Развод. У него была другая жизнь

Я чувствовала, как расправляются плечи, как распрямляется спина, как дыхание становится глубже, увереннее. Жизнь продолжалась. И в этой новой главе я больше не была беспомощной жертвой обстоятельств. Я была женщиной, готовой бороться за себя, за дочь, за своё будущее.

Глава 5+

Конверт пришёл в субботу, обычной почтой. Бледно-жёлтый прямоугольник с ровно напечатанным на принтере адресом, без обратного. Я вынула его из почтового ящика, машинально добавив к стопке рекламных листовок, которыми всегда набивали наши ящики по выходным. Обычная почта, обычный день.

В квартире пахло блинами – мама, которой в последнее время становилось лучше, решила побаловать нас с Катей завтраком. Она стояла у плиты, ловко орудуя лопаткой, концентрация на лице – словно хирург на сложной операции. Движения всё ещё чуть замедленные, но куда увереннее, чем месяц назад.

– Почта, – я бросила стопку на кухонный стол и потянулась за чашкой кофе. – В основном реклама.

– А конверт? – мама кивнула на жёлтый прямоугольник. – Может, счета?

Я пожала плечами, вскрывая конверт. Внутри оказался сложенный вдвое лист бумаги. Разворачиваю, пробегаю глазами первые строки… и чувствую, как холодеет всё внутри.

«В Московский районный суд г. […]. Истец: Морозов Андрей Сергеевич. Ответчик: Морозова Ольга Владимировна. Исковое заявление о расторжении брака и определении места жительства несовершеннолетнего ребёнка…»

Чашка задрожала в моих руках, кофе выплеснулся на скатерть, растекаясь неровным коричневым пятном.

– Что там? – встревоженно спросила мама, оборачиваясь.

– Он… он подал на развод. Он подал до того, как я о них узнала, – мой голос звучал глухо, как из-под воды. – И требует, чтобы Катя жила с ним.

– Что?! – мама всплеснула руками, забыв о сковородке, на которой шипел недопечённый блин. – Как он смеет? Это же абсурд!

Я перечитывала строки иска, и с каждым словом внутри нарастала ледяная ярость. В сухих юридических фразах Андрей описывал меня как «эмоционально нестабильную», «препятствующую общению с ребёнком», «неспособную обеспечить надлежащие условия в связи с уходом за тяжелобольной матерью». Выставлял мои усилия, мою любовь, мою заботу – как доказательство моей несостоятельности.

– Он опередил нас, – я сжала зубы так, что заныла челюсть. – Подал первым. Чтобы выглядеть пострадавшей стороной. Чтобы забрать Катю.

Мама выключила плиту и опустилась на стул рядом со мной. Её рука, всё ещё чуть неловкая после инсульта, легла поверх моей.

– Он не получит её, – твёрдо сказала она. – Катя уже достаточно взрослая, чтобы её мнение учитывалось. И она ясно дала понять, что не хочет иметь с ним ничего общего.

Я кивнула, пытаясь унять дрожь в пальцах. Скорее бы понедельник. Нужно срочно связаться с Ильёй Сергеевичем, подготовить встречный иск…

– А где Катя? – вдруг спросила я, осознав, что в квартире подозрительно тихо.

– К Лене пошла, – мама кивнула в сторону окна, выходящего на соседний дом. – Они какой-то доклад по истории делают вместе. Сказала, до обеда вернётся.

Я глубоко вдохнула, стараясь успокоиться. Хорошо, что Кати не было дома в этот момент. Ей не нужно видеть меня такой – растерянной, напуганной, злой. Оставлю новости о подлом манёвре её отца на потом, когда немного успокоюсь. Или, может быть, объясню как-то иначе… Хотя нет. Хватит лжи. Хватит попыток смягчить правду. Катя заслуживает знать, что происходит.

Мой телефон завибрировал, высвечивая незнакомый номер. Обычно я не беру такие звонки, но сейчас, в контексте этого иска, любая информация могла быть важной.

– Алло?

– Ольга Владимировна? – мужской голос, официальный тон. – Старший участковый Григорьев. Мне поступило заявление от вашего супруга, Андрея Сергеевича, о том, что вы препятствуете его общению с дочерью. Мог бы я приехать сегодня для выяснения обстоятельств?

Земля словно ушла из-под ног. Заявление участковому? После всего, что произошло, после измены, после двойной жизни, после всех его действий – он ещё смеет писать жалобы на меня?

