Круассан с любовью

– Сахра очень просила, чтобы мы зашли к Мине-абла: сказала, что им нужно поговорить.

Да, она заявила это без тени смущения! И не обратила ни малейшего внимания на мои широко распахнутые глаза. Ахмет задумчиво приподнял бровь, но больше спрашивать не стал. Тем временем Мине-абла уже поставила для нас тарелки. После короткого знакомства с Хаканом мы сели за стол, и я изо всех сил впилась пальцами в Эрвину коленку, но наша актриса даже это оставила без внимания.

На некоторое время воцарилась тишина, но через несколько минут мужчины вернулись к разговору о работе. Эрва, не привлекая внимания братьев, жадно ловила каждый взгляд Хакана, а я, не будучи такой смелой, вместо того чтобы смотреть на Ахмета, беседовала с Мине-абла. Вдруг Хакан повернулся ко мне:

– Сахра, Ахмет говорил, что ты набрала очень высокий балл на университетском экзамене. Поздравляю.

Ахмет рассказывал ему обо мне?

– Спасибо, – сказала я, пытаясь улыбнуться.

– А что ты хочешь изучать?

Прежде чем я успела ответить, все за столом хором закричали: «МЕДИЦИ-И-ИНУ!» Все потонуло во взрыве хохота, после чего Хакан повернулся к Эрве:

– А ты, Эрва, что планируешь? Тоже думаешь о медицине, как Сахра?

Когда он посмотрел на Эрву, я поняла, что он использует меня как прикрытие. Видно, он не хотел расспрашивать ее напрямую при братьях. Умный тактический ход! И он мог бы сработать, если бы парню удалось скрыть заинтересованность в голосе.

Эрва, как настоящая леди, положила вилку и, смотря прямо в глаза Хакану, заговорила медленно и чинно, пока я в который раз восхищалась ее смелостью:

– Одного врача на район вполне достаточно. – Она подмигнула мне, а затем продолжила бархатным голосом: – К тому же в этом году мой балл был не очень хорошим, поэтому я решила не подавать документы в вуз. Я подготовлюсь и пересдам экзамен на следующий год.

Я с удивлением уставилась на подругу. Почему я ничего не знаю об этом плане?

Эрва, видимо, догадалась, какие слова просятся мне на язык, потому что кивнула мне с видом «поговорим позже». Ладно, подумала я, отложим этот разговор. Я сидела и гоняла оливки по тарелке, и тут ко мне обратился Ахмет:

– Так о чем же ты хотела поговорить с Мине?

Очень удивленная, я подняла голову и встретилась с ним взглядом. Неужели ему действительно настолько интересно, чтобы специально об этом спрашивать?

Я быстро глянула на подругу – пусть придумывает, как выпутаться из своей же лжи. И Эрва, не задумываясь, сообщила:

– Это личное, братец, не для обсуждения при всех.

Закончив фразу кокетливым подмигиванием, она вызвала у Ахмета что-то вроде улыбки. Мине-абла не выдержала, наклонилась ко мне и шепнула:

– В чем дело?

Я видела, как Ахмет насторожился. Эрва тоже это заметила и, не скрываясь, ответила громко:

– В бабочках.

Я не смогла сдержаться и пихнула ее локтем. Она согнулась, а Ахмет вновь посмотрел на меня. И я в который раз не смогла разгадать значение этого взгляда.

Со стола убрали, и мужчины ушли по делам. Как только за ними закрылась дверь, Эрва уселась напротив Мине-аблы и начала допрос:

– Я пришла за информацией!

Мине-абла рассмеялась:

– Ты, должно быть, ошиблась дверью. За этим тебе к Айшин!

– Если бы человек, о котором я хочу узнать, был из Чыкмаза, я пошла бы к ней. Но я хочу услышать все, что ты знаешь об одном симпатяге, который часто бывает у вас в гостях.

Сперва Мине-абла удивилась, но затем стала рассказывать. Семья Хакана, как и наша, была из старых стамбульцев. Он окончил университет в тот же год, что и Ахмет. Вернулся из армии, и с тех пор они работают с Барышем и Ахметом в одной фирме. У него размеренная жизнь. На этом моменте Мине-абла, как тетушки, которые ходят сватать невест, добавила: «Очень воспитанный и уважительный молодой человек». Насколько известно Барыш-аби, девушки или сердечной зазнобы у него нет. (Эрва в этот момент заерзала на стуле, издав сдавленное восклицание.) А еще, когда он играл с маленькой дочкой Барыша-аби и Мине-аблы, он сказал: «Не могу дождаться, когда женюсь и у меня тоже будут такие красивые девочки». (Вот тут Эрва вскрикнула уже в голос.)

