Сладкая теплая тьма

Еще раз этот призрачный танец. Теперь они искали дорогу назад, каждый мрачно прижимался к другому. Скоро, очень скоро с ними, возможно, снова все будет в порядке.

На его губах появилась едва заметная улыбка, а глаза расширились от предвкушения.

– Надень свои каблуки обратно и иди на балкон.

Она надела туфли, приоткрыла стеклянную дверь и шагнула в ночь. Далеко внизу, через дорогу: неясный свет уличных фонарей, согревающий дощатый настил, медленное покачивание воды. Несколько прохожих вдалеке. Внутри Курт выключил свет, сделав их невидимыми.

Он встал у нее за спиной и наблюдал, как она наклонилась вперед, облокотившись на перила. Ловкий взмах выдернутого ремня, приглушенный звук расстегнутой молнии. Она вздрогнула, когда костяшки пальцев бесшумно скользнули вниз по позвоночнику.

– Курт. – Она помедлила, подумала. И решила действовать иначе. – Представь, что я кто-то другой, – хрипло прошептала она. – Кто-то, кого ты едва знаешь. Тот, кого ты хочешь.

Он пробормотал согласие, в горле пересохло от желания. Потому что здесь, в темноте, она могла быть кем угодно. По очертаниям спины невозможно понять, кто это, каблуки делают ее выше. Волосы, обычно закрученные в узел, теперь распущены по-девичьи свободно (она знала, что ему всегда нравились молодые). Он потянулся к ее бедрам.

И когда вошел в нее, балконные перила яростно задрожали от его силы, она посмотрела на воду, на уличные фонари, которые расплылись, когда ее глаза увлажнились, на тусклый бетон, на неспящие машины, пролетающие мимо и ничего не подозревающие. Она почувствовала, как внутри потеплело, когда Курт переделал ее в то молодое, нежное воплощение; ее мысли вернулись к легкому комфорту прошлого, когда этого было достаточно, когда эта волнующая, всепоглощающая мечтательность была всем, чего она когда-либо могла пожелать. Он издал глубокий стон, звук, наконец, разделился на слоги, когда достиг кульминации, схватив ее за горло и прижавшись губами к ее уху, воплощая фантазию, произнося имя той загадочной другой женщины – имя, которое Лила уже знала.

7

Личные заметки: Дж. Гэбриэла

Пациент: Л. Крейн

Дата/время: 1 июля, 10:30 утра

Сеанс: 4

Неудачное начало сеанса Л.

Предыдущий пациент заболел, и Мэгс воспользовалась этим как возможностью прийти в офис и подискутировать о планировании свадьбы. К сожалению, Л застала нас в разгар ссоры. Мэгс, ошарашенная присутствием Л, проигнорировала протокол приема пациентов и позволила Л вступить в разговор, рассказала ей, что мы живем наверху (Л, очевидно, наша соседка: ее новый дом всего в нескольких кварталах отсюда). Сообщила Л, что она художница, что студия в задней части дома. Л попросила показать работы, и М, благоговея перед звездой, поведала Л, что будет представлена на предстоящем открытии галереи. В конце концов пришлось прямо попросить М покинуть кабинет. После того, как она ушла, Л бросилась к дивану.

– Боже, вам повезло! Она кажется удивительной. – Посмотрела на меня снизу вверх. – Она такая хорошенькая! Я бы убила, чтобы так выглядеть.

Из вежливости я рассмеялся.

– Я серьезно. Она такая… мягкая. Настоящая женщина. Иногда мне кажется, что эта карьера высосала из меня всю женственность.

Л уверена, что понятие «привлекательного» в мире кино грубо искажено. Сказала, что большинство актрис ведут голодный образ жизни (ранее Л упоминала о расстройстве пищевого поведения). Сказала, что тело М намного красивее идеализированных «истощенных скелетов».

