Птичка Воробей

– Эх, не успел сбежать, – пробурчал старичок, пряча в уголках рта довольную улыбку. – Видимо, Светлым богам и в этот год было угодно оградить меня от общения с Инквизиторами, – он принялся греметь ключами и отпирать свой кабинет.

Я с интересом рассматривала длинные уши Ульриха, торчащие в разные стороны и покрытые седоватым пушком.

– Господин Ульрих полуэльф, – тихо шепнула мне сестра Мерле. – И не пялься так на его уши, это неприлично.

Я удивилась. По земным фэнтезийным книгам все эльфы, как и их смески, до гробовой доски обладали неземной красотой и изяществом. При виде их заострённых ушей я, как попаданка, должна была немедленно впасть в экстаз и желать только одного – дотронуться до его ушей. Но мне не хотелось. Да и Ульрих был далёк от идеала красоты. Сутулый до горбатости, невысокого роста с кругленьким брюшком и кривыми тощими ножками. Как-то не особо верится, что он в молодости был покорителем девичьих сердец и идеалом их мечтаний.

Старичок отворил дверь и бодро прошествовал вперёд, приглашающе махнув нам следовать за ним. Я замялась, и сестра Мерле подтолкнула меня в спину, впихивая в его кабинет. Хотя кабинетом эту каморку можно было назвать с натяжкой. Маленькое пространство от сравнения с кладовкой спасало только высокое окно с узорчатой решёткой, которое выходило в монастырский дворик. Стол напротив окна и стеллажи возле стен были хаотично завалены свитками и кристаллами разных размеров.

– Какой бардак! – сморщила нос сестра Мерле.

– К следующему Параду планет разберу, – отмахнулся Ульрих и указал мне рукой на единственный стул в центре комнатушки.

– То же самое ты говорил и в прошлый раз, – фыркнула монахиня и подтолкнула меня к стулу.

– Сегодня смена Инквизитора Игнара, я не ждал странников и не стал вносить изменения в мой порядок…

– Хаос, ты хотел сказать, – перебила она его.

– Упорядоченный, прошу заметить, – он назидательно поднял вверх указательный палец и оставил последнее слово за собой, – Ну-с, юная дева, поведайте мне, как вам удалось пережить смену брата Игнара.

– Не иначе как Светлые боги вмешались судьбу этой крошки! – воскликнула сестра Мерле, снова подталкивая меня к стулу. – Брат Ксандр спас девочку от этого изверга.

Я сдалась и села. Господин Ульрих с восторгом принялся рассматривать меня, точно выискивая на мне какие-то особые отметки.

– Я уверена, девочку ожидает великое будущее! – не унималась монахиня. – Наверняка с лёгкостью поступит в Магическую Академию. А там и до высшего света ей уже рукой подать.

Старичок принялся доставать из ящиков-шкафчиков кристаллы разного размера и уставлять ими свой стол, небрежно смахивая мешающие ему свитки на пол.

– Ну, это мы сейчас посмотрим, – предвкушающе потирая ладони, проговорил Ульрих. – Хочу сам проверить, что брат Ксандр наконец-таки поймал Игнара за развоплощением обычного странника, а не сосланца.

Я внутренне похолодела, увидев среди артефактов очень похожий на тот, что был на подносе у монаха в серой рясе.

«Ой-ёй, вот сейчас-то тебя, Линочка, на чистую воду и выведут. И влетит уже брату Ксандру за то, что не распознал в тебе сосланку из мира Грязь…»

– Положи свою правую ладонь на этот кристалл… как там тебя зовут?

– Эвелина, – ответила я, вздохнула и подчинилась: всё, мне конец.

– Да ты будешь уже третьим, кто проверяет её на этом артефакте! – рассердилась сестра Мерле. – Магию, я тебе говорю, магию нужно замерить!

