Теорема Рыбалко. Уравнение со смертью

– Николаю Степановичу? – уточнила Олеся, вспоминая, что председатель ТСЖ – мужчина. – Это председатель?

– Он самый. – Клавдия Аркадьевна кивнула. – Только он сейчас… не в контакте. После истории с Голубевой и этого вашего… падения… он на больничном. Давление. Нервы. Так что, милочка, приходите на следующей неделе. Или пишите заявление в письменном виде. Форма №7. – Она швырнула Олесе листок с образцом, напечатанным на матричном принтере времен перестройки.

«Тупик, – констатировал внутренний детектив. – Председатель "не в контакте", секретарша – бюрократический терминатор. Нужен план Б».

– А подрядчика кто? – спросила Олеся напоследок, делая вид, что записываю что-то в блокнот. – Фирма? Чтобы знать, куда претензии предъявлять, если крыша потечет.

– ООО «Гарант-Строй», – автоматически выдала Клавдия Аркадьевна, тут же спохватившись. – Но все акты подписаны! Все в порядке! И гарантия! Пять лет! Так что ваши претензии безосновательны!

«Гарант-Строй». Записала. Хоть что-то. Поблагодарив Клавдию Аркадьевну за «помощь» (она фыркнула в ответ), Рыбалко выбралась из подземелья на свет божий. Нужно было гуглить «Гарант-Строй Зареченск». Но сначала… Дядя Коля. Он был следующим в списке подозреваемых, и после вчерашней встречи с «Угрюмым» выглядел еще интереснее.

Дядя Коля, он же Николай Петрович Сомов, обитал на пятом этаже того же подъезда, в крошечной однушке, больше похожей на склад пустых бутылок. Олеся поднялась к его двери. Запах перегара, немытого тела и чего-то кислого витал в воздухе даже сквозь дверь. Постучала. Сначала тихо. Потом громче.

Внутри что-то грохнуло, послышалось бормотание и шарканье. Наконец щелкнул замок, и дверь приоткрылась на цепочку. В щели возникло обрюзгшее, небритое лицо с мутными, воспаленными глазами. Узнал он меня не сразу.

– Чё? – хрипло буркнул Дядя Коля. От него отчетливо пахнуло перегаром и затхлостью давно немытого тела. Олесю затошнило.

– Николай Петрович, здравствуйте, – начала Олеся, стараясь быть вежливой, несмотря на волну вони. – Можно вас на минуточку? По поводу… Людмилы Семеновны.

Его лицо сразу исказилось злобой.

– Опять?! Чего тебе от меня надо, училка?! Я уже полиции сказал – ничего не видел! Не слышал! И рад, что эта стерва сдохла! Чтоб ей пусто было! – Он попытался захлопнуть дверь, но цепочка не дала.

– Николай Петрович, подождите! – Олеся вставила ногу в проем, рискуя получить дверью по пальцам. – Я не от полиции! Я просто… соседка. И мне тоже кажется, что все не так просто. Что ее… убрали. И я знаю, что вы с ней конфликтовали из-за долгов… – Она сделала паузу, наблюдая за его реакцией.

Злоба в его глазах смешалась с животным страхом.

– Убрали? Кто?! Кто тебе наговорил?! – он зашипел, озираясь вглубь квартиры. – Я ни при чем! У меня алиби! Я в тот день… в магазине был! «Красное&Белое»! Спросите у Славки, продавца! Он меня видел! С пяти до восьми сидел! Пил! – Он выпалил это быстро, слишком быстро, как заученную фразу. Как будто кто-то его проинструктировал. «Угрюмый»?

– С пяти до восьми? – переспросила Олеся. – А падение было около семи тридцати. Вы же рядом с домом были? Могли слышать крики?

– Не слышал! Ничего не слышал! – Он замотал головой, брызгая слюной. – Музыка громко играла! В наушниках! – Это звучало еще более неправдоподобно. – И вообще, отвали! Не лезь не в свое дело! А то… – Он вдруг пригрозил мне грязным кулаком. – …неповадно будет! Школота твоя тебя не спасет!

