Глухое правосудие. Книга 1. Краснодар

– Привет! Вот так сюрприз! – Папа глянул на пакет в руке Ники и понимающе ухмыльнулся. – Любопытство замучило?

– Есть немного. Ты же молчишь, как партизан, а я хочу быть в курсе.

– Понятно. Значит, мусор теперь будешь выбрасывать в наши контейнеры? Может, лучше собаку заведешь? – Он обнял ее, поцеловал в щеку. – Я уже забыл, как ты выглядишь.

– Надеюсь, не сильно изменилась.

Ника прижалась к отцу, понимая, что очень соскучилась. Сколько они не виделись? Пару месяцев? До начала пандемии она погрязла в делах и долго к родителям не выбиралась, а потом начался весь этот апокалипсис, и с визитами пришлось повременить.

Папа за это время поседел еще больше, серебристые волосы обрамляли приличную лысину на макушке, к тому же он прибавил пару-тройку килограммов – рубашка обтягивала живот, которого до пандемии не было. Ника и по себе чувствовала, что самоизоляция вредит фигуре. Что еще остается делать, когда тебя заперли в четырех стенах? Единственная радость в жизни – съесть что-нибудь вкусненькое или пообщаться с близкими по видеосвязи. Она давно спрятала весы в шкаф, потому что цифры на них ничего хорошего не сообщали.

– Мама дома?

– Где ж еще ей быть?

Папа прижал ключ-таблетку к домофону, замок щелкнул. Они вошли в подъезд и направились к лифту.

– Как прошел суд?

– Я же написал.

– Ага, одно-единственное слово. Мне бы хотелось услышать подробности.

Двери лифта разъехались, они вошли внутрь.

– Значит, услышишь. Придем домой, и все расскажу.

Папа ткнул кнопку пятого этажа, и кабина медленно поехала вверх. Ника вздохнула, но набралась терпения. Папа и тут перестраховывался, видимо, считал, что у лифтовых стен имеются уши.

На лестничной площадке их поджидала мама, – похоже, заметила Нику из окна.

– Солнышко мое!

Она шагнула вперед, обняла Нику, поцеловала в одну щеку, в другую, стиснула еще сильнее.

– Привет, мамуль! – наигранно прохрипела Ника. – Я тоже соскучилась.

– Задушишь дочь, – хмыкнул папа, обходя их. – Потом хлопот не оберемся. Нет такого смягчающего обстоятельства, как большая радость, так что поосторожнее.

Мама выпустила Нику из объятий.

– Как ты? Хоть бы предупредила, что придешь.

– Чтобы вы пир горой закатили? Нет уж, к вам лучше сюрпризом. – Ника протянула ей зефир, зашла в квартиру, скинула босоножки и пристроила мусорный пакет в углу.

Мама окинула его взглядом, но комментировать не стала.

– Ян! – прокричал папа из спальни, дальше последовало неразборчивое бормотание, Ника уловила лишь «поесть».

– Я и без твоих визитов целыми днями только и делаю, что готовлю, – проворчала мама и добавила громче: – Сейчас что-нибудь придумаем!

Ника изумленно посмотрела на нее.

– Ты? Готовишь? Я в правильную квартиру попала? – Она выглянула в коридор, делая вид, что разглядывает номер на двери.

– Иди уже руки мой! Теперь до конца жизни будете надо мной издеваться!

Ника, посмеиваясь, пошла в ванну. У них в семье, как любил повторять папа, все было не как у людей. Мама сроду не готовила, говорила, что у нее на кулинарный процесс аллергия, максимум могла сделать бутерброд, а когда пропадала в своей мастерской, вовсе забывала, что людям положено обедать. Она ремонтировала обувь и сумки, неплохо зарабатывала и обеспечивала семью, пока папа поднимался по ступеням юридической карьеры. Со временем доход от адвокатской деятельности заметно обогнал доход от предпринимательской, но сложившийся годами порядок сохранился – за завтраки, обеды и ужины отвечал папа.

Все изменилось полгода назад, когда подруга затащила маму на кулинарные курсы. Свершилось чудо – мама прониклась. Теперь она медленно, но верно отвоевывала у папы кухню. Хотя чаще они готовили вместе, и Ника обожала такие моменты. Родители гармонично смотрелись у плиты, притворно ворчали друг на друга, обменивались шутками и поцелуями. В доме появилась новая традиция – совместная готовка, и, выйдя из ванной комнаты, Ника с удовольствием присоединилась к процессу.

