Теорема Рыбалко. Уравнение со смертью

В маленькой, но уютной кухне пахло пирогами и… кошачьим кормом. Марья Ивановна сидела за столом, гладила рыжего Барсика, который мурлыкал у нее на коленях. Увидев Олесю, она аж подпрыгнула, глаза округлились от страха. Барсик фыркнул.

– Вы?! Зачем?! Я ничего не знаю! Ничего не видела! – залепетала она, прижимая кота.

– Мама, успокойся! – Светлана положила руку ей на плечо. – Соседка приехала, Барсику гостинец привезла. И детальку от ошейника нашла, смотри.

Олеся показала фото пластика. Марья Ивановна уставилась на экран, потом на шею Барсика. На нем действительно был простой синий ошейник с пластиковым замочком, на котором не хватало как раз такого кусочка.

– Ой, и правда… – прошептала она. – Отвалилось, значит… А я и не заметила…

– Марья Ивановна, – осторожно начала Олеся, садясь напротив. – Я знаю, вы боитесь. И я понимаю почему. Тот мужчина… угрюмый… он приходил к вам? Угрожал?

Она кивнула, губы задрожали.

– После поминок… Постучал. Голос тихий, холодный. Говорит: «Где кот? Кот Голубевой. Он вам не нужен. Отдайте». Я говорю: «Какой кот? Не знаю!» А он: «Не врите. Я знаю, он у вас. И знаю, что вы могли видеть… в тот вечер. Молчите. И кота отдайте. Иначе… неприятности будут. Вам и дочке». Он так посмотрел… – Она содрогнулась. – Как ледянкой по спине. Вот я и сбежала к Светке. С Барсиком. Жалко же зверюшку! И себя жалко!

– Видели вы что-то? В тот вечер? – спросила Олеся, затаив дыхание.

Она замотала головой, потом колебалась.

– Вроде… нет. Я телек смотрела. Крик услышала, грохот… Выглянула в глазок… По лестнице кто-то быстро вниз бежал. Тяжело. Мужчина. В куртке, капюшон надет. Лица не видела. Высокий… – Она замолчала. – А потом… потом Барсик дико орать начал за дверью Людкиной. Я его впустила, испуганного, дрожащего… Он к нам иногда заходил, Людка не запрещала. А на утро… этот тип объявился…

«Высокий мужчина в капюшоне. Бежал вниз. После крика и грохота.» Это совпадало с наблюдениями Рыбалко! Она подтверждала наличие человека!

– А про ошейник? – не удержалась Олеся. – Людмила Семеновна не говорила? Может, что-то в него вшила? Бумажку какую? Флешечку?

Марья Ивановна и Светлана удивленно переглянулись.

– Что вы? – фыркнула Светлана. – Да она просто ошейник от блох купила! Самый дешевый! Никаких флешек!

Надежда рухнула. Олеся почувствовала, как краснеет. Глупость! Романтические иллюзии детективов!

– Ну… мало ли… – пробормотала она. – Вдруг она ему что доверила… как в кино…

– В кино, может, – вздохнула Марья Ивановна. – А Людка… она бы коту не доверила. Она ему и то не особо доверяла, что он не нагадит где не надо. Она другое место надежное говорила…

– Какое?! – вырвалось у Олеси.

Марья Ивановна испуганно сжала губы, погладила Барсика.

– Не знаю я! Не слышала! Знаю только, что не в квартире. Где-то на даче, кажись. У нее старый домик был, в Садовом. Заброшенный почти. Туда она иногда ездила. Говорила: «Там мой сейф». Но где именно… не знаю.

Дача! В Садовом! Новый вектор! Не кот, но дача! "Надежное место"!

Олеся уже хотела задать уточняющие вопросы про дачу, как снаружи раздался рев мощного двигателя. Все вздрогнули. Олеся подбежала к окну.