Он дернул дверь, цепочка звякнула, ее нога чудом увернулась. Дверь захлопнулась с таким грохотом, что задрожали стены. За ней послышалась истошная, пьяная ругань и звон разбитой бутылки.

«Ну и контакт, – подумала она, спускаясь вниз с дрожью в коленях не столько от страха, сколько от возмущения. – Алиби "в магазине с пяти до восьми" – слишком широкое и ненадежное. И слишком старательно выданное. Кто его учил? "Угрюмый"? И угроза… Любопытно».

Олеся вышла во двор, чтобы перевести дух. Солнце припекало. На лавочке у подъезда, как вечный памятник, сидела Тетя Глаша. Она чистила картошку в ведро, а ее острые глазки наблюдали за всем двором, как камеры видеонаблюдения. Идеальный информационный хаб.

– Олеся! – окликнула она радостно. – Чего это ты к Коле-алкашу ходила? Долги выбивать? Бесполезно, милая! У него только бутылки в активе!

Олеся подсела на лавочку, взяв у нее нож и картофелину – плата за доверие.

– Нет, Тетя Глаша, не долги. По Людмиле Семеновне… Все не укладывается у меня.

Тетя Глаша причмокнула, оглянулась.

– И у меня не укладывается, душечка. Чего это Коля-то такой злой? И пьет теперь пуще прежнего. Как бешеный. И вчера к нему опять тот… ну, который угрюмый… приходил. Долго сидели. О чем-то спорили. Я мусор выносила – слышала, голоса повышали.

– Кто он, Тетя Глаша? Этот угрюмый? – спросила Олеся, стараясь чистить картошку так же ловко, как она.

– А кто его знает! – Она пожала плечами. – Не местный, вроде. Видела его раза три-четыре. То к Людмиле (когда она живая была), то к Коле. И к председателю нашему, Николаю Степановичу, он тоже заходил! Как раз перед тем, как тот давление схватил и на больничный свалился! – Она многозначительно подняла бровь. – Совпадение? Не думаю!

Председатель ТСЖ Николай Степанович, Дядя Коля, Людмила Семеновна – все связаны с «Угрюмым»! И все после визитов этого типа либо мертвы, либо в запое, либо на больничном с давлением. Очень подозрительная корреляция!

– А как он выглядит? – спросила Олеся, мысленно сравнивая с вчерашним «Наблюдателем».

– Да обыкновенный… – задумалась Тетя Глаша. – Роста среднего. Крепкий. Лицо… ну, как кирпич. Ни улыбнется, ни нахмурится. Одевается просто, но чисто. Говорит мало. Глаза… холодные. Как у змеи. Бр-р-р! – Она поежилась. – И машина у него… не шикарная, но новая. Серая, кажись. Номера не запомнила.

Серая машина. Новенькая. Как у вчерашнего Наблюдателя? Или это просто типичная машина для Зареченска? Совпадение?

– А с Людмилой Семеновной он… ссорился?

– А кто с ней не ссорился? – фыркнула Тетя Глаша. – Но с ним… Особенно. Недели за две до ее… ухода. Он уходил от нее – лицо белое, злой страшно. А она в дверях орала ему вдогонку: «Не получишь! Сдохнешь раньше!» И еще что-то… «Все в надежном месте!» Вот так вот!

«Не получишь! Все в надежном месте!» Ключевые слова! «Угрюмый» что-то хотел от Людмилы Семеновны. Документы? Компромат? И не получил. А она спрятала это в «надежном месте». Которое теперь ищут все: и «Эдельвейс», и «Угрюмый», и, возможно, даже полиция Петренко (если они не совсем спят). И Олеся. А еще кот Барсик, который внезапно пропал и так же внезапно объявился у Марьи Ивановны…

– Спасибо, Тетя Глаша, – искренне сказала Олеся, отдавая очищенную картошку. – Вы – кладезь мудрости!

– Ой, да ладно тебе, – засмущалась она. – Стара я уже… только картошку чистить да сплетни собирать… Ты осторожнее, Олесь. Этот тип… «Угрюмый»… он нехороший. Чую я это. Не зря Коля после него как плетень.

