Круассан с любовью

– Он передавал поздравления.

Я молча улыбнулась. Потом снова повернулась к двери и глубоко вздохнула. На этот раз дверь уже не пугала меня так сильно. Как будто на мне висел особый телефонный бафф. Услышав голос Ахмета, вспомнив о его существовании, я сразу почувствовала себя дома.

Правда, с первым же шагом внутрь моя решимость начала угасать. В издательстве было совсем не так спокойно, как выглядело снаружи. Не назову это столпотворением, но порядок тут царил какой-то сумбурный и… беспорядочный. А может, порядка вообще не было. Были только бесчисленные книги, коробки, люди и шум. Каждый, кто попадал в поле нашего зрения, бегал туда-сюда, как будто точно знал, что ему нужно делать. Мы смогли остановить пару человек, и я только и успела выговорить «письмо», а они тут же молча ткнули пальцем в сторону какой-то двери.

Либо у всех здесь имелась священная миссия, которую непременно требовалось исполнить, либо в издательстве работали сплошь грубияны.

Мы прошли в дверь, на которую указывали люди, даже не глядевшие на нас. В комнате за большим столом сидел в одиночестве, уставившись в ноутбук, молодой парень. Из-за огромных стопок документов вокруг он казался каким-то тщедушным. И, видимо, либо не заметил нашего присутствия, либо проигнорировал его. Я уже собиралась кашлянуть, как молодой человек вдруг заговорил, не поднимая головы:

– Можете оставить рукописи на сером столе справа.

По тону голоса было понятно, что он произносит эту фразу в миллионный раз. Эрва посмотрела на меня, а я почувствовала легкое раздражение. Заметив, что мы не двигаемся, парень снова заговорил – на этот раз резко и устало:

– Наш редактор принимает только по предварительной записи!

Я закрыла глаза на несколько секунд, сделала терпеливый вдох и стиснула зубы.

– Мы пришли не по поводу рукописи. Мы хотели поговорить с кем-то, кто отвечает за получение или отправку писем.

Не отрываясь от того, что читал, он слегка повернул голову в нашу сторону:

– Вы здесь работаете?

– Нет, мы просто…

– Мы не можем отправлять корреспонденцию тех, кто здесь не работает, тут вам не почта!

Кулаки у меня уже были сжаты так же крепко, как и зубы. Я почувствовала, как Эрва касается моей руки, пытаясь успокоить: она знала, что я не могу сдержаться, когда кто-то так со мной обращается. И вот сейчас я изо всех сил старалась не заорать в это наглое лицо.

Я подошла к парню, остановилась у его стола и принялась сверху вниз буравить взглядом его физиономию. Но он упрямо отказывался обращать на меня внимание. Тогда я быстро протянула руку к ноуту и захлопнула его.

– Ты что себе позволяешь?!

Парень вскочил с места. Но виноватой я себя не почувствовала. На самом деле я даже улыбалась. Только это была не милая улыбка. Это была улыбка, говорящая, что я могу сделать больше.

Он, должно быть, уловил скрытый намек, потому что не прибавил ничего к уже сказанному – хотя наглое выражение с лица не убрал. Я пристально посмотрела ему в глаза и заговорила:

– Мы пришли сюда не для того, чтобы умолять вас издать нашу рукопись или отправить письмо. Мне приходят письма с этого адреса, и я хочу найти их автора.

Парень недовольно вздохнул:

– Могу я узнать имя отправителя?

– В этом-то и проблема. Я не знаю имя отправителя.

Он нахмурился:

– Что ты имеешь в виду?

Я кратко рассказала ему о премии, которую выиграла в этом издательстве, и о полученном письме. Хамское выражение с лица парня в итоге сошло, но было видно, что вникать во все это ему совершенно не хочется.

