
Полная версия
Теорема Рыбалко. Уравнение со смертью
«Интересно, – зафиксировал ее внутренний детектив. – Кот жив. И явно прятался у Марьи Ивановны. Почему она молчит? Что она боится сказать? Или… увидела?»
Олеся открыла свою дверь. В квартире было тихо, пусто и как-то очень одиноко. Но чувство бессильной злости сменилось другим – целеустремленностью. Как перед сложной олимпиадной задачей. Страшно? Да. Но и азартно.
Первым делом – чай. Крепкий, с лимоном. Потом – найти старую тетрадь для черновиков. И начать строить свою систему уравнений. С множеством неизвестных и одной главной целью – найти Х, убийцу.
«Ну, господин Силуэт, – мысленно обратилась Олеся к тому, кто стоял в темном проеме балкона. – Начинаем решать вашу задачку. И поверьте, я довожу решения до конца. Даже самые сложные. Особенно те, которые кто-то пытается списать как "несчастный случай"».
Она достала пачку «Юбилейного». Печенье – лучший катализатор мыслительного процесса. И первая запись в новой тетради: "Теорема Рыбалко. Доказательство убийства Людмилы Семеновны Голубевой. Начало: 25 июля 2025 г."
Глава 4
Утро после поминок. Солнце, как назло, светило с каким-то особенно наглым оптимизмом, заливая хрущевку светом, который только подчеркивал пыль на полках и хаос в мыслях. Олеся сидела за кухонным столом, потягивая третью чашку крепкого чая (лимон кончился, но принцип сохранения бодрости никто не отменял). Перед ней лежала та самая тетрадь для черновиков, теперь гордо именуемая: «Дело Голубевой Л.С. Теорема Рыбалко».
На первой странице красовался список:
Дядя Коля (Николай Петрович Сомов): Алкоголик. Долги за ЖКУ. Угрозы выселения. Агрессия + радость от смерти. Мотив: Устранить угрозу выселения? Алиби? Статус: Открытое пренебрежение + угрозы.
«Эдельвейс» (Контора на Ленина): Место работы. Темные дела (по словам Т. Глаши). Компромат? Долги? Загадочные мужчины в дорогих/простых авто. Мотив: Заткнуть рот? Алиби? Статус: Нулевой. Требуется разведка.
ТСЖ + Подрядчики: Люд. Сем. грозилась вскрыть махинации с капремонтом крыши. Мотив: Не допустить разоблачения? Алиби? Статус: Требует изучения протоколов ТСЖ (где взять?).
Блондинка на «Мерседесе» (Алина?): Конфликт из-за наследства? («Отдай, сука, что положено!»). Мотив: Получить квартиру/деньги? Алиби? Статус: Требуется идентификация и поиск.
Марья Ивановна (соседка напротив): Наблюдательная. Боится. Скрывает кота. Статус: Возможный свидетель? Требует осторожного подхода.
Прочие соседи (Анна Петр., Валерий и т.д.): Общее недовольство. Но мотив для убийства? Слабый. Статус: Фоновый шум. Пока.
Список внушал. Как сложная система уравнений с десятком переменных. С чего начать? Метод исключения? Перебора? Наблюдения?
«Олеся Федоровна, – строго сказала она себе, – ты же учитель. Начни с опроса. Собирай данные». Но опрашивать соседей в лоб после вчерашних поминок – верный способ нарваться на стену молчания или откровенную ложь. Нужен другой подход. Менее прямой. Более… математичный.
Первой на очереди была работа – «Эдельвейс». Источник потенциальных врагов и компромата. Как туда попасть? Олеся не родственница, не следователь. Просто «сочувствующая коллега»? Звучало глупо.
И тут меня осенило. Гениально и просто, как теорема Пифагора. Родительница!
В лицее учатся дети пол-Зареченска. Кто-то из них ДОЛЖЕН иметь родителя, работающего в «Эдельвейсе»! Нужно лишь вспомнить… Олеся Федоровна схватила свой школьный планшет, открыла электронный журнал. Листала списки классов, проклиная конфиденциальность данных. ФИО родителей… Где-то оно должно быть!