Когда Эрва бросилась на диван и начала строить планы насчет Хакана, Мине-абла улыбнулась и повернулась ко мне:

– А ты, Сахра, о ком хочешь разузнать?

Я в панике замотала головой и замахала руками, как делаю с тетушками, которые пытаются вытолкать меня на танцпол на свадьбе:

– Если я от этого поглупею так же, как Эрва, то я не хочу знать ничего, никогда и ни о ком!

Эрва отвлеклась от фантазий и состроила мне гримаску. Мине-абла взглянула на меня.

– В каждом сердце спит свой лев, – сказала она, словно намекая на что-то.

Она смотрела так, что я даже подумала, что она поняла мои чувства к Ахмету. Я отвела взгляд, но Эрва в очередной раз избавила меня от необходимости отвечать:

– В ее сердце никто, кроме меня, не спит. Хотя в последнее время ее мысли могут быть заняты бабочками…

После моего сердитого взгляда в адрес подруги Мине-абла стала настойчиво расспрашивать о бабочках. Пришлось рассказать. Хотя последнее письмо я получила уже два дня назад, и с тех пор никаких новостей не было.

Мине-абла, как и Эрва, нашла эту историю романтичной, но посчитала, что прекратить переписку было разумным решением. Она добавила, что это не только раздражает, но и может быть опасно. Потом она ушла укладывать дочку, а я села рядом с Эрвой: настало самое время обсудить один вопрос.

– Почему ты не сказала мне, что не будешь подавать документы?

– Потому что знала, что ты так отреагируешь.

Я сдвинула брови:

– Как это я отреагировала?

Эрва, хоть и с некоторой опаской, заявила:

– Так, словно от этого моего решения настанет конец света.

Я помолчала несколько секунд, показывая, что обижена, но не выдержала и снова повернулась к ней:

– Вообще-то, это тебя должно беспокоить, что ты потеряешь целый год.

– Вот видишь, я как раз об этом и говорю. Я не такая, как ты, Сахра, у меня нет твоих амбиций. Я из тех, кто говорит: «Что будет, то и будет, а что не будет – тому не судьба».

– Нельзя так рассуждать, Эрва. Если у тебя нет планов на будущее…

– Жизнь – это то, что происходит с тобой, пока ты строишь другие планы [15]. Ты сама мне так говорила, забыла?

Вот блин! Она оказалась лучше подготовлена к разговору, чем я. Я повесила голову, а Эрва мягко коснулась моей руки:

– Мне нравится, что у тебя большие мечты. Уверена, ты достигнешь каждой. Я бы тоже хотела сдать экзамены хорошо, как ты, но у меня не получилось. И я не расстраиваюсь из-за этого. Мои мечты достаточно малы, чтобы поместиться в нашем уютном районе. И то, что они маленькие, не значит, что они не сделают меня счастливой.

Я заставила себя улыбнуться в ответ. И, вспомнив первую пришедшую на ум отговорку, встала и сказала, что мне нужно домой. Эрва поняла, что я хочу побыть одна, и не предложила меня проводить.

Шагая по улице, я не понимала, отчего чувствую себя такой несчастной. Все говорили обо мне и моих больших мечтах, а сама я даже не могла вспомнить, когда они у меня возникли. По правде, я не знала, хочу ли этого для себя или чтобы оправдать ожидания окружающих. Разве не могу я, как Эрва, мечтать о чем-то маленьком, что поместилось бы в нашем районе? Задумавшись об этом, я поняла, что могла бы пожертвовать даже самыми прекрасными целями ради небольшого домика, в котором жили бы Ахмет и я.

Но мне тут же дали понять, что эта мысль, такая невинная, куда амбициознее мечты стать врачом. На тротуаре перед нашими домами стояла Ясмин – во всей своей красе. И я сразу осознала, что мне не стоит питать иллюзий.

Я ускорила шаг, направляясь к Ясмин. Что ей здесь нужно? Ахмет на работе, а я была уверена: единственное, что могло заинтересовать ее на этой улице, – это он. Подойдя, я остановилась и поздоровалась:

– Что случилось, Ясмин, какой ветер тебя принес?

Я не собиралась грубить – просто ничего не могла с собой поделать. В тот момент, даже если бы я сделала ей комплимент, он прозвучал бы как оскорбление. Полагаю, это и называется ревностью.