Она пошла домой, обдумывая услышанное. «Угрюмый» вырисовывался в ключевую фигуру. Связующее звено между «Эдельвейсом», ТСЖ, Дядей Колей и Людмилой Семеновной. Возможно, он и есть Х? Или исполнитель? И он знает, что Олеся копает. Возможно, он и был тем «Наблюдателем».

Дома Олеся Федоровна открыла тетрадь «Теорема Рыбалко» и сделала новые записи:

ТСЖ: Председатель Николай Степанович – на больничном (нервы, давление). Подрядчик – ООО «Гарант-Строй» (проверить!). Секретарь Клавдия Аркадьевна – бюрократ-терминатор. Связь с «Угрюмым» (визит перед больничным).

Дядя Коля (Н.П. Сомов): Агрессивен, напуган. Алиби на время убийства (магазин «К&Б» с 17:00-20:00, требует проверки). Инструктирован «Угрюмым». Угрожал мне.

«Угрюмый»: Ключевая фигура! Связь: Голубева (конфликт: «Не получишь! Все в надежном месте!»), Дядя Коля (инструктаж/запугивание), Председатель ТСЖ (визит перед больничным). Описание: Ср. рост, крепкий, холодные глаза, лицо-«кирпич». Серая новая машина. Возможно = Наблюдатель. Статус: ОЧЕНЬ подозрительный. Опасный.

«Надежное место»: Где спрятаны документы/компромат Голубевой? Кот Барсик? Марья Ивановна? Квартира?

Следующий шаг был очевиден, но пугал: Марья Ивановна. Она держит кота, боится, прячется. Она – возможная свидетельница (живет напротив!). И она может знать про «надежное место». Нужно найти способ до нее достучаться. Буквально.

Олеся подошла к окну, глядя на безмятежный двор. Где-то здесь ходил «Угрюмый». Где-то в своей конторе нервничал Волков из «Эдельвейса». Где-то пил и боялся Дядя Коля. И где-то в темноте квартиры напротив сидела Марья Ивановна, прижимая к себе рыжего кота и молчала.

«Хорошо, – подумала Рыбалко. – Уравнение имеет нового ключевого игрока – "Угрюмый". И новую константу – страх. Но есть и переменная "надежное место". Найду его – найду ключ ко всему. А начинать надо с Марьи Ивановны. И с Барсика. Пора идти на штурм тишины. С кормом и хитростью». Она вздохнула. «И с большой осторожностью. Очень большой».

Глава 7

План был прост, как дважды два: штурм Марьи Ивановны. С кормом, с чаем, с невинной болтовней о погоде и внезапным коварным вопросом про «надежное место» или хотя бы про Барсика. Олеся купила не только кошачий корм (премиум-класса, на всякий случай), но и пирожное «Картошка» – универсальный ключ к сердцам пожилых дам Зареченска. Настроение было боевым, почти детективным.

Поднимаясь на четвертый этаж, она уже строила в голове диалоги. «Марья Ивановна, а Барсик-то как? Кушает? Ох, бедняжка, пережил же стресс… Кстати, а Людмила Семеновна, бывало, вам жаловалась? Говорила, куда важные бумажки прячет? Вдруг найдутся?» И так далее. План казался безупречным.

Постучала в дверь. Легко, вежливо. «Марья Ивановна? Это Олеся, снизу. Принесла Барсику гостинцев и вам пирожное…»

Тишина. Гробовая. Ни шагов, ни мяуканья. Только мерный гул холодильника за стеной. Постучала громче. «Марья Ивановна? Вы дома? Все в порядке?»

Молчание. Легкий холодок пробежал по спине. Неужели…? Она прижалась к двери, пытаясь услышать хоть что-то. Ничего. Абсолютная тишина. Слишком неестественная для квартиры, где живет пожилая женщина и кот.