Я приготовилась уже к худшему, но артефакт под моей ладонью мигнул, издал жалобное «вздынь!» и погас. Точно так же, как посох у брата Игнара. Похоже, Милка была права насчёт моего патологического везения. Стоило ли мне тогда так надрываться с компанией? Может быть, и без титанических усилий она смогла бы выплыть? Да не-е, глупость какая! На удачу надейся, а сам не плошай.

– Проклятье! Разрядился, – воскликнул Ульрих и потряс кристалл. – Всё из-за тебя! Кудахчешь под руку, как курица! – напустился он на Мерле.

Сейчас старичок напоминал мне истерящего сумасшедшего профессора, у которого сорвался интересный эксперимент. Монахиня подбоченилась, с грацией разозлённой кобры мягко обогнула меня и нависла над его столом.

– Что ты сейчас сказал? Повтори, – угрожающе прошипела она.

Нос Ульриха почти уткнулся в её шикарный бюст. В серую складочку ткани между грудями упал и взгляд старичка. И фатально слишком долго оттуда не выныривал…

– Ах ты ж, охальник! – взвилась Мерле, схватила с его стола первый попавшийся свиток. – Голова седая, лысая совсем, а всё туда же! – и принялась охаживать его свитком по этой самой голове.

– Да… ай! Что ты… ой! – пытался увернуться Ульрих и, наконец, ему это удалось, когда он забился в дальний противоположный от неё угол. – Я сейчас никому ничего замерять не буду, если ты не прекратишь! Сама своими… – он запнулся, обозначая рукой район её груди. – Своими прелестями… сначала сама на меня набрасывается и за это бьёт ещё!

Монахиня снова на него замахнулась. Он угрожающе поднял указательный палец вверх:

– Не-а. Даже не думай. Серьёзно тебе говорю, выйди из кабинета. В противном случае будете меня из отпуска дожидаться. А я подумывал ещё и на больничный уйти… Теперь из вредности точно уйду!

Сестра Мерле скрипнула зубами, швырнула свиток ему на стол и вышла из каморки. Встала точно на пороге – уже не кабинет, но ещё и не коридор – и демонстративно сложила руки на груди. Мол, дальше она с места не сдвинется.

– Вот и хорошо, стой там, – удовлетворённо сказал Ульрих, вернулся к столу и убрал разрядившийся артефакт. – Так как говоришь твоё имя, фамилия?

– Эвелин… а, – произнесла я и захлопала ртом от осознания того, что весь мой план с амнезией летит в тартарары: я спалилась по полной. Потому, как не может человек, потерявший память, помнить своего имени.

– Ну? А дальше? – внимательно посмотрел на меня старик.

– Не помню… – жалобно пробормотала я.

– А из какого ты мира? Помнишь хоть что-нибудь?

– Да что ты привязался, старый болван?! – снова не выдержала сестра Мерле. – Сказано же тебе, не помнит она. Отстань от девочки! Она и так сегодня уже натерпелась.

Ульрих фыркнул и проигнорировал монахиню.

– Ладно, раз не помнишь, то и к лучшему. А то, чтобы исключить попытку возвращения домой, пришлось бы тебе стирать память. Представляешь себе лица родственников, когда странники возвращаются домой, где их уже похоронили, в чужом теле и заявляют: «Мама-папа, я вернулся»? К тому же, эта процедура очень болезненна… Да долго, хлопотно… и вообще у меня уже обед начался! В общем, ну его, это стирание памяти, без него обойдёмся.

Я с облегчением выдохнула: само мимо пронесло! Он взял со стола какой-то гладкий цилиндрический кристалл:

– Давай-ка сюда свою левую руку. Будет немного жечь, – я протянула ему требуемое. Ульрих быстро коснулся цилиндром моего левого запястья, что-то пробурчал себе под нос, и руку обожгло болью. Но неприятные ощущения быстро ушли, и на коже осталось похожее на тату почти чёрное клеймо.

– Эвалин Перри, – прочитала я вслух витиеватую вязь.

