Развод. У него была другая жизнь

Вечером, когда Катя вернулась из школы, я не стала рассказывать ей о сплетнях, услышанных мамой. Ни к чему девочке знать грязные подробности, достаточно и так тяжёлой правды – что отец предал семью. Вместо этого мы просто ужинали вместе, обсуждая школьные события, новых друзей Кати, фильм, который она хотела посмотреть на выходных. На короткое время мне удалось создать иллюзию нормальности, забыть о предстоящей битве.

Укладывая Катю спать, я заметила в её глазах вопрос.

– Что-то изменилось, мам? – спросила она. – Ты сегодня какая-то… другая.

Я присела на край её кровати.

– Да, милая. Мы начали действовать. По-настоящему.

– И мы… победим? – в её голосе была такая жажда уверенности, такая потребность в обещании, что на мгновение я растерялась. Но потом решила, что моя дочь заслуживает честности.

– Я не знаю, Катюш. Но я знаю, что мы сделаем всё возможное. И даже если что-то потеряем – мы не потеряем себя. Это точно.

Она вдруг обняла меня с неожиданной силой.

– Я горжусь тобой, мам, – прошептала она мне на ухо.

Эти простые слова стали для меня ярче любой победы в суде. Моя дочь видела во мне не жертву, не брошенную жену, а сильную женщину, которая борется за свои права. Я не могла желать лучшего примера для неё.

Ночью я долго не могла заснуть. Перед глазами проносились события дня – встреча с адвокатом, рассказ мамы о прошлом Ирины, разговор с Максимом Петровичем. Пазл нашей жизни за последние месяцы складывался в новую картину. Я вспомнила все странности в поведении Андрея, его нежелание обсуждать будущее, его отстранённость.

«Всё было спланировано с самого начала», – эта фраза пульсировала в моей голове. И с этим осознанием пришло ещё одно – ключевое: мне не в чем себя винить. Не моя забота о болеющей маме стала причиной разрыва. Не моя усталость или невнимание. Просто Андрей оказался слабым человеком, попавшим под влияние другой женщины, и при этом сделавшим свой собственный выбор – предать, солгать, разрушить семью.

Это понимание не уменьшало боли от предательства, но дарило освобождение от чувства вины. И с этим новым чувством внутренней свободы я, наконец, погрузилась в глубокий, спокойный сон, впервые за долгие недели не видя кошмаров.

А утро встретило меня звонком от Ильи.

– Ольга Владимировна, встречный иск принят. Мы начали процесс. Теперь готовьтесь – будет непросто, но я верю в нашу победу.

Я улыбнулась, чувствуя прилив решимости. Началась новая глава моей жизни – глава борьбы и восстановления. И я была готова к этому пути.

Глава 7+

Первый звонок раздался в полночь. Настойчивый, пронзительный, вырвавший меня из зыбкого сна. Рука автоматически потянулась к телефону.

– Алло?

Молчание. Только странный шорох на другом конце линии и тяжёлое дыхание. Холодок пробежал по спине. Я нажала отбой, положила телефон обратно, но сон уже испарился. Взглянула на экран – номер скрыт. Случайность? Ошибка? Хотелось верить.

Утром следующий. Едва успела выйти из душа, как телефон снова ожил, требовательно вибрируя на тумбочке. И снова неизвестный номер.

– Алло? – повторила я, чувствуя, как неприятно сжимается желудок.

– Лучше отступись, – прошипел хриплый, намеренно искажённый голос. – Не лезь куда не следует, если не хочешь проблем.

Связь оборвалась раньше, чем я успела ответить. В этот момент мама заглянула в комнату:

– Что-то случилось? Ты побледнела.

Я рассказала о звонках. Её лицо посуровело, а морщинки возле глаз углубились.

– Начинается, – только и сказала она. – Я так и знала, что они не остановятся на достигнутом.

Весь день меня преследовало ощущение слежки. Казалось, за каждым поворотом, в каждом отражении витринных стёкол мелькал чей-то тёмный силуэт. Но, оборачиваясь, я видела только спешащих по своим делам прохожих, поглощённых собственными заботами.

К вечеру позвонила Катя, голос напряжённый, с нотками страха:

– Мам, можешь встретить меня у школы? Кажется… кажется, кто-то за мной наблюдает.

Сердце рухнуло куда-то вниз.

– Что значит наблюдает?

– Мужчина у забора, – её голос дрогнул. – Высокий, в тёмной куртке. Он смотрит на меня.

– Не выходи из школы! – я уже хватала ключи, на ходу натягивая пальто. – Я сейчас приеду. Оставайся с охранником.

Я мчалась на такси, проклиная каждый светофор. Внутри бушевал ураган – страх за дочь смешивался с яростью. До этого момента я думала, что их тактика запугивания направлена только на меня. Но вовлечь в это Катю… это переходило все границы…

Дочь ждала у поста охраны, бледная, с прижатым к груди рюкзаком. Увидев меня, бросилась навстречу с таким облегчением на лице, что сердце сжалось.