И – о, удача! Иван Петров, 8 «Б». Мать: Петрова Екатерина Сергеевна. Место работы: ООО «Эдельвейс», бухгалтерия. Бинго!
Теперь нужна легенда. Олеся налила четвертую чашку чаю (кофеин начал действовать как адреналин). «Здравствуйте, Екатерина Сергеевна! Я, Олеся Федоровна, классный руководитель Ивана (хороший мальчик, но с алгеброй… знаете…). Хотела обсудить его успеваемость перед новым учебным годом. Вы не могли бы уделить минутку? Сейчас? Да, я как раз недалеко…»
Ложь? Да. Но ложь во благо правосудия! И потом, Иван Петров ДЕЙСТВИТЕЛЬНО не блещет в алгебре. Почти правда.
Контора «Эдельвейс» оказалась на втором этаже старого здания на Ленина, 15. Вывеска потускневшая, лестница скрипучая. Внутри – стандартный унылый офис: серые перегородки, мерцающие мониторы, запах дешевого кофе и пыли. На ресепшене сидела девушка с нарощенными ресницами, уткнувшись в телефон. На мою робкую «Здравствуйте…» она лениво подняла глаза.
– Вам кого?
– Екатерину Сергеевну Петрову, пожалуйста. Из бухгалтерии. Я… по личному вопросу. Предупредила.
Девушка лениво ткнула пальцем вглубь зала:
– Третий ряд, четвертое место. Только тихо, у них там… – она многозначительно хмыкнула, – атмосфера.
Атмосфера и правда была похоронная. Люди за компьютерами выглядели напряженными, перешептывались, бросали тревожные взгляды на кабинет в углу с табличкой «Директор: Волков С.Д.». Дверь была приоткрыта, оттуда доносился сердитый мужской голос. Я прокралась к указанному месту.
Екатерина Сергеевна оказалась женщиной лет сорока, усталой, с добрыми, но нервными глазами. Увидев учительницу, она на мгновение растерялась.
– Олеся Федоровна? Здравствуйте… Вы… прямо сейчас? Я думала, по телефону…
– Простите за вторжение, – зашептала Олеся, оглядываясь, – я случайно оказалась рядом. Иван… алгебра… знаете, лето, расслабленность, но если поднажать в августе… – Я сыпала школьными терминами, стараясь звучать убедительно, но ее внимание явно было где-то еще. Она кивала, поглядывая на директорский кабинет.
– Да, да, Олеся Федоровна, конечно, поднажмем… – Она понизила голос. – Вы знаете, у нас тут… несчастье. Наша сотрудница, Людмила Семеновна Голубева… вчера погибла.
Олеся старательно сделала шокированное лицо (что было несложно – воспоминания еще свежи).
– Боже мой! Как?!
– Говорят, упала с балкона… – Екатерина Сергеевна перевела дух, ее глаза стали влажными. – Жутко. Она… она была непростая, но… Мы все в шоке. Особенно сейчас… – Она кивнула в сторону кабинета. – Шеф там уже второй час кого-то… допрашивает. Полиция была утром. И налоговая звонила…
– Полиция? – не удержалась Олеся. – Они что, подозревают…?
– Ой, не знаю! – Она испуганно махнула рукой. – Людмила Семеновна вела важные счета… Клиенты… Она всегда все контролировала, бумаги… А тут вдруг… И говорят, у нее дома какие-то документы пропали? Или не пропали? Шеф мечется. Все шишки на нас посыпятся…
– Какие документы? – спросила Олеся, стараясь звучать просто сочувственно.
– Да кто ж их знает! – Екатерина Сергеевна понизила голос до шепота. – Контракты, накладные… С некоторыми нашими… партнерами не все чисто, понимаете? Людмила Семеновна знала слишком много. И любила… копить знания. Про запас. Она многим была… неудобна.