Ульрих согласно кивал головой:

– «Перри» переводится как «странник». Это стандартная фамилия для таких, как ты. Вместе с меткой на одежде у тебя будет ещё год проявляться символ, обозначающий, что ты странник. Это поможет тебе избежать неприятностей. Например, если вдруг ты нарушишь какое-нибудь негласное правило неизвестной расы.

– Это метка, наоборот, добавит девочке неприятностей, – снова подала голос Мерле. – Люди зачастую относятся к странникам с предвзятостью.

– Закон есть закон, – огрызнулся старик. – Не мне решать. Я, может быть, тоже убеждён, что проявляющаяся метка на одежде – это уже слишком. Достаточно уже фамилии, которая в некоторых районах используется в качестве ругательства…

Новая информация меня не порадовала. Только этого мне ещё не хватало!

– Ничего, дорогая, – мягко проговорила Мерле. – Выйдешь замуж, и фамилия изменится. К счастью, ты девочка, и для тебя это не навсегда.

Ну да, конечно. Только вот как раз-таки замуж я и не планировала. Всё, хватит с меня. Одного Женечки за глаза хватило. Буду жить для себя, раз шанс такой выдался. А любовь-морковь и белое платье… Нет уж, пусть у кого-нибудь другого случаются.

– К чему такое кислое личико? – решил поддержать меня Ульрих. – Я уверен, год пролетит быстро, и не заметишь, как метка перестанет проявляться на одежде. Эвалин Перри, вполне неплохо звучит, как по мне.

– Очень даже плохо! – прошипела Мерле. – Ты, старый осел, что наделал?! Ладно, фамилия, против закона не попрёшь, но имя?! Как теперь исправить?!

– А что с ним не так? – не понял Ульрих.

– Она же тебе человеческим языком сказала, что её зовут Эвелина. А на клейме что? Ты откуда это имя-то взял?

– А разве это не одно и то же? – безразлично пожал плечами старик.

– Так бы и дала тебе по башке! – погрозила она ему кулаком.

– Но-но, – предостерегающе произнёс он и снова поднял вверх указательный палец. – Напоминаю прытким: обед, отпуск, больничный. Три месяца, и моральную компенсацию ещё сдеру за побои.

Монахиня раздражённо громко выпустила воздух сквозь зубы, но промолчала.

– Пусть останется Эвалин, – сказала я, пытаясь успокоить эту парочку: я устала, хотела есть и пить, а оформление документов затягивалось. Когда стало понятно, что смерть мне не грозит, нервы расслабились, и тело потребовало отдыха.

Старик-полуэльф достал из ящика золотистый лист пергамента и аккуратно разложил его на столе.

– Приложи левую ладонь к листу и плотно прижми. Артефакт считает с тебя информацию, определит магию и выдаст распределение. Это не больно и безопасно.

Я послушно положила ладонь в центр золотистого артефакта. Лист заиграл искрящимися блёстками, и кожу стало немного покалывать. Не больно, но самую малость неприятно. Через мгновение покалывание прекратилось.

– Всё, убирай руку, – сказал Ульрих, взял лист и легонько подул на него. Так, как обычно делают, чтобы просохли чернила. – Так-так, посмотрим…

Даже со своего стула я увидела, как на листе начало что-то проявляться. Чем больше информации выдавал артефакт, тем кислее становилась физиономия старика.

– Ну? Что там? Не томи, – поторопила сестра Мерле, словно материализуясь у меня за плечом.

– Магия низкая и вся взаимоисключающая. С такими данными никакая Академия девочке не светит. Ага, вот, распределение. Вам, юная Эвалин, рекомендовано прибыть в Усвар.

– Усвар?! Какой ещё, к Забытым, Усвар?! Девочка должна остаться здесь, в столице, в Даклеое, я чувствую это! А-а-а! Дай сюда! Ты, наверное, читать на старости лет разучился! – монахиня стремительно подскочила к столу и вырвала у него из рук лист.