– Приезжайте, – голос дрожал от с трудом сдерживаемого гнева. – Я буду дома весь день.

Повесив трубку, я тут же набрала Илью Сергеевича. К счастью, он ответил почти сразу.

– Ольга Владимировна, доброе утро. Что-то случилось?

Я выложила всё – и про иск, и про звонок участкового.

– Так, – в его голосе появились стальные нотки, – первое: ни о чём не беспокойтесь. Это стандартная тактика в таких делах. Ваш муж пытается создать видимость, что вы – злонамеренно препятствующая сторона. Второе: не подписывайте никаких бумаг, которые вам предложит участковый. Скажите, что проконсультируетесь с адвокатом. Третье: я приеду через час. К приезду участкового я буду на месте.

От его уверенного, спокойного тона мне немного полегчало. По крайней мере, я не одна в этой битве.

Через сорок минут в дверь позвонили. Я вздрогнула – неужели участковый пришёл раньше? Но на пороге стояла Катя, раскрасневшаяся, с рюкзаком за спиной.

– Мам, мы с Ленкой закончили раньше, – затараторила она, скидывая кроссовки в прихожей. – И знаешь что? Нам учительница сказала, что наш доклад лучший во всей параллели, и…

Она осеклась, заметив выражение моего лица.

– Что-то случилось?

Я помедлила. Говорить или нет? Но разве не в этом был наш договор – больше никакой лжи, никаких недомолвок между нами?

– Катя, нам нужно поговорить, – я кивнула в сторону гостиной. – Твой отец подал на развод.

Она застыла посреди коридора. В полутьме её лицо казалось бледнее обычного, только глаза горели лихорадочным блеском.

– И?.. – осторожно спросила она. – Мы этого ждали, правда же? Ты говорила, что наняла адвоката…

– Да, но, – я запнулась, ища правильные слова, – он требует, чтобы ты жила с ним.

Лицо Кати исказилось, словно от физической боли.

– Никогда, – прошептала она. – Никогда я не буду жить с ним и этой… этой…

Она недоговорила, но в её глазах стояли слёзы – не горя, а ярости. Той же холодной, опасной ярости, что разрасталась во мне с каждой минутой.

– Не волнуйся, – я обняла дочь, чувствуя, как её тело дрожит от напряжения. – Никто не заставит тебя переехать к нему. Тебе уже четырнадцать, суд обязательно учтёт твоё мнение. К тому же, Илья Сергеевич, мой адвокат, скоро будет здесь.

– Адвокат? Зачем? – она отстранилась, глядя на меня вопросительно.

– Ещё кое-что случилось, – я вздохнула. – Твой отец пожаловался участковому, что я не даю ему с тобой видеться. Полицейский скоро приедет для разбирательства.

Катя побледнела ещё сильнее.

– Он правда думает, что я захочу его видеть? После всего?

– Я не знаю, о чём он думает, – честно ответила я. – Но нам нужно быть готовыми.

Мы переместились на кухню, где мама уже накрывала на стол – словно обычный завтрак мог создать иллюзию обычного дня. Я пыталась проглотить кусок блина, но он застревал в горле. Катя даже не пыталась – просто сидела, уставившись в тарелку невидящим взглядом.

Когда прозвенел звонок, мы все трое вздрогнули. Я пошла открывать, от внезапного страха слегка подкашивались ноги. К счастью, на пороге стоял Илья Сергеевич – в строгом костюме, с кожаным портфелем, надёжный как скала.

– Доброе утро, – он вошёл, кивнув мне и оглядев прихожую профессиональным взглядом. – Участковый ещё не приезжал?

– Нет, вы первый, – я провела его на кухню, представила маме и Кате.

К удивлению, Илья Сергеевич проявил особое внимание к Кате – не как обычные взрослые, снисходительно или покровительственно, а как к равной. Спросил о школе, об увлечениях. Заметил на стене её фотографии природы и искренне восхитился.

– У вас настоящий талант, – сказал он, рассматривая снимок заледеневшего озера в лучах заката. – Я немного занимался фотографией в студенческие годы, но до такого уровня мне было далеко.

Катя покраснела от удовольствия:

– Это просто хобби…

– Очень серьёзное хобби, – заметил он с улыбкой, а затем посерьёзнел. – Катя, я понимаю, что ситуация непростая, и я не хочу вас тревожить, но мне нужно задать несколько вопросов до прихода участкового. Вы не возражаете?

Дочь кивнула, выпрямившись на стуле:

– Спрашивайте.