Вот оно! Компромат! Переменная «Эдельвейс» обретала вес. В кабинете директора голос зазвучал громче:
– …не было никаких документов! Ничего! Вы что, не понимаете? Нас всех под микроскопом теперь! Ищите! Переверните все!
Екатерина Сергеевна вздрогнула.
– Олеся Федоровна, простите, мне надо… – Она виновато улыбнулась. – Про Ивана – да, обязательно займемся в августе. Спасибо, что предупредили…
Олесю мягко, но настойчиво выпроводили. У выхода она столкнулась с мужчиной, выходившим из директорского кабинета. Высокий, плотный, в дорогом, но мнущемся костюме. Лицо красное, потное, с выражением злобной беспомощности. Он что-то бормотал себе под нос: «…чертова стерва… даже мертвая пакостит…» Увидев меня, он резко замолчал, бросил колючий взгляд и грузно прошел мимо, воняя дорогим одеколоном и стрессом. Один из «загадочных мужчин»? Шеф? Клиент?
На улице Рыбалко прислонилась к прохладной стене здания, пытаясь переварить услышанное. «Знала слишком много». «Была неудобна». «Документы пропали (или нет?)». «Партнеры не все чисты». Полиция уже тут была. Искали что-то. Волков нервничал. Налоговая на горизонте.
«Не несчастный случай, капитан Петренко, – мысленно обратилась Олеся к скептичному образу следователя. – А очень даже мотивированное устранение неудобного свидетеля или шантажистки. Моя гипотеза "Эдельвейс" получает веские коэффициенты».
Но как доказать? Как найти эти документы? И где кот Барсик? Если Людмила Семеновна что-то прятала дома, кот мог быть свидетелем или… хранителем? Глупость? Возможно. Но в детективах такое бывает.
Олеся решила проверить Марью Ивановну. Осторожно. Она явно что-то знала или боялась. Купила по дороге пакет дешевого корма для кошек – универсальный ключ к сердцам старушек и их питомцев.
Дом. Знакомый подъезд. Лестничная клетка пахла свежей краской (надпись была закрашена тщательнее) и… жареной рыбой. Марья Ивановна явно готовила обед. Олеся поднялась на четвертый этаж, к ее двери. Послушала. За дверью – тишина. Ни телевизора, ни голосов. Постучала. Легко, вежливо.
Тишина. Потом – едва слышные шаги. Остановились у двери. Олеся почувствовала на себе пристальный взгляд через дверной глазок. Ждала. Шаги отошли.
«Не открывает, – констатировал внутренний детектив. – Боится. Или не хочет говорить. Или… ей велели молчать?»
Олеся нагнулась и просунула пакет с кормом под дверь.
– Марья Ивановна? Это Олеся, снизу. Принесла Барсику корма. Бедняжка, наверное, голодный… – сказала она громко и четко.
Ни ответа, ни привета. Только за дверью раздалось тихое мяуканье и шорох – кот явно учуял еду.
«Не хочет контакта. Значит, боится всерьез, – подумала Олеся, спускаясь к себе. – Переменная "Марья Ивановна" пока не решается. Остается "ТСЖ"».
Дома она открыла тетрадь и сделала новые записи:
«Эдельвейс»: Подтверждена версия компромата/шантажа. Документы – ключ? Пропали? Полиция/Налоговая интересуются. Волков С.Д. (директор) – нервный, злой. Клиенты? «Дорогой костюм» (виден) – подозрителен.
Марья Ивановна: Уклоняется от контакта. Боится. Барсик у нее. Статус: Требует терпения и хитрости.
ТСЖ: Где взять информацию? Председатель? Протоколы собраний? Подрядчики?
Мысль о ТСЖ навела на другую. Людмила Семеновна была председателем? Или просто активной врединой? Кто сейчас главный? Нужно идти в офис ТСЖ. Но под каким предлогом? «Здравствуйте, я хочу узнать, не убил ли ваш подрядчик мою соседку?» Не катит.