– Слушай, если человек, написавший письмо, не числится в штате, а является корреспондентом, то, к сожалению, ты не сможешь узнать, кто он, пока он сам не назовется. Кроме того, раз эти письма, по твоим словам, приходят в конверте от издательства, высока вероятность, что этот человек – автор. А это значит, что ты не сможешь его найти.

– Почему?

– Видишь ли, большинство писателей, связанных с нашим издательством, не используют настоящие имена и вообще не приходят сюда. Они пишут дома и присылают тексты по почте. Они и письма от поклонников не забирают сами, а обычно просят им переслать. И я отправляю их отсюда. То есть я хочу сказать – даже я мог никогда в жизни не видеть человека, который тебе писал.

На моем лице наверняка отразилась грусть ребенка, чья новая игрушка сломалась. Но парню было наплевать:

– Теперь я могу, с твоего позволения, вернуться к работе?

Я закатила глаза и повернулась к нему спиной. И, дойдя до двери, даже поблагодарила его, хоть он этого и не заслуживал.

Но, оказавшись за дверью издательства, я чувствовала, что готова взорваться как порох. От злости даже пнула рекламный щит у выхода из торговой галереи. Если считать это игрой, то я проиграла! Эрва, боясь навлечь на себя мой гнев, обеспокоенно произнесла мое имя, но не стала больше ничего говорить.

К тому времени, когда я наконец выдохнула, мы уже были на пароме. На верхней палубе, сидя на корме и тихо наблюдая за морем, Эрва ласково проговорила:

– Я и не знала, что ты настолько хочешь ее найти.

Я пожала плечами:

– Я сама не знала.

– Почему? Зачем тебе это?

Я на мгновение задумалась. Помимо того, что я не привыкла проигрывать, я хотела посмотреть Бабочке в лицо и сказать, что я вовсе не трусиха, как она намекала. Или, может быть, я пыталась доказать свое бесстрашие, появившись перед ней вот так. Я горько усмехнулась. Я боюсь лететь к любви, которая рядом, и вместо этого гоняюсь за той, кто далеко и не хочет быть обнаруженной, – что же тут смелого?.. Но, конечно, я не могла вывалить все это Эрве.

– Почему тебе так важно найти эту Распущенную бабочку? – не отставала она.

Я улыбнулась. Эпитеты, которые она добавляла к «бабочке», все-таки меня смешили.

– Не знаю. Может, я просто хотела устранить из жизни все неопределенности перед тем, как пойти в университет.

Удачная ложь! Плюс к тому в ней была и доля правды.

– Да зачем это нужно? Разве не неопределенности делают жизнь интересной? Мне, например, нравится думать, что я могу встретить любовь всей жизни на этом пароме. Или что кто-то подойдет ко мне и предложит выбрать одну из таблеток, синюю или красную, как в «Матрице», и я такая: «беру обе»! Не нужно бояться перекрестков, на которых оказываешься. Знай мы заранее, что́ нас ждет и где, жить было бы очень скучно! – Эрва улыбнулась, как будто извиняясь за умничанье, и прибавила:

– А потом, это всего лишь бабочка, Сахра. Перестань писать ей и позволь улететь из твоей жизни. Неопределенности иногда приносят покой. Отпусти ее – тебе не нужно находить ответы на все-все вопросы на свете.

Она улыбалась мне с настоящей теплотой, касаясь пальцами моей руки.

– Когда это ты стала такая большая, чтобы давать мне советы? Мне казалось, что умная в наших отношениях – это я.

Эрва громко рассмеялась:

– Хочу заметить, это было довольно приятно. Буду почаще так делать.

Мы слегка приподнялись, увидев, что паром приближается к Ускюдару. Эрва, держа меня за талию, чтобы сохранить равновесие, прошептала мне на ухо:

– Ты, вообще, молись, чтобы тот, кто тебе пишет, действительно был бабочкой.