Быстро пробежала по тексту глазами, побледнела, помахала листом себе перед лицом, будто боясь упасть в обморок, и протянула артефакт мне.

«Эвалин Перри, – прочитала я. – Четырнадцать лет. Рекомендация для распределения на первый год проживания – город Усвар, Предгорье», – далее шло изображение отпечатка моей ладони с петельками-закорючками и процентное соотношение магии. Ни одна стихия не превышала десяти-пятнадцати процентов. Чуда не будет, я – не великая магичка. Академия и принц мне не светят. Может быть, это и к лучшему.

– Проблема в том, дорогая Эвалин, – кисло проговорил Ульрих, – что вся имеющаяся в тебе магия взаимоисключающая. Вода подавляет огонь, огонь воздух и так далее. То есть тебе будет сложно управляться даже с простыми бытовыми артефактами…

– Усвар… Предгорная дыра Усвар… даже не Гудзор, – страдальчески простонала сестра Мерле, закатывая глаза к потолку. – Гномы, орки и ни одного приличного аристократа на сто миль…

– Почему же ни одного? Туда частенько кого-нибудь ссылают, – удивился Ульрих.

– Вот именно! – злобно зашипела на него монахиня. – Приличных не ссылают, приличные здесь, в Даклеое, остаются! Это всё ты, лысая башка, что-то не то намагичил! А ну, сейчас же всё переделывай, пока я тебе остатки волос не повыдёргивала!

Старик достал из ящика мешочек и бросил на стол. Судя по металлическому звону, в нём были монеты.

– Так, всё, хватит! У меня не только обед, а уже и отпуск начался! И больничный! Бери девчонку, вот монеты на билет и идите, не задерживайте меня! – с этими словами он бойко принялся выпихивать нас из своей каморки.

Сестра Мерле еле успела схватить мешочек с монетами, как старикан уже выставил нас с нею за дверь.

– Если поспешите, ещё успеете на поезд, который идёт как раз до Усвара. А не успеете, значит ждать вам его три дня, пышечка моя. И неизвестно, не захотят ли снова Инквизиторы посмотреть на уникум, переживший смену брата Игнара. А кому, как не тебе знать, что их, помимо хамелеонов, очень интересуют и малосильные граждане, такие, как Эвалин. Так что, скачите быстрее, козочки мои, пока ножки ваши целы! – он показал Мерле язык и захлопнул перед её носом дверь, когда монахиня снова на него замахнулась.

Глава 3

Щель под дверью вспыхнула голубым свечением на мгновение.

– Порталом ушёл, негодяй, – сказала сестра Мерле, снова помахивая у себя перед лицом ладонью. – Но как бы это ужасно ни звучало, возможно, этот пошляк прав, и тебе лучше будет пока пожить вдали от столицы. Затем, когда достигнешь совершеннолетия, сможешь перебраться в другой, более технически развитый мир. Где уровень магии не столь важен, а Орден Инквизиции не так яро раскинул свои щупальца… Храни их Светлые боги! – снова знак-закорючка у лба. – Ох, милая, прости! Это я виновата. Так радовалась за тебя, что ненароком сглазила твою удачу. Раскаркалась: «академия-академия»! И вот, пожалуйста! Верно говорят, не спеши радоваться поперёд дела…

Я успокаивающе погладила монахиню по руке. Мне было приятно, что эта женщина так переживает о моей судьбе. Хотя, казалось бы, кто я ей, да? Но, видимо, во мне и правда что-то есть, раз Мироздание благословляет меня подобными Мерле людьми.

– Так, негоже раскисать! – шмыгнула носом монахиня, схватила меня за руку и опять потащила за собой по коридорам. – Времени до убытия поезда осталось мало, а нам так много нужно успеть сделать!