Она улыбнулась, продемонстрировав идеальные зубы, а затем указала на дом рядом:

– У меня дело к Ахмету, я жду его.

Я прикусила губу:

– Ахмета-аби нет дома.

Она уверенно улыбнулась:

– Мы только что созванивались, он вот-вот будет здесь и заберет меня.

Было трудно понять, какая часть ее фразы обожгла меня сильнее: то, что они созваниваются, или то, что он приедет за ней.

Хотя ревность грызла меня изнутри, я не позволила ей отразиться на лице. Я кивнула, и в тот же миг в конце улицы показалась машина Ахмета.

Он, казалось, был недоволен, увидев меня и Ясмин рядом. Открыв дверцу машины, он сначала посмотрел на меня, потом на нее. Брови Ахмета были сдвинуты, и мне показалось, что ему неловко из-за моего присутствия. Не дожидаясь, пока меня прогонят, я развернулась и пошла прочь. Ахмет окликнул меня, но я сделала вид, что не слышу, а он не стал повторять.

Разве он не намекал вчера вечером, что между ним и Ясмин ничего нет? Так что же это было сейчас? Мало им того, что они то и дело болтают друг с другом, – теперь они еще и на машине начали вдвоем кататься?

Когда я злобно скидывала обувь и расшвыривала в разные стороны, мама сказала, что мне пришло письмо, и она положила его мне на стол. Раздосадованная, я вошла в комнату и на мгновение замерла, увидев синий конверт. Я не была уверена, что хочу читать письмо. С другой стороны, я была готова на все, лишь бы забыть о том, что только что происходило снаружи.

Дорогая госпожа Сахра,

я вижу, что ваше последнее письмо было написано в сильном раздражении. Неужели то, что вы не смогли найти меня там, где искали, рассердило вас настолько, что вы забыли даже простейшие правила вежливости?

Счастливая бабочка

Я стиснула зубы. В этой истории с письмами, что бы там кому ни казалось, не было ничего романтичного! Она меня просто бесила! Очень, очень бесила! И я была уверена, что он делает это специально. И что еще за правила вежливости, которыми он мне тычет? Что я написала «ты» вместо «вы»? Что не использовала обращение? Уверена: его это вовсе не волнует, – он написал так, только чтобы меня вывести! Он просто играет со мной. И откуда-то знает, что я искала его! Возможно, в тот самый момент, когда я в ярости пинала рекламный щит, он подсматривал и посмеивался!

Расхаживая туда-сюда по комнате, я совершила ошибку: выглянула в окно. Ахмет как раз выходил из дома, держа в руке папку для документов и разговаривая с Ясмин, которая бесстыдно улыбалась ему во все свои тридцать два зуба. Я зло фыркнула и отвернулась. Села за стол и, не раздумывая, начала писать.

Уважаемая Счастливая бабочка,

я не знаю, почему вы продолжаете настаивать на этой игре со мной, и не могу этого понять! Да, я разозлилась, когда прочитала ваше последнее письмо: я подумала, что вы перешли границы, и до сих пор так думаю. Но теперь я понимаю, что вы специально, намеренно пытаетесь вывести меня из себя. Вам нравится эта игра, и, раздражая меня еще больше, вы планируете заставить меня продолжать играть.

Но позвольте сказать вам вот что: я не игрушка, чтобы развлекать вас и скрашивать вашу пустую и скучную жизнь!

Возможно, причина, по которой вы пишете мне, в том, что у вас нет друзей, и вы пытаетесь заполнить эту пустоту мной. Или, может, вы просто больной человек и пишете, как мне, еще десяткам людей. В реальной жизни вы настолько незаметны, что пытаетесь этими посланиями доказать, что существуете.

Я не знаю, какой из этих вариантов описывает вас, но в любом случае мне вас жаль.

Если то, что вы строчите мне письма, делает вас счастливым, тогда продолжайте.

Сахра!

Я сложила лист и сунула в конверт. Сказав маме, что я ненадолго, надела обувь с такой яростью, словно наказывала ее. И быстрым шагом вышла из дома, как раз когда Ахмет и Ясмин садились в его черную машину.

Я прошествовала мимо, не глядя в ту сторону и делая вид, что не вижу их. Когда я шагала к площади, они меня обогнали. Я не повернула головы, но прекрасно слышала через открытое окно смех Ясмин. Звучало так наигранно, что я почти уверилась: она делает это специально, чтобы меня довести.