– Он ушёл, как только подъехало такси, – прошептала она, вцепившись в мою руку. – Но я его запомнила.

Дома я первым делом позвонила Илье.

– Это переходит все границы, – голос дрожал от сдерживаемой ярости. – Они запугивают Катю!

– Успокойтесь, Ольга Владимировна, – голос адвоката звучал твёрдо. – Именно этого они и добиваются – вывести вас из равновесия. Сделайте несколько вещей прямо сейчас: установите на телефоне приложение для записи звонков. Заведите дневник, где будете фиксировать все случаи преследования – дату, время, описание. Завтра подадим заявление в полицию.

– Думаете, в полиции помогут? – я не смогла скрыть скепсиса.

– Пока мы не попытаемся, не узнаем. Кроме того, сам факт обращения будет зафиксирован. Если ситуация обострится, эти заявления станут доказательством систематического преследования…

Как я и предположила, в полиции мое заявление приняли неохотно, но Илья сказал, что так надо, и я доверилась опытному в таких делах человеку. А вечером установила дополнительный замок на входную дверь – простая предосторожность, но она дарила хоть какое-то ощущение безопасности.

– Может, обзавестись газовым баллончиком? – предложила мама, наблюдая за моими приготовлениями. – Для самообороны.

Я покачала головой:

– Не думаю, что они зайдут так далеко. Это просто психологическое давление. Хотят, чтобы я сдалась, отозвала иск.

Но в глубине души я уже не была так уверена. Что-то в методичности их преследования, в холодной расчётливости заставляло думать, что они не остановятся на достигнутом.

Следующие три дня прошли в постоянном напряжении. Звонки продолжались – то молчание, то шёпот угроз. Приложение исправно записывало их, и я отправляла записи Илье. Однажды, выходя из офиса, я заметила того самого мужчину, которого описывала Катя. Он стоял через дорогу, делая вид, что изучает витрину магазина, но его взгляд был прикован ко мне. Я замерла, решая, что делать – подойти и потребовать объяснений или сделать вид, что не заметила. Выбрала второе. Сфотографировала его незаметно и тут же отправила снимок Илье с пометкой: «Кажется, это тот самый человек».

Спустя полчаса адвокат перезвонил:

– Это охранник из службы безопасности компании вашего мужа. Дмитрий Воронцов. Мои источники говорят, что он бывший сотрудник органов, с подмоченной репутацией. Идеальная кандидатура для грязной работы.

– Что мне делать, если он снова появится?

– Звоните в полицию. Немедленно. И мне тоже. Но не вступайте в контакт самостоятельно.

Я обещала, хотя внутри клокотала ярость. Что за игру затеял Андрей? Неужели он думает, что запугивание заставит меня отступить?

Мы установили дополнительные меры безопасности. Я начала провожать Катю до школы и встречать после, отменила все необязательные выходы из дома. Мама, несмотря на улучшение здоровья, тоже старалась не выходить в одиночку. Мы превратились в осаждённую крепость, но сдаваться не собирались.

В один из вечеров, когда тишину нарушали только тиканье часов и шелест страниц – мама читала, а я просматривала рабочие чертежи, – раздался звонок в дверь. Мы замерли. Было уже почти одиннадцать, слишком поздно для случайных визитов.

Я на цыпочках подошла к двери, посмотрела в глазок. Никого. Сердце колотилось так, что, казалось, его слышно в соседней квартире.

– Кто там? – спросила я, не снимая цепочку.

Тишина. Затем шорох, словно кто-то быстро отошёл от двери.

Утром обнаружила под ковриком конверт. Без подписи, без адреса. Внутри – фотография. Я у офиса Ильи, мы вместе выходим из здания. Снято с противоположной стороны улицы, издалека, но лица узнаваемы. На обороте надпись кривыми печатными буквами: «Мы знаем каждый твой шаг».

Я не стала показывать фотографию маме и Кате. Просто позвонила Илье, рассказала о находке.

– Я сейчас приеду, – голос адвоката звучал жёстко. – Это уже статья Уголовного кодекса – угрозы с целью отказа от правомерных действий. Сегодня же отправимся в полицию.

Спустя два часа мы сидели в кабинете следователя. Худощавый мужчина средних лет с усталыми глазами внимательно изучал наши материалы – записи звонков, фотографии, мой дневник происшествий.

– Понимаю ваше беспокойство, гражданка Морозова, – сказал он, закрывая папку. – Но пока здесь нет состава преступления. Фотография без явной угрозы, звонки… Да, они неприятные, но конкретных угроз жизни и здоровью не содержат.

Илья подался вперёд:

– Вы прекрасно понимаете, что это систематическое преследование. Запугивание с целью отказа от законных требований.

Следователь вздохнул:

– Я вас услышал. Ваше заявление мы примем, проведём проверку. Но будьте готовы, что результат может вас не удовлетворить.

– Они ничего не сделают, да? – спросила я Илью, когда мы сели в его машину.