Я безропотно старалась поспевать за ней. Но в реальности просто мотылялась позади, гулко бухая своими ботиночками по полу на поворотах, чтобы не вмазываться в стены. Ладно, будем смотреть правде в глаза: меня болтало из стороны в сторону, как непотребное в проруби, пока монахиня тащила меня на буксире, крепко держа за руку. Мерле неслась вперёд со скоростью локомотива, и встречные монахи сразу вжимались в стены и без предупреждающего гудка. Тьфу-ты, окрика. Вот это дрессура… аж завидно! Сразу заметно, уже не раз кеглями от неё летали.

– На твоё счастье, у меня там живёт двоюродная сестра Марвена Торн. Держит в Усваре таверну «Хромой пёс».

Теперь мне были понятны познания сестры Мерле об этом городке. И раз она сказала: «Дыра-орки-гномы», значит, так оно и есть.

– Я напишу письмо, передашь ей его сразу по приезде. Пусть присмотрит за тобой, пока ты там в приюте жить будешь.

– Какой ещё приют?! В смысле, поживёшь в приюте?! – я резко упёрлась обеими ногами в пол, пытаясь затормозить.

Но для Мерле это не стало препятствием, она с лёгкостью продолжала тащить меня за собой.

– Не хочу я ни в какой приют! Можно как-нибудь без него обойтись?

– Ну, а где ты там жить-то будешь? Комнату над таверной снимешь? Их Марвена сдаёт только на ночь. Или девицам лёгкого поведения из Гудзорского борделя. Одни с мужчинами путешествуют в качестве компаньонок, дорогу им скрашивают. А кто специально в Усвар рожать приезжает, чтобы ребёночка потом в приюте оставить. Опасно там девочке без присмотра жить, таверна есть таверна. Да и на что? В Усваре, как и во всех городах, где есть детские сиротские дома, гражданам запрещено давать детям деньги. Если и возьмут на работу, то за еду. А плата за жильё? Одежду себе на что покупать будешь? В приюте хоть какая-то, но крыша над головой будет. В обноски, но одета. Усвар находится в низине у подножия гор, там даже летом холодно. Точно! – хлопнула она себя по лбу. – Тебе ещё пальтишко нужно раздобыть. Что-нибудь поплоше, чтобы не отобрали…

– Так! Стоп! – строго сказала я. То, что я сейчас услышала, меня совсем не обрадовало и нужно узнать подробности, пока не стало слишком поздно.

Монахиня резко затормозила и удивлённо уставилась на меня.

– Объясни мне толком, какая жизнь в приюте, иначе я с места не сдвинусь. Образование есть? Будет ли у меня возможность куда-нибудь поступить потом?

– Ой, да какое там образование, – махнула рукой Мерле. – Если читать-писать детей выучат, и то хорошо. Девочки после наступления совершеннолетия едут в Гудзор и пристраиваются служанками, или … в бордель. Мальчики идут матросами или чернорабочими.

Ага, ясно. Девочки в бордель, а после рожают и сдают детей в тот же приют, из которого и вышли. Порочный круг какой-то. Не-не-не, я на такое подписываться не хочу.

– Есть возможность несовершеннолетнему жить не в приюте?

– Ну-у… силком туда никто тащить не будет, конечно, – пожала плечами Мерле. – Но как ты без денег-то проживешь? Припрёт, сама придёшь, деваться-то тебе некуда. Но имей в виду, на воротной арке любого приюта висит артефакт. Пройдёшь под воротами и автоматически будешь зачислена. Тут уже да, всё строго. Если сбежать надумаешь, будут ловить и возвращать в этот приют раз за разом. Так что сразу решай, как жить дальше. Я напишу Марвене, пусть приютит тебя на несколько дней. Осмотришься в городе, пообвыкнешь, да и поймёшь, что других вариантов у тебя нет.

Я благодарно покивала, а сама сделала пометку в мозгу:

«Ищи, Лина, варианты! Приют – как крысиная клетка, раз войдёшь и уже ничего путного в жизни не добьёшься. Образование тебе хорошее нужно, пуще хлеба насущного. Будет образование, выкарабкаешься как-нибудь».