Мама расставляла на столе тарелки, папа резал хлеб. Он уже переоделся в домашнее: шорты и футболка шли ему куда больше официального костюма. Ника помыла заварник и достала из шкафчика упаковку чая.

Родительская кухня, объединенная с гостиной, часто становилась местом сбора друзей и родственников. Мама обожала посиделки за широким обеденным столом, папа любил в честь таких посиделок приготовить что-нибудь особенное.

Чайник шумел, в духовке что-то шкварчало – Ника этого не слышала, но давно уже научилась представлять звуки по светящимся индикаторам и дурманящим ароматам. Пахло запеченным сыром и помидорами, живот заурчал, предвкушая трапезу.

– Как тебе моя новая стрижка? – поинтересовалась мама, протягивая Нике масленку.

Волосы у нее и в самом деле лежали по-другому: стали чуть короче, хотя и раньше не были длинными, челка была уложена набок, виски открыты.

– Мне нравится. Кто тебя стриг?

– Сама. Посмотрела инструкцию в интернете, заказала в магазине ножницы и устроила домашний салон.

– Я красил, – с гордостью вставил папа, выкладывая хлеб в корзинку.

– Ну вы даете!

– Надо же как-то развлекаться. – Мама достала из холодильника баночку икры и продемонстрировала этикетку «Царская трапеза». – Как там Кирилл?

Упоминание «Царской трапезы» неизменно ассоциировалось с Кириллом. До недавнего времени он владел долей в компании «Русский деликатес», которая вошла в состав «Царской трапезы» – бывшего работодателя Ники и нынешнего клиента. Теперь вся продукция «Деликатеса» и «Трапезы» выпускалась под единым брендом, разработкой и сопровождением которого занималась Ника.

– Кирилл скучает, не удивлюсь, если от безделья тоже в стилисты пойдет. Но пока строит мангал, а я жду первой возможности к нему переехать.

Ника заварила чай, достала из ящика бутербродный нож и присоединилась к папе: она намазывала хлеб маслом, папа выкладывал сверху икру.

Мама открыла духовку, умопомрачительный аромат запеченных помидоров и расплавленного сыра стал еще ярче. Следом появился противень с любимым Никой мясом по-французски.

– Похоже, вы меня ждали!

– Мы всегда тебя ждем, – улыбнулась мама.

За весь день Ника съела одно-единственное овсяное печенье, так что домашняя еда была очень кстати. До пандемии они с Кириллом частенько придумывали что-нибудь интересное: то лепили пельмени, то жарили стейки, то делали роллы, – но, оставшись в квартире наедине с собой, Ника забросила готовку. Кулинарный процесс увлекательнее, когда делишь его с любимыми, поэтому она с таким удовольствием помогала сейчас родителям.

– У нас сегодня, кстати, ожидаются и другие гости. Где-то через час придет Наталья Семашко, адвокат Альбины. – Папа заговорщически подмигнул, знал, что Нику эта новость заинтересует.

В голове сразу вспыхнули сотни вопросов, но Ника не успела выбрать, с какого начать, ее опередила мама:

– Начинается! Мало того, что ты шастаешь по судам, так теперь и к нам будут ходить все, кто ни попадя. Имей в виду: без маски никого не пущу.

Совесть от души врезала Нике в область грудной клетки, мама глянула на нее и поспешно добавила:

– Солнышко, к тебе это не относится! Тебе мы всегда рады!

Однако это не отменяло того, что папа рисковал здоровьем, взявшись защищать Сергея.

– Извини, мотаешься по судам из-за меня. Не надо было тебя втягивать…

– Не говори глупости! – Папа выбросил в урну пустую банку. – Не было бы этого дела, появилось бы другое. Маску я ношу, руки мою, социальную дистанцию соблюдаю, так что все будет в порядке. – Он уселся за стол, давая понять, что больше эту тему обсуждать не намерен. – Давайте уже есть! Я голодный как черт, с утра на одной овсянке.

Ника вздохнула, теперь она еще больше чувствовала себя виноватой. Да, папа был осторожен и соблюдал рекомендованные Минздравом меры, но это не гарантировало безопасности. Слишком мало было известно о новом вирусе, а истории, которыми пестрел интернет, пугали. Что, если папа заболеет?