Подъехал белый "Мерседес". Новый, дорогой, пыльный от проселочных дорог. Из него вышла та самая блондинка – Алина. Высокая, стильная даже в джинсах и простой футболке, с лицом, которое не спутаешь – красивое, но жесткое. Она уверенно направилась к калитке.

– Ой, все! – вырвалось у Олеси. – Алина!

– Алина? – Марья Ивановна побледнела. – Людкина падчерица? Она зачем?!

– Мама, тихо! – прошипела Светлана.

Олеся отскочила от окна, метнувшись взглядом по кухне. Спастись можно было только через заднюю дверь – в огород. Она схватила пакет с кормом (деньги-то потрачены!) и блокнот.

– Светлана, через заднюю! Быстро! Не говорите, что я была! – прошептала Олеся Федоровна.

Светлана, растерянная, кивнула и показала на дверь в сени. Учительница юркнула туда, как раз когда на кухне раздался стук в дверь и уверенный голос блондинки:

– Здравствуйте! Марья Ивановна здесь? Мне нужно поговорить о коте моей мачехи. И о некоторых… вещах, которые могли ей принадлежать.

Олеся притаилась в сенях, прижавшись к прохладной стене. Сердце стучало как бешеное. Алина здесь! Ищет кота и "вещи"! Значит, она тоже в курсе про "надежное место"? Или просто наследство собирает?

Через тонкую дверь Олеся слышала разговор:

– …кот здесь? Он должен быть у меня. По закону.

– Да он тут, но… он наш теперь! Мама привезла! – защищалась Светлана.

– Ваша мама украла кота из квартиры умершей, – холодно парировала Алина. – Я могу вызвать полицию. Или мы решим миром? Вы отдаете кота, а я забываю про этот… инцидент. И про возможные проблемы с незаконным проникновением в чужую квартиру. – В голосе звучал явный шантаж.

– Мы ничего не воровали! – запротестовала Марья Ивановна, но голос ее дрожал. – Барсик сам пришел! Я пожалела!

– Очень мило. Но кот – собственность наследства. Отдавайте.

Олеся слышала недовольное мяуканье Барсика и шум переноски. Алина забрала его! Она увезла Барсика! Теперь улика (пусть и не в ошейнике) и возможный свидетель в ее руках!

Через пару минут «Мерседес» с ревом умчался. Олеся вышла на кухню. Марья Ивановна плакала. Светлана злилась.

– Стерва! Наглость какая! Кота забрала!

– Зато она не узнала про вас, Олеся Федоровна, – всхлипывала Марья Ивановна. – И про дачу… я ей не сказала! Ни слова!

Это было маленькое утешение. Алина увезла кота, но не узнала о соседском визите и не выведала про дачу в Садовом. У Олеси еще был шанс.

Олеся поблагодарила их, оставила корм (теперь для их кошки) и шоколад, и поспешила к своей «Калине». Нужно было уезжать, пока Алина не передумала и не вернулась.

По дороге обратно, трясясь на ухабах, она анализировала:

Барсик: В руках Алины. Ошейник – чист (увы). Но сам кот видел убийцу? Или что-то слышал? Теперь это знает только Алина.

Дача в Садовом: Ключевая зацепка! "Надежное место". Нужно найти этот домик и обыскать до того, как туда явятся Алина, "Угрюмый" или Волков.

Алина: Активно действует. Агрессивна. Шантажирует. Ищет что-то. Значит, тоже в теме. Наследница или что-то большее?

Марья Ивановна: Подтвердила присутствие мужчины (высокий, в капюшоне), бежавшего с места убийства. И подтвердила угрозы "Угрюмого".

Олеся достала блокнот и поверх списка "Серая Лошадка" написала жирными буквами: "ОПЕРАЦИЯ 'САДОВЫЙ СЕЙФ'. Цель: Дача Голубевой в пос. Садовый. Найти. Обследовать. Найти 'сейф'."

"Калина" кряхтела, натужно взбираясь на холм. Она глянула в зеркало заднего вида. Пустая дорога. Пока. Но гонка только начиналась. Теперь у нее был адрес… точнее, направление. Садовый. И надежда, что "надежное место" все еще надежно.