Я недоуменно поглядела на веселое лицо подруги. И она все с тем же удовольствием объяснила:

– Предположим, он продолжит донимать тебя, даже когда ты перестанешь этого хотеть. Ну и что – в конце концов, он же бабочка, сколько там ему жить на свете? А вот представь, что это ворона! Она бы заваливала тебя письмами, пока у тебя зубы от старости не начали выпадать.

Мы со смехом сошли с парома. Дома, в вечернем Чыкмазе, шагая по нашей площади, я чувствовала себя в безопасности. Каждое лицо вокруг было знакомым. Невидимые нити исчезли, и контроль снова был в моих руках. Я шла, здороваясь почти со всеми торговцами, и все они поздравляли меня. Даже перечислили болезни, которые мне нужно будет изучить, когда я стану врачом. Выслушивать все это было утомительно, но и трогательно. Все эти люди были мне как семья, и по их лицам я видела, что они по-настоящему за меня рады.

Зайдя в районный магазинчик, мы получили возможность ознакомиться с самыми горячими сплетнями. Потому что эта маленькая лавка и соседняя парикмахерская располагали секретной информацией, которой не было и у ЦРУ. Объедини они свои силы, могла бы начаться Третья мировая.

Повестка дня была следующей: сын тети Нариман с третьей улицы вчера вечером пришел домой пьяным; кого-то с восьмой вчера же вечером высадила у дома неизвестная машина (было совершенно ясно, что здесь не пожалеют усилий на то, чтобы выяснить, кто это был, и заполнить пробелы в истории); и последняя новость – по моему мнению, самая скучная – мои экзаменационные баллы. Я уклонилась от комментариев по повестке (Эрва обожала сплетни, но я пихнула ее локтем, и она оставила свои замечания при себе), и, взяв несколько закусок, мы уже выходили из магазина, когда владелица, Айшин-абла, окликнула Эрву:

– Эрвочка, в последние два дня кое-кто видел, как твой брат Ахмет разговаривает с Ясмин. Происходит что-то хорошее или как?

Видимо, она ждала подтверждения, чтобы закрыть последний пункт повестки дня. Я, стараясь сохранять нейтральное выражение лица, стиснула зубы, а Эрве и так волноваться было нечего:

– Ничего такого нет, Айшин-абла.

– Хм… Девушки Чыкмаза уже ходят в трауре. Я просто хотела узнать, решено уже что-то или нет.

Сплетни всегда интересны, пока они не о тебе! Я почувствовала, как Эрва напряглась.

– Не волнуйся, Айшин-абла, если там что-то произойдет, ты узнаешь первой.

Вообще-то, это был подкол, но Айшин-абла не поняла сарказма. Наоборот, обрадовалась, как будто Эрва пообещала немедленно ей позвонить, если что-то выяснит. Эрва цокнула языком, и мы вышли из магазина.

По пути домой встретили несколько девчонок нашего возраста, которые тоже пытались незаметненько выведать, что происходит между Ахметом и Ясмин. Мне хотелось заорать и убежать домой. Но Эрва каждый раз мастерски уклонялась от вопросов. Тут ей было не привыкать: оба ее брата занимали верхние строчки рейтинга самых красивых парней района (а элегантный Ахмет даже возглавлял список), что приучило Эрву годами юлить в ответ на расспросы, и не расстраивая, и не обнадеживая собеседницу.

Оказавшись на нашей улице, я выпустила воздух из легких. Мне бы самой хотелось спросить у подруги все то же самое. Но я понимала, что это в тот же миг сравняет меня со всеми прочими девчонками в районе, и оттого помалкивала.

Кроме того, если бы мне нужно было что-то знать, Эрва сама сказала бы. Наверное.

Когда мы подошли к дому, Ахмет садился в машину. На нем не было костюма – значит, он отправлялся куда-то не по работе. Сердце у меня упало. Я в совершенстве овладела суперспособностью расстраивать себя, предполагая, что каждый раз, когда он уходит из дома, но не на работу, он направляется к какой-то девушке.