Стало любопытно, почему Л очарована моей невестой; не является ли Мэгги (в более широком смысле) еще одним проявлением переноса Л. Задался вопросом о мотивах Л: надеялась, что я буду протестовать, настаивать на том, что Л красивая? Была ли это ревность? Или завуалированный выпад в адрес M за несоответствие популярным стандартам красоты, на фоне которого внешность Л выигрывала?

Л продолжила: иногда ей хотелось быть кем-то вроде М. Жить намного проще. (Опять же – продукт переноса, как и моя невеста? Или замаскированное оскорбление обыденности существования М?)

Прежде чем я успел ответить, Л поинтересовалась, все ли между нами в порядке. Отметила, что я казался расстроенным, когда она вошла. Напомнил Л (во второй раз), что закрытая дверь – это сигнал, что я не готов к началу сеанса. Л извинилась, но выглядела обиженной.

Я решил увести разговор от М, вернувшись к жизни Л. Спросил, как у нее дела.

Л призналась, что на самом деле чувствует себя плохо. Спросила, могу ли я что-нибудь прописать. Уточнил, что происходит.

Приступы паники почти каждую ночь всю прошлую неделю. Типичный случай: становится холодно, кружится голова, нечем дышать, кажется, что задыхаешься или тонешь. Описывает как падение в бесконечную кроличью нору без возможности подняться наверх, на воздух. Сказала, что, будучи молодой, думала, что это сердечный приступ. Это новая информация. Я уточнил о приступах в детстве.

Ответила, что они были обычным явлением, пока отец был жив. В последние годы такое случалось редко, но теперь вдруг участилось. Л сослалась на начало приступа на сеансе на прошлой неделе, сказала, что я смог остановить его до того, как он начался.

Спросил, знает ли Л, что является триггером. Временами это очевидно: когда думает о чем-то неприятном, он нарастает, как снежный ком. Но иногда она чувствует себя нормально, даже хорошо, и приступ наступает внезапно, прежде чем она осознает, что это происходит.

Спросил, принимала ли она лекарства в прошлом. Сказала, что пробовала СИОЗС[9], но это не помогло (тошнота, бессонница). Она спросила о бензодиазепинах[10]. Хотелось чего-нибудь на крайний случай, когда паническая атака неминуема.

Я объяснил коварство бензодиазепинов: они вызывают сильное привыкание. Нельзя использовать регулярно или в течение длительного времени. Необходимо проходить терапию, чтобы выявить первопричину. Препараты – сиюминутное средство, настоящее лекарство – терапия. Предписанная пробная доза транквилизатора предназначена только для экстренного применения.

Услышав это, Л заметно расслабилась: вздохнула, откинулась на спинку дивана. Заметил, что она все еще одета в куртку – странно, так как очень душно, а мой кондиционер сломан. Спросил, не хочет ли она ее снять. Л поколебалась, затем подчинилась.

Потребовалось время, чтобы собраться с мыслями: Л, конечно, хорошо замаскировалась косметикой и украшениями, но декольте и руки под ними были черными и синими. Л вся в ужасных синяках и ссадинах.

Спросил, не хочет ли Л что-нибудь мне рассказать. Сначала изобразила непонимание. Я спросил прямо, как она пострадала. Казалось, Л вспомнила про синяки, но отмахнулась от них, как от пустяка – просто поранилась сама. Уточнил, как.

Л нервно пожала плечами.

– Так глупо, я просто… у нас в квартире бетонные ступени, ведущие в спальню. Была поздняя ночь. Я спустилась на кухню за водой, была немного пьяна, оступилась на ступеньке и упала.

Спросил, обратилась ли она в больницу. Л моргнула, засмеялась, сказала, что нет, это была просто глупая оплошность. Я осторожно уточнил, имеет ли Курт к этому какое-либо отношение.

Л покачала головой, в ее глазах стоял страх.

Я заметил слабые следы отпечатков пальцев на шее. Сказал, что не думаю, что Л откровенна со мной. Л все больше нервничала, настаивала, что говорит правду. Я указал на шею, спросил, откуда взялись отметины, и Л замолчала.

