поразительной огранкой «маркиз», острый как лезвие, сверкал на ее пальце.

Карен отпустила руку дочери, легонько похлопав ее по плечу.

– Ну, хорошо, в твоем духе, – вздохнула она. – Определенно.

Мать и дочь смотрели друг на друга в молчаливом противостоянии, а потом обе разом не выдержали и разразились неудержимым смехом. Карен дико запрокинула голову, и ее прекрасные коренные зубы сверкнули во рту.

Курт моргнул, растерянно переводя взгляд с одной женщины на другую. Его челюсть сердито сжалась.

– Ну же, Карен, – произнес он, когда официантка вернулась с их напитками. – Ты не собираешься нас поздравить?

– О боже мой! – воскликнула она, не сводя глаз с руки Лилы. – Это и есть то самое кольцо?

– Нет, – рассмеялась Карен, вытирая слезы. – Это мой недавно отбеленный анус. – И когда даже подобное заявление не вызвало никакой реакции, простонала. – Ради всего святого, пожалуйста, можно мне теперь мой мартини?

При этих словах девушка, казалось, сосредоточилась и начала раздавать коктейли, в то время как женщины пытались взять себя в руки.

– Как насчет тоста? – нетерпеливо подсказал Курт.

– О господи! – протянула Карен. – Дай мне сначала выпить немного жидкости для храбрости. – Она осушила половину бокала, затем подняла руку в некоем подобии благословения. – За моего ребенка. – И тут, наконец, Карен начала смягчаться. Лила встретилась с ней взглядом и улыбнулась. – Самый дотошный маленький архитектор собственных проектов – точь-в-точь как ее мать. – Затем она подняла руку Лилы и поцеловала бриллиант, испачкав его красной помадой. – Пусть сбудутся все твои мечты, до последней.

* * *

– Что за гребаная сука!

Лила обернулась. Курт, очевидно, закончил разговор с их линейным продюсером и агрессивно вертел телефон в ладони, наблюдая в окно машины, как улицы медленно превращаются в булыжную мостовую. В темноте проступил рельеф его шеи, и было видно, как пульсируют вены.

– Кто?

– Твоя мать, кто же еще! – Курт прижал костяшки пальцев к верхней губе и выдохнул – это отчетливо свидетельствовало о том, что он впадает в одно из своих дурных настроений.

После ужина они пребывали в ужасном состоянии. Как всегда, когда они вдвоем ужинали с Карен, оба напились до одури в отчаянной попытке снять напряжение, возникающее между ними, но две бутылки вина только еще больше подзадорили Карен, и она снова откровенно высказалась о браке и презрении ко всем гетеросексуальным мужчинам (ее будущий зять не стал исключением). К концу вечера она пьяно объявила, что скорее зарежет себя собственным ножом для стейка, чем придет на их свадьбу, а затем закончила последней красочной угрозой Курту насчет исправления гребаного постера. Даже для Карен это было слишком.

– Работа Джерри потрясающая, – настаивал Курт. – В твоем контракте действительно так написано? Что нужно показывать твое лицо анфас?

Она робко покрутила кольцо.

– Я не уверена.

Курт швырнул телефон на кожаный диван между ними, снова схватил его, снова бросил на пол.

– Ты в своем уме? Предлагаешь все начать сначала, выбросить его великолепный финальный вариант, чтобы можно было удовлетворить свое самолюбие? Кто, черт возьми, так делает?

Легкое пожатие плечами:

– Мама.

Машина остановилась перед их домом. Курт открыл дверцу и вышел, затем захлопнул в тот момент, когда Лила пододвинулась к ней. Она моргнула, смущенно повернулась к водителю.

– Спокойной ночи, Дэниел, – сказала она и открыла дверь. Курт уже стоял у здания, набирая пароль.

– Спокойной ночи, мисс Крейн, – кивнул водитель, и Лила вышла в теплую ночь навстречу разъяренному жениху, который нетерпеливо подпирал дверь ногой.