«Ой, всё…» – прошептала Рыбалко. Варианты пронеслись в голове с пугающей скоростью: болезнь, отъезд… или что-то хуже? Связанное с «Угрюмым»? Слишком много совпадений: она – возможная свидетельница, держала кота, а теперь замолчала окончательно.

Спустилась вниз, к Тете Глаше, которая как раз подметала площадку первого этажа.

– Тетя Глаша! – зашептала Олеся. – Марья Ивановна не открывает! И тихо там… как в могиле! Вы ее сегодня видели?

Тетя Глаша оперлась на метлу, ее глаза-бусинки забегали.

– Марию-то? Видела, видела! Утром! Выбегала, как ошпаренная! Сумку схватила и – на такси! Я как раз мусор выносила. Спросила: «Мария, ты куда?» А она: «К дочери! В область! Срочно!» И даже не оглянулась! Барсика с собой посадила в переноске! Видела!

«К дочери. Срочно. С Барсиком». Звучало… как бегство. После моего визита с кормом? После появления «Угрюмого»? Или чего-то еще, что она увидела или услышала?

– Надолго уехала? – спросила Олеся, стараясь скрыть разочарование и тревогу.

– Кто ее знает! – Тетя Глаша развела руками. – Сказала: «Пока не разберусь». Какие такие дела у нее там – ума не приложу! Дочь-то ее в Шенталах, за сто верст! Старушка редко ездит… Вот так сюрприз!

«Пока не разберусь». Звучало зловеще. Как будто она ждала, когда все утихнет. Или когда «они» перестанут искать? Или когда она сама решит, что можно вернуться? И главное – она увезла Барсика! Кота – потенциального свидетеля или хранителя тайны «надежного места»! Тупик.

Олеся поблагодарила Тетю Глашу и побрела к себе, чувствуя себя обманутой. Все ниточки обрывались. «Эдельвейс» – бюрократическая стена и нервный директор. ТСЖ – председатель на больничном и секретарша-терминатор. Дядя Коля – пьяный и агрессивный, с подозрительным алиби. Марья Ивановна – сбежала с котом. Даже полиция Петренко не помощник. А «Угрюмый» где-то здесь, в тени, наблюдая. И его серая машина…

«Нужно искать документы самой, – пришло невеселое осознание. – Пока Марья Ивановна не вернулась с Барсиком. Пока квартиру Людмилы Семеновны не опечатали насовсем или не передали наследникам». Но как попасть в квартиру убитой? Взломать дверь? Она представила себя с ломом – абсурдная картина. Уговорить участкового Семеныча? Сомнительно. Петренко? Еще хуже.

Оставался один вариант – работа. «Эдельвейс». Волков нервничал из-за пропажи документов. Может, он что-то знает? Или его сотрудники? Нужен был предлог для более глубокого погружения. И тут ее осенило. Алина. Та самая блондинка на «Мерседесе», наследница? Она могла уже вступить в права? Или хотя бы иметь доступ к квартире?

Олеся полезла в интернет. Соцсети. Поиск: «Алина Голубева Зареченск». Ничего. «Алина + Эдельвейс». Ноль. «Алина + наследство + Голубева». Тишина. Как будто ее не существовало. «Мерседес» белый… Номера не знаю. Тупик.

Тогда Олеся решила действовать через «Эдельвейс» более прямолинейно. Под видом… кого? Коллеги Людмилы Семеновны? Слишком нагло. Журналиста? Опасно. А если… Родственница? Отдаленная? Требующая хоть каких-то личных вещей на память? Это могло сработать для проникновения в квартиру или хотя бы для разговора с коллегами.

Она набрала номер «Эдельвейса». Ответила та же девушка с нарощенными ресницами.

– ООО «Эдельвейс», слушаю.

– Здравствуйте, – сказала Рыбалко, стараясь звучать взволнованно и немного плаксиво. – Мне бы… поговорить с кем-нибудь из сотрудников Людмилы Семеновны Голубевой… Это… я ее племянница, дальняя… из области. Приехала… разобрать ее вещички… в квартире. А там полиция, печати… Не пускают! Может, на работе что-то личное осталось? Фото? Сувениры? Хоть что-то… на память… – Олеся даже всхлипнула для убедительности.