«Ну, Людмила Семеновна, – подумала Олеся, прибавляя газу, – держи свой сейф крепче. Олеся Федоровна едет его вскрывать. Надеюсь, твои бухгалтерские тайны стоят этой тряски на ухабах». Впереди виднелись огни Зареченска. Завтра – новая вылазка. В Садовый.

Глава 9

Обратная дорога из Шенталы казалась бесконечной. "Калина" кряхтела на ухабах, тень белого "Мерседеса" мерещилась в каждом встречном автомобиле, а в голове крутились обрывки разговоров: "…мой сейф… в Садовом…", "Не говорите, что я была!", холодный голос Алины: "…кот должен быть у меня…". Барсик в руках этой ледяной блондинки… Что она с ним сделает? И главное – дача! Ключ ко всему. Надежда теплилась, как уголек в пепле после провала с ошейником.

Олеся въехала в Зареченск уже в густых сумерках. Улицы, залитые желтым светом фонарей, казались чужими и подозрительными. Каждый силуэт в подворотне, каждая припаркованная машина (особенно серая!) заставляла сжимать руль до побеления костяшек. Паранойя? Или оправданная осторожность? После встречи с "Угрюмым" и Алиной грань стиралась.

Припарковавшись у своего подъезда, она несколько секунд сидела в машине, сканируя двор. Тишина. Только лай соседской собаки и далекий гул города. Ничего подозрительного. "Собраться, Рыбалко, – приказала она себе. – Завтра – Садовый. Сегодня – чай, анализ данных и попытка не сойти с ума".

Олеся вышла, тяжело взвалив на себя сумку с пустым контейнером от корма (Барсик-то уплыл!) и блокнотом. Поднялась на третий этаж, ключ привычно щелкнул в замке…

И тут Олесю окатило волной холода. Не просто прохладой от проветривания – ледяным, сырым сквозняком. И запах… Запах улицы, пыли и чего-то… острого, минерального.

Олеся щелкнула выключателем.

Стекло. Море осколков. На полу, на диване, на ее любимом кресле у окна. Ветер гулял по комнате, шевеля занавески, которые теперь болтались на клочьях. А в центре этого хаоса, на куске разбитого стекла, лежало оно. Маленькое, серо-белое, с неестественно вывернутой шеей. Мертвый голубь.

"Ой…" – не звук, а стон вырвался из груди. Ноги подкосились. Олеся прислонилась к косяку, чтобы не упасть, глотая рвотные позывы. Глаза не отрывались от жуткого "подарка". Это был не просто акт вандализма. Это было послание. Четкое, недвусмысленное.

"Лезешь не в свое дело? Вот тебе, училка. Можешь стать следующей. Или хуже."

Страх. Чистый, животный, леденящий страх сковал все тело. Он бил током по вискам, сжимал горло, заставлял сердце бешено колотиться о ребра. Руки тряслись. В ушах звенело. Все детективные азарт, все математические построения – все испарилось, оставив лишь примитивный ужас и желание спрятаться.

Олеся зажмурилась, пытаясь дышать глубже. "Вдох. Выдох. Вдох. Выдох. Олеся Федоровна, соберись! Это просто… уравнение. Уравнение страха. Надо решить его. Как любую другую задачу."

Олеся заставила себя открыть глаза. Не смотреть на голубя. Смотреть на факты.

Время: Вечер, сумерки. Кто-то знал, что меня нет дома? Следил?

Способ: Камень? Кирпич? Обычный булыжник с улицы. Без отпечатков (наверняка). Важно: Камень лежал среди осколков – большой, бурый, с острыми краями. Уличный. Ничего уникального.

Место: Гостиная. Окно выходит во двор, но не на самое оживленное место. Риск быть замеченным? Средний. Видел ли кто? (Спросить Тетю Глашу, Анну Петровну с первого этажа).