Завидев нас, он снял очки и, с шиком прислонившись к дверце машины, наблюдал за нашим приближением. И, черт бы его побрал, выглядел он при этом как главный герой в первой сцене фильма. Я заранее начала размеренно дышать.

Дождавшись, когда мы подойдем, Ахмет выпрямился:

– Возвращаетесь с пустыми руками? Бабочек не наловили?

Я ограничилась улыбкой, а Эрва хихикнула:

– Скажем так, они сорвались с крючка.

Эрва оглядела брата с ног до головы и подняла бровь:

– А ты куда это собрался? Тоже на охоту – за курочками?

Губы Ахмета искривились:

– Повежливей, сестренка. – Голос у него был мягким, но в нем прозвучало предупреждение.

Эрва, похоже, обозлилась:

– А ты тогда скажи мне уже, что там у вас с Ясмин. – Она скрестила руки на груди. – Я с утра с дюжиной людей объяснялась на эту тему.

Сгорая от любопытства, я не сводила взгляда с красивых губ Ахмета.

– А что они говорят? – спросил он с удовольствием.

Эрва закатила глаза:

– А ты как думаешь, аби? Пять минут назад кто-то у меня интересовался, где будем устраивать свадьбу.

Ахмет лишь коротко хохотнул. Но не сказал ни слова. Вот же черт! Эрву, видимо, это вывело не меньше меня:

– Ну и ладно, братец, помалкивай. Надеюсь только, мне не придется узнавать о твоей личной жизни от Айшин-аблы!

Эрва быстро поцеловала меня в щеку и зашла в сад. Причем захлопнула калитку с такой силой, что дом затрясся. Я почувствовала неловкость, но Ахмета, казалось, это только веселило.

Расплывчатых ответов мне на сегодня хватило с головой, так что я собралась с духом, повернулась к нему и, не поддаваясь влиянию ямочки у него на щеке, заговорила:

– Она, как и весь район, считает, что вы друг другу очень подходите. Не пойми неправильно, она просто упрямая.

Его улыбка побледнела. Несколько секунд Ахмет просто смотрел на меня. Под взглядом его зеленых глаз я едва могла моргнуть, не говоря уж о том, чтобы дышать. А, когда он сделал шаг ко мне, я уже и насчет «моргать» не была уверена.

– Мне нужна не та, кто мне подходит, а та, кто подходит моему сердцу.

Никогда мне не было так трудно смотреть Ахмету в глаза. Его слова, как фейерверк, взорвались в моем сердце и прокатились волной по всему телу. Должно быть, это означало, что насчет них с Ясмин – это все пустые слухи. Пока я боролась с заливающей меня изнутри волной радости, он вдруг спросил:

– А у тебя есть такой?

Я растерялась. Ахмет ждал ответа, а до меня все никак не доходил вопрос. Возможно, оттого, что от его запаха я была как пьяная.

– Что у меня есть? – пробормотала я.

Его губы изогнулись в улыбке:

– Есть ли у тебя тот, кто подходит твоему сердцу?

Это мгновение – когда он пристально смотрел на меня, словно приковывая к своим глазам, – был тем самым, когда, как сказала Счастливая бабочка, мне нужно было лишь слегка взмахнуть крыльями, чтобы взлететь. Ахмет смотрел на меня так напряженно и внимательно, что, возможно, Бабочка была права: я не могла узнать, что он думает, не выдав, о чем думаю сама. «Не скрывай того, что в твоем сердце, чтобы и сердце любимого открылось» – так она написала.

Я сглотнула, облизала губы, но, вместо того чтобы сказать правду, опустила голову и дрожащим голосом прошептала: «Нет…»

Счастливая бабочка права: я просто трусиха.

Ахмет отступил на шаг. Помедлив, он засунул руки в карманы и несколько раз перекатился с носка на пятку. Когда я посмотрела на его лицо, он казался совершенно спокойным. А вот мое, уверена, было красным, как свекла.