На том конце пауза. Потом:

– Племянница? Людмила Семеновна… вроде никого не упоминала… – Голос был скептичным.

– Мы не близко общались, – поспешно добавила Олеся. – Но родня есть родня… После похорон… душа болит. Хоть что-то… – Снова всхлипнула.

– Поня-я-яла… – протянула девушка. – Подождите минуточку.

Олеся слышала, как она откладывает трубку, куда-то идет. Голоса. Потом другой голос – женский, знакомый. Екатерина Сергеевна Петрова!

– Алло? Племянница Людмилы Семеновны? – Голос звучал устало, но без особого подозрения.

– Да, да! – затараторила Олеся. – Я Ольга… Ольга Николаевна. Я просто… не знаю, что делать… Квартиру не пускают… Может, на работе… хоть чашечка ее любимая осталась? Или фотография в рамке? Я слышала, она тут работала долго…

– Ольга Николаевна… – Екатерина Сергеевна вздохнула. – У нас тут… сейчас не до чашечек. Полиция, проверки… Весь ее стол опечатан. Пока не закончится… это всё… ничего не выдать. Да и личного у нее тут… особо не было. Она работу домой таскала. Документы… – Она вдруг понизила голос. – …вы, часом, не знаете, не говорила ли она вам? Где она… ну… бумаги свои хранила? Домашние архивы? Очень нужно… для дела…

Сердце екнуло. Они ищут! И через нее пытаются выведать!

– Бумаги? – сделала Олеся глупый голос. – Нет… не говорила… Она же была такая… скрытная. А что? Они важные?

– Очень! – в голосе Екатерины Сергеевны прозвучало отчаяние. – Без них… нам всем конец! И фирме, и нам! Если найдете что-то дома… в личных вещах… тетради, флешки… любые бумаги… Свяжитесь с нами немедленно! Скажите Волкову Степану Дмитриевичу! Он… вознаградит!

«Вознаградит». Звучало как угроза.

– Конечно, конечно! – пообещала Олеся. – Если что найду, обязательно! А… а про квартиру… вы не знаете, когда печати снимут? Или кто наследник? Может, Алина какая-то? Слышала, она к Людмиле Семеновне приезжала…

На том конце – мертвая тишина. Потом резкий вдох.

– Алина? – Голос Екатерины Сергеевны стал ледяным. – Не знаю никакой Алины. И вам не советую соваться в это дело, Ольга Николаевна. Квартиру… подождите. Наследники объявятся. Всего доброго. – Щелчок. Она бросила трубку.

«Вот тебе и племянница, – подумала Олеся, медленно опуская телефон. – Алина – табу. И предупреждение прозвучало четко: «Не советую соваться». Значит, Алина существует. И она – ключ. И документы – ключ. И квартира – ключ. Который закрыт наглухо».

Она сидела на кухне, глядя на пакет с кормом для Барсика и пирожное «Картошка». Символы провала. Все пути казались перекрытыми. «Эдельвейс» напряжен и опасен. Квартира опечатана. Марья Ивановна с котом сбежала. «Угрюмый» невидим. Даже Дядя Коля заперся в своей бутылочной крепости.

Отчаяние начало подкрадываться, как холодный туман. Что вообще может учительница математики? Одна против системы молчания и страха? Может, Петренко прав? Может, оставить это безнадежное дело?

Олеся открыла тетрадь «Теорема Рыбалко». На первой странице красовалось ее уверенное: «Доказательство убийства». Сейчас оно выглядело как детская самонадеянность. Она перелистнула страницу с контраргументами против Петренко. Они были логичны. Сильны. Но бесполезны без доказательств.

«Нужен прорыв, Олеся Федоровна, – сказала она себе строго. – Нужен нестандартный ход. Как в олимпиадной задаче, когда стандартные методы не работают». Уставилась на список подозреваемых. На «Угрюмого». На его серую машину. И вдруг… мысль.