Олеся вздохнула. Расследование напоминало решение задачи без условия. Только одни вопросы. Но сдаваться было нельзя. Она открыла ноутбук, полезла в интернет, искать сайт нашего ТСЖ «Уютный Дом» (название звучало как злая насмешка). Может, там есть контакты, имена?
Пока грузилась страница (интернет в Зареченске – отдельная песня), услышала шум на лестнице. Голоса. Мужской и… знакомый? Дядя Коля? Он что-то бубнил злобно, а кто-то второй – более низкий, спокойный – его успокаивал. Шаги приближались к Олесиному этажу.
Инстинктивно она притихла, прильнув к глазку.
Дядя Коля, еще более помятый, чем вчера, и с ним… мужчина. Незнакомый. Средних лет. Одет скромно, но аккуратно. Лицо угрюмое, непроницаемое. Тот самый «угрюмый, как кирпич» из рассказов Тети Глаши? Он что-то говорил Дяде Коле тихо, но настойчиво, держа его за локоть. Дядя Коля мотал головой, что-то бормотал в ответ: «…да знаю я… не лезь… сама виновата…»
Они прошли мимо моей двери, не остановившись, и стали подниматься выше. Туда, где жил Дядя Коля.
«Новый игрок, – зафиксировал мозг, а сердце почему-то екнуло. – Или старый? "Угрюмый мужчина" из списка Людмилы Семеновны? Что ему нужно от Дяди Коли? Предупреждение? Запугивание? Или… согласование алиби?»
Олеся осторожно отодвинулась от двери. Уравнение усложнилось. Но появились и новые данные. Первый день самостоятельного расследования закончился. Пока без громких открытий, но с твердым убеждением: Людмилу Семеновну убили. И Олеся знала, в какую сторону копать.
«Завтра, – пообещала она себе, глядя на темнеющее окно, за которым маячил зловещий балкон пятого этажа, – завтра иду на войну с ТСЖ. И с подрядчиками. А пока… пора кормить внутреннего сыщика. Печеньем "Юбилейное". И остатками холодца с поминок. Эх, жизнь детектива-любителя… Не фонтан». Но искорка азарта в груди горела ярче страха. Игра началась.
Глава 5
Вечер. Хрущевка погрузилась в тишину, нарушаемую только мерным тиканьем старых часов на кухне и отдаленным гудением холодильника. На столе перед Олесей царил хаос: тетрадь «Дело Голубевой Л.С. Теорема Рыбалко» была раскрыта на свежей странице, испещренной записями, стрелками и вопросительными знаками. Рядом валялись огрызки карандашей (она грызет их, когда думает – дурная привычка со студенчества), пустая пачка от «Юбилейного» и четвертая чашка холодного чая. Пахло напряжением и пылью.
День принес данные. Много данных. Как сырые цифры в задаче по статистике. Беспорядочные, противоречивые, требующие обработки. Учительский мозг требовал систематизации. Пора было переходить от сбора информации к анализу. От гипотез – к построению модели.
– Итак, Олеся Федоровна, – проговорила Олеся вслух, потому что тишина начала давить, – имеем событие А: Смерть Людмилы Семеновны Голубевы путем падения с балкона 5 этажа. Дату и время знаем. Свидетельство Олеси Ф. Рыбалко: Наблюдала умышленный толчок мужским силуэтом в дверях балкона. Версия капитана Петренко: Несчастный случай (обрушение перил) или самоубийство. Наша задача: Доказать ложность версии Петренко и истинность наличия Х – Убийцы.
Олеся вывела на чистом листе тетради:
Переменные:
Время: ~19:30, 24 июля. Яркий день, закат. Хорошая видимость.
Место: Балкон кв. 52 (над моей). Перила старые, частично погнуты до падения (по моим наблюдениям – грохот).