– Если появится, скажи мне, ладно?

Я нахмурилась:

– Не понимаю.

– Я хочу сказать, если тебе понравится кто-то из Чыкмаза, дай мне знать. Здешние парни кажутся хорошими мальчиками из приличных семей, но я знаю, что они творят, оказываясь за пределами района.

Я тупо смотрела на Ахмета, а он положил руку на мое плечо, как будто убеждая:

– Ты для меня так же важна, как и Эрва. Я не хочу, чтобы кто-то причинил тебе боль.

Знал бы он, что ничто не причинит мне столько боли, сколько его слова! Я освободилась от его руки и метнула в него взгляд:

– Хорошо, Ахмет-аби, если мне кто-то понравится, скажу тебе первому!

Как и Эрва, я произнесла это с сарказмом, но, как и Айшин-абла, Ахмет не понял. Увидев довольное выражение у него на лице, я разозлилась еще сильнее и повернулась к нему спиной. В ярости я становилась очень грубой и точно знала, что выгляжу в такие моменты не самым привлекательным образом. Ну и ладно – как будто это что-то меняет!..

На самом деле я злилась не на Ахмета. Я злилась на ту глупую Бабочку, которая вселила в меня надежду. Потому что Ахмет был все тем же Ахметом. Тем, кто растил меня, защищал, не делал различий между мной и своей сестрой. Это я под влиянием ее писем хотела видеть в каждом его движении что-то большее. Дура ты, Сахра! И ты, Бабочка, тоже!

Скомканно попрощавшись, я отправилась домой. Быстро прошла в свою комнату и села за стол. Достала чистый лист бумаги и схватила первую попавшуюся ручку.

Я устала от этой глупой игры! Не пиши мне больше!

Сахра

Не давая себе передумать, я добежала до почты и отправила письмо.

Так я отпустила бабочку в небо вместе со всеми ее загадками.

6. Сладкий

Я открыла глаза от того, что из-за мобильника у меня вибрировала вся подушка. С усилием проморгавшись, взяла телефон в руки. То, что звонила Эрва, меня не удивило, но, обнаружив, что на часах шесть утра, я была шокирована. Даже испугалась: звонки в такой час обычно приносят плохие новости.

Прежде, чем я успела что-то спросить, в моих ушах зазвенел чрезмерно энергичный голос:

– Быстро посмотри в окно, сейчас же! – воскликнула она.

Не вполне соображая, что делаю, я вскочила с кровати и раздвинула шторы, но, кроме света раннего утра, ничего особенного не углядела.

– Ну и? – Мой сонный голос прозвучал как ворчание медведя.

Спустя несколько секунд дверь дома Эрвы приоткрылась.

– Посмотри на человека, который выходит от нас. Ну разве он не сладкий?

Я гадала, кто же появится из-за двери. И из дома вышел… Ахмет? Я не знала, что сказать. Конечно, для меня Ахмет – самое сладостное существо на свете, но даже для такой девушки, как Эрва, вопрос странноват.

– Ахмет-аби? – ошеломленно уточнила я.

– Не тупи, Сахра! Я о том, кто с ним рядом.

Когда Эрва договорила, я наконец обратила внимание на человека за спиной ее брата. Я вечно так сосредотачивалась на Ахмете, что почти не замечала, что происходит вокруг него.

– А-а-а. Ладно, вижу этого парня. И?

Подруга раздосадованно фыркнула. Я даже по телефону поняла, что она закатывает глаза.

– Я спросила, разве не сладкий он?

Я поджала губы:

– Ну, не знаю… Сладкий?

Похоже, она только и ждала наводящего вопроса:

– Именно сладкий! Как конфетка, как мед, как шоколад. Нет, даже как шоколадный фонтан! Знаешь, такой, чтобы подставить стакан и пить до отвала – вот насколько он сладкий.

Я закрыла лицо пятерней:

– Ладно, Эрва, я уловила: парень сладкий.