Машина. Новая. Серая. Тетя Глаша видела. Видела «Наблюдателя», возможно, его. Машины не исчезают бесследно. Они ездят. Их видят. Особенно новые в нашем городе. И есть места… камеры. У подъезда? Нет, у нас старье. Но у «Эдельвейса»? У ТСЖ? У магазина «Красное&Белое», где якобы сидел Дядя Коля? Улицы Ленина, где офис «Эдельвейса»? Могли остаться записи!

Но как их получить? Петренко не даст. Взломать систему? Фантастика. Остается… старая добрая слежка и опрос. Нужно найти того, кто видел эту машину в ключевые моменты. Возле дома в день убийства. Возле «Эдельвейса». Возле квартиры Дяди Коли или председателя ТСЖ.

Это был долгий, нудный путь. Но другого не было. Она взяла новый лист в тетради и вывела заголовок: «Операция "Серая Лошадка"».

Магазин «Красное&Белое» (ул. Парковая): Проверить алиби Дяди Коли. Узнать, видели ли серую новую машину вечером 24 июля? Спросить продавца Славку.

Офис «Эдельвейс» (Ленина, 15): Порасспрашивать местных торговцев, сторожей, парковщиков. Видели ли серую машину в последние дни? Особенно 24 июля вечером?

Дом Председателя ТСЖ (адрес?): Узнать адрес Николая Степановича (у Тети Глаши?). Опросить соседей: видела ли серая машина в дни его визитов «Угрюмого»?

Наш дом (ул. Мира, 15): Тетя Глаша, другие дворовые «наблюдатели». Видели серую машину в день убийства или после? Особенно вечером 24 июля?

Грандиозный план. На него уйдут дни. И нет гарантии. Но это был хоть какой-то вектор. Направление поиска.

Олеся встала, чтобы налить очередную чашку чая. И тут взгляд упал на подоконник. Туда, где стояли мои пакеты из «Магнита» в тот злополучный вечер. Где разбилось молоко и йогурты. И где… лежал осколок синего пластика. От йогурта? Она подошла ближе. Нет. Это было что-то другое. Маленькое, полупрозрачное, синее. Похожее на… кусочек пластика от ошейника для кота?

Олеся подняла его. Да, точно. Обычный пластиковый замочек от дешевого ошейника. Рядом валялось несколько рыжих кошачьих шерстинок. Барсик! Он был тут! В день убийства! Может, выскочил из подъезда, испугавшись шума? Или… выбросился вслед за хозяйкой? Нет, он жив, Марья Ивановна его увезла. Но он был здесь! На месте преступления! И потерял кусочек ошейника.

«Надежное место»… Кот… Ошейник… Мысль ударила, как молния. А если?.. А вдруг?.. Это же классика детективов! Микропленка? Флешка? Записка? В ошейнике!

Олеся сжала в руке крошечный синий обломок. Барсик был не просто свидетелем. Он был возможным носителем улики! И теперь он за сто верст, у дочки Марьи Ивановны, которая «пока не разберется». А эта женщина явно что-то знает и боится!

Адреналин снова забился в висках. Тупик обернулся новой, еще более сложной, но острой задачей. Нужно было найти Марью Ивановну. Узнать адрес дочки. Достать кота. Проверить ошейник. И все это – пока «Угрюмый» или Волков не сообразили того же.

Олеся посмотрела на список «Операция "Серая Лошадка"». Он подождет. Теперь у меня был приоритет. Операция "Рыжий След". Найти Барсика. Проверить ошейник. Раскрыть «надежное место».

«Ну, Барсик, дружок, – подумала она, пряча кусочек пластика в маленький пакетик. – Похоже, ты – главная переменная в моем уравнении. И твоя миссия еще не закончена. Олеся Федоровна Рыбалко начинает поиск. И найдет. Обязательно». Она достала пачку «Юбилейного». Сыщику нужны силы. Особенно когда цель – рыжий кот за сто километров, охраняемый испуганной старушкой.