Мама уже раскладывала горячее по тарелкам. Наконец все расселись, вооружившись ножами и вилками. В воздухе витала недосказанность, мама попыталась разрядить обстановку:

– У вас с Кириллом все хорошо? Не ругаетесь?

Ника улыбнулась. Из-за чего им ссориться? Разве что слишком горячо выяснять, кто круче: кошки или собаки? Она традиционно отстаивала пальму первенства своей серой любимицы, Кирилл настаивал, что его Гера, американский стаффордширский терьер, – самое преданное и заботливое существо на свете. Они всегда препирались в шутку, потому как на деле души не чаяли в обоих питомцах.

– Если б не пандемия, мамуль, я бы давно переехала к Кириллу. Надо было еще осенью это сделать.

Папа довольно улыбнулся.

– Чувствую, скоро будем гулять на свадьбе.

Это было что-то новенькое, раньше родители тему свадьбы не поднимали.

– Мне Кирилл нравится, – подхватила мама. – Вежливый, внимательный, зарабатывает хорошо.

– Ради нашей Ронюшки в Краснодар переехал. Дом купил, ремонт сделал. Хороший парень.

Они синхронно посмотрели на Нику: то ли репетировали эту беседу, то ли за тридцать лет совместной жизни научились думать в унисон. Ника сделала вид, что намеков не понимает. Не то чтобы она сомневалась в отношениях с Кириллом, наоборот, для нее было аксиомой, что они навсегда вместе. Просто она не думала о свадьбе. Куда торопиться? Они еще даже съехаться не успели.

– Вы, главное, сильно не затягивайте, – не отставал папа, орудуя вилкой и ножом. – Мишка вон с Аленой девять лет чего-то ждали и дождались.

Ника проткнула вилкой сырную корочку.

– Не думаю, что штамп в паспорте это бы исправил.

Расставание старшего брата с девушкой потрясло всю семью. Миша с Аленой начали встречаться еще в России, потом вместе переехали в Германию, и все это время казалось, что они живут душа в душу, но недавно отношениям пришел конец.

– Как знать, – пожал плечами папа. – Одно ясно: проверку на прочность они не прошли. Самоизоляция проявила все обиды и недомолвки. Не удивлюсь, если статистика в этом году покажет резкий рост числа разводов. Это при условии, что мы вообще переживем пандемию: что ни день, новые заболевшие, неизвестно, чем они там в Минздраве думают.

Родители переключились на обсуждение коронавируса. Сначала припомнили меры, граничащие с идиотизмом, потом те, которые, по их мнению, были недостаточными, затем перешли к статистике заболевших.

Ника в беседе не участвовала. Наверняка родители проходились по этой теме не один раз, но какой толк обсуждать проблему, разобраться в которой могут только профессионалы? Ника не была ни политиком, ни вирусологом, а потому предпочитала делать то единственное, что могла контролировать: соблюдать осторожность и не поддаваться панике.

Так что вместо пустой болтовни она сосредоточилась на обеде. Сочная майонезно-сырная корочка оказалась бесподобной. Оригинальный рецепт мяса по-французски включал свинину, но мамина версия, с курицей, понравилась Нике куда больше.

– Очень вкусно! – похвалила она, когда родители закончили обсуждать очередного заболевшего знакомого.

Мама улыбнулась.

– Не пересолила?

– Нет, мамуль, соли в самый раз. Объедение!

– Поддерживаю. – Папа отодвинул пустую тарелку. – Съел бы еще пять порций, но, боюсь, не влезет.

Ника тоже уже доела.

– Чай наливать? – Она поднялась из-за стола.

– Наливай, – синхронно ответили родители.

Ника убрала посуду, разлила чай по кружкам, насыпала в вазочку печенье, открыла зефир. Они перебрались за кофейный столик, родители заняли диван, Ника забралась с ногами в кресло, гадая, можно ли уже повернуть разговор к делу Подставкина или подождать.

Папа поймал ее взгляд и понимающе хмыкнул.

– Спрашивай, не то помрешь от любопытства.

Нику не нужно было просить дважды, она заранее подготовила список вопросов.

– Сергея и Альбину подозревают в покушении на убийство, правильно?

– Правильно.

Мама покачала головой, но возражать не стала. Она не любила, когда дома обсуждались адвокатские дела и тем более убийства, однако случай был особый: вся семья интересовалась этим расследованием и все хотели, чтобы настоящего убийцу посадили в тюрьму.

– Что именно, по мнению Голиченко, они сделали? Как убили Подставкина?