"Подарок": Мертвый голубь. Символ? Запугивание. Расчет на истерику. Важно: Голубь был местный, дворовый. Не редкая порода. Убит недавно (тело еще не окоченело полностью).

Цель: Запугать. Предупредить. Остановить расследование. Вывод: Кто-то знает, что я копаю. Знает о моих визитах ("Эдельвейс", Дядя Коля, Шенталы?). И воспринимает как угрозу. Значит, я на правильном пути? Или слишком близко подобралась?

Страх начал отступать, уступая место холодной, яростной злости. Кто они такие, чтобы ломать мой дом? Пугать? Убивать невинных птиц?! Это перешло все границы! Уравнение страха имело решение: гнев. Гнев – отличный катализатор действий.

Первым делом – полиция. Как бы она ни презирала Петренко, игнорировать такое нельзя. Это уже не "несчастный случай", а реальное преступление. Против нее.

Олеся набрала 112, стараясь говорить четко, без дрожи:

– Происшествие по адресу Мира, 15, кв. 32. Вломились в мое отсутствие, разбили окно, бросили в комнату мертвое животное. Я – Олеся Федоровна Рыбалко. Я свидетель по делу Голубевой. Это… это похоже на угрозу.

Дежурный принял вызов, пообещав направить наряд. Ждать? В квартире со свистом ветра и мертвым голубем? Нет уж. Олеся схватила куртку, выбежала на лестничную площадку, заперла дверь и стала спускаться вниз. Лучше ждать участкового на улице.

Именно там ее и застал Семеныч, приехавший через двадцать минут на своей видавшей виды "Ладе-приоре". Он вышел, поправив ремень, его добродушное лицо было озабоченным.

– Олеся Федоровна? Что случилось? Вломились, говорите?

– Не вломились, а вбросили, – поправила Олеся, ведя его наверх. – Окно разбили. И… это.

Когда Семеныч увидел разгром и голубя, он присвистнул.

– Ну и дела… Пакости какие… – Он осторожно обошел осколки, посветил фонариком на камень, на мертвую птицу. – Камень обыкновенный… Голубь… Брр… Здорово, гады, постарались. Напугать хотели?

– Очевидно, – сухо ответила Олеся. – И, судя по всему, это связано со смертью Людмилы Семеновны. Я же говорила, что это не случайность!

Семеныч нахмурился, записывая что-то в блокнот.

– Говорили, говорили… Но это, Олеся Федоровна, уже другое дело. Угроза жизни и имуществу… – Он посмотрел на меня серьезнее обычного. – Вы кого-то подозреваете? Конфликты были? Кому вы могли перейти дорогу… с вашими расследованиями? – В его вопросе прозвучало не осуждение, а констатация факта. Он знал, что она копает.

Олеся перечислила:

Дядя Коля (угрожал вчера: "неповадно будет!").

"Угрюмый" (Марья Ивановна подтвердила его угрозы; он видел меня у Дяди Коли?).

Алина (я была в Шенталах, могла меня заметить?).

Возможно, Волков из "Эдельвейса" (если узнал о моем звонке "племянницей"?).

Семеныч внимательно записывал.

– Николай Сомов… да, он буянил вчера. "Угрюмый"… описание есть? Машина? Алина… фамилия? Волков… – Он вздохнул. – Дело темное, Олеся Федоровна. Очень темное. И вы в него полезли по уши. – Он посмотрел на разбитое окно. – Вот результат. Советую вам… завязывать. Оставить это полиции. Мы разберемся.

– Вы? – не удержалась Олеся от сарказма. – Как с делом Голубевой "разобрались"? Как с несчастным случаем?

Он покраснел.