Жертва (Г): Людмила Семеновна Голубева. Характер – конфликтный, склочный, склонна к шантажу/сбору компромата. Страх смерти – высокий (по Т. Глаше). Мотива к суициду – НЕТ (боялась потерять квартиру, кота, влияние).
Свидетель (Я): Олеся Ф. Рыбалко. Состояние – усталость от жары/тяжелых пакетов, но не помутнение сознания. Видела толчок и силуэт отчетливо. Заинтересованной стороной не являюсь.
Х (Убийца): Мужской силуэт. Высокий, широкоплечий. Мотив? Средства? Возможность? Алиби?
Обстоятельства: Ссора/крики незадолго до падения (слышали соседи, слышала я). Исчезновение кота Барсика (временно у М. Ивановны). Пропажа/поиск документов в «Эдельвейсе». Нервозность директора Волкова. Угрозы в адрес Г со стороны Дяди Коли. Конфликт с блондинкой (Алиной?) из-за наследства. Конфликт с подрядчиками ТСЖ.
Гипотезы Версии Петренко (НС/С):
НС1: Г перевесилась за перила (белье? цветы?), перила не выдержали.
НС2: Г поскользнулась/оступилась на балконе, упала через перила.
С1: Г совершила суицид из-за одиночества/проблем.
С2: Г совершила суицид импульсивно во время ссоры.
Контраргументы (Опираясь на данные и логику):
Против НС1/НС2: На балконе не было белья/цветочных ящиков у края перил (видела сразу после). Перила погнуты. Г была осторожна, боялась высоты (по Т. Глаше: «На балкон лишний раз не выйдет!»). Вероятность случайного падения при аккуратном поведении – низкая.
Против С1/С2: Отсутствие предпосылок к суициду (страх потери имущества, привязанность к коту, любовь к жизни как наблюдению за другими). Отсутствие предсмертной записки (если верить Петренко – не нашли). Импульсивный суицид во время ссоры маловероятен для человека ее склада (скорее накричала бы, пригрозила, но не прыгала). Главное: Наличие свидетеля (меня), видевшего толчок и силуэт. Это ключевое данное, которое Петренко игнорирует, списывая на стресс. Но мой «стресс» начался после падения, а наблюдение было до.
Вывод: Версии НС и С статистически маловероятны и противоречат ключевому свидетельству. Гипотеза УБИЙСТВО имеет значительно более высокую вероятность. Наличие множества врагов и конфликтов у Г подтверждает возможность умышленного деяния.
«Хорошо, – удовлетворенно кивнула Олеся себе. – Аксиома Петренко опровергнута. Теперь переходим к поиску Х».
Она перевернула страницу и нарисовала подобие графа. В центре – «Л.С. Голубева». От нее лучи к блокам:
«Эдельвейс»: Волков (директор, нервный, ищет доки). Клиенты («Дорогой костюм», «Угрюмый»). Мотив: Заткнуть рот, скрыть махинации. Риск: Высокий (полиция/налоги). Средства/Возможность: Есть (доступ в квартиру? Угрозы?).
ТСЖ/Подрядчики: Председатель? (Кто он?). Подрядчик по крыше (Кто? Фирма?). Мотив: Не допустить разоблачения хищений. Риск: Средний (деньги, репутация). Средства/Возможность: Возможно (знали о привычках Г?).
Личные враги: Дядя Коля (мотив сильный – выселение, ненависть). Средства: Физическая сила есть (в пьяном виде?). Алиби? Связь с «Угрюмым»? Блондинка Алина (мотив: наследство? квартира?). Средства: Деньги (нанять?). Алиби? Марья Ивановна? (Свидетель/Пособник? Почему прячется?).
Ее взгляд зацепился за «Угрюмого». Он фигурировал и в «Эдельвейсе» (как возможный клиент), и рядом с Дядей Колей. Связующее звено? Или два разных человека?
«Требуется уточнение данных по «Угрюмому», – записала Олеся. – Описание: Средних лет. Угрюмый. Невзрачный, но не нищий. Спокоен. Физически крепок. Воздействует на Дядю Колю (запугивает? инструктирует?). Возможно, связан с «Эдельвейсом» или ТСЖ».