– Ну? Идём тогда? Времени совсем нет. Ещё с собой тебе нужно что-нибудь перекусить собрать. И пальтишко, опять-таки, найти… Рассиживаться некогда, на поезд бы не опоздать. Так что, извини, хоть и обещала тебя накормить после магической проверки, но кушать теперь тебе придётся в вагоне, – и снова потащила меня за собой.

Монахиня собрала мне с собой небольшой саквояж, разумно снабдив сменой нижнего белья и чулок. Раздобыла простенькое, сильно поношенное, но чистое коричневое пальто с кожаными ремешками на шее. Стоило мне его надеть, как на плече и правой стороне груди тут же возник узорный орнамент с буквой «С» в центре – метка странника, которая будет проявляться ещё год.

На перроне, в пару, суете и толкотне, сестра Мерле всунула мне в руку мешочек с монетами из своих личных сбережений и конверт с письмом для своей кузины. Несколько раз трогательно обняла, поцеловала в лоб, осенила своим, уже привычным мне, знаком-загогулькой и мягко втолкнула в вагон. Ехать до Усвара мне предстояло одной. Выдавив из себя улыбку, я помахала ей на прощание и, цепко зажав в пальцах билет, пошла разыскивать своё место.

Вагон оказался общим. Но приятно порадовали мягкие сиденья, обращённые друг к другу и узкий столик между ними. Я поставила саквояж и выглянула в окно, выискивая в толпе сестру Мерле. Люди пёстрой рекой текли возле вагона. Шумели, толкались, но светло-серого наряда монахини в этой толчее видно не было. Может быть, оно и к лучшему: долгие проводы – лишние слёзы. А Мерле и так уже для меня много сделала.

Я вздохнула и села на своё место, притулив саквояж возле себя. Из него ощутимо потянуло вкусным запахом пирожков и чего-то ещё съестного. Живот бурно отреагировал голодным урчанием на аромат. Я осмотрелась. Пассажиры занимали свои места, махали провожающим в окна. Как-то неловко доставать перекус и есть. Пожалуй, подожду, когда кто-нибудь ещё решит трапезничать, и тогда без стеснения тоже поем.

Чтобы отвлечься от мыслей о еде, я принялась рассматривать людей на перроне. Толпа поражала воображение своей разномастностью. Я легко угадала в высоких светловолосых и остроухих господах эльфов, а в кряжистых, точно вырубленных из серой скалы – орков. Вот необычайно красивая, но бледная девушка вскользь мазнула по мне глазами, и я заметила в них красные отблески. Неужели вампир? А там, распихивая толпу локтями, пробирались гномы, на первый взгляд показавшиеся мне детьми. Но заплетённых в косы бород у детей не бывает.

Какой теперь мне казалась Грязь… – тьфу-ты! То есть Земля – серой и унылой. Здесь жизнь била ключом, энергия будто наполняла воздух. Я чётко ощущала разницу. Да, на Земле аура похожа на стоячую воду, нужно каждый раз прилагать усилия, чтобы вытянуть себя из депрессивного настроя. Вытягивать себя буквально за волосы. А здесь, стоило мне приуныть, невидимые потоки омыли меня, стирая и унося мою печаль.

Конечно, будущее пугало своей неизвестностью, но новый мир манил, разжигал внутри любопытство. Хотя, возможно, это просто влияние на сознание нового, ещё детского тела, а не то, что я себе напридумала.

Паровоз издал громкий свистящий гудок и обдал перрон паром. Вагон слегка вздрогнул, и толпа плавно поплыла за окном вместе с вокзалом. Пассажиры стали успокаиваться, отлипать от окон и рассаживаться согласно купленным билетам. На сиденье рядом со мной присел седоватый мужчина в строгом костюме. Он развернул газету и углубился в чтение. Стараясь не выглядеть излишне навязчивой, я скосила глаза и рассмотрела его ухоженные руки, блестящие золотом запонки на манжетах. Этот человек явно был не из рабочего класса. Возможно, юрист или бухгалтер, если такие профессии здесь имелись.

Удовлетворив любопытство, я отвернулась к окну. Поезд выезжал из города, словно объезжая его по кругу, и я имела удовольствие полюбоваться на храмы, ратуши и, конечно же, дворец.

«Возможно, я когда-нибудь ещё сюда вернусь, – мысленно вздохнула я и откинулась на сиденье. – Но не ранее, чем Инквизиция перестанет неровно дышать смертью моей персоне в затылок».

Поезд набирал скорость, всё чётче выбивая колёсами ритм по рельсам: «ту-ту-тук-тук, ту-ту-тук-тук». Двух-трёхэтажные дома сменились каменными лачугами. А вскоре и те растаяли в изумрудных полях. Все краски казались более насыщенными, ярче, чем на Земле. Небо синее, а трава зеленее. Хотя, возможно, всё дело в смоге. А вернее, в его отсутствии.

На сиденье напротив грузно плюхнулась запыхавшаяся женщина и стала шумно обмахиваться веером. Рядом с ней скромно приткнулся щуплый паренёк. Кровное родство в них угадывалось сходу: мать и сын. Я вежливо улыбнулась попутчикам. В ответ эта «мадам», кривя излишне ярко накрашенные губы, окатила меня презрительным взглядом. Что ж, бывает и такое. Возможно, моя вежливость была воспринята как попытка более близкого знакомства. В местном обществе явственно присутствовало чёткое разделение на слои. И, видимо, меня сочли низшим классом, оценив по одёжке. Хотя, в некотором роде, так оно и есть, она угадала: я – нищая. Пока.

Придав лицу невозмутимое выражение, я снова отвернулась к окну. Ехать ещё долго, и обострять ситуацию не хотелось.

– Ваши билеты, пожалуйста, – обратился к нам кондуктор.

Мой сосед по сиденью отложил газету и протянул свой билет. Кондуктор кристаллом-артефактом считал метку на запястье мужчины, сверился с билетом, оторвал от него корешок и вернул билет пассажиру. Следующей протянула свой билет я. Мой сосед снова раскрыл газету и опять углубился в чтение. Кондуктор повторил манипуляции с артефактом и корешком. Когда он закончил с оставшимися двумя моими попутчиками, кривящая губы матрона не выдержала:

– Послушайте, голубчик, – обратилась она к нему. – Скажите, неужели вот с этим ничего нельзя поделать? – она визгливо выделила в своей речи «этим» и ткнула пальцем в мою сторону.

Я не сразу сообразила, что она имеет в виду, и быстро оглядела своё пальто на наличие каких-либо пятен и прочих неэстетичных вещей. Когда ничего не обнаружила, до меня дошло, что эта мадам подразумевала ВСЮ меня.

– Билет у девочки в полном порядке, – пожал плечами проводник. – Что вы хотите?

– Как же?! Разве вы не видите, что это… – она сделала паузу и с ненавистью выплюнула мне в лицо: – Пэрри!

Ах, да, точно. Сестра Мерле и Ульрих говорили же, что в некоторых местах моя новая фамилия используется как пренебрежительное обращение к странникам. Порой даже как ругательство. Не думала, что так скоро столкнусь с этим. Вот спасибо, Ульрих! Удружил так удружил.

– Что вы молчите?! – ярилась мадам всё сильнее. – Неужели, чтобы избавиться от общества этой пэрри, мне необходимо обратиться к начальнику поезда?!

Так-так, дорога до Усвара обещала быть невыносимо тяжёлой. Пассажиры уже заметили разгорающийся скандал и с интересом прислушивались. Некоторые, даже не стесняясь, глазели, привставая со своих мест. Вот, ещё мнят себя выше кого-то, а у самих полное отсутствие воспитания. В повисшей тишине я чётко слышала ползущие по вагону шепотки, точно змеиное шипение. И все они были на стороне этой мадам.