– Дело Голубевой… не закрыто. Петренко копает. Медленно, но копает. Особенно после ваших намеков на "Эдельвейс" и документы. – Это было новостью! – А тут… это явный криминал. Угроза. Мы обязаны реагировать. Я занесу все в базу, поговорю с Сомовым, поспрашиваю во дворе. Камеры? – Он махнул рукой в сторону двора. – У нас тут только у "Континента" далеко. Бесполезно. Но если что… звоните сразу. И… – он замялся, – …действительно, будьте осторожнее. Двери на замок, окна… ну, это окно… придется заколотить пока.

После его отъезда Олеся стояла посреди хаоса. Холодный ветер гулял по квартире. Запах смерти от маленького тельца на полу смешивался с запахом пыли и Олесиной собственной беспомощности. Заколотить окно… Чем? Доски? Где их взять ночью?

"Ой, всё…" – прошептала Олеся, чувствуя, как слезы наконец подступают. От злости, от страха, от бессилия. Она опустилась на стул уцелевшего обеденного стола, положив голову на руки. Было ли это концом? Следует ли сдаться? Послушать Семеныча и Петренко?

Нет.

Словно щелчок произошел в мозгу. Страх никуда не делся. Он был огромной, холодной константой в уравнении. Но появилась другая переменная – ярость. Ярость за вторжение в ее дом. За испуг. За убитого голубя. За наглую безнаказанность тех, кто толкнул Людмилу Семеновну и теперь пытается запугать меня.

Олеся подняла голову. Глаза упали на тетрадь "Теорема Рыбалко", лежавшую на столе под слоем стеклянной пыли. Она достала ее, отряхнула. Открыла на свежей странице. Ручка дрожала в пальцах, но я вывела:

"Инцидент: 26 июля, ~21:00. Предупреждение/Угроза. Разбитое окно. Мертвый голубь.

Цель: Запугать, остановить расследование.

Подозреваемые: Сомов Н.П. ("Дядя Коля"), "Угрюмый", Алина (падчерица?), Волков С.Д. ("Эдельвейс").

Вывод: Расследование представляет реальную угрозу для Х. Значит, мы близки. ПРИОРИТЕТ: Дача в Садовом. Риск высок, но альтернативы нет. Действовать быстро и осторожно.

Меры безопасности: Повышенная бдительность. Не ходить одна в темноте. Информировать Тетю Глашу/Семеныча о вылазках. Сменить маршруты."

Потом она встала. Нашла в кладовке старую фанеру (остаток от прошлогоднего ремонта балкона), молоток, гвозди. Руки все еще дрожали, но она начала приколачивать фанеру к раме разбитого окна. Каждый удар молотка был как выстрел – громкий, катарсический. Отгоняющий страх. Утверждающий решимость.

"Хорошо, господин Х, господин Угрюмый, мисс Алина, – думала Олеся, вгоняя очередной гвоздь. – Вы прислали мне уравнение страха. Я его решила. Решение – не отступление. Решение – атака. Ваш "сейф" в Садовом? Я буду там завтра. Раньше вас. И я найду то, что вы так боитесь. А потом… потом мы посчитаем ваши шансы на свободу. С точностью до сотых".

Забив последний гвоздь, Олеся оглядела свою работу. Квартира была в полутьме, заколоченное окно выглядело уродливым шрамом. Воздух все еще пахло пылью и смертью. Но страх отступил. Его место заняла холодная, расчетливая решимость. Уравнение изменилось. Переменная страха осталась, но появилась новая, более мощная – воля.

Олеся достала пачку "Юбилейного" (последнюю!) и стакан холодного чая. Завтра будет тяжелый день. День вылазки на дачу. День истины. А пока… пока надо убрать осколки. И этого несчастного голубя. С достоинством. Как подобает учительнице математики, которая только что получила двойку по предмету "Личная безопасность", но не собирается пересдавать. Она собирается преподать урок. Тем, кто посмел ее запугать.

Глава 10

Утро после "голубиного инцидента" встретило Олесю не солнечным оптимизмом, а тусклым светом, пробивающимся сквозь щели в прибитой фанере. Воздух в квартире все еще пахнул пылью и холодом, напоминая о вчерашнем вторжении. Но страх, как ни странно, притупился. Его место заняла лихорадочная сосредоточенность, похожая на состояние перед сложной контрольной. Только ставки были неизмеримо выше.

"Уравнение страха решено, – напомнила Олеся себе, наливая крепчайший кофе. – Константа ярости превысила переменную страха. Действуем."

Подготовка к вылазке в Садовый:

Экипировка: Удобные джинсы, кроссовки (на случай бегства или лазания по руинам), темная кофта. В сумку: мощный фонарик (новый, купленный утром в "Магните"), перчатки (чтобы не оставить отпечатков), бутылка воды, шоколадка, блокнот-ручка, карта поселка Садовый (распечатка из интернета), и – на всякий случай – маленький баллончик перцовки (подарок подруги "для походов в темные переулки", теперь актуально).

Транспорт: Верная "Калина". Полный бак. Проверка давления в шинах (враг не дремлет!).

Информирование: Я позвонила Тете Глаше: "Тетя Глаша, я еду на пару часов по делам. В Садовый. Если меня не будет к вечеру – знайте, где искать". Ее испуганное: "Ой, Олесь, осторожнее ты!" – было слабым утешением, но хоть кто-то знал маршрут.

Псих. подготовка: Глубокий вдох. "Ты учитель математики, Рыбалко, а не герой боевика. Цель – найти, осмотреть, уйти. Без геройств. И без разбитых окон."

Дорога в Садовый была короче, чем в Шенталы, но не менее разбитой. Поселок оказался типичным садоводческим массивом – кривые улочки, заросшие участки, покосившиеся заборы, редкие ухоженные домики среди царства бурьяна и старых яблонь. Улица Вишневая, дом 8. Марья Ивановна говорила: "Последний дом, у леска, совсем развалюха".

Олеся нашла его. И "развалюха" было комплиментом. Домик, скорее, напоминал декорацию к фильму ужасов: покосившиеся стены, облупившаяся краска, заколоченные окна, крыша, поросшая мхом и молодыми березками. Забор давно упал, участок захватили крапива и лопухи в человеческий рост. За домом темнел сырой, невеселый перелесок. Идеальное место для "надежного сейфа" и весьма неподходящее для одинокой женщины.

"Ой, всё…" – выдохнула Олеся, глуша мотор. Тишина была гнетущей. Ни птиц, ни собак. Только ветер шелестел в высоких травах. Чувство, что за мной наблюдают, вернулось с удвоенной силой. Она огляделась. Улица пустынна. Ни машин, ни людей. Только ее пыльная "Лада" выглядела чужеродным пятном.

Проникновение. Передняя дверь была заколочена крест-накрест толстыми досками. Назад? Нет. Обход. С тыла, через покосившуюся калитку, пробралась во двор. Задняя дверь в кухню висела на одной петле. Замок был сломан давно – видимо, местные мальчишки или бомжи уже тут побывали. Сердце упало: а если уже все разграблено? Если "сейф" вскрыт?

Олеся надела перчатки, взяла фонарик (хотя был день, внутри царил мрак) и, отжав скрипучую дверь, шагнула в прошлое Людмилы Семеновны.

Запах ударил в нос: затхлость, плесень, пыль и что-то сладковато-гнилостное. Кухня. Разбитая раковина, пустые шкафчики с вывалившимися дверцами, стол, покрытый толстым слоем грязи и птичьего помета (видимо, окна на чердаке разбиты). Пол скрипел под ногами ненадежно.

Олеся двигалась медленно, светя фонариком в каждый угол. Гостиная. Пусто. Паутина, мышиный помет, обвалившаяся штукатурка. Спальня. Перевернутая кровать с прогнившим матрасом, пустой шкаф. Ничего. Ни следов недавнего присутствия, ни тайников в полу, ни за плинтусами (я проверяла!).

Отчаяние начало подкрадываться. "Сейф"? Где же он? Может, это просто метафора? Или Марья Ивановна ошиблась?

Чердак. Лестница в углу коридора, почти сгнившая. Олеся осторожно ступила на первую ступеньку – скрип, треск. "Не сейчас, Рыбалко, не сейчас!" – мысленно взмолилась она, поднимаясь. Люк на чердак был прикрыт, но не заперт. Отодвинула его, поднимая тучу пыли. Фонарик выхватил из мрака низкий потолок, стропила, груды хлама – старые чемоданы, коробки, сломанная мебель. И запах здесь был еще гуще.

Олеся стала методично, как археолог на раскопках, перебирать хлам. Старые журналы "Работница", пустые банки, рваные одеяла… Ничего ценного. Ничего похожего на документы. Усталость и разочарование сковывали тело. Может, "сейф" – это банковская ячейка? И зря рисковала?

И тут луч фонарика скользнул по старому, пыльному сундуку. Небольшому, оббитому жестью, с массивным, но ржавым замком. Он стоял в углу, подальше от протекающей крыши. Замок висел на петле, но не был защелкнут! Как будто кто-то его недавно открывал и не запер? Или просто сломался от времени?

Сердце забилось чаще. Олеся подошла, откинула тяжелую крышку. Внутри… не золото, не пачки денег. А аккуратные папки, старые тетради в клеенчатых обложках и несколько флешек в полиэтиленовом пакетике. Бинго! "Сейф"!

Олеся схватила первую попавшуюся тетрадь. На обложке корявыми буквами: "Л. Голубева. Личное. Компромат." Внутри – столбики цифр, даты, инициалы, суммы. Пометы: "Волкову – откат", "Подрядчик ТСЖ – двойная оплата", "Клиент N – левая схема", "Алина – долг за квартиру отца". Имена, суммы, схемы! Это был клад! Настоящий клад компромата! То, что искали Волков, "Угрюмый", Алина! То, за что убили Людмилу Семеновну!

Эйфория захлестнула. Нашла! Теорема Рыбалко получала неопровержимое доказательство! Она лихорадочно стала совать папки и флешки в сумку. Нужно убираться отсюда немедленно!

Шум. Резкий, неожиданный. Скрип тормозов под окнами. Олеся замерла, выронив тетрадь. Сердце прыгнуло в горло. Подбежала к крошечному слуховому окошку, густо заросшему паутиной. Прильнула.

Во двор, разбрызгивая грязь, въехал белый "Мерседес". Алина. Она вышла из машины, хлопнула дверью. Лицо было напряженным, сосредоточенным. Она огляделась, ее взгляд скользнул по "Калине", припаркованной в кустах у дороги. Олеся увидела, как ее глаза сузились, губы плотно сжались. Она знала, что Олеся здесь.

Алина не стала звать или стучать. Она уверенно направилась к задней двери – прямо туда, где вошла Рыбалко. Она знала слабое место!

Паника ударила как кувалда. Мозг лихорадочно искал выход. Спуск по лестнице? Она же перехватит! Чердак – ловушка! Окно? Крошечное, заросшее, высоко от земли.

Олеся услышала, как скрипит дверь внизу. Шаги. Твердые, быстрые. Она уже в доме!

"Ой, всё…" – прошипела Олеся в пыльный воздух чердака. Оставался один путь – вперед, через чердак. В дальнем конце, над пристройкой, крыша была частично обрушена, открывая проем в стене соседнего сарая. Сарай выглядел еще более ветхим, но это был шанс.

Олеся схватила сумку с драгоценной добычей, плюнула на осторожность и побежала по шатким доскам чердака, чуть не проваливаясь. За спиной услышала стук сапог по лестнице на чердак! Она поднималась!

Олеся нырнула в темный проем обрушенной стены, царапая руки о торчащую арматуру. Оказалась в сарае, заваленном хламом. Прямо – дверь на улицу! Олеся рванула к ней. Замок заржавел, но поддался после нескольких ударов плечом. Вывалилась наружу, в густые заросли малины с другой стороны участка.