Следующий шаг – ТСЖ. Нужны имена, факты. Легенда… Легенда! Осенило, как вспышка. Ведь оплачены взносы! И в квитанции за последний месяц была строка: «Доп. взнос на капремонт крыши». Сумма приличная. Идеальный предлог для вопросов!
Олеся нашла квитанцию. Да, вот она: «Капремонт мягкой кровли. Доп. сбор – 3500 руб с кв.» Подпись неразборчивая. Печать ТСЖ «Уютный Дом». Отлично. Завтра нужно сходить выяснить, куда ушли деньги, и при чем тут Людмила Семеновна с ее угрозами «всех разоблачить».
Внезапно в тишине раздался скрежет. Тихий, металлический. Словно кто-то провел чем-то по металлической поверхности. Снаружи. У окна?
Сердце учительницы ёкнуло и замерло. Адреналин ударил в виски. Она замерла, вцепившись в карандаш. Тиканье часов стало громоподобным.
Скрежет повторился. Четче. Ближе. Казалось, прямо за тонкой стеной кухни, у вентиляционной решетки или… у балконной двери? Балкон-то крошечный, но все же…
«Паранойя, Рыбалко, – попыталась успокоить себя. – Кот соседский. Ветер. Мусорка». Но ноги сами понесли ее в темную комнату, к окну, выходящему во двор. Она прижалась к стене, стараясь не попасть в силуэт на фоне света из кухни, и осторожно раздвинула край шторы.
Двор погружался в сумерки. Фонари еще не зажглись. Тени были густыми, зловещими. Возле подъезда, почти под балконом погибшей Людмилы Семеновны, стояла фигура. Мужчина. Курил. Лицо не разглядеть. Но поза… Напряженная. Он не просто курил. Он смотрел. Вверх. На темные окна пятого этажа? Или… ниже? На ее окна?
Сердце забилось чаще. «Угрюмый»? Или «Дорогой костюм» из «Эдельвейса»? Или вовсе чужой? Но что ему нужно тут, в захолустном дворе, в такой час?
Он докурил, швырнул окурок, раздавил его каблуком и не спеша пошел прочь. Не оглядываясь. Но это «не оглядываясь» было слишком демонстративным. Как у ученика, который списал и старается не встречаться глазами с учителем.
Она отступила от окна, дрожа. Не от страха даже. От осознания. Осознания того, что не одна заинтересована в этом деле. Что кто-то еще ходит вокруг да около. Наблюдает. Ищет. Возможно, ищет то же, что и она – пропавшие документы? Или… следит за ней? После ее визитов в «Эдельвейс» и попыток поговорить с Марьей Ивановной?
– Ой, всё, – прошептала Олеся Рыбалко, возвращаясь к столу с тетрадью. – Уравнение только что усложнилось коэффициентом страха. И переменной «Наблюдатель».
Она дописала в тетрадь дрожащей рукой:
«Наблюдатель»: Мужчина. Курил под окнами ~21:30. Смотрел вверх (на кв.52? на мою кв.32?). Демонстративно не оглядывался. Связь с Х? С «Эдельвейсом»? С ТСЖ? Статус: Высокая опасность. Требуется осторожность.
Затем обвела жирным кружком пункт «ТСЖ». Это следующий шаг. Публичное место. Относительно безопасное. И шанс получить конкретику по подрядчикам и деньгам.
Олеся встала, подошла к балконной двери, заперла ее на все замки, хотя знала, что это психологическая защита. Потом задернула все шторы. Маленькая крепость Олеси Рыбалко.
«Ну что ж, господин Х, господин Наблюдатель, – подумала она, гася свет в кухне. – Вы добавили в мое уравнение новую переменную. Страх. Но я вас предупреждаю: я учитель математики. А мы, учителя, – народ упрямый. Мы не сдаемся, пока не доведем решение до конца. И неважно, сколько неизвестных вы подкидываете. Я их все вычислю. Методом исключения, перебором, а если надо – то и методом от противного. Спокойной ночи. Или как там у вас…».