– Все подробности я узнаю, только когда Власенко предъявят обвинение. Сейчас он подозреваемый, а потому Голиченко хранит тайну следствия. Но кое-что мы уже можем заключить из предыдущих допросов. Во-первых, мотив. По мнению следователя, семья Власенко мошенничала с зарплатами, а Подставкин их раскрыл.

– Насколько я поняла, Альбина мошенничала сама?

– Зависит от того, с какой стороны посмотреть. Если судить по ее показаниям и по показаниям моего пациента, то да, она все провернула сама, но у Голиченко другое мнение. Ты же просила версию следователя?

– Да, извини. Больше не перебиваю.

Пациентами папа называл своих доверителей, деля их на «амбулаторных» – тех, что находились под подпиской или домашним арестом, и «стационарных» – пребывающих за решеткой. Сергей очень быстро переместился во вторую категорию.

Папа взял зефир и потянулся за сахарницей, мама тут же отодвинула ее подальше.

– Ложечку-то можно? – обиженно возразил папа.

– Нет. В зефире и без того сплошной сахар. Либо – либо.

В последнее время мама часто сетовала, что папа налегает на сладкое, и следила, чтобы он не переусердствовал.

– Никакой радости в жизни, – вздохнул папа, разламывая зефир на половинки. – Но вернемся к Власенко. По версии следователя, Подставкин раскрыл мошенничество с зарплатами. Как именно – мы пока не знаем, но якобы за это его и убили.

– А в чем суть мошенничества, уже известно? – спросила мама.

– Классика жанра, «мертвые души».

Мама понимающе кивнула, но Нике это название ни о чем не говорило.

– Что за «мертвые души»?

Папа откусил зефир.

– Тактоародезазывают.

«Так это в народе называют», – перевела Ника. Папа прожевал и продолжил:

– Альбина устроила трех студентов в больницу, они числились санитарами, но по факту не работали. Зарплата им при этом начислялась, Альбина забирала ее себе. Власенко говорит, что о мошенничестве узнал два года назад от главврача, когда та вызвала его и устроила взбучку. Думала, «мертвые души» – его рук дело. Но мой пациент о происходящем не подозревал, так он по крайней мере утверждает.

– А почему главврач подумала на Сергея?

– Потому что он старший медбрат и подписывал документы. К тому же одна из «мертвых душ» – его сестра. Голиченко выяснил, что часть подписей, например в приказах о трудоустройстве, ставила Альбина, но часть принадлежит моему пациенту. Власенко утверждает, что просто подписывал табели, которые подсовывала Альбина. Привык, что она делает всю бумажную работу. Она тогда работала бухгалтером в их больнице. В любом случае ситуация довольно скверная, все указывает на причастность Власенко к мошенничеству, а показания его жены и сестры следователь трактует как предвзятые.

– Понятно, – пробормотала Ника, хотя картина еще до конца не сложилась. – Значит, по мнению следователя, Подставкин раскрыл мошенничество Сергея и Альбины. Допустим. А что было дальше? Как они его отравили? И где взяли ту предсмертную записку?

– Пока не знаю. О! – Папа прислушался. – Это, наверное, Семашко. Яночка, откроешь?

Мама кивнула и пошла в прихожую. Ника звонок не услышала, слуховые аппараты с такой задачей редко справлялись. В тот вечер, когда к ней без приглашения заявился Сергей, она чудом увидела его из окна, и то только потому, что Сергей сигнализировал фонариком. Он подсмотрел ее адрес в больничной карте, но номер телефона там был указан родительский – после аварии Ника лишилась не только слуха и машины, но и смартфона. Так что Сергею пришлось проявлять изобретательность.

– В воскресенье в их квартире был обыск, – продолжил папа. – Я изучил протокол, и, на мой взгляд, ничего важного не нашли. Но это неудивительно, учитывая, что с момента убийства прошло два года. Забрали ноутбук. Власенко говорит, там ничего провокационного быть не может, надеюсь, что так оно и есть. Посмотрим, что расскажет Семашко. Совместим наши знания, попробуем сложить картину.

– Попробуем, – донеслось из коридора, а спустя пару секунд в гостиную вошла невысокая, полная женщина с волосами до плеч непонятного цвета: то ли выгоревшего коричневого, то ли затемненного рыжего; колец на ее пальцах было больше, чем у Ники в шкатулке; довершало картину помятое цветастое платье и красный пакет, который женщина положила в кресло. – Здрасьте вам. Ты, по всей видимости, Вероника?