– Ваш отец пытался связаться с вами напрямую в последние недели? Звонил, писал сообщения?

– Да, – Катя нахмурилась. – Звонил каждый день. И сообщения писал. Я… я не отвечала.

– Почему? – мягко спросил Илья Сергеевич.

– Потому что не хочу с ним разговаривать, – в голосе Кати звучала решимость, совсем не детская. – Он предатель. Он разрушил нашу семью. Солгал всем нам.

– Ваша мама просила вас не отвечать на его звонки? Запрещала встречаться с ним?

– Нет! – Катя даже привстала, возмущённая таким предположением. – Наоборот, мама говорила, что я должна сама решать, общаться с ним или нет. Что он всё равно мой отец. Но я не хочу его видеть. Это моё решение.

Илья Сергеевич кивнул, делая пометки в блокноте:

– Хорошо. Это важно. Если участковый будет задавать вам вопросы, просто говорите правду. Ничего не приукрашивайте, не преувеличивайте. Только факты.

Не успел он закончить, как вновь раздался звонок в дверь. На этот раз это был участковый – подтянутый мужчина средних лет с усталым лицом человека, повидавшего слишком много семейных драм.

– Морозова Ольга Владимировна? – он сверился с блокнотом. – Я по заявлению вашего супруга, Морозова Андрея Сергеевича. Он утверждает, что вы препятствуете его общению с несовершеннолетней дочерью Екатериной.

– Проходите, – я пропустила его в квартиру. – Катя дома, вы можете поговорить с ней. И это мой адвокат, Илья Сергеевич Левин.

Участковый слегка нахмурился при виде адвоката, но кивнул:

– Возражений нет. Вы имеете право на юридическую поддержку.

В гостиной Катя сразу же начала говорить, не дожидаясь вопросов:

– Я не хочу видеть отца. Это мой выбор. Мама не запрещает мне с ним общаться.

Участковый оглядел всех присутствующих:

– Может быть, нам стоит поговорить наедине, Екатерина?

– Нет, – твёрдо сказала дочь. – Я хочу, чтобы мама и мой адвокат присутствовали.

– Ваш адвокат? – участковый поднял брови.

– Да, – вмешался Илья Сергеевич. – В свете искового заявления Морозова Андрея Сергеевича, где он требует определить место жительства ребёнка с ним, мы решили, что несовершеннолетней нужна своя юридическая защита. Её интересы могут не совпадать ни с интересами матери, ни с интересами отца.

Это было новостью и для меня, но я сдержала удивление. Стратегия Ильи Сергеевича начинала вырисовываться – показать, что Катя – не пешка в наших с Андреем играх, а самостоятельная личность со своими правами и желаниями.

Участковый задал ещё несколько вопросов – когда Катя в последний раз видела отца, пытался ли он прийти к ней в школу, настаивала ли я на прерывании контактов. Всё это время Илья Сергеевич сидел рядом с дочерью, иногда тихонько подсказывая, как лучше сформулировать ответ, но не вмешиваясь в суть.

Наконец, участковый захлопнул блокнот:

– Что ж, ситуация ясна. Заявление вашего супруга не имеет под собой оснований. Девочка сама отказывается от контактов, вы этому не препятствуете. Составлю рапорт по результатам проверки. Однако, – он помедлил, – должен вас предупредить. Если ситуация изменится, и вы начнёте активно препятствовать общению отца с дочерью, это может быть расценено как нарушение его родительских прав. С соответствующими последствиями.

– Никто не собирается нарушать чьи-либо права, – вмешался Илья Сергеевич. – Мы действуем строго в рамках закона.

После ухода участкового я почувствовала такую усталость, словно разгружала вагоны. Нервное напряжение последних часов отхлынуло, оставив только свинцовую тяжесть в конечностях.

– Вы отлично справились, – сказал Илья Сергеевич, обращаясь к Кате. – Очень собранно, по существу. Многие взрослые теряются в таких ситуациях.

Катя слабо улыбнулась:

– Я просто сказала правду.

– Иногда это самое сложное, – тихо ответил он, и я услышала в его голосе отголоски какой-то личной боли.

Когда мы проводили адвоката до двери, он тихо сказал мне:

– Это только начало, Ольга Владимировна. Первый выпад, первая проверка сил. Будьте готовы – дальше будет сложнее.

– Что вы имеете в виду? – я похолодела, не понимая, что могло быть хуже, чем сегодняшний иск и визит полиции.