Олеся легла, но сон не шел. Перед глазами стояли: злой Волков, пьяный Дядя Коля, испуганные глаза Екатерины Сергеевны, запертая дверь Марьи Ивановны, угрюмое лицо незнакомца на лестнице и тот силуэт в дверях балкона. И тень Наблюдателя во дворе.
Расследование перестало быть абстрактной «теоремой». Оно стало реальным. Опасным. И безумно увлекательным. Как самая сложная олимпиадная задача. От которой нельзя оторваться, даже когда страшно.
– Завтра ТСЖ, – пообещала она себе в темноте. – И никаких глупостей. Только факты. И осторожность. Очень большая осторожность.
Но внутри уже клокотал азарт сыщика, заглушающий шепот страха. Игра входила в решающую фазу.
Глава 6
Утро началось с тревожного звона в висках и осадка вчерашнего «Наблюдателя» на душе. Она выглянула в окно – двор был безмятежен, залит солнцем. Никаких подозрительных курильщиков. «Паранойя, Рыбалко, – упрекнула она себя, наливая кофе. – Или очень своевременная осторожность?» Вопрос остался открытым.
Первым делом – ТСЖ «Уютный Дом». Она надела свое самое официальное платье (строгое, серое, с меловыми пятнами на локтях, которые не отстирались) и вооружилась квитанцией с пресловутым «доп. взносы на крышу». Легенда была проста: возмущенная плательщица, требующая отчетности. Истинная цель: выведать, кто подрядчик, и чем так достала их Людмила Семеновна.
Офис ТСЖ ютился в полуподвале соседней пятиэтажки. Душно, пахло сыростью, старыми бумагами и… капустным пирогом? За столом, заваленным папками, сидела женщина лет шестидесяти с лицом, на котором навеки застыло выражение глубокой обиды на весь род человеческий. Табличка: «Секретарь: Клавдия Аркадьевна».
– Здравствуйте, – начала Олеся Федоровна бодро, стараясь звучать как Праведный Гражданин. – Мне бы поговорить с председателем ТСЖ. По вопросу дополнительных взносов.
Клавдия Аркадьевна подняла на нее усталые глаза, будто та принесла ей не квитанцию, а повестку в суд.
– Председатель занят. Записаться можно на следующую неделю. Вторник, с 10 до 11. – Она ткнула пальцем в висящий на стене график приема, больше напоминающий расписание апокалипсиса.
– Видите ли, дело срочное, – не сдавалась Олеся, кладя квитанцию перед ней. – Сумма немаленькая. А я, как законопослушный собственник, хочу понимать, куда ушли мои деньги. На какие работы? Кто подрядчик? Когда отчет?
Клавдия Аркадьевна вздохнула так, что задрожали папки на столе.
– Все документы есть. В установленном порядке. На общем собрании утверждали. Вам протоколы не раздавали? – Она посмотрела на Олесю так, будто я требовала секретные чертежи бункера Сталина.
– Нет, не раздавали, – честно призналась Олеся. – И на собрании я не была. Но квитанцию оплатила. Теперь хочу разобраться. Особенно после… после трагедии с Людмилой Семеновной. Она ведь тоже интересовалась расходованием средств, как я понимаю? – Она вбросила крючок.
Лицо Клавдии Аркадьевны исказилось гримасой не то отвращения, не то страха.
– Голубева? – Она фыркнула. – Та еще заноза была! Весь дом извела своими придирками! Про крышу орала, про подъезды, про всё! Документы требовала, сметы, акты! Как будто мы тут воровали! – Она понизила голос, хотя кроме нас в полуподвале никого не было. – Сами понимаете, человек ушел из жизни… Нехорошо говорить… Но нервы она всем потрепала. Особенно Николаю Степановичу.