Я отправляла письмо экспресс-почтой, с предельно кислой миной – почтовый работник вполне мог решить, что этим письмом я сообщаю возлюбленному о разрыве. Как будто в наше время еще остались влюбленные, которые шлют друг другу бумажные письма.

А на обратном пути я приняла несколько новых важных решений.

У моей самой большой мечты нет шансов сбыться. А я не могу позволить себе пребывать в таком раздрае каждый день от того, что вижу Ахмета.

Мне нужно как можно скорее уехать из этого района – и как можно дальше от него.

7. Прощание

Дорогая госпожа Сахра,

у меня не было намерения злить вас, выходить за рамки дозволенного или наводить вас на мысль, что я с вами играю. Прошу у вас прощения.

Ни один из перечисленных вами вариантов не верен, но я хочу, чтобы вы знали: у меня нет четкого понимания, почему я продолжаю писать вам. С момента прочтения вашего самого первого письма, отправленного на конкурс, все мои внутренние импульсы требовали написать вам. Некоторые слова в том письме задели меня за живое. Не знаю… Может, это прозвучит глупо, но они пробудили во мне какие-то чувства.

Говорят, что людям легче быть искренними с теми, кого они совсем не знают. Может, мне хотелось, чтобы вы открыли мне то, что прячете внутри, или, может, хотелось открыться в ответ. Даже читать те письма, в которых вы злились на меня, было приятно. Писать вам, читать вас – это приносило мне утешение.

Обмениваться бумажными письмами – как быть ребенком в девяностых. Это могут понять только те, кто жил в те годы. Помнить, как пахнет ароматизированный ластик, какой звук у кнопок приставки Atari; узнавать, что пора домой, не по часам на мобильнике, а по вечернему азану [16]. Мне нравилось это чувство…

Если письма, которые я отправляю, действительно причиняют вам столько неудобств, как вы перечислили, тогда, пожалуй, я прекращаю. Это последний синий конверт от Счастливой бабочки.

Надеюсь, однажды вы наберетесь смелости, чтобы взлететь к свету, и будете очень счастливы…

Счастливая бабочка

Это послание пришло несколько недель назад, и, не ответив, я положила конец нашей игре. Почти каждую ночь я перечитывала письма, и мне дико хотелось написать Бабочке, но каждый раз я себя останавливала. А сейчас решила прочитать это письмо в последний раз перед выходом из дома.

Сегодня – первый день моей оставшейся жизни! Первый день будущего Сахры! Сегодня – день, когда я зачислюсь в один из двух лучших медицинских вузов страны. Первый день всех будущих лет, которые я проведу без Счастливой бабочки, без Ахмета, без тех, кого люблю…

Когда я вышла из дома рано утром под мамины молитвы, я некоторое время смотрела на соседний пустой дом. Ахмет с семьей, как и каждый год, на две недели уехали в Айвалык [17], на дедушкину дачу. После того напряженного разговора с Эрвой о будущем между нами возникла небольшая холодность, и мы расстались, так и не отогрев наши отношения.

Еще одним событием, которое напрягло меня перед отъездом, стал пик слухов о том, что Ахмет встречается с Ясмин. Мало того: все, словно сговорившись, расспрашивали меня о них. Меня! Я не была такой тренированной, как Эрва, поэтому после нескольких вопросов начинала скрипеть зубами. Из-за этого по ночам иной раз было трудновато заснуть: челюсть ныла.

Что до Ясмин, то она, как и Ахмет, все начисто отрицала. Либо между ними действительно ничего не было, либо они договорились держать это в секрете. Но каждый раз, когда мы с ней сталкивались, она обязательно намекала на свою близость с Ахметом. Из-за этого я никак не могла вычислить, вместе они или нет.

Я покачала головой, отгоняя все эти мысли. Сейчас время сосредоточиться на своем будущем.

Как только я въехала в район, где находился институт, сердце у меня тревожно застучало. Подходя к зданию факультета, я была настолько взвинчена, что чуть не теряла сознание.

Факультет занимал несколько исторических зданий, два из которых оказались особенно большими. Я быстро сообразила, что в большинстве корпусов были клиники. Найти приемную комиссию, где требовалось зарегистрироваться, в одном из зданий, предназначенных только для студентов, оказалось не так-то просто. Молодые люди, которые изредка деловито пробегали по коридору, пробуждали мечты о прекрасном будущем, но справиться с текущим по венам страхом было выше моих сил.