– Дальше начнётся настоящая война, – его глаза смотрели серьёзно, без тени паники, но с холодной уверенностью человека, знающего, о чём говорит. – Если он пошёл на такой шаг, значит, готов бороться до конца. Ждите провокаций, попыток выставить вас неадекватной, неуравновешенной, плохой матерью. Это стандартная стратегия в таких делах. Агрессивная, но, увы, эффективная.

– Я не боюсь. Мне нечего скрывать. Я хорошая мать. А он… он предатель, как верно заметила Катя.

Илья Сергеевич улыбнулся – не профессионально сдержанно, а с искренним восхищением:

– Вот эту решимость и держите. Она вам понадобится. А я буду рядом, помогать с юридической стороной.

Когда он ушёл, мы с Катей и мамой ещё долго сидели на кухне, допивая остывший чай. Разговор не клеился – каждая из нас была погружена в свои мысли.

– Странно, – наконец нарушила молчание Катя. – Папа так долго делал вид, что ему всё равно. Почти не появлялся дома, не интересовался моими делами. А теперь вдруг так отчаянно хочет, чтобы я жила с ним?

Я вздохнула, не зная, как объяснить дочери циничную логику взрослых игр.

– Катюш, – осторожно начала я, – иногда для людей важнее не сам человек, а победа. Не ты, а возможность доказать, что он – лучший родитель, чем я.

– Или дело в деньгах, – мрачно предположила мама. – Если Катя будет жить с ним, он не будет платить алименты. И ещё сможет тебя заставить платить.

– Мама! – я бросила на неё предупреждающий взгляд. Не стоило посвящать Катю в эти меркантильные подробности.

– А что? – фыркнула мама. – Правду говорю. Он всегда был прижимистым, когда дело касалось денег. Помнишь, как не хотел отдавать тебе деньги на новое зимнее пальто для Кати два года назад? Сказал, что старое ещё можно починить?

Я помнила. Как и многое другое, что старательно гнала из памяти, защищая перед дочерью образ идеального отца. Но, наверное, пришло время перестать приукрашивать реальность. Перестать создавать иллюзии. Катя уже сделала свой выбор, основываясь на собственных наблюдениях, а не на моих рассказах.

Вечером, когда мама и Катя уже легли спать, я стояла у окна, бездумно глядя на мерцающие огни ночного города. Телефон в руке тихо вибрировал – Андрей звонил в третий раз за вечер. Я не брала трубку. Всё, что нужно будет сказать, мы скажем через адвокатов. Через суд. В свете юридических формулировок, подкреплённых статьями закона.

Я почти собиралась выключить телефон, когда экран высветил входящее сообщение. От Андрея. «Зря ты так. Я просто хочу, чтобы всё было по-хорошему. Цивилизованно. Подумай о Кате».

«По-хорошему» – это не подавать на развод втайне, не жаловаться в полицию, не строить из себя жертву. «По-хорошему» – это не предавать, не лгать, не разрушать семью.

Я положила телефон экраном вниз, не удостоив сообщение ответом. Заварила чай, который не собиралась пить. Просто нужно было чем-то занять руки, унять нервную дрожь, которая появлялась всякий раз при мысли об Андрее, его беременной любовнице, его лживых глазах, его подлых манёврах.

В какой-то момент я замерла, поражённая внезапной мыслью: я больше не чувствовала боли. Не было жгучей обиды, разъедающей душу ревности, тоски по разрушенному счастью. Только холодная, расчётливая решимость дать отпор. Защитить себя, дочь, нашу жизнь. Может, это и есть настоящее исцеление? Не прощение, не принятие, а трезвое понимание: некоторых людей нужно просто вычеркнуть из своей жизни. Как опасную инфекцию, которую нужно изолировать, чтобы выжить…

Глава 6+

Звонок будильника разорвал утреннюю тишину. Я открыла глаза, на мгновение ощутив привычное забытье после сна. Но только на мгновение. Реальность накатила тяжёлой волной, как это происходило каждое утро последние недели: измена, двойная жизнь, иск, полиция… Перечень предательств, которые нанёс мне Андрей, разрастался как снежный ком.

Я тихо поднялась с кровати, стараясь не шуметь. Стены в нашей квартире были тонкими, а Катя теперь спала чутко, часто просыпалась от кошмаров. Все недавние события сильно отразились на дочери – она стала замкнутой, тихой, словно повзрослела за считаные дни.