Глава 8

Мысль о том, что ключ ко всему делу – а именно, возможная микропленка, флешка или записка – зашит в ошейнике рыжего кота Барсика, который сейчас трясется где-то в области в переноске испуганной Марьи Ивановны, не давала покоя. Это было одновременно гениально (Людмила Семеновна была старая школа, могла и на такой метод пойти!) и безумно сложно. Как учительнице математики из Зареченска добраться до некой деревни Шенталы и выведать у перепуганной старушки ее кота?

Первым делом – адрес. Тетя Глаша была нашим единственным источником.

– Шенталы? – переспросила она, откладывая веник. – Там у Марии дочка, Светка… Светлана Николаевна, по-моему. Муж у нее, Валера, тракторист. Адрес? Домик у них на Советской… ну, как въедешь в деревню, направо, потом второй поворот налево… или наоборот? – Она замялась. – Точный не знаю, милая. Мария писала на бумажке, когда давала ключ соседке на случай потопа… но где та бумажка…

Поиски бумажки заняли полчаса и напомнили археологические раскопки в ее крохотной каморке под лестницей. Мы перерыли коробки с пуговицами, старыми квитанциями и пожелтевшими фотографиями. Наконец, в конверте с марками "СССР" нашлась записка: "Ключ у Петровых, кв. 12. Если что – Шенталы, ул. Центральная, 17. Света".

Улица Центральная! Это уже что-то. Олеся чуть не расцеловала Тётю Глашу, одарив ее вторым пирожным «Картошка» и пакетом корма (теперь уже для её дворовых котов).

Подготовка к вылазке. Старенькая «Лада Калина» давно не видела приключений дальше «Магнита» и дачи. Пришлось:

Заправиться: Полный бак (бюджет поёт романсы, но дело важное).

Запастись навигатором: Старый смартфон с офлайн-картами (интернет в полях – миф).

Собрать "детективный набор": Фонарик (вдруг темно), новый пакет корма для Барсика (премиум, теперь это инвестиция!), шоколадка для Марьи Ивановны (и для моих нервов), блокнот-ручка, и главное – фото кусочка синего пластика на телефон (доказательство для Марьи Ивановны, что Барсик был там и его ошейник важен).

Придумать легенду: Я – соседка, волнуюсь о Барсике после трагедии, привезла корм, хочу удостовериться, что с ним всё в порядке. И заодно передать случайно найденную деталь от его ошейника (истинная цель!).

Дорога в Шенталы оказалась испытанием на прочность для «Калины» и моих позвонков. Асфальт сменялся разбитой грейдеркой, потом опять асфальтом с ямами размером с бассейн. Пейзажи – бескрайние поля, перелески, редкие деревеньки. Красиво, но тревожно. Каждый встречный «Газель» или тем более серая машина заставляла сердце ёкать. «Угрюмый» не мог знать о моей поездке? Или мог? Тетя Глаша – болтлива…

Шенталы. Деревня, как сотни других: пара улиц, покосившиеся заборы, запах навоза и свежескошенной травы, важные гуси на дороге. Улица Центральная нашлась легко. Дом №17 – аккуратный, недавно покрашенный домик с палисадником и стареньким «Жигуленком» у ворот. Никакого «Мерседеса». Пока.

Олеся припарковалась чуть поодаль, сделала глубокий вдох, поправила очки (деталь образа) и пошла к калитке. Сердце колотилось. Что, если Марья Ивановна в ужасе захлопнет дверь? Или там уже кто-то есть? Например, та самая Алина?

На мой стук вышла не Марья Ивановна, а женщина лет тридцати пяти – простая, усталая, в фартуке. Дочь, Светлана.

– Здравствуйте, – начала Олеся, стараясь излучать безобидность. – Я к Марье Ивановне. Из Зареченска, соседка снизу. Олеся Федоровна. Переживаю о Барсике… после всего… Привезла ему корм специальный. И вот, нашла детальку от его ошейника у подъезда, думала, пригодится… – Олеся показала пакет с кормом и фото на телефоне.

Лицо Светланы смягчилось.

– Ой, какая вы внимательная! Мама тут, да. Заходите. Только она… нервничает очень. Не на шутку.