Закончив с документами, я попыталась найти дорогу обратно и немедленно заблудилась. Какая-то девушка, заметив мою беспомощность, подошла ко мне, и я смущенно призналась, что не могу отыскать выход.

Она улыбнулась:

– Это случается с гораздо большим количеством людей, чем ты можешь представить, так что не волнуйся. В первую неделю так будет часто. Поэтому постарайся выходить на занятия заранее: закладывай время на то, чтобы заблудиться.

Кареглазая девушка говорила очень дружелюбно. Она была высокая, как волейболистка, и ее спортивное тело – да и лицо, что уж лукавить, – выглядело очень привлекательно. Она предложила проводить меня до сада:

– Если собираешься жить в общежитии, тебе лучше зарегистрироваться сейчас. А то оставишь на последние дни, и тебя поселят в одном из дальних корпусов, а оттуда чуть ли не на автобусе добираться.

Когда я планировала побег из Чыкмаза, общежитие стало едва ли не первым критерием выбора, так что в ответ я энергично закивала.

– Ладно, тогда пойдем, доведу тебя туда, где оформляют в общежитие. Я могу задействовать свои связи, и тебя устроят в один корпус со мной. – С этими словами она подняла брови с видом прожженого типа.

Я невольно хихикнула.

Девушка протянула мне руку:

– Кстати, я Су.

– А я Сахра. – Я робко коснулась ее пальцев, но она, словно чтобы развеять мою стеснительность, крепко сжала мою руку, потрясла ее и подмигнула:

– Добро пожаловать в ад, Сахра.

Пока мы шли и болтали, язык у меня потихоньку развязывался, так что мы быстро сблизились. Су казалась хорошей девушкой. Прямолинейной. Не ходила вокруг да около, а говорила то, что хотела. Все ее слова звучали четко и уверенно. Сильный характер – он вполне соответствовал ее росту.

Я поняла, что она мне нравится – как и я ей. Кроме того, ее связи действительно сработали. Су не только устроила меня в тот же корпус, где жила сама, но и провернула еще небольшую махинацию, в результате которой я заняла место девушки, которая выезжала из ее комнаты. По словам Су, в комнате жили три девчонки, и одна из ее соседок решила бросить учебу после третьего курса.

Су говорила об этом с радостью, потому что та девушка ей не нравилась, но меня этот рассказ привел в ужас. Заметив мое состояние, она положила руку мне на плечо:

– Знаешь, как говорят: из медицинского института может выйти все что угодно – иногда даже врач. Усердно учись, и все будет!

Су в этом году шла на третий курс. Рассказывая о своем опыте прошлых лет, она отвела меня в корпус, где мне предстояло жить. После короткой экскурсии она увидела знакомых и попросила извинить ее ненадолго.

Пока я ждала ее у входа в общежитие, к саду подъехал роскошный белоснежный спорткар с двумя дверями. Дверца со стороны пассажира открылась, и из машины вышла красивая девушка – правда, этот процесс немного затрудняли слишком откровенный топ и узкие-преузкие джинсы. Со стороны водителя лишь опустилось стекло. Девушка бросила на мужчину, чья голова показалась в окне, обожающий взгляд – не сказать чтобы взаимный. Из-за темных очков я не могла толком разглядеть лицо. Но у этого типа определенно был стиль.

Девушка пылко поблагодарила его за приятный вечер. В ее благодарности, вероятно, скрывался двойной смысл, так как губы парня изогнулись в улыбке. Она наклонилась и оставила легкий поцелуй на его нижней губе, затем отстранилась. И с видом милого щеночка протянула:

– Ненавижу, когда мне приходится уходить от тебя.

В ответ парень картинно снял очки и кончиками пальцев погладил ее щеку. Признаюсь, лицо, скрывавшееся за очками, было весьма приятным. Пусть даже мое сердце занято Ахметом – нужно быть монашкой, чтобы не восхищаться таким красавцем. Короткостриженые волосы, идеальный, будто нарисованный карандашом нос, приятные черты лица и ярко-голубые глаза, которые привлекали внимание даже больше, чем крутая тачка. На лице у него отразилась грусть – по-моему неискренняя, – и он заговорил так выразительно, что посрамил бы любого театрального актера:

Прости, прости. Прощанье в час разлукиНесет с собою столько сладкой муки,Что до утра бы мог прощаться я [18].

Девушка растаяла. А меня чуть не вывернуло. Этот тип воровал для своих шашней слова Шекспира!