На кухне уже хлопотала мама. За прошедшие недели её состояние заметно улучшилось – движения стали увереннее, речь яснее. Словно сама ситуация, требовавшая от неё сил и собранности, ускорила восстановление.

– Я заварила тебе чай, – она поставила передо мной дымящуюся чашку. – Есть будешь?

Я покачала головой. Кусок в горло не лез. Сегодня предстояла важная встреча с Ильёй Сергеевичем – нужно было обсудить нашу стратегию после того, как Андрей подал иск.

– Тебе нужны силы, Оленька, – мама поставила передо мной тарелку с яичницей. – Хотя бы немного. Нельзя воевать на голодный желудок.

Воевать. Именно это слово точно описывало происходящее. Не развод, не разрыв отношений, а именно война – с атаками, отступлениями, флангами и тылами. Я никогда не думала, что окажусь на поле такой битвы. Что человек, с которым я прожила пятнадцать лет, окажется противником.

– У тебя сегодня встреча с адвокатом? – мама села напротив, внимательно глядя на меня.

– Да, в десять. Я подам встречный иск, как советует Илья Сергеевич.

Мама одобрительно кивнула:

– Правильно. Нельзя только обороняться, нужно и атаковать.

За последние дни она стала настоящим стратегом, выдавая мне советы, которые, как ни странно, часто совпадали с рекомендациями Ильи. Может быть, горький опыт её собственного развода, о котором она впервые рассказала мне, давал ей это понимание.

На пороге кухни появилась сонная Катя – волосы растрёпаны, глаза ещё затуманены дрёмой.

– Доброе утро, – пробормотала она, опускаясь на стул.

– Доброе, солнышко, – я коснулась её плеча. – Выспалась?

Катя неопределённо пожала плечами. Под глазами залегли тени – свидетельство бессонных ночей и слёз, которых она не показывала при мне, но которые я иногда слышала сквозь дверь её комнаты.

– После школы поедешь к Лене? – спросила я, пытаясь создать иллюзию обычного утра.

– Нет, сразу домой, – она посмотрела на меня с какой-то взрослой серьезностью. – Буду готовиться к контрольной.

Ещё несколько минут обычной утренней суеты – завтрак, сборы, – и вот мы уже вышли из квартиры. Я проводила Катю до школы, крепко обняла на прощание. Она ответила на объятие с неожиданной силой, словно черпая от меня энергию для предстоящего дня.

– Всё будет хорошо, – пообещала я, и на мгновение сама почти поверила в это…

Офис Ильи Сергеевича встретил меня привычной атмосферой собранности и порядка. Секретарь сразу проводила в кабинет – я стала частым посетителем за последние недели.

– Доброе утро, Ольга Владимировна, – Илья поднялся мне навстречу. – Вижу, вы готовы к решительным действиям.

Я кивнула, доставая из сумки папку с документами.

– Я собрала всё, что вы просили. Выписки со счетов, договоры, квитанции о моих вложениях в бизнес Андрея.

Он внимательно просмотрел бумаги, делая пометки в своём блокноте.

– Отлично. Теперь мы можем подать встречный иск с чёткими требованиями. Доля бизнеса, компенсация вложений, право на квартиру, алименты на дочь. Всё по закону.

– Я… я готова, – голос слегка дрогнул, но глаза оставались сухими. Слёзы давно закончились, оставив место холодной решимости.

– Великолепно. Мы подадим документы сегодня же, – Илья откинулся в кресле. – Есть ещё кое-что, о чём я хотел с вами поговорить. Нам нужны свидетели, которые могли бы подтвердить ваш вклад в семейный бизнес.

Я задумалась. Моё участие в делах Андрея не афишировалось, но оно было.

– В самом начале, когда он только открывал первый магазин, я привлекла своих клиентов из архитектурного бюро. Три крупных строительные компании начали закупать у него сантехнику именно благодаря моим связям, – сказала я, удивляясь, что совсем забыла об этом.

– Кто-то из тех людей мог бы это подтвердить?

– Максим Петрович Конев, директор «СтройГрада». Он тогда очень хвалил меня за рекомендацию. И Елена Сергеевна из «АртСтрой», моя бывшая начальница. Она знает, что я вкладывала деньги от своей премии в развитие бизнеса мужа.

Илья кивнул, записывая имена.

– Прекрасно. Я свяжусь с ними. Любое подтверждение вашего вклада усилит позицию.

Мы ещё долго обсуждали детали иска, формулировки, суммы. Поговорили и о том, как вести себя в случае провокаций со стороны Андрея или Ирины.