Ника кивнула, и Семашко цокнула языком.

– Да уж, тогда у нас возникла небольшая проблемка.

– Какая такая… – начал было папа, но не успел закончить.

Семашко выглянула в коридор.

– Альбин! Здесь Вероника.

На этот раз языком цокнул папа.

– Н-да, могла бы предупредить, что приведешь клиентку.

Семашко плюхнулась в кресло, прижав пакет спиной.

– Я и не собиралась ее приводить.

– Я сама напросилась. – В гостиную вошла высокая девушка в легком черном платье. Темные круги под глазами нисколько не портили ее красоту, лишь подчеркивали бледность кожи. Черные волосы были собраны на затылке в хвост. – Извините, не думала, что так получится.

Ситуация и в самом деле складывалась неприятная. Утром Сергея отправили в СИЗО за то, что он общался с Никой, а теперь она встретилась с Альбиной, которая тоже находилась под подпиской.

Ника посмотрела на папу.

– Может, мне уйти?

– А толку? Если Голиченко узнает о вашей встрече, это вряд ли поможет.

– Да откуда он узнает? – махнула рукой Семашко, после чего посмотрела на Нику и выразительно добавила: – Ему же никто не расскажет?

Ника опешила.

– Наташ, ты на что-то намекаешь? – Голос папы звучал спокойно, но интонация выдавала, что реплика Семашко ему тоже не понравилась.

Он, конечно, прочитал Нике лекцию о том, как опрометчиво она поступила, встретившись с Голиченко. Но папа на то и папа, чтобы за закрытыми дверями ругать, а прилюдно защищать и держать оборону.

– Нет-нет, без обид, Семен Анатольевич. Вы же знаете, это у меня чувство юмора такое специфическое. Постараюсь больше не шутить. Аль, заходи давай, стоишь в дверях, как неродная. Не узнает Голиченко о вашей встрече, не повсюду же у него глаза и уши.

Альбина нерешительно шагнула вперед, из-за ее спины выглянула мама.

– Куда бы вас посадить?

– Можно сюда, – привстала Ника. – Я на диван пересяду.

– Нет-нет, не нужно, – запротестовала Альбина, проходя в гостиную. – Извините за неудобство, нужно было предупредить, что я приду. Давайте, я здесь сяду?

Она указала на стоящий в углу желтый пуфик, который папа обычно использовал в качестве подставки для ног, когда смотрел телевизор.

– Вряд ли вам там будет удобно, – улыбнулась мама. – Лучше возьмите стул и поставьте ближе к дивану, а я пока чай приготовлю. Вам черный?

– Да, спасибо большое.

Сосредоточившись на гостеприимстве, мама напрочь позабыла об обещании обязать всех надеть маски. Оно и к лучшему, слуховой аппарат без возможности читать по губам малоэффективен.

Ника сняла с шеи цепочку со стримером, положила на столик и привычно пояснила:

– Это поможет мне лучше слышать.

Альбина сочувственно улыбнулась, ставя стул между креслом и диваном.

– Сергей рассказывал, как вам досталось. Мне очень жаль.

– Спасибо.

Ника пока не решила, как относиться к Альбине. Жена Сергея точно была замешана в мошенничестве с зарплатами и, возможно, была причастна к убийству. С другой стороны, Сергея обвиняли в том же, а после встречи с Голиченко Ника лишь утвердилась во мнении, что следователь ткнул в первого встречного, не удосужившись даже проверить алиби Подставкиной.

Альбина села и расправила платье.

– Извините, что так вышло. Я просто не могу сидеть дома, пока Сережа там, за решеткой. – Это было уже третье сказанное ею «извините», а они еще даже разговор не начали.

Папа воспользовался моментом и, пока мама орудовала на кухне, добавил в чай две ложки сахара, после чего приступил к расспросам:

– Мы пытаемся разобраться в ситуации, но плаваем в тумане. Вы в этом деле варитесь дольше, так что будем благодарны за любую информацию.

– Даже не знаю, с чего начать. Мы были уверены, что Голиченко расследует мошенничество, но оказалось, что дело в убийстве Максима. – Альбина говорила так тихо, что Нике пришлось угадывать слова по губам.

– Давай лучше я, – вклинилась Семашко. – Семену Анатольевичу нужны факты, а мне с адвокатской стороны понятнее, на что обратить внимание.