Сказал, что понимаю, как это, должно быть, ужасно, но напомнил, что она сказала, что доверяет мне больше, чем кому-либо другому. Очень важно, чтобы Л говорила мне правду.

Л приняла защитную позицию. Заявила, что рассказала все, что можно было рассказать, потом замолчала, избегая моего взгляда. Мы зашли в тупик.

В этот момент я применил тактику, которая, возможно, была сомнительной, но – учитывая серьезность ситуации – я использовал ее, поскольку знал, что она будет эффективной. Пригрозил прекратить нашу совместную работу. Сказал, что отношений не будет, если Л лжет. Если она не может быть честной, я не смогу ей помочь.

Л встала и сказала, что на сегодня нам пора заканчивать. Объявил ей, что не буду выставлять счет за сеанс, но ей следует серьезно подумать и решить, хочет ли она сказать правду и двигаться дальше или готова расстаться прямо сейчас.

Л начала плакать. Сказала, что расскажет мне все; несмотря на то, что у нас было всего несколько сеансов, наши отношения уже очень важны для нее. Умоляла меня не бросать ее. Я предложил салфетки – вместо этого Л рухнула мне на грудь. Подождал, пока она успокоится, затем усадил ее. Попросил рассказать реальную историю.

Это случилось в прошлый четверг. Они пошли ужинать с мамой, чтобы отпраздновать помолвку. Л заранее нервничала: Курт и Карен не ладят. Спросил почему.

– Я не знаю, на самом деле. – Л вытерла глаза. – После папы мама перестала доверять всем мужчинам, включая Курта. Курт знает, как много значит для меня ее мнение, как сильно я ценю ее одобрение. Может быть, он чувствует в ней угрозу. После ужина Курт был в ужасном настроении. Иногда с ним такое случается, когда он находится под большим давлением. Но я подумала, что, возможно, смогу вывести его из этого состояния. Итак, мы… Боже, это так неловко! Ну, Курт и я… иногда наша сексуальная жизнь немного… нетрадиционна?

Я попросил уточнить.

Л порозовела.

– О боже! Я никогда не говорю о подобных вещах. Но думаю… если вы считаете, что это важно… – Нервно вдохнула. – Курту нравится быть агрессивным. И ему нравится, когда я, ну… покорная. Когда я играю эту роль.

Это ни в малейшей степени не удивительно – напрямую соотносится с восприятием Л секса из родительского моделирования. Попросил Л продолжать.

Она заговорила, заламывая руки.

– Он бывает довольно грубым. Разговаривает со мной свысока. И заставляет меня делать вещи, унизительные вещи, в местах, где нас могут увидеть или даже застукать. Это часть острых ощущений.

Спросил, нравится ли ей это.

– Конечно! – быстро проговорила Л. (Это также неудивительно: Л, скорее всего, в отрицании, убеждает себя, что наслаждается дисбалансом власти – знакомым отголоском родительской динамики. Основываясь на истории, я тогда задался вопросом, пробовала ли Л когда-нибудь другую, более нежную версию секса.)

– Просто у нас всегда был такой секс, – продолжила Л. – В первый раз, когда мы были вместе…

Л замолчала, побледнев. Снова почувствовал, что она что-то скрывает от меня. Попросил ее описать воспоминание, которое она только что увидела.

Взгляд Л метнулся назад. Покачала головой, вымученно улыбнулась.

– Это неважно. Дело в том, что в четверг вечером он был агрессивен. И я смирилась с этим, как делаю всегда, только на этот раз я не могла перестать думать о вас.

– Обо мне?

– Я имею в виду наш разговор об актрисе, с которой он переспал. Я все время думала о том, как вы сказали, что мне нужно прямо поговорить с ним об этом. И по мере того, как это происходило, я… я начала чувствовать, что, возможно, это ненормально. Возможно, мне действительно сто́ит поговорить с ним об этом. Поэтому я подождала, пока он… ну вы знаете… и я подумала: ладно, теперь он чувствует себя лучше. Спокойнее. Может быть, что бы с ним ни происходило, это прошло. Поэтому позже, когда мы ложились в постель, я спросила, спал ли он с ней. Изменил ли он мне.

– Что он сказал?

Л покачала головой.

– Он отрицал это.

– Он солгал вам?

Кивнула.

– И что же произошло потом?

Голос Л стал тихим:

– Он по-настоящему разозлился. Сказал, не может поверить, что я способна обвинить его в чем-то подобном.

– Такое часто случается, когда кто-то чувствует себя виноватым. Это был газлайтинг[11].

Л кивнула.

– И я просто молчала, потому что в моей голове все время крутились мысли: «Но я знаю, что это правда!» и: «Это не тот Курт, которого, как мне казалось, я знала». Наверное, несмотря ни на что, я надеялась, если спрошу прямо, он сломается и извинится. Преисполнится раскаяния и будет молить меня о прощении. Пообещает, что это никогда больше не повторится. Но лгать мне в лицо? И его ярость…

В любом случае, думаю, ему не понравилось, что я замолчала. Казалось, это разозлило его еще больше. Он начал кричать, какая я неблагодарная. Что я ревнивая, собственница, которая все выдумывает. Я действительно не помню, что произошло дальше… думаю, возможно, я заблокировала это.

Только помню, как внезапно его руки оказались на мне. Он начал трясти меня, пытаясь заставить ответить. А я ничего не говорила. Может быть, я плакала? Я просто помню, что чувствовала себя… оцепеневшей. И его рука схватила меня за горло – прямо здесь, – и вот тогда я по-настоящему испугалась. Я сделала шаг назад… наверное, не понимала, что стою так близок к краю. Я шагнула с верхней ступеньки и упала навзничь.

Он не толкал меня. Он не пытался причинить мне боль. Это была просто… ужасная ошибка. Я упала и, наверное, потеряла сознание. Я очнулась внизу, в объятиях Курта. Он поддерживал мою голову и твердил, как ему жаль. Вел себя именно так, как я и надеялась. Только уже было слишком поздно.

– Лила, вы могли серьезно пострадать.

– Нет, со мной все было в порядке, правда. И в любом случае, это была моя вина. Необходимости ехать в больницу не было. Я не хотела, чтобы это выплыло наружу и люди задавали вопросы, а потом старались исказить историю. Я была в синяках и немного в крови, но сейчас мне лучше. Просто больно. – Л обхватила голову руками. – И унизительно.

Я заговорил осторожно.

– Лила, то, что Курт сделал с вами, тот факт, что он схватил вас за шею, пытался задушить – это очень опасный сигнал. Вы ведь знаете, что его действия классифицируются как жестокое обращение, верно?

Л начала было протестовать, потом сдалась:

– Знаю.

Она признала Курта насильником: важнейший первый шаг. Я поблагодарил Л за доверие ко мне, подтвердил свою позицию в качестве ее союзника.

Л обхватила себя руками.

– Я продолжаю убеждать себя, что этого не может быть. Я думала, что знаю, куда движется моя жизнь. Думала, что знаю мужчину, за которого выхожу замуж. А теперь… Просто чувствую себя в ловушке.

Я подался к ней.

– Я знаю, вы чувствуете, что не можете избежать этого, но вы можете. И вы должны.

Л внимательно наблюдала за мной, будто пытаясь прочесть истинные намерения, стоящие за моими словами. Пытается понять, может ли она действительно доверять мне.

– Я помогу вам выпутаться из этого, Лила, – заверил я ее. – Я сделаю все, что потребуется.

Л затаила дыхание, не сводя с меня глаз. И на мгновение, такое короткое, что мне, возможно, почудилось, мне и впрямь показалось, что я увидел что-то новое в выражении ее лица: любовь.

8

– Итак, внимание всем, мы готовимся к длинному дублю, начиная со сцены в спальне Дика и Розмари. Это означает – закрытая съемочная площадка: только необходимый персонал. Всем остальным: большое спасибо, вы на сегодня свободны. – Это Иден: наушники, надетые как ободок для волос, и очки, похожие на защитные, куртка-бомбер застегнута на молнию до подбородка. Готова к большому погружению.

Руперт наблюдал за ней, теребя большим и указательным пальцами пуговицу на дедушкином кардигане, застегивая и расстегивая его, превращая петлю в бесполезную зияющую рану. Он с тревогой оглядел съемочную площадку, снова ощущая себя очевидным любителем, которого они неохотно терпели, незваным гостем в их элитном и непроницаемом конклаве. Он никогда не будет – не сможет – соответствовать.

Почувствовав, что за ним наблюдают, Курт оторвался от разговора с Майком, ассистентом. Их глаза встретились, и у Руперта скрутило живот.

– Ты можешь идти, Руперт. – Курт многозначительно кивнул.

Руперт нервно сдвинул очки на переносицу и повернулся, глубоко засунув кулаки в карманы, когда выходил из комнаты.

Было ошибкой соглашаться на эту работу – теперь он понял. Если это и означало быть писателем, что ж, подобное не для него.

В самом начале, когда он подписывал контракт, эта возможность казалась воплощением мечты. Его первой профессиональной работой стало сотрудничество с его героем! Со времен «Игры в ожидание» Руперт Брэдшоу был поклонником Курта Ройалла номер один. Этот фильм, по ощущениям, был новой вехой в мире кино. Подобные истории были именно тем, что необходимо рассказывать; и Руперт был уверен, что он тот писатель, который их напишет. Вместе они с Куртом взяли бы индустрию штурмом.

Но это было тогда, еще до того, как Курт Ройалл сокрушил его душу.

Реальность работы с Куртом сильно отличалась от того, что представлял себе Руперт. Конечно, Курт сказал, что его волнуют реальные, значимые перемены, но как только они начали снимать, стало кристально ясно, что все это были пустые разговоры. Курту Ройаллу и его леммингам было наплевать на святость письменного слова, на неприкосновенность искусства. В конце концов, все, что заботило этих людей, – власть. И – говоря прямо – похоже, его герой оказался полным дерьмом? Что ж, это заставило Руперта серьезно усомниться в порядочности отрасли в целом.

Единственным исключением – его единственным союзником с самого начала – стала Лила Крейн. Она была единственной, кто сохранил моральные устои, и он знал, что она делает все, что в ее силах, чтобы победить систему изнутри. Кроме того, с первого дня и до сего момента Лила оставалась единственной причиной, по которой Руперт Брэдшоу находился здесь.

Но после всех оскорблений, которые Курт и компания обрушили на него за последние пару недель, возможно, Лила была недостаточной причиной. Он вздохнул и направился по длинному коридору, ведущему к лифту. Возможно, он выпьет чашечку чая и найдет тихое местечко в парке, понаблюдает за бесцельным плаванием уток. Поразмышляет о цели в жизни. Потому что, черт возьми, он точно не должен был здесь оказаться.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Слово «Tribeca» – жаргонное наименование одной из гламурнейших улиц Нью-Йорка.

2

Американский кинорежиссер, сценарист и продюсер.

3

Все было идеально (фр.).

4

Имя нарицательное, обозначающее эгоистичного и безответственного в отношениях с противоположным полом мужчину, повесу и ловеласа.

5

Удачи вам, дети мои (фр.).

6

Десенсибилизация и переработка движением глаз (ДПДГ, EMDR) – метод психотерапии, разработанный Френсин Шапиро для лечения посттравматических стрессовых расстройств.

7

«Грязный мартини» – коктейль, который включает в себя водку, сухой вермут и жидкость от консервированных оливок (маслин).

8

«Подвал» – это список имен, которые украшают нижнюю часть официального постера к фильму.

9

Селективные ингибиторы обратного захвата серотонина.

10

Класс психоактивных веществ со снотворным, седативным, анксиолитическим (уменьшение тревожности), миорелаксирующим и противосудорожным эффектами.

11

Газлайтинг – форма психологического насилия, главная задача которого заставить человека усомниться в своей адекватности.