Они ехали в лифте молча, по коже пробегали мурашки, а затем, как только двери лифта открылись прямо в гостиную и бесшумно закрылись за ними, он повернулся к ней – его взгляд был холоден и бесстрастен, как у рептилии..

– Что ты ей сказала?

Лила моргнула, зацепив одну туфлю за палец, изящно балансируя на втором каблуке.

– О чем ты говоришь?

– Не прикидывайся дурочкой, Лила.

Она осторожно убрала обувь.

– Я сделала что-то, что тебя расстроило?

Курт сцепил руки на макушке и повернулся к Гудзону, мрачно мерцавшему в лунном свете.

– Почему бы мне не налить тебе стаканчик на ночь? Что-нибудь, что поможет немного расслабиться. Сегодняшний вечер был сложным. – Лила на цыпочках прошла по прохладному бетонному полу к бару, положила кубик для напитков в хрусталь, затем налила на несколько пальцев японского виски.

Она подошла к нему, стоящему у раздвижной стеклянной двери, его жесткий взгляд был устремлен вперед, одна рука опиралась на металлическую раму.

– Хочешь выйти на балкон? – спросила она, протягивая напиток.

Он грубо забрал его у нее и осушил стакан.

– Просто дай мне прямой ответ хотя бы раз. Как много ты рассказала своей матери обо мне? О… нас?

– Курт. – Лила коснулась его плеча, но он стряхнул ее руку. Она сглотнула, затем повернулась и опустилась на кожаный диван. – Она знает только то, что знают все, любимый, что очевидно для всего мира.

– И что это, черт возьми, значит? – Он шагнул к ней, она еще глубже вжалась в подушки.

– Ты меня пугаешь.

– Черт возьми, Лила! – Курт повернулся и хлопнул дверью так, что стекло задребезжало в раме. – Что случилось на этот раз? У нас есть квартира, мы снимаем фильм, мы основали собственную продюсерскую компанию – мы даже собираемся пожениться, ради всего святого! Чего еще ты хочешь?!

– Ничего! – воскликнула Лила, и слезы защипали уголки ее глаз. – Курт, я ни о чем не прошу. Ты – все, чего я когда-либо хотела.

Он поставил бокал на стол, и хрусталь скользнул опасно близко к краю.

– Тогда почему мне кажется, что независимо от того, что я тебе даю, этого никогда не бывает достаточно?!

– Пожалуйста…

– Хватит манипуляций. – Он уставился на нее, стиснув зубы. – Что твоя мать имеет против меня? Совершенно очевидно, что она хотела бы, чтобы я умер. Итак, скажи мне: как много знает Карен?

Лила подтянула колени к груди и медленно проговорила:

– Она знает, что мы – франшиза, что мы сплели карьеры воедино и из-за этого я завишу от тебя. Как мой менеджер, как женщина, как моя мать: она ненавидит такой порядок вещей. Все это не касается тебя лично. Мать просто обвиняет тебя в том, что ты родился мужчиной. Ты знаешь, что все это из-за моего отца. Он на всю жизнь настроил ее против всех мужчин.

– Ах, да. Не дай бог, чтобы мы хоть один день не упомянули твоего жестокого отца. – Курт закатил глаза, но его гнев уже начал таять. – Значит, вся эта чушь, которую она вытворяла сегодня вечером, была только потому, что твоя мать – психопатка-феминистка. Она ненавидит меня за то, что у меня есть член, и ненавидит тебя за то, что ты его хочешь.

Лила осторожно поднялась с дивана с робкой улыбкой.

– Как ты узнал, что я его хочу?

Сам того не желая, он усмехнулся.

– Ты маленькая грязная шлюшка.

– Правда? – На мгновение она заколебалась, затем пальцы потянулись к подолу платья. Медленно стянув его через голову, она стояла почти обнаженной в центре комнаты, если не считать нескольких полосок ленты и маленького лоскутка кружева. – Тогда почему ты не даешь мне то, чего я заслуживаю?