– Да, конечно, – кивнула Альбина.

Мама поставила перед ней чашку с чаем, вторую передала Семашко, после чего села на диван рядом с папой.

– Сначала на допрос в качестве свидетеля вызвали Сергея, – рассказывала Семашко. – Он, умница, не пошел сам, позвонил мне, попросил поприсутствовать.

– Надо же, – хмыкнул папа. – Редкая предусмотрительность.

– И не говорите! Но мы с Альбиной давно друг друга знаем и с Сергеем не раз пересекались. Я люблю рассказывать, что бывает, если свидетель дает показания без адвоката. К счастью, Сергей умеет слушать. Но не суть, мы с ним пошли к Голиченко. Тот начал задавать вопросы о мошенничестве двухлетней давности. Хорошо, что я знала о той истории. Альбина тогда совершила глупость, но они с Сергеем все уладили: деньги вернули, с главврачом договорились, Альбина уволилась по собственному желанию. Там цена вопроса – сто тысяч, вроде мелочь, но кто знает, что у следователя на уме. В общем, я посоветовала Сергею взять пятьдесят первую.

– Правильно, – одобрительно кивнул папа.

Университетские годы на юрфаке остались позади, без практики многое стерлось из памяти, но базу Ника все-таки помнила: пятьдесят первая статья Конституции гарантировала право не свидетельствовать против себя и близких.

Семашко отпила чай и продолжила. Ника внимательно следила за ее губами, стараясь ничего не упустить.

– Распрощались мы с Голиченко, ничего ему не сказав, но на следующий день он вызвал на допрос Альбину. Я, естественно, тоже пошла. Та же история: мошенничество, все дела, мы берем пятьдесят первую. И тут Голиченко интересуется: где вы были третьего февраля восемнадцатого года? Я сразу напряглась, хотя тогда еще не знала, что в тот день убили Подставкина. Мы по-прежнему настаиваем на пятьдесят первой, Голиченко злится. Слово за слово, и я наконец понимаю, что на Альбину хотят повесить убийство.

Семашко потянулась за печеньем, и Ника воспользовалась паузой, чтобы посмотреть на Альбину. Та сидела с ровной спиной, опустив голову, как провинившаяся школьница. К чаю она пока не притронулась.

– Я отправила Альбину домой и дала задание: поднять все бумаги, все звонки, все что угодно, чтобы вспомнить, что она делала два года назад. Задача почти нерешаемая, но нам повезло! В тот вечер, когда убили Подставкина, Альбина была на приеме у онколога. Записи сохранились, и врач это подтвердил. Мы довольные пошли к Голиченко и сообщили, что Альбина не могла убить Подставкина, потому как у нее железное алиби…

– И он, ясно дело, перекинулся на ее мужа, – закончил папа.

– Ага, мотив тот же, подозреваемый другой. Следователю какая разница? Главное – дело побыстрее закрыть. В общем, наш гений Голиченко устроил у них в квартире обыск, потом утащил Сергея на допрос. Я по-прежнему рекомендовала молчать и настаивала на пятьдесят первой. Голиченко это явно не понравилось, он подумал еще немного и решил, что двое подозреваемых лучше, чем один, вот и состряпал версию о предварительном сговоре. Я взялась защищать Альбину, а Сергею порекомендовала искать другого адвоката.

– Про предварительный сговор, пожалуйста, поподробнее, – попросил папа.

Семашко окунула печенье в чай.

– Рассказываю все, что знаю. В тот день у Подставкина был выходной, но тем не менее отравили его на рабочем месте. Голиченко полагает, что Альбина заманила Подставкина в больницу, после чего пошла на прием к онкологу, чтобы обеспечить себе алиби, а к делу подключился Сергей – намешал нитроглицерин в коньяк и опоил несчастного хирурга. Вот вам и сговор.

– Мы этого не делали, – прошептала Альбина, все так же глядя в пол.

– Ясень пень, не делали, – хмыкнула Семашко. – Но поди докажи. Это по закону у нас презумпция невиновности, а по факту – презумпция вины. Материалы дела нам до последнего не покажут, но что-то мне подсказывает, что все строится на показаниях двух свидетелей. Первый якобы видел сообщение Альбины с намеками на интим. Про второго знаю лишь, что нарисовался он сразу после допроса Сергея. Говорила этому балбесу держать язык за зубами, но он ляпнул, что в тот день ездил к маме в Кабардинку. Вот свидетеля и подсуетили.