– Сделают. В определённых пределах, – он завёл двигатель. – Но не ждите активных действий. Однако сам факт обращения важен. Если эскалация продолжится, каждое следующее заявление будет весомее.

По дороге домой я рассказала Илье о своих последних находках:

– Я проверила наш семейный альбом. Несколько фотографий пропали. Те, где я хорошо выгляжу. С отпуска, с конференции, где я получала награду. Как думаете, зачем?

Илья нахмурился:

– Готовит почву для заявлений о вашей «неадекватности». Без фотографий, где вы успешны и уравновешены, легче создать образ нервной, неуравновешенной женщины, от которой нужно «спасти» ребёнка.

Я поёжилась. Холодная расчётливость Андрея пугала больше, чем открытые угрозы.

Прошло ещё несколько дней. Звонки продолжались, но стали реже. Я старалась не обращать на них внимания, записывала и отправляла Илье, но не позволяла им управлять моей жизнью. Мы с Катей постепенно привыкали к новому распорядку – совместные поездки в школу и обратно, только по проверенным маршрутам, никаких незапланированных остановок.

И всё же каждый вечер, запирая двери и проверяя окна, я не могла отделаться от ощущения, что мы находимся под прицелом. Однажды ночью проснулась от странного шума – кто-то скребся у двери. Я замерла, прислушиваясь. Тишина, затем снова – тихий, методичный скрежет. Сердце колотилось так, что казалось, вот-вот выскочит из груди.

Стараясь не шуметь, я подошла к двери. Глазок показывал только пустоту коридора. Скрежет прекратился. Я стояла, затаив дыхание, не зная, что делать – открыть и проверить или вызвать полицию. Затем вспомнила совет Ильи и решила перестраховаться. Набрала номер экстренной службы, прошептала о подозрительных звуках у двери. Оператор пообещал прислать патруль.

Патрульные на удивление приехали быстро, осмотрели площадку, но ничего не нашли. И всё же один из них, пожилой сержант с внимательными глазами, посоветовал:

– Установите камеру, гражданка. В наше время дешевле предотвратить, чем потом разбираться.

Утром я позвонила Илье, рассказала о ночном происшествии. Его реакция восхитила:

– Я уже договорился об установке. Сегодня приедут специалисты. Миниатюрная камера для вашей двери, запись на сервер, доступ через телефон. Всё в рамках программы защиты клиентов нашего бюро.

Камеру установили быстро и незаметно. Небольшое устройство почти сливалось с дверным косяком, но обзор был отличный – вся площадка как на ладони. Теперь я могла проверять, кто звонит в дверь, прямо с телефона.

Мама следила за процессом установки с одобрительным кивком:

– Давно пора. Будем знать, что за гости к нам наведываются по ночам. – Её спокойствие и практичность всегда удивляли меня.

И решение не заставило себя ждать. Через три дня после установки камеры, около двух часов ночи, телефон подал сигнал – движение у двери. Я открыла приложение и увидела её – Ирину. Уже заметно беременную, но узнаваемую. Она осторожно оглядывалась, затем наклонилась к дверному коврику и что-то положила. После чего быстро ушла, постоянно оглядываясь.

Я лежала, парализованная шоком. Значит, вот кто стоял за ночными визитами! Не какой-то нанятый головорез, а сама Ирина – будущая мать, женщина в положении.

Утром под ковриком обнаружилась странная коробочка. Внутри – мелкие куски изрезанных фотографий. Наших семейных фотографий. Сверху записка: «Это всё, что останется от твоей жизни».

Я не стала трогать коробку голыми руками, использовала пакет, чтобы сохранить возможные отпечатки. Немедленно позвонила Илье, затем в полицию. В этот раз у меня было неопровержимое доказательство.

Следователь, тот же усталый мужчина, что принимал нас раньше, просмотрел видео с камеры несколько раз.

– Чёткая съёмка, – заметил он. – Лицо хорошо видно. И да, это уже можно квалифицировать как угрозу.

– И что теперь? – спросила я, стараясь не выдать дрожь в голосе.

– Теперь мы можем вызвать её на допрос. Официально.

– Но она беременна, – неожиданно для себя отметила я.

Следователь смерил меня странным взглядом:

– Беременность не даёт права запугивать других людей, гражданка Морозова.

Я кивнула, ощущая странное смешение чувств. С одной стороны, удовлетворение оттого, что Ирина, наконец, получит по заслугам. С другой – тревога. Что, если она действительно нестабильна? Что, если этот допрос спровоцирует её на ещё более безрассудные действия?

– Вы можете обеспечить мою безопасность и безопасность моей семьи? – прямо спросила я. – Если она решит отомстить?

Следователь тяжело вздохнул:

– В рамках закона сделаем всё возможное. Но, если честно, наши возможности ограничены. Охрану мы предоставить не можем. Но, – он сделал паузу, – вы всегда можете подать заявление о выдаче защитного предписания. Это запретит ей приближаться к вам и вашему дому.