– От таких слов я просто теряю голову. Тебе бы не доктором стать, а поэтом!

Шекспир в гробу бы перевернулся! Я закатила глаза. А этому типу за его декламацию досталась награда – долгий поцелуй, при виде чего меня действительно едва не стошнило. Когда девушка, маша ладошкой, вошла в общежитие, парень надел очки и поднес к уху мобильник, прежде чем завести машину и уехать. Поспорить готова: звонил другой девчонке.

Когда Су вернулась, мы обменялись номерами и долго обнимались. Было разумно начать заводить друзей в месте, где предстоит провести аж шесть лет. Но все же по дороге домой я чувствовала себя странно.

Я никому не говорила о своем решении поселиться в общежитии, кроме мамы. Хоть она и расстроилась, но легко приняла это и, вероятно, рассказала отцу. Раз он не возражал, значит, тоже смирился.

Самым сложным будет сказать Эрве. Как ни оправдывайся, она расстроится – подумает, что я ее бросаю. Но как мне сосредоточиться на учебе, если рядом с Ахметом я даже дышать нормально не могу? К тому же мне предстоит смириться с тем, что он не только не мой, а принадлежит другой. Да, я сама говорила, что люблю его безответно, – и все же каждый раз, когда он улыбался или смотрел на меня, во мне проклевывался этот проклятый росток надежды. А ведь рано или поздно я увижу его с кем-то – не с Ясмин, так с другой девушкой – и к этому нужно быть готовой. Я смогу найти в себе силы только вдали от него.

Когда я очутилась на нашей улице и направилась к дому, мимо меня проехала машина Ахмета – они наконец вернулись. Эрва выпрыгнула на тротуар и побежала ко мне, и по ее улыбке я поняла, что лед между нами растаял. Пока она обнимала меня, я смотрела через ее плечо на Ахмета, выходящего из машины. Его зеленые глаза, бросившие на нас быстрый взгляд, сверкали, как изумруды, на фоне его загорелой кожи. Каштановые волосы начали светлеть от яркого солнца. Глядя на его широкие плечи, я поняла, как сильно соскучилась по нему всего-то за две недели.

Как же я буду справляться уехав?

Эрва отпустила меня только для того, чтобы вытащить свою сумку из багажника.

– Мне нужно тебе кое-что рассказать!

Она схватила меня за руку и поволокла к нашему дому, оставив мое «с возвращением» в адрес ее родителей висеть в воздухе. Подруга быстро затащила меня в мою же комнату и опрокинула на кровать. Я присвистнула, увидев светлую полоску от купальника на ее ключице. Она хихикнула, затем села, возбужденно ерзая, и поджала ноги.

– Сахра, у меня для тебя одна хорошая новость, еще одна, из-за которой ты на меня рассердишься, и одна о-о-о-очень хитовая, просто пушка!

Я нахмурилась:

– Давай сначала первую. Раз уж другая меня взбесит, так пусть я хоть буду в хорошем настроении.

Она хлопнула руками по коленям, как будто била в барабан-бонго:

– Хакан попросил мой номер у Мине-аблы!

Я взвизгнула и крепко обхватила ее. Когда мы закончили обниматься, катаясь по кровати, Эрва уселась и перешла к следующей новости:

– Новость, из-за которой ты на меня рассердишься, такая: я тебе не говорила, но мы с Хаканом уже больше двух недель переписываемся.

Моя челюсть стукнула об пол – я даже толком разозлиться не смогла. Когда изумление прошло, я нетерпеливо прикусила нижнюю губу, испытывая одновременно радость и волнение:

– А что насчет последней новости?

Эрва выпрямилась, расправила плечи и слегка кашлянула, прочищая горло. Трудно было не рассмеяться от таких торжественных приготовлений.

– Мы с Хаканом теперь официально пара!

И тут мы заорали обе. Устав кататься по кровати, запыхавшиеся, улеглись рядом и начали смотреть в потолок.

– Сахра, этот парень так влюблен в меня! Не просто «так», а та-а-ак!.. Он готов воздвигнуть мне памятник, высечь мое имя на скале, переплыть океан ради меня!

Я громко расхохоталась и покосилась на нее:

– А ты?

Она поджала губы, словно задумавшись:

– Ну, что я к нему равнодушна, не скажу.

Мы обе хихикнули, но вдруг Эрва затихла и повернулась на бок лицом ко мне. Карие глаза-бусинки уставились в мои. Вид у подруги сделался очень серьезный: