Там, где не цветëт рамонда

Иса Браус

Там, где не цветëт рамонда

Однажды хранитель ходил по земле…

Пролог

Магритт Янт едва минуло девятнадцать лет, когда её жизнь разделилась на до и после. К этому не было никаких предпосылок. По крайне мере она так думала, будучи всего лишь дочерью кочегара, служившего в Дреннском дворце.

Магритт, которую все в семье ласкового называли Мэй, родилась и выросла в городе Дрен, являвшимся одним из пёстрых лоскутов многонационального покрывала Мирольской империи. Несмотря на то, что семья Янт принадлежала к нейстрицам, которые официально считались национальным меньшинством в государстве, они неплохо ладили с ближайшим окружением, состоявшим по большей части из мирольцев.

Глава семьи Борин Янт всю свою службу был на хорошем счету у смотрителей дворца, хотя они иногда позволяли себе кидать в его адрес не очень терпимые фразы на национальную тему. Отец всё же старался быть выше этого, ибо от его скромного заработка зависела семья. К тому же такую зарплату, как в имперской резиденции, не платили ни одному кочегару во всём Дрене. Его супруга Карол считала, что нейстрицу получить такую работу было просто подарком судьбы. И всё же с годами такая служба превратила Борина в усохшего смугло старика со слабым желанием жизни в янтарных глазах.

Карол Янт занималась домашним хозяйством в домике для прислуги, где проживала вся семья. Порой мать семейства брала заказы от персонала дворца на пошив и ремонт одежды, но этих денег хватало не более, чем на булавки. Даже в зрелом возрасте она, имея острые черты лица, курносый нос да седину в тёмно-русых волосах, привлекала взгляды работяг со всего дворца. Борин порой ревновал супругу, однако Карол отличалась кристальным благочестием и всегда оставалась верна своему любимому мужу. Плодами этой любви стали трое детей: двое сыновей и дочь.

Первенец четы двадцатилетний Габор, конечно, никогда не помышлял сидеть на шеи у родителей, и всё же попытки найти постоянную работу всякий раз терпели крах. Сложно было понять, что являлось тому причина: его происхождение или же взрывной нрав, о котором напоминали шрамы на лице и на теле. В отличие от отца, старший сын не мог молча терпеть пренебрежение к себе и к своему народу. Так что Габор лишь перебивался временными заработками, а иногда подменял отца, когда тот не мог встать с кровати из-за частых болей в спине. Будучи крепким детиной, он не только папе помогал, но и всю тяжелую работу по дому выполнял, а также убедительно побеждал чернорабочих дворца в спорах с помощью “кулачных аргументов”. Карол очень переживала за старшего сына, боясь, что однажды его нрав доведёт до каторги или того хуже.

Второй же сын двенадцатилетний Радо являлся полной противоположностью своего старшего брата. Смышлёный да любопытный малый. Он обожал исследовать окружающий мир и закидывать людей кучей вопросов. Родители, а также брат со сестрой старались утолить его неиссякаемую жажду знаний, однако Борин наедине с женой сокрушался о том, что не имел возможности дать младшему сыну достойное образование, которое он заслуживал. Радо, как и старшие дети, отучился лишь четыре класса мирольской школы для национальных меньшинств. Об имперской гимназии, а уж тем более об университете не могло идти и речи, ибо пересекались три красных флага: национальность, деньги и статус.

Средний ребенок да единственная дочь Магритт помогала матери по хозяйству. Со стороны Мэй была только одна попытка помочь финансово. Однажды отец устроил её на работу горничной во дворец, но Мэй там проработала всего один день. Магритт чуть не подставили, обвинив в краже. К счастью, начальник службы безопасности оказался добросовестным человеком. Виновных быстро нашли, однако Мэй всё же уволили, объясняя это тем, что в следующий раз ей могло бы не повезти. Будущее Магритт было неопределённым, но всё же она старалась мыслить оптимистично. Карол вместе с дочерью часто выбиралась в город. Каждая в таком променаде видела разную цель. Мэй искала среди модисток работу, а матушка водила дочь по Нейстрийскому кварталу в надежде найти жениха. Карол считала, что Магритт, в отличии от неё самой, повезло иметь красоту с мягкими чертами лица и янтарными глазами, как у Борина, а также с тёмными волосами от матери. Несмотря на это, дочь простого кочегара, который к тому же работал на верхушку мирольской элиты, была сомнительной партией даже для нейстрица из простонародья.

Забот для семьи Янт хватало достаточно. Карол и её дети были так увлечены грядущими планами, что не замечали того, что происходило вокруг…

В тот роковой день Магритт, как и вся её семья, проснулась раньше обычно. На то были две причины: всеобщая и личная для самой Мэй.

Весь Дреннский дворец гудел словно улей. Всё кипела в работах перед приездом мирольского кронпринца Тибо, которого сопровождали супруга Селин, а также их дети принц Кармин и принц Доран.

Не только этот шум разбудил Магритт, но и ноющая боль в затылке, словно весь сон прошёл на кирпичах. И как она бы не ворочалась, всё равно легче не становилось. Оставалось только идти навстречу к следующему дню. Едва Мэй встала, как она тут же почувствовала на своей коже волну мурашек, при этом во дворе стояла летняя жара. Тяжело выдохнув, Магритт подошла к шкафу, откуда достала сорочку, панталоны, корсет, нижнюю юбку и повседневное светло-голубое платье. Самочувствие оставалось прежним. При затягивании корсета Мэй казалось, что воздух едва доходил до её носа и рта, хотя она всё делал как обычно. Пришлось даже ослабить шнуровку, чтобы можно было нормально дышать. Дрожь же никуда не делалась, даже когда Мэй надела шерстяное платье. Такое уже было не в первый и даже не во второй день. Периодически приходило облегчение, однако потом всё возвращалось назад.

– Mej, zhato ele vorala? (Мэй, ты уже проснулась?) – с первого этажа раздался вопрос матери на родном нейстрийском языке.

– Jo, lala! (Да, мама!) – ответила дочь, закончив заплетать косу.

Когда Магритт спустилась на кухню, Карол уже подала завтрак супругу и сыновьям.

– Doro norat! (Доброе утро!) – едва слышно поздоровалась Мэй, сев за стол.

Карол тут же спросила о состояние дочери, на что Мэй лишь прижала пальцы к виску, по которому болезненно пульсировала кровь. Родители насторожено переглянулись.

– Tata, lala, sha olemon rada? (Папа, мама, что-то случилось?) – спросил Радо.

– Savo olomar dorir, tinos! (Всё хорошо, сын!) – улыбнулась Карол, но в её взгляде было нечто тревожное.

Тем временем шум во дворе стал громче, что ещё сильнее начало раздражать Габора. Мэй казалось, что её старший брат был близок к тому, чтобы взять граммофон, стоящий в гостиной, и бросить его через окно в суетливую толпу. К счастью, грозного материнского взгляда хватило на то, чтобы все агрессивные намерения не вышли за пределы его головы.

– Mirolire atapanir! (Мирольские оккупанты!) – всё, что смогла выдавить сдержанная злоба Габора.

Мать тут же на него шикнула. Габору было сложно скрывать неприязнь к мирольцам, хотя на момент его рождения Дрен давно являлся частью Мирольской империи. На фоне важного имперского визита Радо решился спросить семью о том, почему Дрен, большая часть населения которого состояла из нейстрийцев, не может присоединиться к Королевству Нейстрия, на что Габор с большим удовольствием собирался выдать большую гневную тираду про оккупантов. Пока Карол пыталась пресечь политические беседы сыновей, Мэй обратила внимание на то, что отец казался более молчаливым, чем обычно. Ей стало тревожно от мысли, что у него усугубились проблемы со здоровьем. Мэй робко взяла отца за руку, на что Борин лишь слабо улыбался дочери в ответ на её беспокойство.

Волнение стало более сильным, когда отец перед уходом на работу подозвал к себе Магритт.

– Mej, savo olomar sinotir… (Мэй, все эти симптомы…) – Борин заботливо положил руки на плечи дочери, и она чувствовала в них лёгкую дрожь. – Tene bana Gerta hamala olomar sinotir… Vere vorente charale sagala. (Твоя бабушка Герта имела эти симптомы… Перед пробуждение магического потенциала.)

Помотав головой, Магритт прыснула. Родители ранее опасались этого, когда она и Габор были детьми. Как правило магический потенциал пробуждался не позднее шестнадцати лет. Мать с отцом успокоились, когда Мэй, как и её старший брат, перешла этот порог. Они старались не думать об этом вплоть до переходного возраста Радо, однако недомогание дочери заставили занервничать намного раньше. Магритт же считала себя слишком старой для магии. Она не сомневалась, что на её самочувствие влияли скачки давления. Мэй хотела в это верить. Борин не стал разубеждать дочь, а просто крепко обнял её. От этих объятий исходило сильное напряжение, но Мэй тогда казалось, что отец просто переживал за неё.

– Zha oten volam tanas! (Я очень люблю вас!) – едва слышно прошептал Борин.

Магритт попыталась понять, что происходит, но отец лишь на прощание поцеловал дочь в лоб. Она не хотела так заканчивать разговор, но Борин, ускорив шаг, как обычно, пошёл к подвальным помещениям дворца на работу в котельную. Мэй долго смотрела ему в след, думая над тем, что вечером она всё-таки заставит его поговорить с ней.

К счастью или к сожалению, волнение с недомоганием никак не могли скорректировать распорядок текущего дня. Удостоверившись, что матушке в ближайшие часы помощь не понадобится, Магритт отправилась во дворцовую прачечную по ранней договорённости с дочкой повара Эйммой. Когда юная блондинка сквозь пар смогла разглядеть свою сверстницу, она помахала ей рукой.

– Доброе утро, нана Мэй! – с улыбкой поздоровалась миролька на союзном языке. – Ещё раз благодарю за помощь!

– И тебе того же, нана Эймма! – также вежливо поздоровалась нейстрийка на государственном языке. – Я рада тебе помочь!

В четыре руки разобраться с горой грязного белья было куда сподручнее, особенно когда стирка сопровождалась приятным девичьим щебетанием. Приезд семьи кронпринца ожидался в любой момент, и естественно они не могли не стать главной темой для сплетен. А когда Эймма говорила о принце Кармине, которые был девицам одногодкой, дочка повара не могла сдержать мечтательную улыбку. Конечно, скорее, давно вымершие, феи и драконы воскреснут, чем случиться такой наглый мезальянс, но всё же мечтать не вредно.

– Эх, какой же принц Кармин красивый! – романтичные вздохи Эйммы смешивались с жарким паром. – Ты только не смейся, нана Мэй, но открытка, где он изображён вместе с императором Франценом и кронпринцем Тибо, уже вся красная от поцелуев.

– О, ito olemon passmora! (О, вот это страсть!) – почувствовав смущение подруги, Мэй более сдержано перешла на союзный язык. – Нет, я не смеюсь над тобой! Как говорит моя lala: нет ничего плохого в безобидных романтических фантазиях.

Закончив со стиркой, подруги вышли во двор, чтобы развесить бельё. В это время Габор колол дрова для печи. Заметив сестру вместе с дочкой повара, он отложил топор в сторону и достал из кармана брюк папироску вместе с коробкой спичек. Эймма чувствовала на себе его взгляд, отчего ей становилось более неловко. Юная миролька то и дело смотрела то на бельё, то на Мэй, от чего самой нейстрийке также становилось не по себе. С каждой затяжкой Габор испускал густую струю дыма, как будто надеясь так скрыть свой взор. С каждой затяжкой его сердце билось быстрее. Когда постиранное бельё было развешано, Эймма ещё раз поблагодарила подругу за помощь и поспешила скрыться от пристального взгляда. Магритт же подошла к брату, отчеканивая в каждом шаге своё недовольство.

– Temi izgubon sorama, Gabi! (Ты стыд потерял, Габи!) – по пути сестра успела покраснеть от возмущения.

– Mej, lisha zha soheron zar te. (Мэй, я только за тобой приглядываю.) – он продолжал курить, испуская струю густого дыма уже в сторону.

– Jo, nari! (Да, конечно!) – саркастически буркнула Магритт.

– Dasta navika! (Хватит намёков!) – рявкнул Габор, а потом прошептал, когда тушил папиросу. – Nejstrion i mirolala bre kana di hamaju brare ueda! (Нейстриец и миролька не могут иметь брачного союза!)

Затем раздражение Габора перекинулось на новый объект, посмевшего крикнуть: “Что ты такая обеспокоена, нани Карол? Тебе защита не нужна?” Нани Янт, подметавшая у входа в дом, уже давно перестала реагировать на подобные выкрики. В отличии от старшего сына, который тут же поспешил к ней. Магритт побежала следом.

– Нант Крид, – с пренебрежением процедил Габор, обращаясь к дворнику, посмевшего бросить намёки его матери. – Думаю, это вам может понадобиться защита!

– Габи! – мягко, но строго осадила Карол старшего сына, а затем более сдержано обратилась к нанту. – Как видите, нант Крид, мне защитников хватает.

Плюнув на землю, дворник вернулся к своим обязанностям. Карол снова взглянула на Габора. Одного этого хватила матери, чтобы напомнить сыну о прерванной колке дров.

В этот момент весь Дреннский дворец оглушило музыкальное многоголосие труб. Настал час высоких гостей. И даже эти звуки не могли заглушить голос Эйммы.

– Нана Мэй, они приехали! – подбежав к подруге, она схватила её под руку. – Нани Карол, вы ведь позволите?

Нани Янт молча кивнула. Подружки побежали к смотровой вышке, со смотрителем которой Эймма ранее успела договориться. К ним по пути присоединился Радо, мечтавший увидеть императорскую кронсемью в живую. У входа Мэй остановилась, снова почувствовав прилив крови к голове. На мгновение обстановка вокруг размылась. Когда младший брат робко дотронулся до руки сестры, он почувствовал слабый разряд электричества, из-за чего тут же отпрянул.

– Что вы там застряли? – находясь уже наверху, спросила Эймма.

– А мы… – начал было Радо.

– Бежим уже! – перебила Мэй, схватив брата под руку.

Когда они поднялись наверх, Эймма уже кокетничала с молодым смотрителем. Брат и сестра ехидно переглянулись, после чего Магритт тихим кашлем прервала этот невинный флирт. Смущённый смотритель подозвал всех к окну.

Имперское авто без крыши, охраняемая солдатами из мирольской конной гвардии, прибыло к парадному двору. Когда кронпринц Тибо показался народу, то даже с высоты можно было разглядеть недовольство в его глазах и в первых морщинах. Затем из авто вышли кронпринцесса и двое младших принцев. В их нервозных движениях читалось смятение.

Наблюдая за ними, Мэй чувствовала, как головная боль становилась сильнее, а в кончиках пальцев проступила неконтролируемая дрожь. Чтобы пережить эти ощущение, она сильнее сосредоточилась на торжественной процессии.

Навстречу кронпринцу вышел губернатор Дрена. Он уже было начал елейную приветственную речь, как кронпринц Тибо резко прервал его: “Нант губернатор, я приехал в Дрен с дружественным визитом, а в нас кто-то бросил бомбу! Это возмутительно!” После такого громкого заявления настала пауза, которая с тяжестью упала в пятки окружающих.

Эймма удивлённо переглянулась со смотрителем, после чего они обратили свой взор на брата и сестру Янт. Ничего не понимая, Радо повернулся к Магритт, однако она по-прежнему не отрывала глаз от окна.

Тем временем кронпринцесса Селин что-то прошептала на ухо супругу, и тот немного промедлив сказал губернатору: “Теперь можете говорить свою речь!” Подождав секунду, когда кронпринц успокоится, губернатор взял слово. Однако никто приветствие уже не слушал, ибо обитатели дворца пытались переварить услышанное. После того, как кронсемья вошла во дворец, смотреть уже было не на что.

Едва Эймма вместе с братом и сестрой Янт покинули вышку, как они тут же стали свидетелями массового перешёптывания. Мэй не обращала внимание на это, лишь думая о том, как от боли не потерять равновесие при ходьбе. А вот Радо, в отличие от сестры, мог расслушать тревожные слова на подобии: “Не уж то нейстрийские бандиты?”

– Эймма! – выкрикнул повар, подбежав к ребятам.

– Папенька, что случилось? – удивилась она.

      Повар кинул пренебрежительный взгляд на брата и сестру, а затем, ничего не объясняя, схватил Эймму за руку и увёл за собой. В этот момент Радо показалось, что он один окружён испуганными перешептываниями, пока его старшая сестра ментально прибывала где угодно, но только не с ним. Он не понимал в силу возраста, почему его семью мажут тем же цветом, что и тех, кто покусился на кронпринца. В этот момент хотелось только одного: убежать. Радо взял Мэй за руку и поспешил домой. Карол встретила детей на пороге.

– Lala, temi chulala… (Мама, ты слышала…) – начал было Радо.

– Jo, tinos! (Да, сын!) – мать взволновано его поцеловала в макушку.

Затем Карол обратила внимание на Магритт. Всё стало ясно без слов. Мэй отвели в её комнату. Когда мать укладывала дочь на кровать, она ощутила жар от неё. Из-за головной боли мысли в голове Магритт путались. Она едва могла уловить причитание Карол, которая носилась вокруг неё с жаропонижающим. Не могла разобрать ругань Габора, который на первом этаже спорил с Радо. Всё Мэй казалось мутным и приглушённым. Веки медленно тяжелели, дыхание становилось более ровным, сознание начало находить покой во сне. Тогда Магритт казалось, что после пробуждение будет немного легче…

Резкий, противный громкий звук похожий на гром вырвал из сна. Дыхание снова стало нервным, однако головная боль уже не ощущалось на его фоне. Едва Магритт открыла глаза, как её чуть не ослепило яркое зарево из окна. Найдя силы встать с кровати, она на шатающихся ногах подошла поближе. Увиденное ей казалось сном. Мэй закрыла лицо руками и пробубнила себе под нос, надеясь на смену картины. Однако это не помогло. Открыв глаза, Магритт снова увидела, как в адском ярком пламени горел Дреннский дворец. Теперь все мысли были только об одном. Выбежав из комнаты, Мэй столкнулась с Радо. Попытка остановить сестру провалилась сразу, и та вышла из дома, резко затормозив на пороге, когда увидела, как нервная Карол бегала от одного обитателя дворца к другому с одним вопросом: “Вы видели моего мужа?” Габор же охранял её от агрессии и пытался успокоить, когда надежда с каждой минутой таяла на глазах. Все бегали по двору, сходя с ума от яркого огненного света, запаха гари и неизвестности от судьбы близких. Всё это, а также паническое многоголосье превратилось в ту силу, которая крепко держало Магритт за ноги, заставляя стоять на месте.

– Radо… – едва слышно прошептала Мэй, когда почувствовала прикосновение брата к своей руке. – Sha olemon rada? (Что случилось?)

Это стало первой катастрофической новостью. Ко всеобщему ужасу приёмный зал, а также ближайшие комнаты со всех этажей были взорваны. Обитателям дворца казалось, что они стали свидетелями конца света. К ужасу семьи Янт этот взрыв произошёл в той части резиденции, где находилась котельная, а Борина во дворе никто не мог найти. Сначала обитатели дворца пытались своими силами потушить пожар, однако пламя оказалось слишком сильным. Старшему смотрителю пришлось даже вызвать из местного управление нескольких магов, которые с помощью водных и воздушных заклинаний к закату смогли погасить огонь.

Вторая катастрофическая новость заключалась в том, что в обгоревшем зале были найдены останки кронпринца Тибо, кронпринцессы Селин, принцев Кармина и Дорана, губернатора Дрена, а также прислуги и охранников, которые находились рядом во время взрыва. После этих новостей паника переросла в истерию, ибо у многих имелось представление о том, кто мог такое совершить…

А когда стемнело, имперские полицаи прибыли к семье Янт, чтобы сообщить третью катастрофическую новость. В котельной были найдены не только останки Борина, но и большое количество следов взрывчатки.

– Нет, это не правда! – кричала Карол.

– То есть, нани Янт, – всё так же спокойно, даже бездушно, вёл допрос один из полицаев. – Я правильно понял, что ваш муж не посвящал вас в свои планы?

– Мой муж и мухи бы не обидел! – агрессия безутешной жены нарастала, – Он бы никогда такое не совершил!

– Похоже, что решился… – стражи правопорядка оказались беспощадны.

– Да, как вы смеете, псы оккупантские! – сорвался Габор, – Мы для вас не козлы отпущения!

Его пыл полицаи тут же попытались погасить ударом кулаком по лицу. Шокированная Магритт наблюдала за криками матери да ответными атаками старшего брата, а также за тем, как младший безуспешно призывал к миру. По телу снова прошла дрожь и вместе с ней кое-что ещё. Тяжелое мощное чувство с пяток пробиралось вверх по телу, пока оно не достигло горло.

– Хватит! – с этим пронзительным криком внутри Мэй окончательно пробудилась сила.

Она проявилась в виде силового поля, разбросавшего вещи и разбившего окна на этаже… Воцарилась тишина… Все замерли на мгновение, пытаясь понять, что только что произошло. Карол прижала руку к груди, когда поняла, что опасения её и покойного супруга сбылись. А затем произошедшее дошло и до имперских стражей правопорядка.

– Нигде не указано, что в семье есть люди с магическим потенциалом. – сообщил полицай своим коллегам.

– Нани Янт, – гневливо спросил полицай, ведший допрос. – Вы почему не зарегистрировали свою дочь? Или вы думаете, что раз вы нейстрицы, то и законы соблюдать не нужно на земле, которая вас кормит?

Карол словно потеряла дар речи. На помощь пришёл Радо, который сказал, что за сестрой ранее подобное не замечалось. Это подтвердила и Магритт одним робким кивком.

– Ясно!.. Что ж с вас довольно! – затем дознаватель обратился к Мэй. – А вы, нана Янт, собирайте вещи!

– Что? Зачем это? – запаниковала Карол.

– Нани Янт, если вы не помните имперских законов, то я вам напомню! – полицай не сбавлял тона. – Поданные с магическим потенциалом обязаны быть зарегистрированы в особом имперском отделе.

– Идите к чёрту, мирольские оккупанты! – агрессия в Габоре заиграла с новой силой. – Она никуда с вами не пойдёт!

– Bret, Gabor! (Нет, Габор!) – Карол попыталась остановить старшего сына, но было уже поздно.

– Raj, Mej! (Беги, Мэй!) – закричал Габи прежде, чем накинуться на стражей правопорядка.

Однако Магритт парализовало то ли от страха, то ли от произошедшего. В глазах словно потемнело, а звуки замолкли. Разум продолжал отрицать, что у неё открылся магический потенциал, несмотря на произошедшее. В голове продолжала витать мысль о том, что она всего лишь дочь кочегара, пускай его мать и обладала магической силой. Мэй хотела это отрицать до последнего.

Эту иллюзию разрушил звук выстрела с криком Карол. Когда же Мэй пришла в себя, она увидела Габора, который схватился за грудь из-за пулевого ранения. Полицай, сделавший выстрел, продолжал держать его на мушке.

– Bret! (Нет!) – нани Янт кинулась к раненому сыну, едва успев его поймать.

Она села вместе с ним на пол, в панике придерживая сильно кровоточащую рану. От боли Габор потерял дар речи. На его лицо падали материнские слёзы, а до ушей доходили ободряющие слова на родном языке. Полицаи же в шоке переглядывались. Мэй подбежала к старшему брату. Гладя его по голове, она умоляла держаться. Раненый Габи, который в силах был издавать лишь хрипы, смотря на сестру, пальцем указывал на входную дверь, но она понимала, что бежать бесполезно.

– Умоляю, нанты полицаи! – взмолилась Магритт, – Я поеду с вами, только не дайте ему умереть!

– Нана Янт, вы не в том положении, чтобы ставить условие. – речь дознавателя стала более сдержанной, – Собирайте вещи!

Затем страж правопорядка кивнул своему коллеге, и тот на повышенном тоне обратился к Радо: “Что уставился, нейстрийский щенок? Беги за врачом!” Младший брат тут же пришёл в себя. Он выбежал из дома, едва не споткнувшись по пути.

– Вы оглохли, нана Янт, или забыли союзный язык? – нетерпеливо спросил дознаватель, – Я сказал: собирайте вещи!

В дело подключился коллега, который отвёл Магритт до её комнаты. Под его контролем, а также под хрипы старшего брата и причитания мамы, Мэй начала собирать вещи в свой единственный чемодан.

***

Поздно ночью в дренноском имперском департаменте никому не было до сна. Убийство императорской наследной семьи никому не позволяло этого. В этой нервотрёпке в шестое отделение, который отвечал за контроль поданных с магическим потенциалом, поступила Магритт Янт. Растрёпанная, бледная и с опухшими от слёз глазами. Чиновники департамента, повидавшее всякое за свою службу, уже давно таким видом нельзя было удивить. Усадив Магритт за стол, инспектор начал составлять её анкету. Стандартные данные: имя с фамилией, дата рождения, национальность и наличие родственников с магическим потенциалом. Мэй отвечала едва слышно, и инспектор не оказывал давление. Каждое слово эхом отзывалось на клавишах печатной машинки. Затем было фотографирование. Мэй провели в комнату, на стене которой была расчерчена ростовая линейка. Нейстрийку поставили спиной к ней, дав в руки доску с расчерченными мелом данные. Краткая огненная вспышка в руках фотографа, и лицо Магритт запечатлелось в анфас. Вторая такая, и сохранилось изображение в профиль.