– Главное – не поддаваться эмоциям, – наставлял меня Илья. – Они хотят, чтобы вы сорвались, показали себя неуравновешенной. Не давайте им такого козыря.

Я кивала, ощущая странную отстранённость от происходящего. Словно всё это случалось не со мной, а с какой-то другой женщиной, чью историю я наблюдала со стороны.

– Что ж, думаю, мы готовы, – подытожил Илья, закрывая папку с документами. – Теперь нам остаётся только ждать реакции противоположной стороны.

Выйдя из офиса адвоката, я не чувствовала ни облегчения, ни удовлетворения – только решимость идти до конца…

Вместо того, чтобы сразу поехать домой, я решила прогуляться по набережной. Мне нужно было собраться с мыслями, подготовиться к следующему шагу – возможно, самому важному за всё время. Я должна была позвонить Максиму Петровичу, попросить его свидетельствовать в суде о моём участии в начале бизнеса Андрея. Этот звонок требовал мужества. Максим Петрович был влиятельным человеком в нашем городе, и мне неловко было втягивать его в свои семейные проблемы.

Звонок Максиму Петровичу я сделала прямо там, на набережной. К моему удивлению, он не только помнил о моей роли в начале бизнеса Андрея, но и выразил готовность свидетельствовать.

– Ольга, я всегда знал, что без вас Андрей не добился бы и половины своего успеха, – сказал он. – Ваши контакты, ваши идеи, ваша поддержка – всё это было фундаментом его бизнеса. И если сейчас нужно это подтвердить официально – я к вашим услугам.

Его слова придали мне новых сил. Так странно было осознавать, что окружающие видели мой вклад яснее, чем я сама…

Домой я вернулась с чётким планом действий и неожиданно ясной головой. Мама должна была прийти позже – у неё был плановый приём в больнице. И я решила приготовить ужин, чтобы порадовать её и Катю, которая, как обычно, возвращалась из школы голодной и уставшей.

Но к моему удивлению, мама вернулась раньше, чем я ожидала, и с каким-то странным выражением лица – смесь возмущения и торжества.

– Ты не поверишь, что я узнала! – воскликнула она, едва переступив порог. – В больнице! От Светланы, той медсестры, которая всегда так внимательна к пациентам.

Я напряглась, неготовая к новым потрясениям.

– Что случилось?

Мама опустилась на стул, переводя дыхание.

– Эта Ирина, – начала она, и даже само имя прозвучало как ругательство, – оказывается, известная особа в определённых кругах. К ней уже уходил семейный мужчина.

Я застыла с ножом в руке, остановив нарезку овощей.

– Что ты имеешь в виду?

– Светлана рассказала, что у этой… женщины такая репутация. Она хвасталась своей подруге – медсестре из другого отделения – как «удачно подцепила бизнесмена и что у неё всегда был нюх на деньги», – так и сказала!

Я медленно опустила нож, чувствуя, как внутри всё холодеет.

– И это не всё, – продолжила мама, подавшись вперёд. – Оказывается, она работала в компании, которая сотрудничала с фирмой Андрея. Всё было спланировано с самого начала, понимаешь? Она нацелилась на него.

Я опустилась на стул рядом с мамой, пытаясь осмыслить эту новую информацию. Картина предательства становилась ещё более мерзкой, но, странным образом, менее болезненной. Словно, узнав о расчётливом плане Ирины, я получила последнее доказательство того, что мой брак был обречён не из-за моих действий или бездействия.

– Но знаешь, – сказала я после паузы, – какой бы расчётливой ни была Ирина, главная вина всё равно на Андрее. Он взрослый мужчина, он делал свой выбор каждый день на протяжении многих месяцев. Никто не заставлял его лгать, изменять, вести двойную жизнь.

– Конечно. Мужчины любят представлять себя жертвами коварных соблазнительниц, но правда в том, что они сами выбирают, кому хранить верность. Сильные остаются преданными семье, слабые ищут оправдания.

Я кивнула, чувствуя, как внутри разливается странное спокойствие. Да, это откровение не имело юридической силы, не могло повлиять на судебное решение. Но для меня, для моего внутреннего равновесия оно значило многое. Я больше не мучилась вопросами: «Что я сделала не так? Где недосмотрела? Как могла быть настолько слепой?». Теперь я понимала – против меня играли в нечестную игру. И всё же главным предателем был именно Андрей. Не Ирина с её планами, не обстоятельства, неслучайность – а муж, сознательно выбравший ложь…