Потом я снова бросила взгляд на двух мужчин. Тот самый, «сладкий», парень был светло-русым, чуть ниже Ахмета, и, хотя мне было не так уж хорошо видно, лицо его казалось симпатичным. Но лично я считала, что на фоне Ахмета ни один мужчина не заслуживает таких пятистопных комплиментов, так что поддерживать подругу в них не стала.

– Эрва, ты разбудила меня в такую рань, чтобы сказать это? И вообще, что этот парень делает у вас дома в это время?

– Он друг моего брата, из офиса. Они работали над делом до утра. И вот сейчас уходят…

Ее голос оборвался. Мне пришлось несколько раз позвать ее по имени. Снова оказавшись на связи, Эрва затараторила, глотая слова:

– Брат забыл здесь мобильник, я сейчас ему отнесу, а ты, когда я подойду к ним, посмотри, смотрит ли на меня Хакан, понятно?

– Понятно, а кто такой Хакан?

– Ох, Сахра! Открой уже глаза и следи, какими глазами этот сладкий мужчина рядом с моим братом смотрит на меня.

Это прозвучало довольно резко. Пришлось сделать все, как она сказала. Чтобы прогнать сон, я широко раскрыла веки пальцами. Когда Эрва появилась на пороге с телефоном в руках, я еле сдержала смех. Девчонка, которая только что на меня чуть ли не наорала, теперь разыгрывала настоящий спектакль, изображая хрупкую девушку-цветочек, только что пробудившуюся. Потирая глаза, она украдкой бросала взгляды на Хакана. Эрва играла так естественно, что невозможно было не восхититься. Вот бы мне перепала хоть десятая часть ее актерского таланта! Может, тогда сейчас я не торчала бы за шторой, а была рядом с Ахметом.

Отбросив мечты, я сосредоточилась на цели. И насчитала ровно пять взглядов от Хакана. Через несколько минут, когда они с Ахметом выходили из сада, Эрва покосилась на наш дом. Я улыбнулась, хотя знала, что она меня не видит. Она знала, что я за ней наблюдаю, поэтому поднесла руку к уху, изобразив телефон, а затем быстро зашла в дом – через несколько секунд мой мобильник зазвонил.

– Ну, докладывай обстановку.

– Смотрел.

– Это я и сама знаю, Сахра. Важно то, смотрел ли он на меня, когда я не смотрела на него. Подробности, будь так добра.

Хорошо, что я глядела во все глаза. Если бы у меня не было ответа – уверена, она сунула бы мою голову в ведро с ледяной водой.

– Да, агент Эрва, когда ты не смотрела на него, он посмотрел на тебя ровно пять раз.

– Хорошо, а он смотрел именно на меня или просто в мою сторону?

Я сдвинула брови, туго соображая. Я еще недостаточно проснулась, чтобы разбираться в таких запутанных вещах.

– Насчет трех случаев сказать точно не могу, но в двух уверена: он смотрел именно на тебя.

Эрва глубоко вздохнула. Я чувствовала, что она улыбается.

– Теперь ты расскажешь мне, что происходит? – спросила я.

– Происходит вот что: эта лапочка была у нас дома с прошлого вечера, и я могу тебе сообщить, что влюбилась в него с первого взгляда.

Челюсть у меня так и отпала. До того Эрве нравились несколько парней в Чыкмазе, но либо из-за страха перед сплетнями, либо потому, что те парни боялись ее братьев, у нее никогда не было отношений, которые были бы достойны называться отношениями. Мне было приятно слышать от нее такое, но все же я была слегка потрясена.

– Хм… – только и смогла выдавить я.

Эрва хотела было сказать еще что-то, как вдруг быстро оттарабанила:

– Мама проснулась, поговорим завтра.

Я мысленно застонала:

– Эрва, уже и есть завтра!

Она хихикнула – видно, совсем не спала этой ночью. И, перед тем как повесить трубку, прошептала на прощание:

– Я люблю вас, агент Сахра. Подтвердите прием.

Я улыбнулась:

– Принято, агент Эрва. Я люблю вас.

И мы повесили трубки. Я покачала головой и снова примостила ее на подушку. После чего без труда продолжила свой прерванный сон.

– Сахра, ну просыпайся уже!

Я разлепила глаза – Эрва стояла прямо передо мной. Я была несколько сбита с толку. Казалось, я закрыла глаза всего пару секунд назад. Сколько времени прошло? Потом, взглянув на часы на стене, я поняла, что проспала всего час, нахмурилась и повернулась к Эрве с жалобным видом:

– Эрва, это еще не совсем завтра!

Она надула губы, как маленький ребенок:

– Я не могла уснуть.

– А я могла!

Подчеркнуто резким тоном я рассчитывала добиться возможности снова погрузиться в сон. Но надежды быстро рухнули: Эрва сдернула с меня одеяло.

– Ты, как кошмар, который снится дважды за одну ночь! – проворчала я с гримасой.

– Не ной, вставай давай, мы идем к Барышу-аби и Мине-йенгем [14], они ждут нас на завтрак.

Не дав мне возможности возразить, она стащила меня с кровати, и, смирившись с судьбой, я начала одеваться, сопровождая сборы бесконечными зевками. Чыкмаз в это время был тихим. После нескольких дней напряжения эта тишина была приятной. По крайней мере я хоть не слышала имен Ахмета и Ясмин в одном предложении.

Заскочив в пекарню за свежим хлебом, мы направились к дому номер один. И всю дорогу Эрва сыпала словами «Хакан» и «сладкий», употребив их вместе и по отдельности раз пятьдесят.

– …и такой сладкий, словно его обмазали всем сливочным мороженым мира.

Глубоко вздохнув, я перебила:

– Эрва, ты уверена, что у тебя не те самые дни, когда тянет на сладости?

Она сделала вид, что не слышит меня, и пожала плечами:

– Ладно, последнее: он был настолько сладким, что походил на большую банку шоколадной пасты. И мне просто не терпелось съесть его ложка за ложкой.

Я процедила сквозь зубы:

– Бесстыдница. – Затем посмотрела на ее сияющее лицо. – И зачем тебе идти завтракать у Мине-йенге, а?

Эрва отвела взгляд:

– Хакан ближе знаком с Барышом-аби. Так что и Мине-йенгем знает о нем больше.

Я в отчаянии помотала головой. Эрва и в обычном своем состоянии достаточно странная, но влюбленная она просто невыносима. А через несколько секунд я поняла и то, почему она отвела взгляд. Машина Ахмета стояла перед домом брата. Прищурившись, я сердито повернулась к Эрве:

– Ты притащила нас сюда, потому что знала, что они здесь, да? Я должна была догадаться по твоему макияжу! Это с утра-то! Сама так нарядилась, а меня выволокла из дома чуть ли не в пижаме!

Все это я выпалила почти с Эрвиной скоростью. Как ни посмотри, а одета я кое-как, – а ведь там еще и Ахмет! Так что я буквально волочила ноги, когда Эрва тащила меня по садику, и еще несколько раз обругала ее перед тем, как постучаться в дверь. Но она знай себе улыбалась, предвкушая встречу с Хаканом.

Дверь открыла Мине-абла. На мгновение она удивилась (тут-то я поняла, что никто нас на завтрак не звал), но через секунду радушно обняла нас. Когда мы вошли в гостиную, трое мужчин сидели за столом и разговаривали. Я спрятала глаза, а Эрва, наоборот, принялась расточать улыбки.

– В чем дело, сестренка, что-то случилось?

Вопрос исходил от Ахмета. Я с любопытством повернулась к подруге, ожидая, как она будет выкручиваться. Но Эрва и в ус не дунула: